Всё человеческое.

Саша любила зиму, когда всё белое, солнце скрыто за облаками, а на улицу нужно выходить в шубке, шапке и перчатках. Потому ей очень не понравилось, что из зимы её вырвали в весну, да ещё и возмутительно тёплую, каких в природе не бывает. По крайней мере, ранняя весна тёплой быть не может, это противоестественно. Александра старательно думала о весне, хотя её главной проблемой был и оставался тот факт, что она проснулась не в своей комнате. И не в своём городе. И даже не в своём теле. Щипать себя за разные части тела она не стала. Это глупо, а кроме того, если бы это на самом деле был сон, он был бы куда интереснее, а тут она просто сидит на кровати и пялится в окно. А за окном - сад. А в саду - деревья с распускающимися листьями. И всё. Ничего интересного, даже дождя нет. Иными словами, она не спит. Она в чужом теле. Или сошла с ума, что маловероятно, ведь галлюцинации должны быть гораздо интереснее. Александра проснулась не более пятнадцати минут назад, но уже пришла к нескольким очень интересным выводам, о которых авторы фантастики деликатно умалчивали или вовсе забывали. Пункт первый: если ты оказался в теле противоположного пола и других габаритов, то ты в первые минуты просто не можешь сообразить, как двигать конечностями, как ходить, как глотать, как будто ты учишься плавать или ездить на велосипеде. Александра умела и плавать, и водить велосипед, и даже ездить верхом, а потому первый квест выполнила с честью - встала и посмотрелась в зеркало. Второй пункт: внешность и голос. Смотрясь в зеркало, мы ожидаем увидеть себя. И потому Саше не очень-то понравилось, что вместо симпатичной девушки в зеркале отразился чуть менее симпатичный юноша, который, впрочем, казался смутно знакомым. Серые глаза вместо каре-зелёных (терпимо), волосы какого-то непонятного серого цвета (её волосы тоже были непонятного цвета, но имели совесть маскироваться под тёмно-каштановые), губы пухлее (отвратительно), общий вид несколько придурковатый (привычно). Методом долгих размышлений она, наконец, определила свою новую личность. Для этого она порылась в своих вещах, выглянула в окно, припомнила всю прочитанную фантастику и много-много иллюстраций к романам. Итак, теперь её зовут Ричард. Ричард Окделл. Третий пункт: паника. В самом деле, Ричарда Окделла неоднократно называли идиотом что в тексте, что в обсуждениях, но он был куда лучше приспособлен к жизни в Талиге, чем она. Он умел фехтовать - хотя бы держать в руках шпагу, а она первый и последний раз держала в руках меч, пусть и деревянный, в четырнадцать лет. Он был аристократом, пусть и бедным, а её воспитывали в лучших традициях интеллигенции. Он знал придворный этикет, явно знал, а она оценивала окружающих исходя из их возраста и личных качеств. Словом, её местом был двадцать первый век, в крайнем случае двадцатый, но никак не семнадцатый-восемнадцатый, как здесь. Четвёртое, самое неприятное: физиология. От тревожных мыслей её отвлекли нужды тела, и пришлось искать вещь, о которой многоуважаемая Камша как-то не очень распространялась - ночную вазу. К счастью, Саша не прогуливала уроки биологии и неплохо знала анатомию (а некогда ухаживала за больным дедушкой), поэтому пусть не сразу, пусть смущаясь с непривычки, но решила проблему, задвинула вазу обратно под кровать и продолжила размышлять. К счастью, маленькая победа приободрила её, и паника прошла. Но ей на смену пришёл извечный вопрос: что делать? Что делать? Александре страшно даже открыть дверь в коридор, а ведь придут слуги, придёт Алва, со дня на день они поедут во дворец, и придётся разговаривать с людьми, которых она никогда не видела и надеялась, что никогда не увидит, а они будут смотреть на неё и делать выводы. А если...а если она не сможет выдать себя за Ричарда, её ведь и на костре сжечь могут! Как вы уже поняли, был пятый пункт: не все попаданцы обладают достаточной наглостью, смелостью и хитростью, чтобы изображать из себя другого человека. С другой стороны, про героев писать приятнее. А зачем писать про Александру? Как бы ей не хотелось себе польстить, истина заключалась в том, что она не была героем. Ричард был куда больше похож на героя, чем она. А все её скудные способности и таланты в Кэртиане бесполезны. Но тоскливые мысли вновь прервала нужда тела. Тело хотело есть. Желательно - быстро и много. Александра пришла к выводу, что лучше всего поступить в соответствии с собственными желаниями - и начала одеваться. Шестой вывод: прежде чем отправляться в другой мир, убедитесь, что сможете самостоятельно одеться. Штаны на тесёмках и чулки на подвязках раньше не входили в её повседневный гардероб, поэтому несколько минут она сосредоточенно вязала узлы и думала, где же в доме может быть кухня и найдётся ли там хотя бы булочка. А потом глубоко и тяжело вздохнула, протянула руку и открыла дверь. Делать ей всё равно больше нечего, так хоть поест. Последующие пять минут она уверенно отнесла к худшим минутам своей жизни. А ведь в ней были и проваленные экзамены, и выволочки учителей, и издевательства одноклассников. Но там она, по крайней мере, знала, что всё закончится с приходом домой. А теперь она совершенно одна, в чужом доме, на неё смотрят, она не знает дорогу, она не может ни у кого её узнать, потому что язык не слушается. Если бы не слабость тела, притупившая выражение эмоций, она бы разревелась. Нет, Саша ещё будет плакать, и не раз, но позже, вечером, а сейчас она может сделать вид, что всё в порядке и она просто осматривает особняк. А кухню она всё-так нашла. По запаху, наверное. Кухарка, к счастью, не стала ничего спрашивать, а всплеснула руками, немедленно усадила Александру за небольшой столик и поставила на огонь молоко. Свежая булочка несколько примирила Сашу с действительностью, а после чашки горячего молока она даже почувствовала, что снова может говорить. Но слышать чужой голос ей пока не хочется. Подумать только, а ведь ещё вчера она любила петь... "Любила и люблю!" Съев до последней крошки всё, что ей предложила добросердечная кухарка, Саша повеселела и сама убрала со стола, не обращая ни малейшего внимания на смущённые причитания кэналлийки. Александру воспитывали. Она должна быть полезной. К тому же, лучше не настраивать против себя местных, кто знает, может, она здесь задержится. Точнее, он задержится. Её тайное (на самом деле нет) желание сбылось, теперь она - он. Александр. То есть, Ричард Окделл, но это близко! Она всегда думала, что они с Диком похожи. Иногда даже представляла, каково было бы ей на его месте. Но кто же знал, что ей предстоит выяснить это опытным путём? Побаливает его шрам. Вернуться в постель? Или прогуляться по саду, оттянуть момент осознания собственного положения? Да, в сад. Подышит свежим воздухом, посидит в тенёчке. Поговорит сама с собой. Может, получится что-нибудь спеть? Пока Алвы нет. Ох, Алва... Не влюбиться бы. Впрочем, в прежнем теле ей нравились рыжие, а раз нравились, значит, будут нравиться и дальше. Она ведь не Окделл, она лучше, она должна быть лучше, иначе погибнет его смертью и погубит этот мир. Или не погубит, но всё равно будет плохо. А значит, нужно быть с Алвой повежливее. Кто знает, что у него на уме? Вдруг раскроет, потом будет очень тяжело объяснять ему происходящее. А если он ещё и догадается, что она - именно что "она"? Ей и в двадцать первом веке осточертело слышать "ну ты же девочка!", а уж здесь-то... "Ничего. Будет тяжело, но я как-нибудь выкручусь. Постараюсь. Буду Ричардом Окделлом, провинциальным придурком, и Люди Чести проклянут тот день, когда решили включить меня в свои планы. Хочу шоколадку".