Это неизлечимо, вы такой от природы

      Из страха и нежелания показать свою слабину Какаши предпочитает не рассказывать о тех кошмарах, что ему снятся, даже если после жёсткого пробуждения они не покидают голову, а словно переносятся в реальность. Раньше Какаши думал, что время позволит залечить душевные раны, и он перестанет видеть сны, в которых убивает друзей собственными руками. Он надеялся, на то, что, может и не скоро, но сумеет смириться с реальностью, и как только сны перестанут являться, не придётся судорожно отмывать на кухне руки от крови Рин и Обито. Однако у психики, давшей сбой, были свои планы, и в этот раз сон был даже чересчур реалистичным.       Хатаке давно так не трясло, он подскочил в постели в холодном поту и безуспешно, но всё же попытался восстановить сбившееся и учащённое дыхание. Жуткий звон в ушах дезориентировал не хуже контузии. Какаши пытался уснуть и отделаться от надвигающейся паники, иногда это удавалось, но в дрёме он снова и снова видел Рин и Обито, идущих на верную смерть. Вновь тёплая и густая жидкость товарищей пропитывает ткань формы, и рукав куртки сначала мерзко холодит запястье остывающим и мокрым краем, а затем материал тяжелеет и прилипает к запястью. Обычно, чтобы прервать муки от отвратительной вязкой субстанции, въедающейся в ткань и кожу, Какаши кое-как добирался до кухонной раковины, где бесконечно умывал руки. Рано или поздно вода уносила за собой тревогу, возвращая ощущение реальности.       Так происходило обычно, но в этот раз не было сил даже встать, и Какаши, еле попадая в сенсор экрана, нашёл в телефоне номер Ируки-сана, случайно добытый недавно из анкет. Через заглушенное панической атакой чувство вины перед психотерапевтом, Хатаке надеялся, что Умино не отвечает на незнакомые номера или не успеет поднять трубку, но тот отреагировал на звонок почти сразу. Он не заставил долго объясняться и сказал, что скоро придёт.       В нервном состоянии после кошмаров Какаши было сложно ориентироваться во времени. Когда он смотрел на часы, то либо тут же забывал, какое время они показывают, либо расфокусированным взглядом не мог определить точное значение цифр. Он ненавидел часы в эти моменты, время вообще становилось абстрактные понятием и, если Какаши следил за ним, то оно бесконечно тянулось, а если силился уснуть или вымыть руки от липкого ощущения крови, то не замечал, как наступало утро.       Какаши вновь начало охватывать панические чувство и ощущение горячей липкой крови на руках, когда в дверь постучали. Шатаясь и держась за стены, он пошёл открывать дверь. Ирука вошёл в квартиру и, разувшись, интуитивно двинулся к кухне. Не сложно было догадаться, где она находится. Какаши последовал за ним, как за маяком, он сел на табурет за стол, так как сил стоять не было.       Ирука без лишних слов налил в чайник воды и поставил его на плиту, кое-как в ящиках смог обнаружить чашки и небольшой заварочный чайник. Проверяя навесные шкафы в поисках нужной утвари, он чувствовал себя немного неловко, но не потому что находился в чужой квартире и начал вести себя как хозяин, а потому что вне своего кабинета он не испытывал нужды в профессиональной дистанции, которую необходимо держать врачу перед пациентом. Что-то подсказывало, что Какаши-сану, не смотря на вполне клиническое состояние, сейчас нужна была дружеская, а не врачебная помощь, но где грань.       Какаши молча сидел, подперев руками голову, и очнулся только тогда, когда Ирука заботливо подвинул чашку тёплого чая.       — Я не совсем уверен, любите ли вы горячий чай, поэтому разбавил его немного холодной водой.       Какаши кивнул, в данный момент ему было всё равно. Ирука сел рядом. Он не знал, что можно ещё добавить, и аккуратно положил свою тёплую ладонь поверх запястья Хатаке.       На кухне был приглушенный свет, тихо урчал холодильник, от кружки исходил тёплый, пахнущий травами, пар и слегка задевал кончик носа. Свободной рукой Какаши приподнял чашку и отпил. У него в доме имелось несколько видов какого-то чая, подходящего для заварки, но сам он предпочитал в пакетиках. Тем более, что сейчас пакетированный чай был на любой вкус и цвет. Из разнообразия же он неизменно выбирал обычный зелёный чай. Скорее всего, Ирука смешал несколько видов имеющихся трав по своему усмотрению. Получилось вкуснее, чем обычно, и такого сбора точно не достать ни в каком магазине.       Беспокоить Ируку поздним звонком было неправильно, но если делать выбор между одиночеством и шумным Гаем, то чувство стыда за свой поступок кажется справедливой платой за помощь. Умино, безусловно, отличный специалист и умеет находить общий язык с людьми, но Какаши бы не продолжил сеансы, если бы этот человек не зацепил его чем-то ещё. Во время сеанса они много разговаривали, Какаши сложно вспомнить с кем в последний раз он мог вести столь длительные беседы и не чувствовать при этом наигранной приветливости.       У обоих не было желания нарушать молчание. Тишина, как ни странно, не порождала того самого пресловутого чувства неловкой паузы и не накладывалась лишним грузом поверх отходняка от расшалившейся психики. Ирука, также привыкший к беседам в кабинете, тоже не ощутил дискомфорта. Только сейчас он, наконец, обратил внимание на отсутствие маски на лице Какаши. В суете он не заострил на этом своего внимания, а теперь это начало смущать. Будто бы вместе с маской испарилась некая преграда, никем не ощущаемая до момента её исчезновения.       Ему были интересны причины, по которым Хатаке никогда не показывал своего лица и то, связаны ли они с источником панических расстройств. Но ещё любопытнее было, как можно целыми днями не снимать балаклавы. Ирука и шарф-то не мог долго носить, так как тот в морозы непременно становился влажным от капель, появляющихся при контакте холодного воздуха на улице и тёплого дыхания. Конечно, уютно прятать свой нос от холода, но ткань, тем более мокрая, доставляет дискомфорт и затрудняет дыхание. Скорее всего, при желании можно привыкнуть и ткань станет второй кожей. Может, Какаши-сан в любых обстоятельствах контролирует своё дыхание, поэтому балаклава и не причиняет дискомфорта. Это логично предположить, так как одышка может выдать тебя на задании перед противниками. Ирука прислушался к дыханию Какаши — спокойное, несмотря на недавний приступ паники, — и понадеялся, что Хатаке стало лучше.       Какаши посмотрел на чужую руку на своём запястье, его привлёк контраст кожи и температуры тела. По сравнению с Ирукой, он был заметно бледнее и холоднее. Возможно, руки такие тёплые из-за недавно приготовленного чая, однако внешность психотерапевта ещё в первый день встречи напомнила о солнце и было приятно думать, что Ирука-сан всегда был таким. А ещё он не казался хрупким, но почему-то, несмотря на строгость, определение «мягкий» к Ируке всё равно очень подходило. В первый день встречи Какаши, обманутый видом, не ожидал жёсткости по отношению к себе. Чуть позже он просёк, что Умино лишь в нужный момент проявляет резкость и использует тон, не терпящий возражений. Его строгость напоминает учительскую или родительскую. То есть ту, которая обычно вызвана заботой. И чем дальше, тем сложнее Какаши было противостоять этому сравнению.       — Ваш номер, он был в анкетах детей, — паника начала отступать и Какаши спохватился, сообразив, что ведь номером с ним никто не делился. Пусть и казалось, что Ирука искренне и ненавязчиво проявляет беспокойство, но, наверное, не стоило злоупотреблять. Интересно, сколько времени уже прошло и в какой именно момент паника ушла на второй план? Он поднял голову и встретился с озадаченным взглядом.       — Мне стоило дать вам его раньше. Всё в порядке, — Умино решил умолчать о том, что на самом деле даже и не задался вопросом, откуда у Какаши мог взяться его мобильный.       Во время работы Ирука старается держать дистанцию и не привязываться к людям, ему приходится контролировать себя, так как по натуре он, к сожалению, добрый, и прекрасно это понимает. С опытом он смог выработать в себе необходимый уровень строгости, но сейчас он не мог понять, стоило ли откликаться на звонок и приезжать. Он сделал это интуитивно, так как не склонен искать причины в отказе от оказания помощи другим.       — Мне всё равно неловко, я даже не посмотрел на время. Да и анкеты учеников не для того были составлены, чтобы…       — Вы разве что отняли у меня немного времени от приготовления обеда, но я переживу этот разгрузочный для желудка день. Зато буду точно уверен, что вы досконально изучили дела своих подопечных, это меня радует.       — За мной теперь должок, Ирука-сан, и я настаиваю.       — Хорошо, я понял вас. Оплатите его в произвольной форме, а то сейчас я сам начну чувствовать себя неловко, и тогда вам точно придётся за это заплатить.       — Отчего же вам может стать неловко? Я единственный, кто нарушил ваш сон.       Ирука понимал, что это так, но объяснения бы получились слишком долгими и сложными. Какаши нарушил его личное пространство, но проблема была не в этом, в, а том, что внезапный звонок не вызвал дискомфорта или раздражения. Его ученик, Наруто, тоже часто не даёт скучать своими выходками, но сейчас были совсем другие обстоятельства и атмосфера. Позвонивший человек как минимум не гиперактивный подросток, нуждающийся в опекуне, как Наруто. И они не так уж долго знакомы, но Умино уже испытывает к нему симпатию. Какаши ему был интересен, и он понимал, что симпатия взаимная, ведь у Хатаке есть лучший друг, которому он мог бы позвонить, и, судя по рассказам, Гаю было бы достаточно одного пропущенного посреди ночи, чтобы поспешить оказать любую поддержку.       — Ну, во-первых, я не спал, а во-вторых, Сарутоби всегда отмечал мою излишнюю доброту. И у меня был шанс отказаться, но не было желания, я и правда забыл дать вам свой номер раньше.       — Сарутоби так и сказал, что вы чересчур добрый? Я имею в виду в негативном ключе, а не в качестве похвалы, — Какаши очень удивился, так как был уверен, что Хирузен знал всех жителей военного городка, и далеко не каждого он мог отчитать за излишнюю доброту. Тем более, что некоторые местные сами бы не против отчитать Сарутоби за излишнюю лояльность или толерантность.       — Да. Так вышло. Я некоторое время тоже был солдатом… Не таким успешным, как вы, так что даже сам Сарутоби довольно открыто сказал мне, что я не гожусь в бойцы, — свободной рукой Ирука потёр шрам на переносице. Какаши ещё на сеансах заметил, что он так делает, когда подбирает более обтекаемую форму для своих слов. Умино действительно попытался съехать с темы. Она не была неприятной, но само событие являлось довольно личным и сыграло большую роль в жизни.       — Расскажите подробнее. Дело ведь не в физической подготовке, я полагаю? — Скорее, в психологической, — Ирука ненадолго замолк, определяясь, с чего начать и как удержать разговор в нужном русле. -Видите ли, в то время я считал, что солдаты на другой стороне такие же люди, как и мы. Безусловно, так и есть, но я был подростком, свойственно, мои убеждения были довольно максималистическими. Мы все что-то защищаем, у нас есть семьи, друзья. Так я считал, а потому не хотел никого убивать и всячески избегал заданий, в которых был шанс возникновения ситуации «убей или будь убитым». Однажды мне не удалось этого сделать, и я замешкался прямо в бою. Рискуя жизнью, меня спас товарищ. Он чудом остался жив, но несмотря на это, по его просьбе в отчёте это дело замяли.       Умино подушечками пальцев провёл по длине шрама, проходящего через переносицу. Он вспомнил, как его одолевало чувство вины после происшествия и то, как он, наконец, решил, что ему следует понести наказание за своё бездействие. Страшно было не за себя, а за тех, кто согласился не отображать всей правды в отчёте. Победило понимание того, что в следующий раз без жертв могло бы не обойтись. Какаши не вставил ни слова, терпеливо ожидая продолжения истории, хотя и стало интересно, не по этой ли причине появился шрам. У него самого был шрам, который он получил, защищая своего друга. Это было бы интересной параллелью. Совпадением. Тем, что может их сблизить хоть немного.       — Меня замучила совесть, и я пошёл к Сарутоби самостоятельно, готовясь к самому худшему исходу, естественно. Но оказалось, что Сарутоби уже заметил не состыковку в отчётах и ждал, пока я сам приду к нему.       — Так он понял, что вы не трус.       — Возможно. Я осиротел в совсем юном возрасте и всё равно не мог проявлять хладнокровие. Я понятия не имел, куда с такой чертой я мог сгодиться в армии, но Сарутоби предложил мне стать преподавателем, хотя, признаться, я был готов к более жёстким последствиям. Сами понимаете, какое наказание можно понести за целенаправленное избегание заданий, — Ирука немного повеселел, заговорив о любимом деле. -Мне всегда была интересна работа с людьми, я хотел вкладывать что-то в новое поколение, но все преподаватели были уважаемыми людьми со списком боевых заслуг, и я не знал, как подступиться к делу без такого же.       — Минуточку, здесь что-то не сходится. Вы же психотерапевт, Ирука-сан.       — Я также веду лекции у кадетов по некоторым дисциплинам.       — Боже, сколько у вас работы с людьми. Я бы лучше на задания ходил.       Эти слова заставили Ируку улыбнуться. Стало понятно, что Какаши полегчало, раз манера иронично подшучивать вернулась, а значит настало время уходить домой. Он не без смущения осознал, что всё это время не убирал руки с чужого запястья. Как только он попытался это сделать, Какаши аккуратно взял руку Умино в свои и, поглаживая пальцы, собрал его ладонь в кулак. Ирука оробел, но не поторопился останавливать Хатаке. Тот мысленно сравнил чужой кулак со своим — рука не женственная, но всё же меньше. Хатаке улыбнулся этому различию, а ещё ему было так здорово было узнать что-то о прошлом Ируки-сана. Держа его кулак в своих ладонях, он крепче обнял его руками и склонил голову, коснувшись лбом. Эти руки никогда не отнимали чужой жизни, а сейчас и вовсе казались исцеляющими и возвращающими покой. Как здорово, что именно этот человек, несмотря на то, что мог лишиться своей мечты, предпочёл поступить честно. Начало клонить в сон. Сколько времени прошло? Как это поведение выглядит со стороны? Можно ли теперь встать со стула и вообще поднять лицо без смущения, которое, тем не менее, удовлетворяющее и приятное. Зато веки поднимать всё сложнее, так как дрёма всё убедительнее шептала, что любое место в доме подходит для сна.       — Какаши-сан, — Ирука перестал робеть и мягко позвал, заметив, как тот начал падать в объятия Морфея. — Может, попытаетесь уснуть? Я побуду здесь ещё некоторое время, чтобы убедиться, что всё в порядке. - Он положил вторую ладонь поверх рук Какаши.       Последние события Какаши помнил очень смутно, особенно сложно было отделить явь ото сна в памяти. Он точно оказался в постели и был заботливо укрыт одеялом. Скорее всего, некоторое время Ирука сидел у изголовья кровати. И совсем маловероятно, но очень хотелось верить в то, что он не отпускал и руку Какаши, пока тот не уснул.