home for a bunny

Юнги с трудом оторвался от очередного проекта. Работа была выполнена всего на пятьдесят процентов, а заказчик постоянно вносил правки в изначальную заявку. Жутко болела поясница, а шея отказывалась двигаться вовсе. Мужчина снял очки с тонкой серебряной оправой и помассировал уставшие глаза. Летнее сеульское солнце с легкостью преодолевало закрытые жалюзи, в комнате было достаточно ярко. Юнги чувствовал себя выжатой тряпкой для пола, во рту с утра не было ничего, кроме кофе, а от тела исходил явный запах пота и нечистоты. Краем глаза Юнги отметил, что время перевалило за три часа. Нужно отвлечься и привести себя в порядок, а то похож на бродяжку. В ванной Мин смотрится в зеркало, и отражение кривится в ответ. Контрастный душ, любимый гель с еловым ароматом и бритье делают из Юнги человека. Он протирает запотевшее зеркало и вновь смотрит на себя. Напротив стоит блондин с отросшими темными корнями, волосы давно не подвергались стрижке и мокрые пряди убраны назад, чуть покрасневшие от экрана ноутбука глаза, тонкие губы и бледное для корейца тело. Ему двадцать пять, но Юнги не меняется с того момента, как ему стукнуло двадцать. Выглядит он теперь поприличнее, но губы все так же норовят выдать горькую ухмылку. Мужчина быстро ныряет в привычную одежду и выходит из дома. В холодильнике своей жизнью живут призраки бывшей еды, потому Мин решает направиться в любимый продуктовый, что находится в двадцати минутах ходьбы от квартиры, заодно и проветрится. Город живет своей обычной сумасшедшей жизнью, и Юнги даже немного успокаивается от этого. Он может быть не в порядке, но мир вокруг продолжает движение. Юнги почти не рассматривает прохожих, в голове ленивыми мухами бродят привычные мысли, пока он не видит большое серое здание, мимо которого он проходит уже третий месяц — с того момента, как переехал в этот район и начал снимать свою нынешнюю квартиру. Юнги знает, что это детский дом. При том необычный. На безликом здании висит голубая табличка с надписью «Сеульский республиканский смешанный детский дом №2». Впервые смешанные детские дома и школы Мин увидел именно в Сеуле. В таких заведениях жили и учились не только человеческие дети, но и гибриды. Как в детский дом попадали первые — понятно всем. А что касалось вторых, то их путь казался Юнги не менее печальным. Гибридов вывели десятилетий пять назад, за год до окончания войны. Военные генетики рассчитывали, что гибриды станут лучшей версией солдат — ожившими супергероями. Но война окончилась, а в лаборатории стояло десять инкубаторов, в которых находились маленькие гибриды определенного вида. Спустя все эти годы Юнги признает, что практика создания гибридов на заказ — так себе идея. Подтверждение находится прямо перед его глазами. К гибридам не относились неуважительно, они имели документы, права и обязанности. Их рождение происходило в специальных центрах, где они находились до четырех лет под присмотров врачей и воспитателей. К этому сроку дети должны были пройти тесты на определение физического, умственного и психического развития. После их перенаправляли в приемные семьи, которые по сути и становились их родными. Хотя бы раз в неделю Юнги видит одну и ту же картину: кучку детей, что гуляет по площадке рядом со зданием. Песочница, качели, горки — вот эта вся радостная лабуда трехлетки. Юнги на самом деле нравится наблюдать за их играми и слышать детский гомон. Он так отличается от тишины его квартиры, рабочих звонков, рычания машин, крика соседей за стеной. Но Мин не будет до конца честен, если не признается, что три месяца он наблюдает за одной и той же группой. Он уже знает их в лицо, запомнил курточки и старую воспитательницу. Мужчина гонит от себя мысль о том, что он извращенец, потому что ему насрать, как он выглядит со стороны. Важен лишь один маленький мальчик, ради которого Юнги приводит себя в порядок и выбирается в люди из своей берлоги. В группе из детей, которым на вид не больше четырех лет, есть мальчик, гибрид кролика, если быть точным. Юнги не знает, как его зовут, дорожка расположена слишком далеко от забора, чтобы разобрать слова. Но вот в чем Юнги уверен на сто процентов, так это в том, что мальчишка самое очаровательное на свете существо. У него жидкие, но мягкие на вид, темные кудряшки, большие карие глаза, очаровательные выпирающие передние зубы и аккуратные кроличьи уши под цвет волос. Хвостика Мин никогда не видел. Юнги медленно подходит к отрезку дорожки, что проложена напротив детского дома, и глазами старается отыскать мальца. Заметив знакомую макушку с подрагивающими ушами, успокаивается и начинает оглядывать маленькое тельце. На коленке быстро обнаруживается синяк и пара свежих царапин, тонкая белая майка запачкана в некоторых местах, а лицо опухло от слез. Только сейчас Мин замечает, что вокруг ребенка стоят трое мальчишек и громко смеются. Мужчина переводит хмурый взгляд на воспитательницу — та дремлет на своем месте. Мальчишки продолжают кривляться перед плачущим пацаном, и Юнги не выдерживает. Он разворачивается и идет к воротам детского дома, пересекая значительное расстояние со скоростью разъяренной кошки, Мин мимоходом будит похрапывающую воспитательницу резким «ачжума» и первым приближается к четверке в белых маечках. Юнги подходит к знакомому мальчику со спины, только маленькие забияки видят его, им хватает одного взгляда на хмурое лицо мужчины, чтобы заткнуться. Заводила этой банды оказывается гибридом собаки, в руках у него мужчина замечает потрепанного жизнью серого зайца. Он помнит, что игрушка принадлежит не им, и от этого раздражение лишь растет. Мин останавливается в шаге от плачущего ребенка и очень спокойно говорит всего одну фразу: — Сейчас вы возвращаете мальчику его игрушку и извиняетесь за то, что обидели его, понятно? Рядом как раз появляется воспитательница и удивленными глазами смотрит на разворачивающуюся сцену. Мальчишки нехотя пихают измызганного зайца в дрожжащие детские руки и сквозь зубы шипят нечто, похожее на «прости», тут же растворяясь в толпе детей, что собралась вокруг. Юнги оглядывается и понимает, что воспитательница все так же молча смотрит на него, а детдомовцы заинтересованно шепчутся: «белые волосы», «видел? он защитил брошенку», «кому вообще нужен его заяц?», «у дяденьки такая крутая куртка». Мужчина наконец опускает взгляд вниз и видит самое милое зрелище в своей жизни — ребенок, задрав голову вверх, смотрит на него полными слез глазами, кроличьи уши прижаты к голове, а в грязных руках он сжимает бедную игрушку. Заяц точно задохнулся, если бы был живым. Они так и смотрят друг на друга долгие мгновения, пока треклятая воспитательница наконец не отмирает. — Вы, собственно, кто? И что вы делаете на территории детского дома? — от последнего вопроса Юнги вновь чувствует привычное раздражение, которое минуту назад было задавлено видом детского опухшего лица. — Меня бы здесь не было, если бы вы справлялись со своей работой воспитателя, — увидев, что женщина собирается спорить, Юнги быстро продолжает, — я проходил мимо и увидел, как три хулигана обижают ребенка, что явно меньше, а вы в это время спокойно дремали на солнце. Разве было не так? Женщина недовольно поджимает губы и сварливо просит его убираться отсюда поскорее. Но Юнги не собирается следовать ее приказу, потому что он еще не закончил здесь. Мин аккуратно присаживается на корточки, становясь одного роста с мальчиком, что стоит напротив, и медленно протягивает ладонь для рукопожатия. — Меня зовут Мин Юнги, — мужчина старается быть наиболее доброжелательным. В последний раз он так старался понравиться, когда упрашивал полицейского отпустить пьяного Чимина под залог, потому что милому гному не место в обезьяннике, — А тебя? Мальчик прижимает бедного зайца еще ближе к своему худому тельцу, пару раз хлюпает носом и очень боязливо хватается за указательный палец Юнги, потому что это все, что он может обхватить своей маленькой ладошкой. — Мое имя Чон Чонгук, дядя, — всего одна фраза, и Юнги понимает, что не сможет забыть этого ребенка, как бы ни пытался. Всю следующую после этого инцидента неделю Юнги проводит в раздумьях, чтении форумов и даже находит заначку давно купленных сигарет. В голове поселилась сумасшедшая по своему масштабу мысль: а что, если он усыновит того пацана? Мин проверяет законность этой аферы — все оказывается в порядке, он не состоит на учете у психиатра, не является наркоманом или алкоголиком, его доход выше нужной суммы, а условие о необходимости брака отменили уже как пару лет. Остается лишь одна проблема. Готов ли он взять на себя такую ответственность, как ребенок, при том гибрид? К среде он уверен, что не годится в опекуны. Куда ему, он о себе-то заботится с переменным успехом. В холодильнике вечная пустота, квартира покрыта вековой пылью, да и сам он не самый приятный человек. Нет-нет-нет, он не справится. В четверг мужчина впервые за долгое время напивается. В голове всплывает картинка Чонгука, который прижимает к себе зайца. Коленки кровоточат, кожа на ладонях содрана. Глоток, и вместо Чонгука он видит себя. Ему лет десять, отец ругает его за то, что не смог защитить себя перед школьными задирами. У него все еще торчит вата из правой ноздри, а порванные одноклассниками трусы свисают из штанины шорт. Отец громко кричит и дает пару затрещин, пока мать не успокаивает его и не отправляет мальчика в свою комнату. Юнги больно, обидно и до ужаса стыдно. К пятнице он успокаивается, потому что, как бы он ни пытался прикрыться логичными доводами, в глубине души он уже знает ответ. Выходные Юнги тратит на поиск необходимых документов, записывает адреса контор и заполняет заранее бланки, что выложены на государственном сайте. В понедельник мужчина надевает строгий черный костюм, тщательно бреется и даже укладывает волосы. Он перепроверяет папку с бумагами дважды и, наконец, выходит из дома. Для начала Юнги объезжает все выписанные адреса, подписывает бумаги и оставляет заполненные формы. А после обеда же направляется в детский дом. Ворота все так же легко открываются, и Юнги мимоходом отмечает, что защита подопечных здесь ни к черту. Охранник любезно проводит его к кабинету директора. Мин делает парочку глубоких вдохов-выдохов, поправляет галстук и нацепляет на лицо свое самое уверенное и каменное выражение. Кабинет директора выглядит тускло. За большим столом из орехового дерева сидит невнятного вида мужичок в сером джемпере. На лице тяжелая оправа очков, а на голове две залысины. Юнги отмечает, что с его частыми покрасками он будет иметь еще меньше волос. — Добрый день, чем я могу вам помочь? — манера речи и акцент выдает в нем уроженца Пусана, который много лет прожил в Сеуле. Юнги знает. — Здравствуйте, господин Ким. Меня зовут Мин Юнги и я бы хотел усыновить одного из ваших воспитанников, — мужчины пожимают руки и директор кивает на стул, что стоит рядом. — Так, говорите, хотите усыновить нашего ребятенка? — Юнги уверенно кивает в ответ, мужчина задумчиво щурится, — А вы уже выбрали кого-то определенного или мне послать за одним из воспитателей? — Я точно знаю, какого ребенка я хочу усыновить. Мальчика зовут Чон Чонгук, на вид ему года четыре, — Юнги поудобнее располагается на стуле, закидывает ногу на ногу, стараясь принять наиболее расслабленную позу. Директор Ким озабоченно кивает и выдвигает из своего стола длинный ящик, заполненный тонкими папками. Он негромко бормочет «Чон Чонгук, Чон Чонгук, нужен Чонгук», перебирая сухими пальцами дела воспитанников. Наконец, на стол ложится бумага, на лицевой стороне которой Юнги видит фотографию знакомого мальчика. — Так, что у нас тут. Чон Чонгук, пять лет, гибрид европейского кролика, — директор замолкает и продолжает молча читать личное дело, а после будто что-то вспоминает и резко поднимает взгляд на Юнги. — Господин Мин, этого ребенка создали пять лет назад в нашем государственном центре по заявлению одной молодой пары. Они очень хотели именно гибрида кролика, раз в год навещали Чонгука. Однако, когда подошло время переселения мальчика в семью, произошел несчастный случай. Мужчина из той семьи погиб, а его жена была буквально убита горем. Ребенок стал напоминанием о потере, она вернула его в центр спустя неделю. Оттуда Чонгук и попал к нам, — не то чтобы Юнги не понимал как именно Чонгук оказался в детском доме, но ладони, что спокойно лежали на скрещенных ногах, сжимаются в кулаки. — Уверяю вас, директор Ким, что подобное не повторится, — Мин глубоко вздыхает и расслабляет напряженные плечи. Да, на самом деле, он не уверен, что мальчику понравится у него. Он не знает, как Чонгук воспримет новость о своем усыновлении, но возвращать ребенка, даже не попытавшись найти с ним общий язык? Бог видит, что Мин не столь туп и жесток. Если бог и существует, то он явно проклял Чонгука. — Почему именно он? — звучит простой и одновременно сложный вопрос. — Потому что только ему я хочу подарить дом. Директор удовлетворенно хмыкает и молча протягивает руку, в которую спустя мгновение ложится папка с документами. Юнги выходит из кабинета спустя тридцать минут формальностей. Его заявление будет находиться на рассмотрении в течение трех дней. Государство на удивление безответственно относится к делам усыновления в их стране. В пятницу ему должен позвонить директор Ким и сообщить о решении. Если все пройдет успешно — в субботу утром он сможет забрать мальчика домой. На протяжении года, раз в месяц, к ним будут приходить социальные работники, чтобы проверить состояние ребенка. Юнги доволен складывающейся обстановкой. Перед уходом Мин просит директора о встрече с Чонгуком, тот лишь довольно кивает, набирая чей-то номер на экране смартфона. Когда мужчина спускается в холл первого этажа, там уже стоит знакомая ему воспитательница и мальчик, сжимающий низ своей вновь белой майки. Юнги медленно подходит к этой двоице и опять опускается перед Чонгуком на корточки. Пацан даже не поднимает на него взгляда, так стесняется. Маленькие пальцы уже совсем измяли хлопковую ткань. — Здравствуй, Чонгук-и, помнишь меня? — Юнги надеется, что никто не услышал дрожание его голоса. Мальчик несмело поднимает свои чудесные глаза и тут же опускает их обратно. — Вы господин Мин, я помню, дядя, — Чонгук едва заметно кивает, и Юнги с затаенным восторгом замечает, как краснеют щеки мальчишки. На уровне высоких скул еле заметен золотистый, почти бесцветный пушок. Еще одно доказательство того, что перед ним стоит маленький гибрид. — Зови меня Юнги-хен, договорились? — в ответ получает еще один кивок, а пунцовость переходит на тонкую шею. — Слушай, Чонгук-и, а ты не хочешь жить…со мной? — Мин собирается себя застрелить за такую постановку вопроса, но фраза уже вылетела из его рта. Чонгук заторможено поднимает голову и удивленно смотрит на Юнги своими глазищами, мальчик столь шокирован, что аж выпускает из рук пожульканный подол. Проходит пару мгновений, а потом раздается вопрос, который бьет мужчину прямо по лицу. — А вы не будете меня обижать? Юнги честно борется с горечью, что чувствуется где-то в глотке. Комок в горле такой большой, что мужчине требуется секунд десять, чтобы просто вдохнуть ртом. Он вновь делает вдох-выдох, прикрывает глаза на мгновение и честно отвечает. — Никогда. — А вы меня не отдадите обратно, как те люди? — к этому вопросу Юнги готов, потому протягивает мальчику свою правую руку с оттопыренным в сторону мизинцем. — Никогда не отдам. Обещание на мизинчиках? Чонгук робко тянет свою ладошку в ответ, но останавливается на середине. — Но я не умею, — мальчик явно расстроен, — я только знаю, что это самый хороший способ. Юнги лишь кивает в ответ. — Давай я научу тебя прямо сейчас. Дай мне свою правую руку, пожалуйста, — Чонгук вновь тянет сжатый кулачок к Юнги и удивляется, когда вся его ладонь помещается в одну руку этого взрослого. Мин аккуратно разжимает детскую ладошку левой рукой, берет маленький мизинец с криво подстриженным ногтем молочного цвета и переплетает со своим. Три раза качает вниз-вверх их соединенные руки и отпускает. — Я обещаю, что никто не обидит тебя, тем более я. А еще обещаю, что ты больше сюда не вернешься. И это правда, потому что я поклялся на мизинцах. Веришь? Чонгук впервые верит. В пятницу Юнги получает новость: его заявление одобрено. Все эти дни он убирает грязь в квартире, моет полы, меняет постельное белье, проветривает комнаты и прячет опасные для ребенка вещи. В восемь утра субботы Юнги стоит на крыльце детского дома, надеясь, что больше никогда сюда не вернется. Рядом с ним замер напуганный Чонгук, в одной руке у него маленький рюкзачок, в другой тот самый заяц. В окнах можно разглядеть любопытные носы детей. — Ну что, Чонгук-и, пойдем домой? — Юнги тянется к мальчику, желая забрать рюкзак, чтобы тому не было тяжело. Но ребенок смотрит на него влажными глазами и прижимает к животу свой скудный скарб. Тушку зайца перекашивает и его единственный пуговичный глаз горит осуждением. Приходится объяснять. — Не бойся, я не забираю твои вещи. Я просто хотел помочь донести твой красивый рюкзак, можно? — откровенно говоря, рюкзак дерьмовый, но сейчас об этом лучше промолчать. Чонгук успокаивается и несмело протягивает вещь Юнги. Мужчина радуется этому, будто выиграл в лотерею, но говорит лишь спокойное «спасибо». Шагая к тем самым воротам, мужчине становится интересно — что ощущает маленький Чонгук, если большой Мин Юнги просто кричит внутри. На середине пути Юнги спрашивает Чонгука, можно ли взять его за руку. Ребенок соглашается. Так они и идут к своему новому дому. В правой руке Юнги маленький рюкзачок, в левой маленький Чонгук с зайцем наперевес. Люди хмуро посматривают на прилично выглядящего молодого человека и мальчика гибрида в поношенной одежде. У квартиры Юнги останавливается, закидывает рюкзак себе на плечо и ищет ключи, не желая отпускать детскую ладошку. Щелкает входной замок, коридор встречает их уютной тишиной. — Добро пожаловать домой, Чонгук-и.