☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼
Why am I alone? Among all the people surrounding me Why am I alone? I’m all alone, I need someone I need someone right now
Метки с именем появляются у людей в день их тринадцатилетия, и Минсок ждёт её появления с тем же трепетом, что и остальные. Но метка не появляется ни в тринадцать, ни в четырнадцать, Минсок терпит множество насмешек и издевательств, которым подвергаются все беспарные. И на работе, на которой бедные дети впахивают, едва достигнув десятилетнего возраста, всем так же плевать, как и в школах. Главное — задеть посильнее, потому что он не такой. Метка не появляется и в пятнадцать, когда Минсок молит небо поскорее забрать его к себе, чтобы избавить от боли и страданий, которые причиняет заболевание. Редкая и смертельно опасная болезнь, процент выживаемости — единицы. Минсок входит в эти самые проценты, оставшись без шрамов на теле, но с незаживающими ранами в душе. На работе он отмалчивается и прячется ото всех, игнорируя вопросы о метке или просто пожимая плечами на сочувствующие взгляды и делая вид, что плевать. Но оказавшись дома, он бьёт кулаком в ничём неповинные стены и кричит, силясь изгнать боль, засевшую внутри. Его дразнят, высмеивают и жалеют. А ему не нужно ни слепой жалости, ни злых едких слов. Ничего не нужно. Только чтобы оставили в покое, но нет, люди злы. Он почти смирился с тем, что в мире с предназначенными он является уродом и изгоем. Засыпая накануне восемнадцатилетия, он думает только о том, как хочет увидеть родителей, которых видел последний раз в двенадцать, когда те решили искать лучшей жизни и вытащить сына из барака, в котором жили прежде. Минсок уже давно ничего не ждёт и мало во что верит, впахивая на работе наравне со старшими. Но проснувшись от жгучей боли, бегущей по позвоночнику лишь смаргивает злые болезненные слёзы и терпит. Терпит до тех пор, пока не отключается, оглушённый болью.Why am I alone? Among all the people surrounding me Why am I alone? I’m all alone, I need someone I need someone right now
Придя в себя, он заставляет себя встать под ледяной душ, чтобы хоть как-то остудить пожар, пылающий на спине. Не раздеваясь, как и был в пижаме. Сев и уткнувшись пылающим лбом в колени, Минсок едва сдерживает рвущийся наружу крик, который превращается в невнятный скулёж. Облегчение приходит не сразу, случайно заткнутая пяткой ванна успевает полностью наполниться. Минсок ныряет с головой в стылую воду, не ощущая холода, лишь бесконечный снедающий тело жар. Словно его заживо варят в масле, а мозг вопреки всему больше не желает отключаться от реальности. Кажется, ещё секунда, и больше он не выдержит. Но тело выдерживает, хотя лучше бы уж нет. Пошатываясь, он бредёт к зеркалу, неспешно раздевается, стягивая мокрую одежду и оставляя повсюду влажные следы, и крутится перед зеркалом, чтобы увидеть имя того, кто предначертан ему судьбой. Тот, с кем они разделят жизнь напополам. Осмотрев всего себя спереди, Минсок поворачивается спиной к зеркалу и пытается прочитать надпись, бегущую вдоль позвоночника. Кожа припухшая, покрасневшая, и надпись будто двоится. Но Минсок разбирает имя. Бан Ён. То ли родители поскупились назвать ребёнка полноценно, отдавая дань моде коротких имён, то ли судьба посмеялась, и имя имеет третий слог, который только предстоит выяснить. Он думает, какая она, задуманная для него судьба. Он почему-то уверен, что это девушка. Любопытно, умеет ли готовить, и какое блюдо любит, грязнуля или чистюля, симпатичная или красивая, умница или маленький динозаврик, ведущий свою стаю на заборы и деревья. Ему очень интересно, кто она. Потому придя в себя окончательно, Минсок идёт в пункт, где фиксируют соулмейтов. Всё гудит от носящегося в воздухе транспорта, которым почти полностью скрыто небо над его районом. Бедные окраины задыхаются от снующего в небе транспорта и днём, когда движение напоминает сбесившийся калейдоскоп, и ночью, когда по шоссе идут грузовики. Выстояв огромную очередь под косыми взглядами подростков, Минсок подходит к стойке и подставляет штрих-код под сканер. Его просят пройти за шторку и предъявить метку для сканирования и последующего поиска. Работники такие же замученные, как и стоящие в очередях. Просто пруд, полный задыхающихся от сине-зелёных водорослей рыб. Минсок топчется за ширмой, стараясь надеть одежду как можно осторожнее, чтобы не потревожить едва успокоившейся болью сознание. Натянув толстовку, он выходит в комнату и садится на стул рядом со столом, за которым девушка-оператор ловко порхает пальцами по клавишам. Он не знает, что ощущает, то ли томительное ожидание, то ли полное отсутствие интереса. Внутри просто копошится какой-то клубок, сплетённый из противоречий, и уже неясно, хочется ли узнать имя предназначенного человека или лучше попросту сбежать отсюда, сверкая пятками. Но оператор качает головой, проверяя и перепроверяя в двадцатый раз данные, а потом пожимает плечами. — Извините, для обработки данных потребуется время. Мы сбросим вам ответ на электронку, — говорит она, пока Минсок просто хлопает глазами, пытаясь разобрать сказанное, а она уже поднимается и выглядывает в переполненный зал ожидания: — Всего хорошего. Следующий. На негнущихся ногах Минсок выходит прочь, чтобы вдохнуть задымлённого, богатого пылью и смогом воздуха. Но облегчения это не приносит. Он бредёт, не глядя по сторонам, вдоль трассы, пытаясь понять, что же всё-таки он ощущает. Он без особой надежды набирает номер родителей, но те недоступны, как всегда. Ради того, чтобы обеспечить Минсоку лучшее будущее они увязли в какой-то засекреченной программе, могут звонить лишь раз в три месяца, чтобы пообщаться десять минут. Ему не хватало родителей, когда он метался в горячке болезни, едва не отдав душу небесам, не хватало, когда он устроился на работу и хотел разделить своё счастье. Не хватает сейчас. И Минсок готов променять все те крохи денег родителей, что капают на его счёт, позволяя жить в крохотной квартирке, состоящей из комнатки, длиною в полторы кровати и почти столько же в ширину; в которой ещё умещается шкаф; узкий, шириной в подоконник стол; складной стул; электроплита и маленький, размером с сумку, холодильник; а ещё есть совмещённый санузел с королевской ванной, в которой можно лежать, согнув колени. Можно жить и не умирать с голоду. Потому что его собственной зарплаты хватает ровным счётом на то, чтобы изредка покупать к стандарт-баланде такую же склизкие, но отличные по вкусу добавки из овощей, и пусть эрзац, но кофе, к которому он пристрастился в последнее время в тщетной попытке заменить вкусом тоску. Настроение закатилось под плинтус и выбираться оттуда не собирается, через десять часов смена, и, по-хорошему, сейчас бы спать лечь, а не слоняться вдоль трассы, но ноги несут его прочь от задымлённых окраин. Оглядевшись по сторонам, Минсок делает шаг на пешеходном переходе, в последний момент слыша оглушительный визг тормозов слетевшей с высотных лент дороги машины. — Эй, парень, ты живой? Рядом с Минсоком приседает на корточки мужчина и хлопает его по щекам, пытаясь привести в себя. Перед глазами всё плывёт, но первым Минсок замечает не склонившегося над ним человека, а то, что забрёл чёрт знает куда. Здесь он ещё не бывал никогда, и от неоновых огней жжётся где-то в мозгу. Потом Минсок замечает кобуру под кожаной курткой и без интереса спрашивает: — Пристрелите, да? — Живой, значит… Поднимайся, — мужчина протягивает руку и помогает парню подняться, хотя того шатает и, не удержавшись, он хватается за кожанку и тычется носом в плечо. — Простите, — шепчет Минсок и думает, как бы лучше сделать ноги, но его мутит и потряхивает, а в голове звон. Но бежать надо, чтобы не убили или того хуже, не заставили платить. На боль и странное ощущение он не обращает внимания, списывая всё на нервы. — Идём. — Простите, сэр, у меня нет денег, — говорит Минсок, показывая на браслете свой скудный счёт. Выкрутиться из крепкой хватки не выходит, и запястье отдаётся тупой болью и пульсацией, пока Минсок позволяет себя тащить. — И на органы не гожусь, болел в детстве. — Угомонись, — шикает мужчина, и Минсок наконец поднимает на него глаза. Высокий, сантиметров на десять точно выше Минсока, смуглокожий и с низким голосом, от которого ползут мурашки. По серьге-кольцу в каждом ухе и выглядывающая из-под футболки то ли татуировка, то ли имя предначертанного. Не разобрать. Пистолет, высокие шнурованные ботинки и кожанка добавляют смертоносного шарма, и Минсок идёт следом, как завороженный удавом мышонок. — Садись. — Не убивайте, пожалуйста, я отработаю. Только… — Ребёнок, успокойся. Никто тебя убивать не будет. Минсок обиженно дует губы, какой он ребёнок? Ему восемнадцать и метка есть! И даже работа с квартирой. Значит, взрослый. Мелькает мысль, что этот мужчина, больше похожий на хищника, скоро будет в курсе и отберёт последнее, что у Минсока есть. А потом и его до кучи в долговую яму посадит. Он послушно садится в машину и замирает с распахнутыми глазами, когда грудь оплетают ремни безопасности. Сами по себе, лишь только он касается спинки. В салоне пахнет приятно, и не удержавшись, Минсок тайком щупает обивку, поражаясь приятному материалу под пальцами. Мужчина приземляется рядом, ещё раз оглядывает замершего Минсока и улыбается. И у Минсока, чёрт возьми, море вопросов. Один из которых не совсем тот, который должен интересовать, кто этот человек, в чьей машине Минсок оказался, а почему мужчине так идёт улыбка, почти до неузнаваемости изменяя суровое лицо. Полные губы растягиваются в притягательную улыбку, глаза враз становятся теплее, а родинки под глазом и на носу становятся ещё выразительнее. На ладони у парня кровоточащая ссадина, и мужчина шарит в бардачке, чтобы вынуть оттуда заживляющий раны спрей. Минсок дёргается, когда он берёт его ладонь в свои руки и направляет струю на ссадину, выглядит загнанно и с удивлением смотрит на то, как рана затягивается под действием распылённого лекарства. Легко коснувшись руля, мужчина заводит машину и встраивает её в поток машин. Минсок пока не двигается, сжавшись и глядя строго перед собой на яркие огни автострады. Явно испуганный, ничего не понимающий и судя по вопросам, заданным вне машины, ожидающий скорой расправы. Мужчина качает головой и сворачивает к кофейне. — Ты какой кофе любишь? — спрашивает он, а парень напряжённо поворачивается к нему с немым вопросом в глазах. — Кофе какой, спрашиваю? Ну? — Эрзац только пил. — Идём, попробуешь напиток богов. — Но… — У тебя невыносимая привычка спорить, — с улыбкой замечает мужчина, видя, как в очередной раз сжимается Минсок, будто опасаясь удара. Машина замирает на определённого типа разметке, и её подхватывает специальный аппарат, устанавливая в один из сотен рядов парковки. Минсок лишь стоит, раскрыв рот. А мужчина подталкивает его вперёд, чуть давя между лопатками, вынуждая Минсока делать шаги. Он лишь дышит загнанно, пугаясь ещё больше. — Я плачу. Как зовут-то тебя? — спрашивает мужчина, а Минсок благодарен ему за то, что не добавляет недавнего «ребёнок», хотя мог бы. Минсок стопорится у входа, глядя на сверкающую обстановку, потом на то, что мужчина придерживает дверь для него и готов дать стрекача, но мягкий толчок в спину заставляет его сделать шаг внутрь и замереть, но на этот раз от витающего внутри запаха кофе, от которого становится сладко во рту. — Ким Минсок, — выдавливает из себя парень. А мужчина останавливается и смеривает Минсока тяжёлым взглядом, играя желваками и хмуря брови. — Малиновый латтэ и американо, — бросает мужчина официанту и тянет Минсока за дальний столик у окна. Минсок ничего не понимает, а мужчина оглушён этим именем. Смотрит на него, прищурившись и определяя, могло ли всё случиться так, как случилось. На столе появляется кофе, и мужчина делает большой глоток, пытаясь горечью забить удивление и, что греха таить, шок. Не ожидал ведь. — Ким Минсок? — переспрашивает он, а Минсок вновь затравленно смотрит, глядя на него и пытаясь отыскать глазами пути отхода. — Да… Я где-то провинился ещё? — Минсоку до предела неловко, и он совершенно не понимает, что происходит. Лучше бы спал в своей каморке, а не шлялся по ночам. Не попал бы тогда в подобную ситуацию. — Нет, — качает головой мужчина, а Минсок сжимается в кресле, пытаясь понять, выстрелит или убьёт, но не сейчас, а чуть позже в какой-нибудь подворотне. — Невежливо было с моей стороны не представиться в ответ. Бан Ёнгук. У Минсока отвисает челюсть. Мужчина всё ещё хмурится, да и желваки играют на лице, но он протягивает руку, и Минсок пожимает её, отчего его прошивает новым разрядом тока, которые до этого он списывал на нервы. Неужели это тот самый, чьё имя не до конца прорисовалось на коже? Минсок в замешательстве смотрит на высокую стеклянную чашку с кофе и пенкой и делает первый глоток, пытаясь скрыть недоумение и удивление. Всё нужно переварить, обдумать и решить, что из этого всего выйдет. Мужчина явно не беден, и лишь случай свёл их вместе. Сто процентов он откажется от него в пользу кого-нибудь посолиднее и побогаче. Чтобы не тыкали пальцами и уж тем более не обсуждали за спинами. Всё же процент непарных был среди всех слоёв населения, потому такому видному мужчине не составит труда найти себе более достойную пару. Кофе оказывается самым лучшим и с самым необычным вкусом, из всех, которые доводилось Минсоку пробовать. Он заворожено облизывает губы от пенки и смотрит в чашку. Действительно, напиток богов. Мельком он поглядывает на браслет, но пока на электронке пусто, можно поверить в то, что это просто совпадение. Это же оно, правда? Будет нечестно со стороны вселенной так подставить его. Он и так едва дожил до своих восемнадцати и мечтал о крепкой семье, чтобы получив метку, оказаться за бортом жизненной лодки. Минсок отвлекается на кофе, краем уха отмечая тихий голос Ёнгука, который говорит по телефону. Но внимания не сосредотачивает, отдаваясь вкусу. Он не замечает, как перед ним вырастает ещё одна чашка кофе, но на этот раз с другим вкусом. Теперь кофе с небольшой кислинкой и плотным ощущением на языке. Минсок пьёт и его, глядя только в стакан или в окно. И почти допив третью чашку, замирает, глядя на отражение в стекле. Видимо, настоящий кофе пить надо очень осторожно, потому что у него двоится в глазах. Он видит двух совершенно одинаковых Ёнгуков. Только один сидит, а второй стоит, но оба сканируют Минсока взглядом, переглядываясь между собой. Минсок осторожно убирает руки от чашки и медленно поворачивает голову, открывая рот. — У кофе странный эффект, — едва слышно говорит Минсок, протирая глаза. Но это не помогает Ёнгука по-прежнему два. — Очень странный. — Отнюдь, — улыбается Ёнгук. — Это мой брат Бан Ённам. — Мамочки, — шепчет Минсок и пытается вжаться в спинку мягкого диванчика, слиться с нею и стать частью обстановки, но всё же пожимает протянутую руку Ённама, прикрывая глаза от очередного разряда тока по позвоночнику. — Ты где это чудо отыскал? — спрашивает Ённам и садится за столик рядом с близнецом, отказываясь от кофе. — Не поверишь, — улыбается Ёнгук. — Под колёса мне кинулся, перепутав развилку с пешеходным переходом. Хорошо, я вовремя среагировал. — Так вот какой он, — говорит Ённам и улыбается. Точь-в-точь, как Ёнгук. Минсок дёргает уголком рта и прикладывает ладони к раскалывающимся вискам. Но тут тренькает сообщение в электронке, и Минсок шокировано смотрит на извещение. А потом и на текст с фото с двумя именами братьев-близнецов Бан, офицеров космического десанта. Дата рождения говорит о разнице в одиннадцать лет, многочисленные заслуги, медали и даже ордена, привилегии и бонусы, и Минсоку становится дурновато. Это ведь ошибка, да? Просто системный сбой. Ну пожалуйста. — Мне нужно в туалет, — Минсок поднимается и на негнущихся ногах идёт, ориентируясь на указатель. Умывается долго и тщательно, но легче не становится. Туалет в несколько раз больше его квартиры и роскошнее в десятки раз. Но это проходит где-то по границе сознания. Внутри бьётся то ли радость, то ли ужас, а, скорее всего, всё вместе, сплетаясь и создавая тот самый комок в груди, от которого саднит и хочется вырвать с корнем. Когда он поднимает глаза, то в зеркале видит стоящих рядом близнецов. Они выходят в холл, а Минсок борется с желанием сбежать. Близнецы не сговариваясь, становятся по обе стороны от Минсока, едва касаясь плечами и не давая упасть. Хотя мужчины и переживают, что мальчишка попросту сбежит, не разбираясь и пугаясь неизвестности. То, что он прочитал их досье, они поняли сразу, наблюдая за изменяющейся мимикой. — Мы думали, что мы попали в те самые два процента оставшихся без соулмейта, — говорит Ённам, а Минсок неверяще смотрит на братьев. Он сам до сегодня считал себя уродом и изгоем, терпел насмешки и издевательства. Ённам кривит губы и продолжает: — Дефектные, ущербные, как нас только не называли… — Пока в двадцать шесть не свалились оба с болью и температурой на несколько недель. Ни один медицинский сканер не мог вычислить, что не так, нас уже подумывали под шумок отдать учёным, пока врачи не поняли, что так проявляется поздняя метка, — Ёнгук опускает глаза, и легко, мимолётной лаской касается пальцев Минсока, которого прошивает током, будто по позвоночнику пустили электрический разряд. — Это тебе сколько было? — Пятнадцать, — подсказывает Минсок. — Я едва не умер от космической чумы, которую занесли дальнобойщики, занимающиеся контрабандой экзотики. — Вот это, видимо, и запустило процесс, — качает головой Ёнгук и смотрит так, будто дыру выжигает. Ённам, как старший, что указано в досье, просто стоит, глядя на россыпь звёзд за куполом, на лице мускулы не дрожат, а вот голос становится глуше: — Продержали нас в карантине на всякий случай ещё месяц, пока не удостоверились, что именно метка стала тому виной, — Ённам зеркалит движение близнеца, и Минсок ощущает себя проводником электрических разрядов, но лишь ловит пальцы братьев и сжимает в ладонях. — А потом? — шепчет Минсок и кусает вечно пересохшие и потрескавшиеся от постоянного облизывания губы. — Обнаружили одинаковое имя у себя на груди. Думали, что системный сбой, но в пункте лишь подтвердили, что такое редко, но бывает. Ты был ещё несовершеннолетним, потому информация была закрыта. Но то, что ты для нас двоих не изменить, — Ёнгук прикладывает ладонь к груди и улыбается. — Такое бывает. Очень редко, но бывает, потому мы защищены законом и в своём праве. Минсок вздыхает и смотрит на стоящих рядом с ним мужчин, думая, когда всё пошло не так и вообще как они до этого докатились. Он думал о том, что у него будет жена, но почему-то совершенно выпустил из вида, что может быть муж. Не так и страшно, если бы не одна поправочка — мужей двое. И как в данной ситуации поступать, неясно. Близнецов же подобное открытие заботило гораздо меньше. За три года они смирились с открытием и просто ждали времени, когда соулмейт будет зарегистрирован. Ни один из них не предполагал, что им окажется худосочный взъерошенный мальчишка из бедного квартала, которому и пятнадцати не дали бы. И все злые слова о неисправном аппарате распределения или о полной ничтожности братьев меркнут на фоне блестящих испугом и неверием глаз Минсока, который сначала держался настороженно, будто запуганный зверёк, а теперь немного расслабился, и скованность исчезла, словно он не просто смирился с уготованной долей, а и полностью принял её. Ённам не раз говорил, что ему хочется коснуться чужой метки, чтобы понять, правду ли рассказывают о ней. Ёнгук же просто хотел понять, кто этот загадочный предначертанный судьбой человек, которому достались они с братом. И почему судьба распорядилась так странно? Значит ли это, что кому-то из близнецов придётся умереть? Они хотели любви и заботы ничуть не меньше, чем остальные, даже если бы всё покатилось чертям под хвост. А теперь перед ними стоит Минсок, и кто знает, как им быть дальше. Не поведёшь же мелкого сразу к себе и не накинешься, желая получить то, что есть у многих с тринадцатилетия, ведь своего счастья они ждали без малого шестнадцать лет. Несмотря на скептически настроенное окружение, они ждали и верили. И вот дождались. — Идём к нам? — предлагает Ённам, но Минсок качает головой. — У меня смена. — Ты не знал, что при получении метки тебе даны целых четыре выходных? Поехали, — Ённам первым делает шаг, утягивая за собой Минсока, и тот в свою очередь Ёнгука. — Нужно отметить твой день рождения и то, что судьба свела нас вместе. — Но… — Занятная у тебя привычка спорить со всем сказанным, — улыбается Ённам, а у Минсока дежавю. Всего час назад то же самое сказал Ёнгук. Минсок сидит на заднем сиденье и пытается понять, как повернётся его жизнь, если, судя по всему, близнецы отказываться от него не намерены. Будущее пока не вырисовывается никак. Зато братья довольно переглядываются и тянут губы в идентичных улыбках, отчего у Минсока мурашки по коже.As I am keeping my silence I’ve let everyone go A siren rings in my head I really don’t think this is right
Близнецы похожи, очень похожи, но не полностью идентичны, есть различия. Которые Минсок заметил, хоть и пробыл с ними всего ничего, но уже уверенно может отличить близнецов, хотя братья даже одеты одинаково. Словно привычка одеваться так и осталась с детства, когда многие мамы одевают малышей одинаково, чтобы избежать лишних склок и скандалов. Но Ённам более спокойный, Ёнгук же похож на пламя, разгорающееся от любого дуновения ветра. И голос Ёнгука более глубокий и бархатистый, а у Ённама более глухой и хриплый. Ённам чуть более грубой внешности, совсем немного, словно первый рисунок нерасписавшейся руки. Ёнгук более плавный в чертах, но они всё равно безумно похожи, и Минсоку не по себе. Видеть одинаковых людей, предназначенных ему здорово и весьма странно одновременно. Ноет двоящаяся надпись вдоль позвоночника. Теперь понятно, что с ней было не так. Но Минсок не уверен, что готов. Если бы от него отказались было бы понятнее. И он сдаётся, откидывается на спинку сидения и позволяет волнам жизни нести его. Чем бы всё ни кончилось, ему до скончания жизни жить с чужими именами на спине. Нравится ему это или нет. А он не уверен, что не нравится. Мужчины очаровывают, хотя и ощущаются готовыми к прыжку хищниками. Ёнгук ухмыляется, глядя на отражение Минсока в зеркале заднего вида и поворачивает голову к застывшему на соседнем Ённаму. Тот сидит, будто ничего не случилось, лишь сцепленные пальцы и лёгкая улыбка, блуждающая на его лице говорят о том, что на самом деле он ощущает. Для Ёнгука усидеть сложнее, потому он вцепляется в руль и старается не отвлекаться от дороги, но нет-нет, и глянет в зеркало на напряжённого Минсока. Всем им непросто, и если братья в первое время лишь недоумённо переглядывались и пытались осмыслить подарок или же наказание — имя, родившееся над сердцем, то потом просто приняли и стали жить дальше. Минсок же сомневался, боялся и явно подобной подставы от судьбы не ожидал. — Постойте. Давайте ко мне, — предлагает Минсок и тушуется под сдвоенным заинтересованным взглядом. Ему особо и предложить-то нечего, в каморке они едва развернутся, но на своей территории Минсок ощущает себя спокойнее. Ёнгук спокойно выслушивает адрес и сворачивает с оживлённой трассы на нижние уровни. Минсоку дискомфортно, он вообще не представляет, что их всех ждёт и как смириться с тем, что ему одному достались целых два. Он деликатно промолчит о том, что должны ощущать братья, которым доведётся как-то делить его. Близнецы следуют за Минсоком без разговоров, но когда они входят в его квартирку, Минсок понимает, как мало места на самом деле. Братья Бан будто занимают всё место, и ему становится немного неловко, но дома и стены помогают, и Минсок расправляет плечи, предлагая чай, как радушный хозяин. — Что тут у тебя? — Ённам суёт нос в банку и придирчиво принюхивается, но кивает. — Так, дайте мне десять минут, я раздобуду нам что-нибудь под чай. Оставшись наедине с Ёнгуком, Минсок не знает, куда деть руки, он как-то себе не представлял ничего из того, что происходит. Ёнгук оказывается рядом внезапно, и Минсок вздрагивает, когда чужой нос оказывается в волосах, но покорно стоит, принюхиваясь в ответ. От близнецов даже пахнет одинаково: свеже-пряно с ноткой чёрного чая. Минсок знает этот аромат — когда-то они разгружали товарняк, и среди многих паков был один прохудившийся мешок, из которого тонкой струйкой сеялись тёмные гранулы с одуряющим запахом. Тогда Минсок узнал, что это был чёрный чай, предназначенный для богатых. Настоящий, не эрзац. Происходящее смущает, и Минсок неловко отстраняется, отступая на шаг, хотя в его каморке такое почти невозможно. Ёнгук не наступает, но касается ладони Минсока, и будто огоньки зарождаются на кончиках пальцев, ползут по коже, оплетают позвоночник, и Минсок прикрывает глаза, прислушиваясь к ощущениям. Они странные, необычные, но приятные. Близнецов он не боится, хотя имеет полное право и все предпосылки, учитывая ситуацию. Но в голове пусто, и даже вопрос «А как же дальше?» отходит на второй план.Anyone who can accept me? Is anyone here? Come to me, without a sound Hold me, without a reason
Вибрирует браслет на запястье, и Минсок сбрасывает с себя дымку необычных ощущений, встряхиваясь и открывая глаза. Сразу сфокусироваться не выходит, но когда он читает слова, успевает только прижать ладонь ко рту, глядя на сообщение: «Сынок, где бы ты сейчас ни был, беги». Он не успевает и слова сказать, когда с петель слетает дверь, Ёнгука отшвыривают к стене, а Минсок лишь безнадёжно вцепляется в чужую руку, сжимающую горло, его встряхивают как котёнка, и он едва стоит на цыпочках, чтобы не задыхаться. Ёнгук подбирается для удара, но Минсок тонко взвизгивает и хрипит, а удерживающий его мужчина ехидно говорит: — Дёрнешься, вырву мальчишке горло. Будь хорошим мальчиком, оружие на пол. Ёнгук неохотно бросает пистолет и нож перед собой. Минсок сипит и синеет, когда Ёнгук чуть смещается, вынужденный тут же вернуться на место, и лишь тогда удушающая рука немного ослабляет натиск. Ёнгук оскаливается и осматривает нападающих, но те профессионалы, ни отличительных черт, ни лиц, ни опознавательных знаков. Похитители отступают, забрав оружие и продолжая удерживать Ёнгука на прицеле. Минсок смотрит на него затравленно, одними глазами умоляя помочь, но пневмошприц с непонятной тёмной жидкостью у горла Минсока останавливает Ёнгука намного больше, чем пляшущие по груди лазерные прицелы. Он с болью смотрит на Минсока и сдвигается, чтобы проследить, куда свернут похитители, а потом кидается на одного из мужчин, успевая точным ударом сложенных пальцев убить врага, но хватается за шею и заваливается лицом на пол.You’re disappearing, more and more, without a sound From me, without any reason Was everything a misunderstanding? Were we looking at each other in a dream?
Ённам долго звонит, стоя у двери с пакетом разнообразных сладостей, но ответа не следует, и он входит за одним из жильцов, ощущая внутри звенящую пустоту, поднимается на этаж и настороженно смотрит на приоткрытую дверь, доставая оружие. В квартире обнаруживается лежащий ничком бессознательный брат и ни следа Минсока. Он бьёт Ёнгука по лицу, приводя его в чувство. Взгляд близнеца расфокусированный, плывущий, а спустя несколько мгновений после того, как Ёнгук открывает глаза, его тошнит на пол, скручивая в болезненных спазмах ещё с полчаса, в которые добиться ответа не выходит. Время истекает, но антидота к редкому экзотическому алкалоиду, который добывают из живых камней планеты в звёздной системе Кастор, у Ённама нет. Он вкатывает Ёнгуку укол антигистамина, который всегда при нём, больше пока ничем помочь не выйдет. Он беззвучно матерится, не имея возможности помочь близнецу, только молча вытирает пол и не трогает брата, которого вскоре должно отпустить. Время они уже потеряли, судя по всему происходящему. Алкалоидом пользуются только наёмники, а зачем им мог понадобиться Минсок — неясно. Никаких данных, никаких зацепок, даже колючка, которая была обработана алколоидом, и та рассосалась, не оставляя следов. Не теряя времени, Ённам звонит адмиралу Шим Чанмину, в чьём непосредственном подчинении они находятся. Излагает ситуацию и запрашивает доступ. — Ёнгук как? Может, врача? — спрашивает Чанмин, Ённам смотрит на брата и понимает, что отойдёт, а времени терять не хочется. — Сбрасывай данные на мальчишку, — говорит адмирал, — пробьём по базам, обмозгуем, кто мог позариться на ваше сокровище, ждите. Ённам помогает брату перебраться на кровать и вручает бутылку с водой, к которой Ёнгук припадает, будто не пил несколько дней. Алкалоид обезвоживает стремительно, и если человек слишком слаб, а находящиеся рядом не знают, как быть, смерть наступает в течение нескольких часов. Он не успевает и слова выудить из бледного, подрагивающего, покрытого холодной испариной брата, как его вызывает адмирал. — Что-то нечисто. Это системный сбой? — зло в сторону говорит адмирал, который всегда предпочитает держать связь напрямую, и если бы не разница в статусах, Ённам сказал бы, что ведёт себя, как старший брат, а не начальник. — Чёрт… Данные на мальчишку стремительно подтёрли из базы, будто его никогда и не было. То, что успели скопировать, высылаю. Запрос на расследование подтверждаю. Держите в курсе. И покажи всё-таки Ёнгука врачам. Вариантов не остаётся — Ёнгук с трудом шевелит языком, не может сосредоточить взгляд, и голова постоянно запрокидывается, словно непомерно тяжело её удерживать ровно. Ённам взваливает брата на плечо и устремляется к машине. В больнице, пока близнецом занимаются врачи, он изучает данные, и, не откладывая надолго, набирает все указанные номера по очереди. Но в основном это работники склада, на котором работал Минсок. И ничего, кроме того, что у него отгулы в честь совершеннолетия, не знают. Ни врагов, ни друзей, ничего такого. Ну, задирали, бывало, ну дрался он. Но ничего такого, чего не бывает в жизни других. Ни ярких событий,ни разборок, ни зависти (да и было бы чему завидовать). Браслет вибрирует очередным входящим сообщением, и Ённам срывается с места, спешно прокладывая себе дорогу сквозь толпу посетителей, столпившихся в холле. Он боится не успеть, но врачей убеждает уровень доступа, и его допускают к тяжело дышащей женщине, неуловимо похожей на их Минсока. — Кто вы? — спрашивает она, испуганно глядя на удаляющийся медперсонал, который оставил их с незнакомцем наедине. Она пытается подняться, но раны слишком тяжёлые, и она падает на кровать, шокировано глядя на татуировку с именем сына. — Где мой мальчик? Он жив? — Жив, но его выкрали. Мне понадобится всё, что вы знаете. — Шинсе, чёртов ублюдок, — шипит женщина, касаясь информационного браслета на запястье, и Ённам молча подносит свой ближе, чтобы данные передались напрямую. — Вся информация, которая есть по нему, теперь у вас. Спасите моего сына! — Кто он для вас этот Шинсе? — мельком проглядывая данные, спрашивает Ённам, хмурясь всё сильнее. — Мой соулмейт. Я не бросила своего мужа, когда мы с ним встретились, и он поклялся отомстить, я думала, он давно смирился. Но сегодня он убил моего мужа и напал на меня, Минсок… я… вы… спасите… — женщина закашливается, покрываясь пятнами, и в комнату вбегают врачи. Ённам слышит однотонный писк остановившего отсчёт кардиомонитора, когда покидает палату. В одно мгновение Минсок остался без родителей, потерянный где-то среди звёзд. Информации по Шинсе катастрофически мало. Но есть зацепки, и это Ённаму очень не нравится: Шинсе покинул планету час назад. — Ёнгук, ты пока отлежись, а я пробью корабль, на котором этот подонок отбыл, — говорит Ённам, хлопая лежащего брата по бедру. — Ага, сейчас носки зашнурую, — хрипит Ёнгук, хватаясь за голову, но садится на кровати и спускает ноги на пол. — Мы идём вместе, и мне плевать на то, что алкалоид был видоизменён, ты против, а меня всё ещё мутит. Это наш мальчик, Ённам. Наш. Ённам вздыхает и понимает, что мешать брату бессмысленно, они оба упёртые бараны, если что задумали, то ни родительские (в детстве), а теперь уже правительственные запреты, ни тяжёлые засовы не удержат. Потому лучше согласиться: так и брат под присмотром, и никакой самодеятельности, в которой Ёнгук профи. Он лишь просит у врачей дозу необходимых препаратов и уходит вслед за покачивающимся Ёнгуком. Выяснить, куда направляется Шинсе не удаётся. Корабль следует до ближайшего крупного космопорта на космической станции, а оттуда ежесекундно отправляются десятки кораблей. Ёнгук сплёвывает, но вцепляется в диспетчеров клещом, пока не выясняет, что Шинсе сопровождал гроб с родственником для захоронения на родной планете. Гроб, естественно, не досматривали, удостоверившись лишь, что в смотровом окошке бледный, почти синюшный парень. Братья вылетают в космопорт, но там, ожидаемо, след Минсока теряется. Шинсе либо зафрахтовал мелкое судно, одно из нескольких сотен, которое не нуждается ни в чём, кроме регистрации прибытия, либо отбыл на крупном пароме, который вышел в открытый космос два часа назад. Ближайшие сутки близнецы методично проверяют все списки, пытаясь отыскать зацепки. Данные на Шинсе крайне скудны, но Ёнгук ухмыляется учуявшим добычу волком, и Ённам требует от космопорта более развёрнутую информацию, обещая, что они на уши поднимут всех пассажиров, если им не дадут данные. Начальник космопорта смиренно открывает доступ, понимая, что кто-кто, а два космодесантника с тем уровнем доступа, которым они козырнули по прибытию, не только перевернут вверх дном космопорт, но и лишат огромной толики выручки, если пассажиры окажутся недовольны. А они окажутся, если учитывать лица серьёзно настроенных близнецов. Получив несколько зацепок на нечистых на руку и готовых на всё владельцев мелких кораблей, братья разделяются и вылетают в разные стороны, чтобы спустя несколько стандарт-суток встретиться на перевалочной базе космодесантников с неудовлетворяющей их информацией: след Минсока обрывается среди звёздного скопления Кеплера. — Адмирал, разрешите углубиться в поиски, — просит Ёнгук. Адмирал не очень настроен, это видно и по сурово поджатым губам и нахмуренным бровям. Но Чанмин знает, что в случае чего, близнецы уйдут в самоволку, и тогда расхлёбывать придётся всё равно ему, но кто знает, сильно ли наваляют дров. — Разрешаю, — вздыхает адмирал и трёт уставшие глаза большим и указательным пальцами. — Только возьмите истребитель «Fighter». Я вас прошу, — с ударением на последнее слово произносит адмирал и смотрит то на одного, то на другого. — Но, сэр, — подаёт голос Ённам, всё же понимая, что если адмирал «просит», то отказываться смысла нет. — Хорошо, сэр. Корабль, оснащённый лучшим виртуальным интеллектом небольшой и маневренный, развивает большую скорость, что сейчас играет на руку братьям. Проходит несколько дней, но поиски не увенчиваются успехом, пока все зацепки и предположения оказываются ложными, и близнецы медленно сходят с ума. Обоих выкручивает от фантомной боли, но о ней они не говорят, лихорадочно проверяя всю возможную информацию, которую не в состоянии проверить виртуальный интеллект. Они словно потерявшиеся студенты, которых без обучения посадили за управление звездолётом, не рассказав ничего. Обретя и потеряв соулмейта среди звёзд, они не могут найти покой, желая вновь коснуться кончиками пальцев к прошивающему разрядами тока чуду. — Он жив, — шепчет Ёнгук, сжимая ладонями виски, в которых долбится боль. — Он жив, а у нас есть ресурсы, чтобы его найти. И мы найдём. Ённнам поджимает губы и падает на лежанку, чтобы немного поспать, пока вахту несёт близнец. Но спится не очень хорошо, он ворочается и постоянно просыпается, когда ВИ подаёт голос, уточняя курс или же давая описание планете. Но всё же сон приходит, и Ённам отключается под мерный гул двигателей.