☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼
As I am keeping my silence I’ve let everyone go A siren rings in my head I really don’t think this is right As I am keeping my silence I’ve let everyone go Oh now I got to do something
Ёнгук сверяет курс в рубке и подходит к лежаку разметавшегося и тяжело дышащего близнеца. Ённам вскрикивает, и его буквально подбрасывает на кровати. Совсем как несколько минут назад подкинуло и его, а теперь он сидит рядом и внимательно смотрит на него, прищурившись. — Кошмар? — Да… — Ённам трёт глаза, сбрасывая вязкую пелену кошмара, и поджимает дрожащие губы. Страшный сон был слишком реален. Слишком. — Ты почему не спишь? — Тоже кошмар приснился, — говорит Ёнгук, протягивая близнецу фляжку с виски после сцепляя пальцы в замок. Ённам отпивает из горлышка и ждёт, когда обжигающее тепло алкоголя согреет продрогшую душу. Ёнгук говорит глухо, и его голос сейчас напоминает голос старшего брата куда больше, чем обычно. — Где на глазах таяло имя Минсока, оставляя лишь светло-розовую кожу, какой затягиваются раны. — И больше никаких доказательств, что он был, — эхом отзывается Ённам, вторя движению Ёнгука и прикладывая руку к сердцу, над которым имя Минсока выбито. Он путается в одежде, но Ёнгук останавливает его. — Имя на месте, я проверял, — с нервным смешком произносит Ёнгук и моргает часто-часто, пытаясь скрыть горькие слёзы. — Мы найдём его? — Найдём, — без колебаний кивает Ённам. У них вариантов нет. Вариантов, действительно, немного. Кошмары, если так бывает, что один и тот же сон снится двоим в мельчайших подробностях, накатывают всё чаще. Ёнгук уверен: Минсока пытают и издеваются, а он мысленно тянется к ним, прося о помощи. И от этой безнадёжной мольбы страшно, их выворачивает наизнанку каждым чужим всхлипом. Адмирал подкидывает им зацепку на одного владельца мелкого челнока, которого упустили в космопорту, и близнецы вгрызаются зубами и едва не разрывают голыми руками мощного парня, чьи руки увиты ядовитым плющом. Наркомания нового уровня: цветок симбиотически приживляется к человеку, пуская корни в кости и выделяя токсин, от которого человек кайфует, постоянно находясь под дозой, а цветок тем временем ест выработанные гормоны. Дорогостоящая процедура, и обычному человеку недоступна. Они прижимают слабо сопротивляющегося парня прямо у туалета, куда тот намеревался войти, опрокинув в себя почти ведро алкоголя. Тот слабо трепыхается и расплывается в дебильной улыбке наркомана. Ёнгук встряхивает его, отчего улыбка на время сползает с лица, но вновь медленно появляется, когда цветок впрыскивает токсин. — Где Минсок?! — Кто? — спрашивает обдолбанный крепыш, с трудом разлепляя веки. Кайф куда сильнее реальности. — Парень, которого ты вывез в гробу на пару с Шинсе. — Ааа, — понятливо тянет наркоман и закрывает глаза, медленно отключаясь от высокой дозы наркотика. Ёнгук его встряхивает ещё сильнее, запуская пальцы под стебель и вытягивая корень. — Что ты делаешь, мужик?! — взвизгивает парень и смотрит на близнецов так, будто только сейчас увидел. — Я спрашиваю, где выкраденный тобой мальчишка?! — А, ну, так… — Говори, иначе я вырву всю эту дрянь, — накручивая на палец трепыхающийся стебель, шипит Ёнгук. Ённам тем временем прижимает парня к стене, раздумывая, как лучше разговорить, если угроза симбиоту не поможет. Ёнгук рычит: — ГДЕ? — Орбитальная колония в системе Сарабарик, — переходя на тонкий, пронзительный визг, кричит парень, превращаясь в трясущийся студень. — Я больше ничего не знаю! Честно! Отпусти! Ёнгук отпускает и брезгливо вытирает палец о штанину. Подобное растение вскоре оплетёт парня полностью, отравляя всё большими дозами, пока не начнёт переваривать, заплетая его в кокон и создавая себе пропитание на ближайшие несколько лет. Но наркоману донести эту мысль он даже не собирается. Знает: бесполезно. Без лишних разговоров они покидают планету и устремляют корабль к масс-ретранслятору, чтобы покинуть Предел Кеплера и направиться в туманность Омега. Ёнгук что-то рычит себе под нос, и Ённам понимает его как никто: они потеряли столько времени, пока искали не там. Но есть новая зацепка, и если повезёт, они на шаг ближе к цели.Let me down and I'm right here where you want me All your words, but it hurts I'm a thorn on a vine Hanging on every line Let me in and I'll never try to save you Fever hearts, burning dark, I'm a fire in the rain Hanging on every flame
Минсок кричит и кричит, пока не срывает голос, повисая в путах. Охранники тащат его обратно в камеру мимо стройных рядов одинаковых капсул с заключёнными. Измученный Минсок скручивается на полу камеры и обессилено прикрывает глаза. Сердце бьётся где-то в глотке, и Ёнгук садится на постели, стирая холодный пот со лба. Ёнгук не уверен, что это простой кошмар. В груди роится потревоженным ульем предчувствие, и он садится в кресло пилота, принимая управление на себя, чтобы изгнать холод кошмара темнотой и пустотой космоса. Спустя несколько минут в соседнее кресло падает Ённам и протягивает брату чашку с кофе, ничего не уточняя и не спрашивая. Сам проснулся от изматывающего кошмара, который больше похож на реальность. И если бы одним только желанием можно было ускорить полёт, оба не сговариваясь, отдали бы последние силы, чтобы далёкая тюрьма, лежащая на краю галактики за ретранслятором, стала ближе. Ещё несколько часов полёта растягиваются в бесконечность, братья проверяют оружие и аптечки, комплектуют штурмовые рюкзаки и сверяются с данными, которые получили от адмирала, надеясь, что всё точно. Хотя знание пугающее и гнетущее: в той колонии содержат опаснейших преступников, не церемонятся и применяют пытки. Имена заключённых стирают, оставляя им лишь порядковый номер. Даже ходят слухи, что заключённых лишают всех волос, чтобы лучше была проводимость электрического тока. И это самое меньшее, о чём шепчутся в тёмных барах, опрокинув не одну стопку галактического горлодёра. Потому и выжимают близнецы из корабля всё, что можно, мысленно и вслух благодаря поверившего им адмирала и давшего этот самый корабль, оснащённый лучшим виртуальным интеллектом и мощнейшим двигателем. В стыковке им не отказывают, но встречают прохладно, не спеша выкладывать карты на стол. И лишь имя адмирала Шим Чанмина, подтверждённое бумагами, развязывает языки. Они спешат к камере, в которой содержится заключённый 99-03-26-99 вслед за начальником станции. Вот только они всё равно не успевают остановить сорвавшегося с цепи Ю Шинсе. Тот стоит у камеры с лежащим пластом Минсоком, в руках разгорающийся огонёк перезаряжающегося оружия, а рука на красной кнопке.Waves of pain, but you know that I won't rush you Poisoned fruit, by the root and I can't get enough You can take what you want
— Шинсе, что ты делаешь?! Отойди немедленно от камеры! — А то что, начальничек? Лишишь меня зарплаты? — смеётся Шинсе и переводит взгляд на близнецов. — Никак не можете остановиться, щенки?! Вы можете выбрать любого беспарного, каждому по человеку достанется, сдался вам этот мусор. — Заткнись, — рычит Ённам и, переглянувшись с Ёнгуком, медленно обходит застывшего истуканом начальника колонии. — Дёрнетесь, я окончательно ему мозги вышибу, — предупреждает Шинсе, краем глаза поглядывая на медленно поднимающегося в камере Минсока, который окровавленной ладонью касается стекла и хмурится, всматриваясь в лица. — А теперь оружие на пол. Ну? — близнецы замирают, играя желваками, но опускают оружие и отталкивают прочь от себя. Шинсе смеётся и голос сочится ядом. — Толку в спецподготовке, когда какая-то мелочь дороже собственной жизни, не так ли?! Он нажимает на кнопку за секунду до того, как Ёнгук бросается вперёд. Капсула вздрагивает и исчезает за вмиг закрывшимися переборками, за стеклом беззвучно кричит Минсок. Ённам падает на колено, зажимая пальцами рану на плече, а Ёнгук на секунду не успевает остановить руку Шинсе, когда тот вышибает себе мозги. — Чёрт! Чёрт! Чёрт!!! Где камера? — Она… она… падает на планету. Не смотрите на меня так, — начальник колонии пятится, пока не утыкается спиной в стену. — Она выдерживает полёт через атмосферу и перегрузки. Но… — Но что?! — шипит Ёнгук и встряхивает начальника так, что у того клацают зубы. Ённам, пошатываясь подходит ближе. — Агрессивная местная флоро-фауна, — потухшим голосом отвечает начальник тюрьмы, — ночные метели и недостаточное количество кислорода в воздухе… Мы так наказываем особо буйных. — То есть челноки есть? — уточняет Ёнгук, едва не сплёвывая на труп Шинсе, который так и не получил ничего, кроме морального удовлетворения от их боли. — Есть. Идёмте. Только… — Что ещё? — Нет, ничего, — машет на него рукой начальник, Ёнгук недобро щурится, а Ённам лишь добавляет: — Надеюсь, у вас хорошие челноки. — Ты как? — спрашивает Ёнгук, приобнимая брата за пояс и помогая идти. В груди колотится сердце так сильно, что кажется, вся колония от сердцебиения танцует. — Бывало лучше, — усмехается Ённам и пихает близнеца локтем в бок. Мол, и держать меня не надо. — Я с тобой. — Ты придурок, хоть и старший, — качает головой Ёнгук. — Ты ранен. Туда иду я, ты возьмёшь управление автопилотом челнока. И не спорь, — предугадывая готовое сорваться с губ возмущение. — Заодно медслужбу на уши поставишь. Ёнгук влетает в челнок метеором и устремляет его сквозь слои атмосферы вниз, к обледенелой земле. Над планетой дымчатые краски пляшущего аналога северного сияния. Красиво и страшно. Имя на коже груди горит свежим клеймом, и Ёнгук прижимает его рукой, надеясь, что кошмар не сбывается, стирая имя. — Что за… — Что такое? — тут же отзывается Ённам. — Да твою ж так его растак. Это что? — тыча пальцем в экран, спрашивает он у начальника колонии. Тот бледнеет и глухим голосом сообщает: — Камеры с заключёнными. Не смотрите на меня так… Какая из них ваша, я не знаю, но она упала где-то в это районе, — начальник показывает пальцем на карту, и Ённам мысленно стонет. — Ёнгук, у нас тут небольшая поправка. — Вижу уже, — бурчит Ёнгук, проверяя снаряжение и крепление рюкзака. — Начну с первых и двинусь вглубь. Хотя видимость почти нулевая, буду идти по приборам, оставив челнок. Надеюсь на тебя, брат. Ёнгук покидает челнок и проверяет одну капсулу за другой, продвигаясь всё дальше, пока не замирает в последний момент на краю уходящей вниз отвесной обледеневшей скалы. Ёнгук вбивает скалолазный крюк и проверяет, насколько крепко тот держится, прикидывая, хватит ли троса. Датчик чуть сбоит, но длины должно хватить впритык. Закрепив трос, он начинает спуск, остерегаясь торчащих во все стороны ледяных шипов. Внезапно снег начинает сыпаться ещё сильнее, будто сверху кто-то трясёт заснеженные ветки. Ёнгук вскидывает голову и ругается сквозь зубы: что-то тёмное движется по отвесной скале прямо на него. Он стреляет, наугад пытаясь попасть в уязвимое место противника. Это существо вряд ли описано, потому что датчики шлема сходят с ума. Монстру все выстрелы нипочём, и Ёнгук регулирует мощность на максимум, оглядываясь вниз, пытаясь понять, как далеко до земли, пока автоматическая катушка разматывает трос. В снежном вихре видно плохо, но датчик показывает пять метров, и Ёнгук склонен ему верить. Он вновь стреляет по монстру, и тот, не удержавшись на скале, падает. Мощная туша пролетает мимо, успевая зацепить Ёнгука когтями. Перегруженная катушка визжит и срывается, Ёнгук падает следом за монстром, ударяясь о шипы и продолжая стрелять в извивающееся тело. Шлём срывает одним из шипов, Ёнгук встряхивает головой, морщась от холода и звона в ушах. Удар смягчает погибшее чудовище, но в голове шумит, и Ёнгук отключается. — Ёнгук! — кричит Ённам, безуспешно вглядываясь в мониторы. Но камера на шлеме Ёнгука разбита, и лишь белый шум, пародируя снежную метель на планете, мельтешит, раздражая. — Ёнгук!!!But you, ooh you leave me paralyzed, and you bring me back a thousand times Oh you, sweeter than your hold over me, Tainted too you take my breath away Nightshade, Heeeey Nightshade, Heeeey
Ённам прикрывает глаза и выдыхает, прислушиваясь к ощущениям. Изнутри рвётся боль, ворочает внутренности мощным ковшом экскаватора, мешая трезво мыслить. Он обессилено откидывается в кресле, собираясь с силами. Тишина и отсутствие картинки ещё ничего не значат. Ничего. Ему ли не знать. — Ённам? Ённам, слышишь меня? — Ёнгук! — Ённам припадает к столу грудью, вглядываясь в молчащие мониторы, засыпанные снежной рябью. — Ты как? — Жив, — кашляет в микрофон Ёнгук, и Ённам без лишних слов понимает, что ранен, но не сильно. Не настолько, чтобы прекратить поиск. — Шлем разбит, датчики взбесились, так что ты будешь моими глазами. — Головокружение? — взволнованно уточняет Ённам, в который раз пробегаясь глазами по данным неблагоприятной для прогулок планеты. — Нет, кислородный респиратор цел. Веди. Ёнгук слушает команды близнеца и корректирует продвижение, щурясь от залепляющего лицо снега и немеющего от холода лица. Идти сквозь буран сложно, и Ёнгук вынужден использовать один из мотков бинта, чтобы хоть как-то уберечь лицо от пучков снега, бьющего по лицу. С трудом верится, что спустя тридцать шесть часов от снежного покрова не останется и следа, а спустя ещё сорок, планету вновь засыплет снегом, а из-под земли поднимутся затаившиеся до вьюги снежные монстры. Ёнгук увеличивает нагрев внутри скафандра, но температура держится слабо: пробоины в корпусе не позволяют согреться окончательно. Немеют пальцы и лицо, но Ёнгук движется вперёд, преодолевая шипастые наросты льда и обходя трещины. Раны мёрзнут и горят одновременно, пульсацией отдаваясь по телу. Незначительные царапины, в любой другой ситуации Ёнгук бы даже не заметил, но планета крайне агрессивна и враждебна. Неудивительно, что тюрьма для особо опасных преступников находится рядом. В случае чего нажатием кнопки можно избавиться от досаждающего заключённого и списать всё на случайность. Точь-в-точь как сделали с Минсоком. Ёнгук надеется лишь на то, что у него ещё есть фора перед тем, как… Во время падения ледяной монстр сорвал рюкзак с запасной аптечкой, и Ёнгук бережёт поддерживающие капсулы для Минсока. За ознобом приходит слабость и мутный рассудок. Нежелание двигаться дальше Ёнгук преодолевает со скрипом, идёт на чистой силе воли. Потому что где-то там, среди снегов, Минсок. И его время истекает. — Ещё капсула прямо по курсу. Ёнгук кивает и ускоряется, моля небеса, чтобы это была не очередная ненужная им капсула. Десятка два он уже прошёл, каждый раз сжимая зубы, с замиранием сердца заглядывая сквозь стёкла. Достаточно свежие тела, полуразложившиеся трупы, скелеты. Здесь было полно сброшенных с орбиты капсул. Кто-то погиб сразу же, кого-то обглодали алчущие тепла жители планеты. Камера разбита, и Ёнгук качает головой, но всё равно заглядывает внутрь раскуроченной и залитой кровью кабины, и замирает: среди отпечатков окровавленных ладоней на стекле он видит три сердечка, обведённых большим, и начинает озираться по сторонам в поисках следов. Но снег запорошил всё, не видно ни черта, и Ёнгук шипит сквозь зубы, разгребая сугробы рядом с капсулой. Неожиданной помощью становится ледяное чудовище, которое копает снег неподалёку от капсулы. Ёнгук делает несколько выстрелов, прежде чем монстр оседает грузной тушей в снег. Вдалеке слышится вой, и он принадлежит существу явно посерьёзнее и крупнее, чем оба противника вместе взятые. Ёнгук несётся туда, где упала помесь животного с насекомым и растением одновременно, и копает сам, надеясь, что успел.Why am I alone? Among all the people surrounding me Why am I alone? I’m all alone, I need someone I need someone right now
Рваный ветер и пронизывающий холод забираются под кожу, но Ёнгук продолжает копать, онемевшими пальцами отбрасывая комья снега. Он слышит приближение воя и пытается ускориться, насколько хватает сил, оглядываясь и оценивая ситуацию. Но сквозь метель не видно ни черта, и неясно, как далеко находится существо, его размеры, видимую опасность и прочее. — Ённам, присылай челнок. Слышишь меня?! Я нашёл нашего мальчика. Нашёл. Ёнгук подхватывает на руки Минсока и несёт в разбитую капсулу, забираясь следом, чтобы хоть в каком-то укрытии переждать прибытие челнока. Здесь намного уютнее и теплее хотя бы потому, что ветер не хлещет наотмашь. Ёнгук отряхивает Минсока, сдирает ледышки с задубевшей одежды, стягивает зубами печатки и готов разрыдаться от ощущений под онемевшими пальцами. Холод. Бесконечный холод. Его выворачивает наизнанку ощущением, что опоздал. Ёнгук вкатывает Минсоку в шею капсулу за капсулой из пневмошприца, безостановочно гладит лицо Минсока, прижимая его к себе и кутая в тонкую спасательную фольгу. Больше ничего из спасательного набора не осталось — лишь то, что он по дурацкой привычке вечно таскает в карманах. И сейчас то, за что он огребает с малых лет, может спасти Минсоку жизнь. — Уже близко, — Ённам управляет челноком через систему автопилота, и хоть полёт длится от силы минут восемь, они кажутся вечностью. Он стягивает с лица кислородный концентратор и прикладывает к лицу Минсока, лёгкие горят, но он не отнимает аппарат от чужого измождённого лица. Ёнгук дышит разреженным воздухом с привкусом меди на кончике языка, ощущая усиливающееся головокружение и нежелание двигаться. Но преодолевает их. Выбравшись из капсулы, Ёнгук подхватывает на руки Минсока и прижимает его к груди, замечая проблесковые огни спускающегося к ним челнока. Метёт всё сильнее, но яркий свет четырёх лун подсвечивает ночь, превращая её в день. Он старается унять дрожь в отмерзших напрочь руках, не ощущающих тепла Минсока. — Челнок на подходе. — Монстр тоже, — выдыхает Ёнгук, вглядываясь в потемневшую белесую стену. — Твою мать… Он перекидывает Минсока через плечо и достаёт оружие, прикручивая усилитель мощности заряда. Потому что то, что движется к ним, больше прибывающего челнока в несколько раз. В голове мутится, на плече безвольно висит Минсок, и Ёнгук надеется, что чужие раны не разойдутся. — Ённам, поторопись. Он успевает уложить Минсока на пол челнока и подтянуться на руках, забираясь внутрь, но челнок кренится от ухватившего его за закрывающийся люк монстра. Ёнгук стреляет по конечности, больше похожей на лапы паука, вынуждая чудовище чуть отступить. Люк закрывается, шипит герметизацией, и челнок набирает скорость так стремительно, что Ёнгук падает и больно ударяется спиной об переборку погрузочного отсека. Шипя от боли, он ловит Минсока, когда челнок вновь трясёт, и он гудит перегруженными двигателями. — Твою ж налево через звёздный кластер да без ускорения и защиты, — ругается Ёнгук, закрепляя Минсока грузовыми ремнями. Он поднимается и, удерживаясь за переборки, спешит к управлению кинетической пушкой. — Витиевато, — нервно смеётся Ённам. — Заткнись. Лучше выкрути температуру до тридцатки, — он устраивается в кресле, оплетаемый ремнями, и берёт управление. Оружие оживает, и Ёнгук наводит на противника кинетическую пушку. — Ну, падла, держись. Ёнгук ждёт полного заряда, чтобы инерционный снаряд разогнался до высшей степени скорости. Монстр явно не сталкивался прежде ни с чем подобным, но повернувшаяся в его сторону пушка вызывает интерес, и он тянется клешнями и лапами к ней, скрежеща по корпусу. — Угроза повреждения обшивки. Угроза повреждения обшивки. Сбой систем наведения. Перевожу в ручной режим, — взвизгивает система безопасности челнока. Челнок встряхивает от направленного пучка энергии, монстр разжимает цепкие когти и отпускает из своих лап добычу, двигатели ревут освободившимся тигром, и уносят челнок прочь от поверхности. Ёнгука вжимает в кресло перегрузкой, но он вылезает и, с трудом передвигаясь, переносит потяжелевшего в разы Минсока на соседнее место, и лишь тогда падает снова в кресло, позволяя смягчить перегрузку. Сквозь пелену боли Ёнгук силится включить медицинского робота, но кнопки ползут перед глазами змеями, скачут бодрыми белками, норовя сбежать из-под пальцев, панель управления едва ли не бьёт в лицо наотмашь. Ёнгук утирает струящийся пот и с недоумением смотрит на красные пальцы, пока зрение не отказывает окончательно. — Ённам, я ничего не вижу… не могу включить медицинский модуль… Ён… — лоб заливает кровью, пальцы покалывает ползущим теплом, кровь возобновляет свой бег, бок отдаётся тупой болью, а жар расползается по телу, туманя сознание. — Ёнгук? Ёнгук! Да твою ж… — Ённам вцепляется в приборную панель и зло сплёвывает через плечо, включая медицинский модуль, который сканирует пассажиров челнока.As I am keeping my silence I’ve let everyone go Oh now I got to do something
Переохлаждение, рваные раны, отравление — малый список высветившихся диагнозов, с которыми надо разбираться здесь и сейчас, потому что полёт до ближайшей клиники они не выдержат. Ённам поднимает на ноги всю тюрьму, и трясущийся от разъярённого рыка начальник тюрьмы делает всё, что в его силах. К приёму готов медотсек и доктора косятся на взвинченного Ёнама, то и дело прижимающего ладонь к сердцу и выдыхающего сквозь зубы. — Вам нужна помощь, — говорит один из медперсонала, замечая синюшное лицо офицера Бана и подходя к нему со сканером. — Это им, — с нажимом говорит Ённам, указывая на появившиеся в медотсеке пневмоносилки, — нужна помощь. Прислонившись к стене, Ённам смотрит на суетящихся врачей, ощущая тупую боль в раненом плече и острую, ничем не передаваемую — в груди. Словно выгравированные буквы, связывающие три судьбы воедино, стираются, оставляя лишь кровоточащий шрам. Он успевает заковать в наручники начальника тюрьмы, медленно складывая пазл, слыша, как ВИ корабля сообщает о том, что сигнал бедствия принят боевыми птицами. Ённам отключается прежде, чем понимает, что кричат врачи. Приходит в себя Ённам медленно, но лишь разлепляет веки, как подскакивает на постели и оглядывается. Он замирает, замечая мощный разворот плеч стоящего к нему спиной адмирала Шим Чанмина собственной персоной. Адмирал разворачивается к нему, и у Ённама ёкает сердце. Он спешно оттягивает ворот больничной робы и облегчённо выдыхает, заметив имя на груди. — Оба живы, — опережая сотню вопросов, говорит Шим Чанмин и садится на край кровати. — А… — Мы на базе, пришлось вас поместить в стазис, чтобы довезти. Если бы не Й.Е.Н., пропали бы без вести. — Простите, кто?! — непонимающе спрашивает Ённам, потирая чуть зудящее плечо и оглядываясь в поисках брата. Но палата на одного. — Й.Е.Н. — искусственный интеллект корабля. — Так, погодите, — Ённам трёт раскалывающиеся виски и всё ещё соображает крайне медленно. Стазис-поле имеет такой побочный эффект, который у каждого выветривается по-разному. — Какой искусственный интеллект?! — Ну, — уклончиво тянет адмирал, но расплывается в улыбке спустя несколько секунд. — Я немного не договорил. И ВИ оказался немного ИИ. — Немного? — с сомнением переспрашивает Ённам и улыбается в ответ. — Совсем немного… как и то «немного», когда вы вынесли базу пиратов, а моему штабу пришлось больше года писать отписки, — адмирал хмыкает и протягивает Ённаму планшет. Ённам читает данные, и брови ползут вверх. Если бы не подавший автономный сигнал бедствия ИИ, их могли бы никогда и не отыскать. Просто потому что все в этой орбитальной колонии были повязаны так крепко, как сплёвшиеся воедино корни в первозданном лесу Новой Амазонии. Вот только сигнал Й.Е.Н. подал сразу же, как только близнецы вошли в стыковочный шлюз. — Неслабо, — шепчет Ённам, ероша волосы. Список арестованных почти полностью соответствует списку персонала, заключённые в основном проходят по поддельным документам. — А где?.. — В соседнем боксе, — говорит адмирал и качает головой. — Им досталось побольше. Но уверяю, всё будет в порядке, ими занимаются наши лучшие лекари. Через несколько дней к ним начнут пускать, а пока… нам понадобятся твои знания, наткнулись мы на базу контрабандистов, так вот… Ённам слушает и кивает, но словно не слышит, потому что ощущения, что роятся внутри гораздо сильнее его. И на них хочется сосредоточиться, потому что чувствовать брата он уже привык за столько лет, «кошмары» с Минсоком тоже сблизили их, усилил связь, но вот полноценно ощущать всех одновременно оказалось весьма ошеломляюще. Адмирал понимает, что его слушают вполуха и даёт время на завтрак. Приведя себя в порядок, Ённам отправляется в кабинет к адмиралу и проводит там несколько часов к ряду, собирая разрозненные данные воедино и складывая очень занятный пазл с участием известных лиц и корпораций. А на обратном пути задерживается у стены соседнего бокса, прикладывая руки к непрозрачной переборке и будто прикасаясь к бьющимся за стеной родным сердцам. Работы немало, сеть продажи в колонию неугодных людей тянется слишком далеко и глубоко, задевая такие болевые точки, что становится понятно, до главарей не добраться. Благодаря адмиралу и его бесконечным заданиям, время тянется не так безумно медленно, как боялся Ённам. Но всё равно сердце рвётся туда, где опутанные проводами лежат частички их неправильной, скроенной на троих души. Ёнгук открывает глаза и с ужасом прислушивается к себе, не полоснёт ли по внутренностям обжигающей пустотой, он прикладывает ладонь к груди и вслушивается в ощущения, медленно садится и осматривается. Совсем рядом лежит Минсок, не такой бледный, как когда его отыскал, но всё равно кожа кажется белой, без намёка на лёгкую смуглость. Он готов поклясться, что ощущает чужую боль, хоть такая сильная связь настолько редка, что попросту уникальна. Но на мгновение кажется, что все его шрамы на коже Минсока, и Ёнгук спускает ноги с кровати, ощущая слабо вибрирующий, но тёплый пол босыми ступнями, чтобы пройти к Минсоку. Касаясь чужой щеки, Ёнгук ощущает, как дыхание перехватывает, а по позвоночнику ползут мелкие разряды. Не ошеломляющие, но непринуждённо тёплые, родные, ставшие с ним одним целым. Он мягко целует Минсока в лоб и улыбается впервые с момента, когда Минсока выкрали. Сердце неистово бьётся в груди, пока медленно тает ставшая привычной вязкая тоска и аура безысходности и безнадёги. Ёнгук прислушивается к писку кардиомонитора и смотрит на трепещущую на экране линию сердца. Линию их с братом жизни. Он почему-то уверен, что линии на ладони у них снова сменились, образовывая новый рисунок, формирующий их судьбу. Общую, неразрывную. Одну на троих. Он касается ладони Минсока и растягивается в улыбке, когда на прикосновение Минсок открывает глаза и дрожит губами, слабо улыбаясь. Белая больничная роба оттеняет цвет кожи Ёнгука, делая его и вовсе словно отлитым из бронзы. Не портят вид ни повязки, ни щетина, которой сам Минсок лишился навсегда из-за перенесённой болезни. Ёнгук смотрит на него с такой теплотой, что Минсок не ощущает ничего, кроме затапливающей естество нежности и нужности. Воздух будто становится сладким, Ёнгук гладит Минсока по щеке, не в силах остановиться, хотя слабость заставляет его руки дрожать, а ноги подкашиваться. Он только несколько часов назад окончательно очухался и ждал, когда придёт в себя Минсок. Они одновременно поворачивают голову и улыбаются шире входящему Ённаму, чувствуя его присутствие ещё за дверью. — Прости… — одновременно хриплыми голосами извиняются близнецы, похожие и такие разные одновременно. — За что? — недоумённо спрашивает Минсок, поочерёдно глядя то на Ённама, то на Ёнгука. И от этого взгляда у каждого жидкая лава под кожей. — За то, что заставили ждать так долго. Каждый из братьев припадает к запястьям Минсока, губами отслеживая пульс и глядя ему в глаза. Минсок тянет на себя их двоих, и хоть кровать не рассчитана на троих, ему хорошо, когда близнецы ложатся рядом, и он прикрывает глаза. Потому что просто лежать вот так рядом и ощущать крепкие тела рядом — уже подарок небес. И без них Минсок бы не справился, он держался только за мысли о них. Не говоря уж о спасении. Минсок ощущает полную безопасность в кольце двух пар крепких рук, которые вырвали его из пасти смерти. Он не знает, как сложится их жизнь, но ему сейчас невыносимо хорошо. Он больше не один, никогда не будет, никогда. Даже больно где-то в груди оттого, как хорошо, что хочется остановить момент и наслаждаться им вечно, когда шеи с двух сторон мимолётно касаются горячие губы.