Я не Молли

Долохов громко ругался матом. Самонадеянную девчонку хотелось придушить. Чем он вообще думал, отпуская её одну? На этот вопрос он не мог ответить даже себе. Мэл выглядела слишком уверенной, настолько что он поверил что у неё все под контролем. Теперь же она лежала на диване его гостиной, погруженная в волшебный сон. Лодыжка выглядела отвратительно. Долохов мало разбирался в медицине, но было очевидно, что кость не должна торчать сквозь кожу. К тому же, они аппарировали в такой суматохе, что свежую рану на ноги ещё и покорежило расщеплением. Можно было бы аппарировать аккуратнее, но крошечный золотой в кармане раскалился, предупреждая что кто-то рядом вызвал авроров, и Долохов слишком спешил уничтожая следы крови на осколках и перемещаясь в собственный дом одновременно. Антонин наложил стазис на её ногу, останавливая кровотечение и быстро пытаясь понять что же делать. В Мунго было нельзя, сразу доложат Прюэтту-старшему, и непонятно для кого от этого будет последствий больше — для Молли или для самого Долохова. Часы в гостиной громко тикали, вызывая желание запустить в них Бомбардой. Долохов же перебирал в голове всех своих знакомых, кому можно было доверять. Проблема в том, что среди его друзей не было никого из колдомедиков. Слизеринцы к целительским чарам в принципе не тяготели. Наконец он остановился на Мортиции. Абели держали целое стадо гипогрифов. Характер у тварей был поганый, а травматизм среди работников зашкаливал. Долохов взмахнул палочкой, пытаясь сосредоточиться на своих лучших воспоминаниях и смог вызвать маленькую, зашнырявшую по комнате лису. — Мортиция, мне нужна твоя помощь! Срочно! Буду твоим должником до скончания времен и готов валяться в твоих ногах, только помоги. Светящийся зверек выслушал, понятливо кивнул и испарился, отправляясь к получателю послания. Долохов нервно заходил по гостиной, бросая испуганные взгляды на Хельгу. К счастью, чары стазиса удались на славу, кровь перестала заливать диван, а щеки потеряли мертвенную бледность. Не прошло и пяти минут, как пламя в камине вспыхнуло зелёным и Мортиция ступила на ковёр. Она бросила взгляд на девушку на диване, но её лицо не выразило никаких эмоций. — Здравствуй, Антонин, — поприветствовала она юношу. — Не могла не прийти: личный раб мне не помешает. Что случилось? — Её нога, — юноша указал на пострадавшую конечность. — Неудачное падение, а потом ещё аппарация. Скажи что ты можешь это исправить! — Что ж… — после небольшого осмотра Мортиция закатила рукава своего чёрного платья и достала палочку. — Кость раздроблена, не хватает мышц… Обратно тут не собрать. Подожди. Она ушла в камин, заставляя Антонина нервничать. Он заходил по комнате, сжимая свою палочку. Парень чувствовал себя виноватым и бесполезным. Может стоило вызвать нормальных колдомедиков и не заниматься самодеятельностью… К счастью, он не успел прийти к этому решению, Мортиция вышла из камина с шкатулкой в которой позвякивали флаконы. — Отвернись, — потребовала она, ставя шкатулку на стол и открывая крышку. Внутри стояло множество фиалов с зельями. — Что ты собираешься делать, — занервничал парень, глядя как она открывает пару флакончиков и вливает в бессознантельно тело Хельги. — Abscindere, — вместо ответа Мортиция резко взмахнула палочкой, отсекая поврежденную конечность ниже колена. Антонин поспешно зажал рот руками и отвернулся, пытаясь не вырвать. — Evanesco! Энтони, ты такой неженка. Он осторожно повернулся, готовый сразу зажмуриться, но, к счастью, несчастная нога была уже накрыта пледом, а Мортиция вновь заливала пара фиалов в приоткрытый рот Хельги. — Будешь вливать ей по флакону костероста и мясопоявителя каждый час, — она указала ему на две кучки фиалов. Одна из них содержала зелья оранжевого цвета, вторая же была ярко-алой. — Болеутоляющее больше нельзя, а действие этого скоро закончиться. У тебя есть что-то из амулетов? — Продал последний на прошлой неделе, — скрипнул зубами Долохов. — Останься до утра, пожалуйста. Вдруг что-то пойдет не так. — Что тут может пойти не так? — приподняла тонкую бровь девушка, не понимающе глядя на него. — Мы руки-ноги своим работникам отращиваем каждую неделю. Ни одной осечки ещё не было. Впрочем, после недолгих уговоров она все же согласилась остаться и устроилась в кресле со стаканом горячего глинтвейна. Антонин же метался по дому, пытаясь найти что-то подходящее. Как назло для амулетов сковывающих боль нужно было молоко единорога, а дома не было ни капельки. Идти же в Лес смысла не было, ни один единорог в жизни не подпустит Долохова к себе. Впрочем, порывшись в закормах он нашел пару обменных серьг. Когда-то давным давно он пытался запустить производство артефактов для взрослых: по замыслу серьги должны были позволять двум людям чувствовать эмоции и ощущения друг друга. Однако, знаний Антонина не хватило, чтобы настроить нужный эффект, и серьги почему-то брали только одну самую сильную эмоцию и делили её на двоих носителей. Так ещё и приглушали ощущение. Это было совершенно не то, что он пытался создать. Он так и не смог закончить свою работу, а серьги так и лежали в сундуке с заготовками. Парень несколько сомневался, но когда через час эффект болеутоляющего закончился, Хельга тихо застонала сквозь сон и парень быстро принял решение. Одну серьгу он вставил в ухо девушки вместо крошечной серёжки-гвоздика, которую она носила, а вторую приложил к мочке своего уха. Тонкая игла пробила кожу, и Антонин сморщился от боли. Впрочем, это было лишь секундное ощущение. Артефакт заработал и Долохов рухнул на колени, не в силах держаться на ногах. Правая нога словно горела в Адском пламени. Хорошо, хоть Хельга замолчала, погружаясь в сон глубже. — Я и не знала, что ты и правда намерен валяться в моих ногах, — отхлебывая глинтвейн из кружки заметила Мортиция, глядя как он корчиться, пытаясь устроиться на полу. — Боюсь мой муж это не одобрит. — Морт, — зашипел Долохов, закидывая голову и пытаясь отвлечься. Он очистил голову, как учил старый мастер ментальной магии, который заставлял его овладевать своим даром. «Боли не существует. Это мне кажется. Нет ничего кроме моего разума и мой разум чист» — словно мантру старался думать он. Эти строчки возникали перед его глазами, словно выженные на белой ленте, которая быстро крутилась и возвращалась к началу. С третьего круга стало легче, а с пятого он действительно смог выкинуть боль куда-то в задворки своего подсознания. Он открыл глаза, и привалился к дивану, стараясь удерживать образ букв перед глазами. — Почему так больно? — Костерост. Срастить кости проще, чем сделать заново, — миссис Абель рассматривала его как диковинную зверушку. Она наклонилась вперед, разглядывая сережку в его ухе. — А твои игрушки стали куда полезнее. — Это не игрушки, — ревниво откликнулся Долохов. — А уникальные артефакты. Такого точно ни у кого нет. — Что ж, тогда поговорим об оплате, — очаровательно улыбнулась Мортиция. Антонин уже приготовился соглашаться отдать ей серьги, уж больно внимательно она их изучала. Но она сумела его удивить: — Станешь крестным для Эмили? — Что? — от такого предложения он потерял всю концентрацию и боль снова пронзила ногу. Антонин застонал и сосредоточился, выстраивая мантру защищающую его разум от этих ощущений. Кое-как запихав боль обратно в кладовку в дальнем уголке сознания, он переспросил. — Что? Парень помнил маленькую дочурку подруги. Той и года не было, но она уже напоминала маленькую копию своей матери: такая же серьезная и безэмоциональная. Впрочем, он видел её раз или два, а этого совершенно точно недостаточно для того, чтобы становиться чьим-то крестным отцом. — Мортиция, я даже в Бога не верю, — выдохнул он, пытаясь сохранять сосредоточенность. — Я тоже, — Мортция слегка приподняла уголки губ в улыбке. — Но моей дочери нужен крестный, который будет баловать её дорогими подарками. Кто же кроме тебя, Энтони? К тому же ты мне теперь должен. Заметь, я даже не спрашиваю тебя где эта девица так неудачно упала и почему не обратиться в Мунго. — Хорошо, — признал Антонин. Его всё ещё пугала эта мысль. *** Хельга пришла в себя только к полудню. Во рту пересохло, в горле першило, а нога всё ещё побаливала. Она обнаружила себя на диване в гостиной, накрытая тёплым пледом. Долохов суетился у плиты, пытаясь что-то наколдовать на обед. Хельга принюхалась, запах был вкусный. — Воды… — прохрипела она, пытаясь сесть. Долохов оглянулся, уронил летающие в воздухе овощи и подскочил к ней, наколдовывая стакан воды. Хельга прильнула к нему, жадно глотая воду. Тони снова наполнил стакан и она выпила и его до дна. Только после этого она смогла сесть и откинуть плед. Штанина была закатана выше правого колена, но нога была цела. От своей соседки она отличалась лишь слегка более розоватым цветом. — Встать сможешь? — слегка встревоженно уточнил юноша. Он помог ей встать и Хельга прошлась по комнате, опираясь на локоть парня. Она ощущала сильную слабость, но нога слушалась нормально. Девушка даже не хромала. Долохов усадил её за стол, и приманил миску с рагу. — Ешь, тебе надо восстановить силы. — Всё очень плохо прошло, да? — Хельга невольно втянула голову в плечи. — Пиздец, — кратко охарактеризовал ситуацию Долохов. — Я успел смотаться в Годрикову Впадину. Там авроры и ликвидаторы. Что произошло? — Там… — Хельга начала было рассказ, но затем осознала и замерла, словно получила в спину Петрификусом. — Там моя палочка! — Мерлин! — Антонин выругался, дела были ещё хуже чем он надеялся. Он было вскочил, но затем медленно упал за стол. Знакомых авроров у него не было, а все улики там уже наверняка нашли. — Ешь. — Но надо же что-то делать… — Нет смысла, — покачал парень головой. — Они уже точно нашли твою палочку. И скоро придут за тобой. Лучше подумай, что ты можешь сказать следователю. Хельге было тяжело признавать это, но он был прав. Поэтому она зачерпнула ложку овощей и сунула в рот. Медленно пережевывая она попыталась вспомнить всё что связано с этим домом и почему малышка Молли Прюэтт могла забраться в чужой заброшенный дом. — Мне нужно написать Флинту, — наконец решила она и приманила к себе пергамент и перо. — Отнесешь письмо на почту?