Дракон и Тень

      — Мы ещё не так далеко, — сказала Шаали, когда кхаласар остался позади, затерявшись в травяных волнах. — Если хотите вернуться, король, то сейчас самое время.       — С чего бы мне возвращаться?       — Искренне надеюсь, что не с чего. Но ваша сестра осталась там, вдруг вы…       — Сестра моя вольна оставаться, где ей угодно, — сухо ответил Визерис. — Это теперь не моя забота. Её место рядом с мужем, она сама мне это заявила на прощание — так пусть муж за ней и присматривает.       — Значит, не так уж и тепло вы простились?       — Не так уж.       Он прикрыл глаза и вслушался в шелест травы на ветру, топот конских копыт и птичье пение. После многоголосого шума кхаласара эти звуки казались музыкой. Но они не несли покоя и не могли заглушить мрачных мыслей.       Что сказал бы брат, если бы узнал о случившемся? «Дракон не бежит в страхе от табуна бешеных коней. Железный трон не для слабаков вроде тебя, Визерис», — вот, наверное, что. Рейгар, сильный и смелый, обласканный любовью подданных, никогда не оказался бы в подобном положении. Что же такое было в нём, чего нет в самом Визерисе? Ведь они родные братья, и кровь у обоих одна — драконья. Но, видно, богам и людям не всё равно, в чьих венах эта кровь течёт…       Спиной Визерис так и чувствовал насмешливые взгляды мужчин, ехавших позади. Он гневно обернулся — но те беседовали о чём-то своём и даже не смотрели в его сторону. Ну, что ж, лучше быть слишком подозрительным, чем слишком беспечным. Тем более они наверняка его презирают — видели же, что случилось на рассвете.       — Эти двое — ваши слуги? — спросил он у Шаали.       — Нет, наёмники. Моя охрана.       — Как их зовут?       — Мог бы и нас самих спросить, — подал голос бородач. — Мы вообще-то умеем разговаривать.       Визерис смерил наёмника взглядом. Что за нахальство — перейти на «ты» без спроса! Даже Иллирио себе такого не позволял, а уж у пентошийского магистра прав на такое обращение было больше, чем у этого оборванного попугая.       — Ладно. И как же вас зовут?       — Солнце и Луна. Что ты так смотришь? Я не шучу. Луна — вот этот молчун, — он ткнул пальцем в сторону беловолосого. — А я, стало быть, Солнце.       — А по-настоящему?       — А это неважно. По именам нас только наши матушки знают, а про Солнце и Луну хоть кого в Тироше спроси — любой тебе расскажет, какие это сильные бойцы, честные наёмники и вообще бравые парни.       — Насколько я помню, мы не переходили на «ты», — сказал Визерис ледяным голосом. Однако Солнце совершенно не смутился.       — А стоило бы! Честно скажу: ни у кого тут нет желания плясать вокруг твоего величества всю дорогу до Миэрина. Вдобавок, я слыхал что-то про наёмных убийц. Не боишься, что они окажутся рядом и заподозрят, что ты-то им и нужен, раз мы так перед тобой раскланиваемся?       — Солнце! — возмущённо перебила Шаали. — Повежливее, пожалуйста.       — В самом деле, что-то я разошёлся. Надеюсь, его милость не изволит меня немедленно казнить, — Солнце отвесил поклон и ухмыльнулся.       Шаали снова его одёрнула, но Визерис уже не слушал. Наглец, седьмое пекло его забери, прав: нужно быть осторожнее. Нельзя сказать, как далеко Узурпатор закинул свои сети в попытках изловить Таргариенов — вдруг его агенты есть и в Миэрине тоже? Пока они, скорее всего, думают, что Визерис вместе с сестрой едет в Ваес Дотрак, и лучше бы не давать им повода думать иначе. Он слишком расслабился в гостях у Иллирио, а потом и в кхаласаре: вокруг всё время была охрана, и можно было ничего не опасаться. Но теперь он сам по себе, и вся его защита — пара наёмников, один из которых явно не питает к нему уважения, да хорошо подвешенный язык Шаали Соэрис.       Шаали и Солнце продолжали переругиваться. Луна чуть приотстал и ехал позади, тревожно на них поглядывая. И без того тонкие губы сжались в ниточку, белёсые брови умоляюще приподнялись — совсем как у Дени, когда та боялась или грустила. Визерис вспомнил, как она смотрела ему вслед, пока совсем не скрылась из вида.       — Довольно! — крикнул он так, что конь под ним прянул ушами и возмущённо заржал. — Перестаньте ругаться. Если желаете говорить мне «ты», пусть так и будет, я не против.       — Ну вот и славно, — Солнце осклабился. — Видишь, Шаали, не такой уж наш король и обидчивый.       Шаали сердито отвернулась.       — Спасибо вам… то есть тебе, Визерис, что прекратил этот спор. Не обижайся на Солнце. Сердце у него доброе, но вот язык, к сожалению, без костей.       — А ещё член до колен и брюхо бездонное! — донеслось сзади. — Кстати, о последнем — как насчёт того, чтоб остановить наш королевский кортеж и пообедать? У меня с утра маковой росинки во рту не было.       — Хорошо, будет тебе маковая росинка и кусок конины впридачу. На привал! Может быть, ты немного подобреешь, когда поешь.       Привал они устроили на берегу ручья, вдоль которого ехали с самого утра. Он бежал через поля на юг и лига за лигой становился всё шире, так что сейчас скорее походил на быструю мелкую реку. Зелёные заросли у воды поднимались выше человеческого роста и давали неплохую тень. Сейчас это было очень кстати: уже перевалило за полдень, и солнце начало припекать. Визерис долго напоминал себе, что Таргариенам не бывает жарко, но всё же не выдержал и скинул плащ. Отъехав в сторону, он спешился и начал было ослаблять подпруги у седла, но тут вспомнил ещё кое-что.       — Есть одна просьба, — сказал он громко, надеясь, что его все слышат. — Никогда не зовите меня по имени, если рядом посторонние. А лучше не упоминайте его, даже когда мы одни.       — А то лошади подслушают, — хмыкнул Солнце, снимая со спины коня перемётную суму.       — А то привыкнете и проболтаетесь где-нибудь, — отрезал Визерис. — За мной охотятся наёмные убийцы, а я хочу добраться до Асшая без происшествий. Чем меньше людей знает моё имя, тем спокойнее я буду себя чувствовать.       — Как же нам тебя тогда называть? — спросила Шаали.       Визерис потянулся, разминая затёкшую спину, и запрокинул голову к небу. В выцветшей степной синеве плавало солнце, яркое до белизны, и жгло глаза. Он вспомнил давешний сон: Рейгар, охваченный пламенем, взмывает вверх, слепит сиянием крыльев, зовёт его — «За мной, ваша милость!» И смеётся.       — Дракон, — сказал он. — Зовите меня Драконом.       «Я докажу, что достоин, Рейгар. Вот увидишь, докажу».       Пока Шаали расстилала на траве покрывало, Солнце приволок мешок, от которого пахло дымом и специями. Визерис недоверчиво принюхался:       — Что там? — никаких приятных ответов он не ждал. Наверняка конина, чему там ещё быть.       — Дары кхала Дрого, — Шаали подмигнула ему, развязывая бечёвку. — Мы приехали не с пустыми руками, и на прощание он обязан был сделать ответный подарок. Конечно, я привезла сущие пустяки, — кинжал, пару тюков тканей и украшения для кхалиси, — но, думаю, кхал оценил уважение к обычаю выше, чем сами подарки.       — Слава богам, что он не вздумал отдариваться лошадиными шкурами…       — Лошадиной шкурой в пути не пообедаешь. Ты посмотри, сколько здесь всего!       Дары кхала Дрого оказались на удивление щедрыми. Вопреки опасениям, кроме вяленой конины здесь были пряные колбасы, варёные яйца дикой утки, лепёшки из степного овса, какие-то копчёные тушки — не то кролики, не то сурки. [1] Впридачу кхал одарил гостей бурдюком перебродившего кобыльего молока. От одного взгляда на него Визериса замутило: слишком хорошо он помнил, как решился однажды попробовать эту гадость. Он тогда выпил едва ли полчашки, но тошнило потом, как от целого бурдюка. С тех пор он пил только вино. Потом оно закончилось — как раз тогда, когда всё бы отдал за чашу самого паршивого пойла, лишь бы забыться хоть на пару часов.       «Доберусь до Миэрина, — решил он сам с собой, — и в первый же вечер напьюсь».       Луна принёс воды из речушки, и они наконец уселись за трапезу. Стараясь не выглядеть чересчур нетерпеливым, Визерис рассмотрел припасы, мысленно деля их на конину и то, что действительно можно есть, и наконец подцепил на кинжал копчёное утиное крылышко.       — Красивый кинжал, — заметил Солнце, раздавив в кулаке утиное яйцо. — А чего не валирийская сталь? Ты же драконий король.       — И где бы я её взял? Она слишком редкая.       — Ну уж и редкая. В отряде Гонимых Ветром есть один дотракиец, у которого аракх из неё. Раз где-то он его добыл, стало быть, не такая это и редкость.       Перед глазами заблестели клинки — алые от утреннего солнца, изогнутые, как хищные когти. Грубое и странное оружие, как раз под стать его владельцам. Опасное. Пугающее.       — Аракх? Отвратительно. — Визерис поёжился. — Валирийская сталь — металл для благородного оружия, а не для кривых дикарских зубочисток.       — Такая зубочистка может тебя напополам развалить, пока ты достаёшь своё благородное оружие, — усмехнулся Солнце, покосившись на пояс с ножнами, который Визерис положил в траву рядом с собой. — Да у тебя и меч любопытный. Можно глянуть? Это что там на навершии, львиная голова?       — Я тебе что, Ланнистер? Драконья. — Визерис нехотя вынул дарёный меч из ножен. — Держи.       Наёмник выплюнул в траву кусок яичной скорлупы, принял меч и весело оскалился:       — Ух, какая игрушечка! Блестит, будто в бою ни разу не был.       — Не с кем было биться.       — Это в кхаласаре-то? — Солнце попробовал большим пальцем изогнутое лезвие, покачал меч на ребре ладони, сделал пару пробных замахов. — Хотя оно и к лучшему. Меч-то дрянь — сталь не из приличных, баланс из рук вон плох. Не знаю, кто тебе его подсунул, но будь у меня такой, я бы тоже побоялся связываться с Дрого.       — Я не боялся! — Визерис выхватил у него меч. — Всего лишь не желал участвовать в глупых дикарских ритуалах. Что же до меча — ещё раз скажешь, что я чего-то «побоялся», и узнаешь, как хорошо я его наточил.       — Это угроза? — спокойно осведомился Солнце, дожёвывая кусок конины.       Визерис, не сводя с него глаз, медленно направил меч в его сторону:       — Допустим.       В тот же миг Солнце кошкой прыгнул на него и повалил в траву. Звяк! — меч выпал из заломленной руки. Визерис задёргался, пытаясь освободиться, но наёмник упёрся коленом ему в грудь и схватил за горло. «Солнце, нет!» — вскрикнула Шаали, и следом прошелестела, вылетая из ножен, рапира.       — Слушай-ка сюда, Дракон или как тебя там, — Солнце навис над ним, обдавая запахом жёваного мяса. — Если грозишь кому-то, будь готов ответить за свои слова. А не можешь ответить — сиди тихо, иначе окажешься вот так же на обеих лопатках, только ещё и с клинком в брюхе.       Визерис вогнал ногти ему в запястье — без толку. Кровь прилила к вискам и зазвенела в голове. Воздуха, хотел он крикнуть, но вышел только хрип. Конец, ему конец, его убьют. Шаали метнулась к Солнцу, вцепилась в рукав, потащила прочь:       — Прекрати сейчас же! Ты его задушишь!       — Погоди, у нас тут разговор, — отмахнулся тот. — Так вот, Дракон, заучи этот урок как следует, и когда захочешь снова лезть на рожон, вспоминай, как ты тут валялся. Я-то тебе ничего не сделаю, но не все такие терпеливые, как я. Не нарывайся больше. Понял?       — Да, — прохрипел Визерис, и стальная хватка на шее вмиг ослабла.       — Вот и славно. — Солнце встал и на миг показался гигантом высотой с Браавосского титана. Лимонная блуза светилась на фоне синего неба, резала глаза цветом.       «За мной, ваша милость!»       Визерис перекатился на бок, судорожно глотая воздух. Лёгкие горели, затылок болел от удара о землю, на зубах скрипела пыль. Проклятый наглец! Хотелось отомстить, уничтожить, на части его разорвать, но что ему сделаешь, когда он сильнее и ловче? И мечом владеет лучше — хотя не надо большого мастерства, чтоб одолеть того, кто ни разу в жизни не дрался. Снова позор. Снова унижение. Червяк ты, а не дракон.       Рядом упала на колени Шаали, бледная и перепуганная. Платок слетел у неё с головы, волосы растрепались. Сквозь запах тины от реки пробился аромат цветов и ладана.       — Как ты, Дракон? Он тебя не поранил? — она осторожно подхватила его под локоть. — Ну, поднимайся, вот так… Солнце, что ты творишь? Ты же мог его убить!       — Да что ему станется, — Солнце пожал плечами, принимаясь за очередной ломтик вяленой конины. — Я ничего не сделал. Поучил нашего королька вежливости, только и всего.       — Только и всего? Да ты его едва не задушил! И вообще, не тебе учить других, как себя вести. Посмотри на себя — ты же первый к нему прицепился!       — Чего ты так с ним носишься? Хочешь побыть мамашей, так усынови ребёнка, а не обхаживай взрослых мужиков!       Шаали вздрогнула и выпустила руку Визериса. Её взгляд на миг сделался пустым — будто огонь потух в карих глазах.       — Прости, — сказал разом притихший Солнце. — Я не хотел… само как-то вырвалось.       — Ничего, бывает. — Она резко развернулась и пошла прочь, бросив через плечо: — Пойдём со мной. Нужно поговорить наедине.       Зашвырнув недоеденный кусок куда-то в реку, Солнце последовал за ней. Луна проводил их настороженным взглядом, вздохнул и вернул рапиру в ножны.       — Он всегда такой бешеный? — бросил Визерис, отряхиваясь. Луна мотнул головой — «нет». — Если нет, что же он сейчас как с цепи сорвался?       — Не сердись на него. — Голос у Луны оказался высокий и такой же бесцветный, как и вся его внешность.       — «Не сердись»?! Он мог меня убить!       — Нет. Он не этого хотел. — Луна разломил пополам конскую колбасу и протянул ему кусок побольше: — Вот, лучше поешь.       О еде сейчас хотелось думать меньше всего, однако угощение он принял — кто знает, когда в следующий раз привал. Руки мелко дрожали. Было бы стыдно, если бы Луна это заметил, но тот был занят другим: вслушивался в тихий голос Шаали. Тщетно: ветер и шелест камыша крали слова, и ничего было не разобрать.       До самого вечера Визерис ни с кем больше не разговаривал. Солнце и Луна болтали о службе в наёмных отрядах, Шаали напевала себе под нос что-то печальное, а он мрачно оглядывал бескрайнее море травы, стискивал в кулаке рукоять негодного меча и кипел в собственном гневе. Если бы только владеть оружием достаточно уверенно, чтобы не бояться вступить в бой… Но сражаться его никогда не учили. В детстве не позволяли брать в руки даже игрушечный деревянный меч — король-отец этого не терпел. «Ты очень дорог ему, Визерис, и он боится, что ты поранишься», — объясняла мать. Визерис всегда считал, что это несправедливо — Рейгару позволили быть воином, так почему же ему нельзя? Но разгневать отца было страшно, и он не осмеливался спорить.       Потом был Браавос, и Уиллем Дарри мог бы научить его воинскому искусству… если бы не был так немощен. Похищение царственных наследников, наверное, сказалось на нём нехорошо: после той ночи, когда Дарри ворвался в детскую и забрал их с собой, его чаще видели с тростью, чем с мечом, а потом он и вовсе заболел и слёг. [2] Тренироваться с кем-то другим он не разрешал, а в ответ на все просьбы отвечал «Ваша милость, острый ум важнее острого меча» — и отправлял Визериса учиться. И тот учился: история, высокий валирийский, родословные великих домов и Таргариены, Таргариены, деды, прадеды и прапрабабки. Увы, мёртвые короли не могут защитить его от мечей живых. Запутаться в Эйгонах и Эймонах было бы не так страшно, как остаться одному на свете, не умея за себя постоять — но что теперь об этом говорить…       Когда солнце спустилось к горизонту, впереди замаячили руины. Белые, призрачные, они будто плыли над землёй среди пыльной закатной дымки. Прищурившись, можно было различить высокие и тонкие башни, изъеденные временем щербатые стены. Город казался миражом — если бы только миражи могли быть такими безнадёжными.       — Это Ялли Камайи, — пояснила Шаали, увидав, куда он смотрит. — Там мы и заночуем.       — Странное название.       — Дотракийское. Означает «Рыдающие дети».       — Почему дотракийское? Разве они когда-то строили города?       — Они их разрушали. — Шаали всмотрелась в стены, которые словно светились в янтарных лучах солнца. — Когда-то давно здесь было Сарнорское королевство, а этот город назывался Сатар. Говорят, он был прекрасен: белоснежные стены, дворцы и фонтаны, тысячи фонтанов. А потом Валирию настиг Рок, и его отголоски прокатились по всему Эссосу. Пока Вольные города воевали друг с другом, правители Сарнора захотели захватить земли, на которых находились гискарские колонии. Своих людей им не хотелось посылать на смерть, и они решили договориться с дотракийцами: мы вам — дары, вы нам — армию.       — Дай угадаю — ничего хорошего из этого не вышло?       — Верно, — усмехнулась Шаали. — Менго, кхал шестидесяти кхаласаров, принял сарнорские подношения. Дотракийцы разгромили гискарцев, как и было условлено… а потом сожгли дотла все посевы, угнали в рабство жителей, а земли объявили своими. Сарнорцы поняли свою ошибку, но было уже поздно — кхалы повели свои войска на королевство, и у Сарнора не было сил их остановить. Сатар был разрушен первым.       — Лживые твари, — Визерис сплюнул. — Только и способны, что разорять всё на своём пути да обманывать тех, кто им доверится.       — Кажется, не далее как сегодня утром кто-то хотел собрать из них армию…       — Если бы я знал, какой они бесчестный народ, в жизни бы на это не пошёл!       — Хитрость в ответ на хитрость, — Шаали пожала плечами. — Ну вот, Дракон, ты опять помрачнел. Не надо. Лучше порадуйся, что тебя миновала участь сарнорских королей. Ты вовремя понял то, чего не поняли они: нельзя прибегать к помощи сил, которыми не можешь управлять.       Когда они подъехали к развалинам Сатара, солнце уже закатилось, и на степь легли ранние сумерки. Древний город оказался хоть и безлюдным, но не безжизненным. Чьи-то работящие руки натаскали кирпичей и камней через пролом в стене и возвели укрытие — несколько длинных павильонов с черепичными навесами, опиравшимися на неровные грязные колонны. На кирпичах кое-где ещё виднелись следы росписи в виде рыб и цветов, а колонны венчали причудливые фигуры — лилии, жемчужные раковины, женщины с рыбьими хвостами.       — Вот здесь мы и заночуем, — Шаали кивнула на постройки. — Обычно тут останавливаются миэринские караваны.       — Кто это всё построил?       — Караванщики и их рабы. Сначала для себя, а потом, позже, и для других — по закону караванного братства. Видишь ли, Дракон, есть такое неписаное правило: помоги другому в пути, и другой поможет тебе. Мне это когда-то рассказал отец. Неизвестный путник построил нам укрытие — а мы в благодарность ему сделаем ещё что-нибудь для тех, кто придёт после нас.       В приземистой лачуге сразу за стеной нашлись сухие дрова и несколько мешков овса. И то, и другое пришлось как раз кстати. Лошадям задали корма и устроили их на ночь в вонючее, но хотя бы крепкое на вид стойло, а той небольшой охапки дров, которую разрешила взять Шаали, хватило на костёр. Огонь развели на старом костровище под черепичной крышей и уже собирались усесться за ужин, но Луна вдруг сказал, что принесёт воды из колодца, и исчез в проломе стены. Солнце через пару минут двинулся за ним.       — Скатертью дорога, — проворчал Визерис, когда оба скрылись из вида. — Хорошо бы они вообще не возвращались.       — Ну уж нет, — усмехнулась Шаали. — Если они не вернутся, кто нас тогда будет охранять?       — Уж конечно не такой никчёмный слабак, как я! — он вскочил и зашагал из стороны в сторону. — Мало мне дотракийцев и твоего наёмника, так теперь ещё и ты решила поиздеваться?       — Дракон, ты что?.. Я просто пыталась пошутить. Почему ты постоянно думаешь, что все вокруг над тобой издеваются?       — Потому что знаю, что у вас всех на уме. Вы же думаете, что я жалок — и верно думаете! Я сам прекрасно знаю, какое я ничтожество. Только для того и хорош, чтобы надо мной смеяться!       Костёр взметнул вверх сноп искр и осветил лицо Шаали — серьёзное, полное тревоги.       — Я вовсе не смеюсь, — тихо ответила она. — И не считаю, что ты жалок. Скорее ты… запутался.       — Так и есть, — признался Визерис, снова опускаясь на землю. — Я не понимаю, что делать. Раньше всё казалось таким простым: получу свою армию, найду корабли, вернусь в Вестерос, а там люди уже ждут меня — молятся и шьют знамёна, как сказал один лжец. Но ждут-то они сильного и мудрого короля, а не слабака, которого любой может осмеять и повалять в грязи, как свинью. Это мой брат Рейгар стал бы хорошим королём, да только он давно погиб, а я в подмётки ему не гожусь… Ничего во мне от него нет — ни силы, ни ума, ни смелости.       Он вздрогнул, когда ему на плечи опустилось тёплое покрывало.       — Ты весь дрожишь, — сказала Шаали. — Сядь поближе к огню, согрейся.       — Это не от холода, — возразил он, но всё же придвинулся к костру.       Пламя танцевало на обугленных поленьях, такое беззаботное, такое весёлое. Вот бы быть таким же… Со всех сторон наползала чёрная степная ночь, но храбрый огонь отвоевал клочок пространства и наполнил его жаром и светом. Казалось, что в мире и нет больше ничего — только костёр, колючая шерсть покрывала, Шаали по другую сторону огня и звёзды, тысячи звёзд в пустоте над ними. Он вгляделся в пламя: горячее золото, пахнущая дымом драконья чешуя. «За мной, ваша милость!» — позвал полузабытый голос и потерялся в треске поленьев и стрёкоте невидимых цикад. На ум сама собой пришла знакомая мелодия, вспомнилось тихое эхо слов: Укрыла мир ночная мгла, Как тень драконьего крыла. И ночь сиренью расцвела, Твоим глазам под стать. Усни, Валирия, скорей! В вечерней гаснущей заре Любовью будем мы гореть, Неистовством пылать.       — Что это за песня, Дракон?       Он даже не заметил, что уже не повторял слова про себя, а напевал их вслух, а Шаали подсела ближе и с интересом слушала.       — «Баллада о Роке Валирии». Её написал Рейгар. Есть другая песня с таким же сюжетом, старинная, но он считал её слишком напыщенной и сочинил эту взамен. [3] — Визерис невольно улыбнулся. — Он иногда навещал нас с матерью, когда я был ещё совсем маленьким. Играл со мной, рассказывал сказки и пел — это мне больше всего нравилось. У Рейгара хорошо получалось всё, за что он брался, и певцом он был столь же умелым, как и воином. Правда, почти все его песни были грустные, но я всё равно очень их любил.       — Спой до конца, — попросила Шаали. — Кажется, она очень красивая.       В этом он отказать не мог. Сияет в локонах закат, Ресницы дивные дрожат. Меня чарует томный взгляд И манит за собой… Смотри, любимая! Вдали От спящей в сумерках земли Драконы в небе завели Любовный танец свой. Над гладью золотой воды Летят, прекрасны и горды, Как две блуждающих звезды На бархате небес. И с ними в отблесках зари, Взгляни, душа моя парит! Её готов я подарить Тебе, одной тебе.       Эта песня, наверное, принесла Рейгару не один восхищённый вздох и томный взгляд, но Визерис не мог даже думать о ней, как о любовной балладе. Всякий раз, когда он пел её, на ум приходили не двое влюблённых в пламени Рока, а брат, поющий у камина в полутёмной детской. Вышитый дракон блестит в отсветах огня, бледные пальцы, загрубевшие от меча, перебирают струны арфы. Серебристый голос переливается грустью и нежностью, и мать улыбается и плачет. Говорят, когда он пел, все плакали — и Визерису сейчас тоже хотелось разрыдаться. Но нельзя: голос задрожит. Если бы ты только был жив, Рейгар. Всё тогда было бы иначе. В дыму и пепле на века От мира скроемся, пока Чужая нежная рука Не колыхнёт струну. И голос юного певца Расскажет трепетным сердцам, Что я до самого конца Любил тебя одну.       Песня кончилась, и мир обрушился на него треском костра и звоном сверчков. Где-то протяжно и тоскливо закричала неведомая степная птица.       — Чудесная песня, Дракон, — проговорила Шаали. Пламя дрожало в её зрачках, на щеках блестели дорожки слёз. — Спасибо, что спел её мне. Твой брат наверняка был замечательным человеком, раз умел создавать такую красоту.       — Я не знаю никого, кто мог бы с ним сравниться.       — И зря ты говоришь, что в тебе ничего от него нет, — она утёрла слёзы рукавом. — Ты прекрасный певец. Думаю, Рейгар остался бы доволен, если бы услышал, как ты славно поёшь.       — Отлично, — хмыкнул Визерис. — Пойду спою Узурпатору пару песен. Как знать — вдруг он так растрогается, что вернёт мне трон?       Шаали улыбнулась:       — Снова ты ощетинился, а я ведь о другом говорю. Если поёшь ты не хуже, чем Рейгар, может быть, ты и во всём остальном можешь быть не хуже него.       — Глупости. Ты сама сегодня видела, воин из меня никудышный.       — Так ведь и Рейгар не родился с мечом в руках.       Она поднялась и ушла за стену, а Визерис остался смотреть на утихающий костёр. Всё это неправда, не стоит обольщаться насчёт себя самого, думал он — но стоило только вспомнить, как Шаали плакала от его песни, и в сердце загорелась какая-то глупая, ничтожная надежда. Вдруг он всё же чего-то стоит?       Шаали вернулась с охапкой полусухой травы и бросила половину рядом с ним:       — Вот тебе постель, Дракон. Время позднее, так что съешь хоть что-нибудь и ложись.       — Погоди, а где твои наёмники? Что-то они слишком долго ходят за водой.       — Да не за водой они пошли, — засмеялась она, расстилая траву на земляном полу павильона. — Они ведь даже бурдюка с собой не взяли.       — Тогда куда их понесло?       — Туда, где нас нет. Они друг друга любят, Дракон, а влюблённым надо уединяться. Луна просто стеснялся тебя, вот и выдумал предлог.       — Никогда бы не подумал, что они…       — Отец потому и нанял их для меня. Сперва хотел купить двух Безупречных, но они дороги, а дела у нас в то время шли неважно. — Шаали зевнула и завернулась в одеяло. — Не волнуйся о них, Дракон, они бывалые ребята. Лучше подумай о себе и ложись спать. День у тебя был не из лёгких.       Так он и сделал. Сон пришёл почти сразу и был чёрным, чернее степной ночи, и пустым, как разрушенный город за стеной.       Через два дня пути они догнали караван, идущий в Миэрин. Вдалеке над травой показались силуэты всадников, и Визерис насторожился, приняв их за дотракийцев. Но солнце заиграло на наплечниках и шлемах и развеяло его опасения — это была всего лишь охрана каравана. Шаали дала всем знак оставаться позади и отправилась перекинуться с ними парой слов.       — Я поеду переговорить с капитаном, — сказала она, вернувшись. — Солнце, ты со мной. Луна, на тебя я оставляю Дракона. Поезжайте за нами, но не слишком быстро.       Они унеслись вперёд, сопровождаемые криками охраны «Инот ребагон!» [4] Визерис пустил коня рысью, стараясь не отставать от Луны. Они миновали длинную вереницу оборванных, грязных людей с верёвками на шеях. Мужчины ли это, женщины, старики? Не разобрать. Они плелись, едва переставляя тощие ноги, и смотрели в никуда. Над толпой кружили мухи, в воздухе стояла потная, гнилостная вонь. Чья-то рука потянулась к нему, но один из охранников ударил по ней тупым концом копья.       — Буздари, [5] — сказал Луна, хмуря белёсые брови. — Рабы. Там тоже. — Он указал на несколько повозок, в которых ехали миловидные юноши и девушки с заплаканными лицами. — Эти для работы, те — для подушечных домов. Поедем быстрее.       Только тогда рабы и повозки остались позади, лицо Луны снова приняло своё обычное безразличное выражение.       Вскоре вернулась Шаали.       — Хорошие новости! — объявила она. — Капитан позволил нам путешествовать вместе с караваном. Даже денег не взял — сошлись на том, что Солнце и Луна будут охранять их вместе с остальным эскортом. Только, Дракон, кое-что относительно тебя…       — Что опять случилось?       — Ничего плохого, не волнуйся, — она поманила его за собой в сторону и осмотрелась, убедившись, что никто не слышит. — Просто вежливость обязывала назвать капитану каравана наши имена, а ты ведь просил не выдавать, кто ты такой… В общем, мне пришлось придумать тебе другое имя.       — Час от часу не легче, — вздохнул Визерис. — И как же меня теперь зовут?       — Виссо Таарис.       Это звучало так нелепо, что ему почти захотелось рассмеяться.       — Знаю, не самое красивое, — Шаали виновато развела руками. — Но больше мне ничего в голову не пришло, так что сойдёт и это. Итак, ты у нас — лиссениец, начинающий торговец редкостями. Я готовлю тебя себе в партнёры, и поэтому ты сейчас путешествуешь со мной и учишься секретам нашего дела. Так теперь думает капитан, и тебе придётся всячески поддерживать в нём уверенность, что это чистая правда.       — Но как я стану притворяться торговцем, если ничего не знаю о торговле?       — О, это пустяки, тебе и не нужно. Всё равно вряд ли кто-то станет расспрашивать, а если и станет — всегда можешь сказать, что у тебя с госпожой Соэрис контракт, который запрещает обсуждать дела с посторонними. Да и я, скорее всего, буду рядом и смогу спасти тебя от ненужных разговоров.       Визерис молча кивнул, лишь подивившись её способности на ходу сплетать такую непринуждённую ложь. Наверное, это тоже часть купеческого дела — неудивительно, что Иллирио так сладко пел про дотракийское войско и возвращение домой.       Ещё совсем недавно он и представить не мог, что променяет имя, данное отцом, на какую-то тарабарщину — и вот пожалуйста: Виссо Таарис, лиссенийский купец, семь преисподних его побери. Ну что ж, ради безопасности придётся потерпеть — всё равно это недолго, только до Миэрина. В конце концов, что плохого в лиссенийцах? Король Визерис, второй этого имени, был женат на лиссенийке, и, судя по тому, что от этого брака получилось трое детей, явно находил её достойной своей особы. А раз второму Визерису не зазорно было жить с Ларрой Рогаре, то и третьему не повредит ненадолго прикинуться лиссенийским торговцем. Посмотрев на вещи таким образом, Визерис несколько успокоился.       С этих пор дни потекли однообразной, унылой рекой. С рассвета до полудня — путь на юг сквозь бесконечное море травы. В полдень — остановка на отдых, а дальше снова дорога без конца и края, до самых сумерек.       По вечерам, когда караван останавливался на ночёвку, Луна и Солнце тренировались вместе. Они выходили друг против друга, обнажённые до пояса, и кружили в бою, больше напоминавшем странный танец мужчины с мужчиной. Один атаковал, другой оборонялся и отступал, а затем по какому-то молчаливому сговору роли менялись. В первый же вечер на них собралась посмотреть половина каравана — торговцы, носильщики, охранники. Солнце приветствовал зрителей поклонами и улыбками, как заправский актёр, а Луна лишь молчаливо оглядывал толпу и чуть заметно хмурился.       На третий день поглазеть на поединок пришёл сам капитан каравана, рослый лысый гискарец с кольцом в правой ноздре. Он одобрительно кивал то одному бойцу, то другому, хлопал в ладоши после самых захватывающих трюков, а когда Луна, перекатившись по земле, по-кошачьи прыгнул на плечи Солнцу, не удержался и завопил от восторга.       — Госпожа привела в мой караван достойных воинов, — с поклоном сказал он Шаали. — С таким сопровождением мы все будем в безопасности — и, что ещё важнее, не соскучимся в пути.       — Рада, что вы находите моих друзей столь хорошими, господин, — мягко улыбнулась та. — Вы оказали нам великую милость, разрешив присоединиться к каравану, и я рада, что могу достойно отплатить.       — А вы, господин Таарис, — капитан повернулся к Визерису, — наверное, тоже хорошо владеете мечом?       — С такой охраной, как у меня, нет нужды думать о битве самому, — сказала Шаали, видя, что господин Таарис совсем растерялся от этого вопроса. — Мои друзья с лёгкостью защитят нас всех.       Капитан поклонился и ушёл, а Визерис остался сгорать от стыда — за себя, за свой негодный меч и за то, что не мог и двух слов найти в своё оправдание. Весь следующий день он провёл в раздумьях, а вечером скинул тунику, взял меч и пошёл к Луне. Случилось, однако, то, чего он боялся больше всего.       — Я не могу тебя учить, — сказал Луна, выслушав его просьбу. — Я — водяной плясун. Твоё оружие не подходит. Солнце тебя научит, пойди к нему.       — Солнце меня учить не станет, — ответил Визерис. — Он наверняка на меня в обиде после той ссоры.       — Нет. Поговори с ним. Всё будет хорошо.       Солнце сидел поодаль у костра и, пожёвывая какой-то колосок, подлатывал рукав своей лимонной блузы. Когда Визерис подошёл ближе, он поднял голову и выжидающе прищурился.       — Я бы хотел извиниться. — Визерис нервно сглотнул, подыскивая подходящие слова. — За ту нашу… стычку. Мне не следовало тебе угрожать, но я тогда был сам не свой и плохо понимал, что творю. Надеюсь, мы можем помириться?       Некоторое время Солнце пристально смотрел на него, а потом отложил шитьё в сторону и не спеша поднялся.       — В мире всяко лучше, — его губы растянулись в широкой улыбке. — Да и ты меня извини, я в тот раз вспылил почём зря — уж больно не понравились твои слова. Но я тебе дурного не хотел. Так, поставить на место… Хватил лишку, да?       — Самую малость, — неожиданно для себя Визерис улыбнулся. — Но я это заслужил.       Солнце рассмеялся, и они пожали друг другу руки. С души будто камень свалился, и вся ссора внезапно показалась ужасно нелепой и пустяковой. Однако оставалось решить ещё один вопрос.       — Я хотел тебя кое о чём попросить, — начал Визерис с опаской, боясь и в то же время ожидая отказа. — Как ты уже заметил, с мечом я обращаюсь из рук вон плохо.       — Ну, это уж и слепой бы заметил, — ухмыльнулся Солнце. — Хочешь меня перекупить, чтоб я тебя охранял?       — Нет. Хочу научиться, как постоять за себя.       Солнце склонил голову вбок, разглядывая его, а потом одобрительно кивнул:       — Научишься. Пошли со мной.       Они ушли в степь, подальше от любопытных глаз караванщиков. За это Визерис был благодарен: ничего, кроме насмешек, он за свои умения всё равно не получил бы. Солнце взялся за своё оружие — скимитар с оплетённой кожей рукоятью [6].       — Давай сначала поглядим, что ты умеешь. Нападай!       Визерис бросился вперёд, замахнулся изо всех сил… И тут же упал, потеряв равновесие. Солнце, отступивший всего на шаг влево, стоял над ним и смеялся:       — Ну и куда ты повалился? Отдыхать рановато, мы ж только начали!       — Да я тебя…       Он вскочил и подсёк ноги наёмника — но тот подпрыгнул, и меч только рассёк воздух. В тот же миг скимитар оказался у самого горла Визериса.       — Готов, — Солнце ухмыльнулся. — Умеешь ты, скажем так, не очень много. Но ничего, мы тебя приведём в форму. Нападай ещё!       Надо было хоть как-то его впечатлить. Стараясь выглядеть расслабленным, Визерис отступил на шаг назад и резко рубанул справа. Но негодный меч с лязгом ударился о скимитар и полетел на землю.       — Не дорос ты ещё до внезапных атак, — Солнце невозмутимо покрутил ус. — Если когда захочешь меня убить, лучше придуши во сне, и то может не получиться — сплю больно чутко. Но за попытку хвалю!       — Спасибо, — выдохнул Визерис, подбирая меч. Кровь билась в разгорячённое лицо. — Ещё раз нападать?       — Нет, хватит. Стань-ка лучше в стойку, начнём с самых основ.       Смахнув волосы, прилипшие к потному лбу, Визерис выпрямился. Рука с мечом мелко дрожала. Солнце обошёл его кругом и оценивающе осмотрел.       — Во-первых, ноги шире, — клинок аракха легонько хлопнул по голенищам сапог, вынуждая расставить ноги. — Согни колени! Надо быть подвижным, а ты застыл не хуже Браавосского титана. Да, вот так. Теперь развернись полубоком. Молодец. Остались руки, — шершавые пальцы наёмника ощупали правую кисть, сжимающую рукоять меча. — Не колоти мечом, как палкой. Меч — продолжение руки, об этом помни и работай запястьем соответственно. А левую отведи назад. — Солнце отступил назад и окинул Визериса взглядом ещё раз. — Совсем другое дело! А теперь гляди внимательно — покажу, как надо ходить.       Учёба продолжалась до самой темноты. Танцем это, конечно, назвать было нельзя — Визерис сбивался с ритма, пропускал удары, неловко шарахался в стороны. Пару раз даже запинался и падал, но через силу, чувствуя себя до боли неуклюжим, поднимался и снова принимал боевую стойку. Когда стемнело так, что собственных рук стало не разглядеть, Солнце остановился и убрал скимитар в ножны.       — Молодец, Дракон, — он похлопал Визериса по плечу. — Намахались мы с тобой сегодня. Чую, завтра ты руки поднять не сможешь, поэтому сделаем перерыв.       — Никаких перерывов! — поспешно ответил Визерис. — Мне нужно учиться, и лучше бы каждый день.       — Да я-то не против, — рассмеялся Солнце, — только сначала давай поглядим, как ты себя завтра будешь чувствовать.       Назавтра, как он и говорил, пришла боль. Она миновала ноги, привыкшие за прошлый месяц к ходьбе, но спина, руки и плечи ныли так, что с трудом получалось даже удержать поводья. Весь день хотелось только лечь и лежать пластом, но к вечеру он всё-таки заставил себя взять меч и снова пойти учиться. В этот раз тренировка прошла хуже некуда, зато Солнце сказал, что из него выйдет толк, а это дорогого стоило.       С этих пор занятия проходили каждый вечер. Скоро мышцы привыкли к труду и перестали ныть, а в движениях начала появляться уверенность. Через неделю Визерис осмелел настолько, что впервые вышел к толпе караванщиков. Конечно, по сравнению с двумя опытными наёмниками он смотрелся жалко, но теперь насмешки перестали его расстраивать. Он лишь смеялся над собой вместе с остальными, а когда совсем уставал спотыкаться и получать тумаки, просто отходил в сторону и наблюдал за Солнцем и Луной.       Во всём эти двое были противоположны так же, как их прозвища. Солнце что в бою, что в беседе был одинаков — весёлый, громкий и нахрапистый, он осыпал насмешками равно и противника, и собеседника, и сам же хохотал громче всех. Движения его были грубы и размашисты, он наступал, ничего не боясь, и во всём полагался на свою силу и настойчивость, которые, судя по всему, никогда его не подводили. Луна же был тихий, скрытный. В разговорах молчал, внимательно слушая других и только изредка произнося одно-два слова, когда к нему обращались напрямую. В поединках ускользал, уворачивался, перетекал с места на место, будто вода, а потом вдруг возникал из ниоткуда и приставлял к горлу противника тонкую рапиру.       — В Браавосе, там мы познакомились, — сказал Солнце, когда Визерис спросил его, где Луна научился «водяной пляске». — Я туда приехал учиться этим пляскам, но они мне быстро опротивели. До сих пор ума не приложу, как можно драться, вытанцовывая с вертелом в руке. А Луна будто родился с этим умением. Когда я приехал в Браавос, он там учился уже пару лет и, поговаривали, был лучше многих. Я через посредников вызвал его на поединок: посмотрим, мол, как твои танцы тебе помогут супротив настоящего оружия. Не знаю уж, кого я ожидал увидеть, но пришёл вот этот доходяга со своей рапирой и в два счёта избавил меня и от скимитара, и от лишней самоуверенности. Я страсть как хотел с ним поквитаться, поэтому мы сошлись ещё раз, потом другой, а потом уж оглянуться не успели, как вместо поединков стали заниматься другими делами…       Впрочем, «другие дела» они держали в секрете. Луна яростно сопротивлялся малейшей попытке Солнца обнять его или хоть взять за руку, когда рядом были посторонние. Часто после тренировок Визерис видел, как они незаметно уходят подальше в ночную степь, чтобы побыть наедине.       Как ни странно, караванщики ничуть не презирали его за постоянные провалы на тренировках. Напротив — ему сочувствовали, дружески похлопывали по плечу, приговаривали, что против таких воинов мало кто выстоит. Вскоре его начали приглашать к общему костру по вечерам и угощать вином. В такие минуты Визерису Таргариену страсть как хотелось пожаловаться на свои королевские неурядицы, но он сидел тихо. Вместо него говорил Виссо Таарис, в красках живописуя прекрасных дев Лиса, прохладные сады Пентоса, яркие краски Тироша и всё, что только мог вспомнить из своих путешествий, а потом и вовсе переходил на вестеросские легенды и сказки. Когда заканчивались рассказы, он пел песни, которые успел выучить в скитаниях по Вольным городам. Шаали сидела рядом и слушала, и её глаза неизменно наполнялись слезами.       В конце месяца на горизонте показались слабые очертания города. Сердце Визериса забилось чаще, когда он разглядел огромную пирамиду, на вершине которой в солнечных лучах сияла крылатая фигура. Миэрин. Ещё на шаг ближе к цели.       — Благодарю вас за всё, дорогие друзья, — сказал капитан каравана, придя прощаться с ними в последний вечер. — Ваши воины, госпожа Соэрис, принесли нам покой и уверенность. А ваши рассказы и песни, господин Таарис, спасли нас от скуки и уныния. Если вам когда-то придётся снова путешествовать этой дорогой — отыщите меня. Всякий в Миэрине знает Закхана Ро. Я с радостью снова возьму вас к себе в караван.       В тот же вечер Виссо Таарис, лиссенийский торговец редкостями, в первый раз выбил скимитар из рук Солнца, и толпа рукоплескала ему.