***
По прошествии нескольких дней Инми кажется, что она медленно, но верно сходит с ума. Каждый раз находясь в квартире, брюнетка потерянно мечется по углам, не в силах выдержать тягостную тишину. Куда ни глянь, девушка везде видит его — своего милого Боксуна! Ей чудится, что он сидит на подоконнике, как и всегда зорко оглядывая двор. Она машинально тянется рукой к ковру, когда, пытаясь хоть как-то отвлечься, смотрит по телевизору очередную серию дорамы. Резко отдёргивает ладонь, понимая, что гладить и ерошить шерсть некому. Она пьёт утром кофе, сидя за крохотным столом на кухне. Вспоминает, как лис смешно переставлял лапы, когда его заставили танцевать. Улыбается и тут же себя осаживает. Ей до дрожи в коленках не хватает пушистого мягкого бока рядом. Даже ночами стала плохо спать, потому что чувствует себя тревожно в одинокой квартире. Всё чаще Хан возвращается мыслями к своему рыжему ворчуну. Всё больше он занимает все думы. Лис же ни разу не показал себя с опасной, агрессивной стороны. Он, положа руку на сердце, лишь огрызался. И то вполне заслужено. А как человек… Оборотень уберёг Инми от мотороллера, защитил в подворотне от насильника. Даже из воды вытащил во время ночного кошмара. Он столько раз её спасал. Действительно оберегал и волновался. Даже в образе животного не позволял Хан нанести вред своему здоровью, не думал о себе, о последствиях и увечьях. «Положи нож, Инми. Поранишься!» — в тот критический момент его волновала её безопасность! Поставь она себя на место Боксуна, смогла бы признаться в своём вынужденном обмане? Смогла бы открыть своё истинное происхождение? Вряд ли. Нет. Не смогла бы. Испугалась бы. Так имеет ли Хан право винить его во лжи? Сердце девушки ноет и страдает, и она никак не может заставить этот ополоумевший орган замолчать. Да и не хочет уже. Парень разве угрожал жизни? Она была всё же слишком резка… Стоило, наверно, дать ему шанс всё объяснить. Когда в голове соединяются вместе образы рыжего Боксуна и того мужчины, Хан понимает, что ищет его глазами в толпе. Ждёт во сне, несмотря на полное отсутствие сновидений в последнее время. Понимает, что скучает. Очень.***
♫ Soyou — I miss you Рассветное солнце такое робкое, застенчивое. Оно касается нежными лучами сизого тумана, превращая его в розоватую дымку. Величественные скалы, покрытые лесами, выглядят по утру просто сказочными. Цветение красных клёнов достигло самого пика, являя взору невероятное буйство ярких красок. Инми стоит на самой вершине холма, с которого открывается потрясающее зрелище на Сораксан. Их заповедник так красив поздней осенью! Она окидывает взглядом открывающийся пейзаж и улыбается грустно. Это его дом… Закрыв глаза, девушка вдыхает полной грудью холодный, морозный воздух, предвещающий скорое наступление зимы. Заряжается энергией нетронутой природы, вбирает в себя эти эмоции от единения с прекрасным, восстанавливая баланс и душевное равновесие. Она не слышит тихий шелест травы, не видит остановившегося подле неё человека. Только уловив знакомый цветочный аромат, вздрагивает. Распахивает глаза, и сердце тут же пропускает удар. Рядом стоит он — Боксуна в людском обличии! Так близко! Одетый всё в ту же тунику и льняные штаны, скрытые бордовым халатом. Сцепив руки за спиной, мужчина всматривается в горизонт какое-то время, потом переводит взгляд на Инми. Слабый порыв ветра взметает персиковые пряди, открывая брови вразлёт и лоб, и девушке кажется, что её коленки начинают дрожать. Почему она так взволнованна? Неужели это облегчение и… радость от того, что видит его? И нет больше никакого страха… Хан вдруг пугается своих истинных эмоций: — Я тебя не звала, — срывается с губ неуверенное, она тщетно пытается скрыть их. — Звала. Подсознательно. Я не мог ошибиться, не мог не услышать, — молодой человек замолкает, продолжая неотрывно смотреть в самую душу. — Инми… Прости… — в его распахнутых глазах, сверкающих звёздами, вспыхивает огонёк надежды. Инми завороженно глядит в них, не в силах оторваться. Потом смущённо прочищает горло и опускает взгляд на свои нервно сжатые руки: — Ты можешь приходить в чужие сны, — больше утверждает, чем спрашивает. — Тот сон… был, — сглатывает, — тоже реален? Кадык на крепкой шее еле заметно дёргается, но кумихо берёт себя в руки: — Какой? — Ну… тот, когда мы… вместе… — щёки девушки заливаются краской. — Танцевали? — Нет… М-м… Наша связь… — Не понимаю… Видимо, то было твоё собственное воображение. Чонгук отводит взгляд, устремляя его вперед перед собой. Впивается ногтями в ладонь, стискивая кулак. Он снова поневоле врёт. Ему приходится. Кумихо видит её терзания и нервное волнение. Ему кажется, что если он скажет сейчас правду, то разрушит всё окончательно. Обратит в руины даже малейший шанс заслужить прощение. Гук непроизвольно закусывает губу. Он обязательно признается, но позже… Чуть-чуть попозже… У Инми камень падает с души. Если бы всё на самом деле случилось по-настоящему, она бы сгорела от стыда прямо на месте. Провалилась бы под землю. Почему ей так неловко? Почему так мощно накрывает смущение с головой? Почему сердце вдруг так трепещет от одного лишь его присутствия? Она что, и правда к нему неравнодушна? Дурочка… — Ты бы мог давно уже сбежать. С самых первых дней, — она борется с желанием неотрывно любоваться чётким профилем. — Мог уйти. Но ты была права, когда говорила, что мне надо восстановиться. Поэтому остался. Я не собирался задерживаться надолго и пользоваться твоим гостеприимством. Но, сам того не ожидая, похоже… влюбился, — это слово он произносит так тихо, что Инми кажется, она ослышалась. Голова начинает пьяно кружиться, как от выпитого шампанского. Сокрушительные удары всполошившегося сердца раздирают рёбра, аж больно становится! Хан не может понять, что за странное чувство сейчас кроет девятым валом, топит её и раскатывает в лепёшку. Она оторопело моргает, стараясь справиться с необычной дрожью. Облизывает разом пересохшие губы, прочищает горло: — Тебе надо проверить рану. Осмотреть швы, — сдвигает брови сурово, нужно выглядеть серьёзно. Кумихо не верит своему счастью. Инми сейчас даёт ему шанс! Взгляд шоколадных глаз теплеет. Чонгук, закусив щёку с внутренней стороны, кивает. Отвечает также серьёзно, хотя внутри всё рвётся от ликования: — Я приду.