До свадьбы

Изабель не может понять, почему ее тянет к этой блондинке. То ли из-за упрямства брата, который решил стать великомучеником семьи Лайтвуд в едином лице, то ли из-за того, что устала обжигаться не теми мужчинами в собственной постели. Невеста Алека полная ее противоположность настолько, что это вызывает оскомину и хочется вывернуть ее наизнанку, проникнуть под кожу так глубоко, чтобы понять, как работает этот отлаженный правильностью, честью и долгом живой механизм по имени Лидия Бранвелл. В прошлом у каждого нефилима скрыто нечто, что делает его по-своему уникальным и одновременно лишает его стать возможности быть идеальным по меркам общества. Все в курсе про смерть жениха Лидии, все знают, что после произошедшего та зареклась кого-либо подпускать настолько близко, чтобы проникнуть в ее сердце и душу. Вот только Изабель не верила в сломанных кукол с отсутствующим чувством необходимости быть рядом с кем-то, кто может подарить хотя бы на краткий миг ощущение настоящей жизни, а не жалкую пародию на существование без всяких эмоций. Не верила, потому что сама была такой же, вот и прыгала из объятий одного парня к другому, пытаясь отыскать правильное «свое», чтобы не чувствовать себя лишней в этом мире. Оставалось загадкой, почему Бранвелл согласилась стать женой Алека: он был хорошей партией, но определенно не подходил под определение «герой романа Лидии Бранвелл». Он был другим по своей натуре, и это понимали все вокруг, даже сама Лидия. Изабель читала в ее глазах обреченное смирение. Наверное, именно поэтому она осталась после мнимого девичника, как назвала их посиделки в исключительно женской компании Клэри, потягивая вино и рассматривая свадебное платье. Терпкость ягод дразнила расслабившееся тело вседозволенностью. Изабель чувствовала нутром, что Лидия хочет попросить ее уйти, но не знает, как сказать об этом, чтобы не обидеть будущую золовку. Нарочито медленно откинувшись на спинку софы, Изабель склонила голову набок: — Зачем тебе все это? — Знаю, ты против этого брака, но решение принял сам Алек… — Я знаю, почему это делает Алек, — проговорила Изабель, допивая вино и ставя пустой бокал на столик, — но не знаю, почему ты согласилась стать его женой. Лидия отвела взгляд и сложила руки на груди, поглаживая пальцами плечо. — Так будет правильно. Это настолько явная, но в то же время искренняя ложь, что Изабель засмеялась, поднимаясь на ноги и подходя вплотную, чтобы заглянуть в настороженно-испуганные голубые глаза. В них целая гамма эмоций — страх, нежелание объясняться, недоверие, боль и самое, самое значимое — усталость. Изабель понимает, правда понимает, отчего к горлу подкатывает тошнота: будучи настолько разными внешне, у них практически одинаковая пустота внутри. — Ты когда-нибудь была честна с самой собой? — тихо, практически шепотом спросила Изабель, сдерживая собственный порыв прикоснуться к напряженной Лидии. — Разве смерть любимого человека не настолько сильное событие, чтобы понять, насколько ценна собственная жизнь? Ты хочешь поступить правильно? Только кому это надо? Обществу, которое перемалывает всех и каждого во имя своих целей? Или тем нефилимам, которые решили, что одной жизнью больше, одной меньше — какая, к демонам, разница? Ты действительно хочешь прожить жизнь, чтобы все вокруг считали тебя идеальной, хотя внутри тебя ничего нет? Когда внутри пустота, а с каждым мгновением, проведенным наедине с собой, она все больше умерщвляет тебя? Ты настолько мазохистка, Лидия? Изабель сорвалась на крик, но ей не стыдно. Наконец-то она выплеснула собственному отражению в другом нефилиме то, что занимало ее голову и ело душу с самого момента, как она поняла, насколько сильно ей не хватает рядом по-настоящему близкого человека, родственной души. Парабатай. Как у Алека с Джейсом, например. Они были друг у друга, а она осталась одна, переживая все в одиночку. И ничто не могло ей помочь, потому что, поселившись однажды, одиночество не отпускает тебя уже никогда. Это аксиома, которую она вывела, теперь реализовывалась на ее глазах, чего она категорически не хотела. — Не знаю, о чем ты говоришь… — старательно держа лицо, хотя выражение отстраненности шло трещинами понимания, начала Лидия, но прервалась, когда Изабель просто коснулась губами ее щеки. Осторожно, мягко и без всякого контекста. — Если это такой изощренный план разрушить свадьбу, это очень жестоко и подло с твоей стороны. Изабель не ответила, просто поцеловала еще раз, поглаживая подушечками пальцев щеку и шею, вкладывая в поцелуй всю нежность, на которую была только способна. Лидия все больше расслаблялась под ее руками, неуверенно, будто боясь насмешки и отторжения, в ответ коснулась талии и спины Изабель. Они обе, кажется, дрожали, переживая накатывающие волны облегчения, смешанного с возбуждением: очутиться в объятиях того, кто действительно понимает твое состояние было похоже на глоток свежего воздуха. И их выламывало из привычных рамок условностей и реакций на близость. — Не оставляй меня, — выдохнула Лидия и потянула с собственных плеч трикотажные лямки платья. — Прошу тебя, не оставляй! В ее голубых глазах плескался шторм отчаянной потребности, необходимости быть рядом и чувствовать, что есть крепкое тело, способное не дать захлебнуться в собственных мыслях. Изабель знала это чувство, примерно то же самое она испытывала, ложась в чужие постели, чтобы не сойти с ума от собственного голоса в голове, кричащего, что она слаба и ничтожна. Злость на то, что их общая слабость имела такую власть над ними обеими, каленым железом прошлась по нервным окончаниям, и Изабель, резко избавившись от собственной одежды, прижалась к Лидии, давая ощутить, что одиночество им не страшно, ведь они вместе. И плевать, что это поможет ненадолго — главное, этот самый момент, когда не имеет значения ничего, кроме происходящего в этой постели. Изабель жадно кусает губы Лидии, ласкает пальцами клитор и сходит с ума от ее стонов. Ей хочется большего, она теряется в собственной потребности получить больше, насколько это возможно — спускается ниже, начинает лизать и трахать пальцами. Господи, это так хорошо, что Изабель не может поверить в реальность происходящего. Что разметавшиеся светлые волосы на подушке, поплывший взгляд, искусанные губы до крови и Лидия, выстанывающая ее имя, — правда. — Пожалуйста, — всхлипывает Лидия, сжимая пальцами простыню, — дай мне! Она почти: тело ее напряжено, острые пики сосков указывают четко вверх, а мышцы внутри готовы сжать пальцы тисками и оставить их там навсегда, не хватает всего лишь мгновения… Стук в дверь. Настороженный голос Алека, интересующийся, все ли у них в порядке. Изабель криво улыбается, накидывает на себя платье Лидии и чуть приоткрывает дверь, показывая только собственную голову. — Сегодня тебе здесь места нет. Видеть невесту до свадьбы — плохая примета, так что проваливай. Несколько оглушенный подобным тоном и поведением сестры, он уходит. Изабель закрывает дверь, щелкает замком и спрашивает у испуганно замершей Лидии, старающейся прикрыться и начавшей приходить в себя: — Мы, кажется, не закончили? Лидия разжимает пальцы на одеяле и приглашающе раздвигает ноги. О да! У них еще много времени, чтобы вытравить друг из друга это ужасное чувство ненужности.