Little drummer boy

Невысокий брюнет тихо, едва слышно шел по коридору, освещаемому разве что фонарями с улицы. На противоположной от вереницы окон стене, проблески их света были расчерчены ставшими за такое время ненавистными ровно лежащими одна к одной полосами решеток. Он понимал их предназначение, но наличие такой меры предосторожности попусту выводило из себя и без того шаткую нервную систему. Он ужасно устал. Сегодня был тот самый день перед выходными, когда все врачи старались провести полную диагностику и все то, на что откровенно забивали в течение недели. Поэтому по прошествии всех этих процедур, юноша просто случайно уснул в процедурной, где его почему-то до самой ночи никто не обнаружил, не заперев там дверь. Проснувшись, он даже не дернулся, осознавая ситуацию, хотя если бы его сейчас нашли, сочли бы беглецом, а наказания в таком случае избежать невозможно. Парень, едва перебирая ногами, шел по направлению к своей палате. Отстраненные мысли никак не хотели вставать на нужный лад, в добавок ко всему болела голова, отчаянно намекая хозяину, что пора бы и в постель. Но он игнорировал сонливость до последнего, не желая проводить ночь на холодном полу только потому, что поддался мимолетному искушению и на секундочку присел. С печальной мыслью, что лучше бы комната сама нашла его, брюнет сделал поворот, оказываясь в большом обеденном зале. Можно было бы и порадоваться, ведь палата находилась уже недалеко отсюда, к тому же, дальнейший путь он знал очень хорошо, но усталость и некая злость от собственного бессилия взяли свое. Не в силах продолжать путь, парень просто плюхнулся на ближайший стул, с облегчением кладя тяжелую голову на руки. Хотелось остаться тут до самого утра. Ну или до того момента, когда его обнаружат, и в барабанные перепонки ударит опостылевшее «Митч Грасси, снова?!». Второе было вероятней. Однако вставать сейчас, а тем более идти дальше, представлялись его голове огромной пыткой, а потому, наплевав на все, брюнет решительно выдохнул, наконец позволяя себе отдохнуть. — Pa-rum pum pum pum… — Тихий, нет, скорее едва слышимый голос раздался в воздухе. До той степени мягко он пролился в пространстве, что Митчу даже показалось, будто этот звук всегда был частью этой комнаты. Поднимать голову сильно не хотелось, но заснуть с привычной легкостью ему уже не удалось. Как минимум потому, что он тут был явно не один. — Come they told me, pa-rum pum pum pum… — Вновь раздался тихий голос, уже отчетливее разносясь среди голых стен. Эта песня, хоть парню и не была знакома, что-то сильно навевала. Приятный мужской баритон тихой вереницей закрадывался в слух, оставаясь в сердце приятным теплом. Не слова, а само исполнение сильно тронули его, поэтому растеряв все остатки сна и ненадолго забыв об усталости, брюнет поднял голову. Осматриваясь, он надеялся лишь на то, что стул не скрипнет и не потревожит мелодичные переливы незнакомца. Некоторое время брюнет осторожно обводил взглядом помещение, изредка убирая с глаз мешающуюся челку. В полутьме он мог ориентироваться лишь на слух. — Our finest gifts we bring, pa-rum pum pum pum… Мягко повернувшись, он заметил фигуру неподалеку от себя. Парень с пшеничного цвета волосами едва заметно сидел у стены и, судя по всему, понятия не имел, что в помещении кроме него еще кто-то был. Закрыв глаза, юноша упирался затылком в стену и умело напевал мелодию, хорошо известную лишь ему одному, даже не ежась от окружающего холода. Брюнет невольно засмотрелся на незнакомца, которого до этого почему-то даже ни разу не видел, хоть и был в этом месте давно. Он был необычным. Форменная рубашка на нем была застегнута до самого горла, что было непривычно, немногие застегивали её хотя бы наполовину, некоторые предпочитали и вовсе не носить, как и сам Грасси. Незнакомец же лишь подворачивал у неё рукава, невзирая на внешнюю температуру. На руке, собственно, парень заметил именно то, что и ожидал: сгиб руки, подпираемой согнутым коленом, был перебинтован, кое-где были видны едва заметные потемнения на ткани и на коже поблизости. Митч неслышно усмехнулся — до боли знакомая ситуация, видимо этому пациенту тоже однажды попалась та самая неопытная медсестра, не сумевшая попасть в вену должным образом. Но наличие такого большого количества проколов капельницей могло говорить только об одном — парень тут явно не первый день. — Then They smiled at me, pa-rum pum pum pum… — Тихо сорвалось с его губ, еще раз наполняя пустую комнату звучной вибрацией. Сердце дрогнуло. Глазами, наконец окончательно привыкшими к здешнему освещению, юноша хорошо различил блестящую дорожку на щеке певца. Очередной куплет дался блондину тяжелее, дрожь в голосе унять уже не получалось, вторая соленая дорожка тихо и безвольно прочертила лицо. Он опустил голову, прекращая петь. А слушатель его, не чувствуя кончиков пальцев от наполняющего его беспокойства, не мог даже шевельнуться, с сочувствием смотря на парня перед собой. Шмыгнув носом, тот закончил песню так, как чувствовал сам: — I love Them so much… Тихий вздох последним наполнил глухие бесчувственные стены, после чего обеденная погрузилась в привычную для себя тишину. И Грасси очень долго не решался её нарушить. Потому, что незнакомец перед ним тихо плакал, с силой сжимая пальцами здоровой руки глаза. Судорожно выдохнув, блондин стер влагу тыльной стороной ладони и, проморгавшись, медленно поднял глаза. И замер, наконец осознав присутствие юноши. — О, эм… — Он испуганно вздрогнул. — Извини, я не знал, что ты тут был. Голос его был подавленным, хриплым и до сих пор дрожал, хотя в нем, благо, уже проявлялись спокойные нотки. — Ничего. — Брюнет постарался улыбнуться настолько, насколько получалось. — Извини, что напугал. Собеседник покачал головой, отводя взгляд и неровно выдыхая. И Митч с грустью отметил вновь наполняющиеся влагой глаза, которые тот старался спрятать как можно дальше. — Эй… — Грасси вложил в голос все тепло и мягкость, какие смог. Он поднялся с места и осторожно приблизился к незнакомцу, садясь перед ним на колени. Парень же прикрывал слезы рукой, даже сейчас стараясь быть сильным. Но когда теплая ладонь легла ему на плечо, он не смог сдержать тихий всхлип, где вдох смешался с плачем. Видя такое его состояние, брюнет осторожно пододвинулся ближе и безмолвно достаточно крепко его обнял. Ему не нужно было объяснять причину таких эмоций. Место, в котором оба они находились сейчас, кого угодно способно было довести до истерики, несмотря на то, что призвано было их лечить. Парень не смог сдержаться. Обняв целой рукой оказавшегося таким добрым незнакомца, он уткнулся ему в плечо и тихо заплакал, так желая скорее выплеснуть всю скопившуюся горечь и боль. Хорошо его понимая, Грасси мягко провел рукой по его волосам, задерживаясь на макушке. Это действие обычно хорошо успокаивало его в детстве. Он до сих пор помнил нежные мамины руки, которые зарывались в его волосы, когда было плохо, грустно, обидно или больно. Это всегда помогало. Поэтому попав сюда, он научился подобным образом успокаивать других пациентов, что нередко спасало их. — Все будет хорошо. — Еле слышно произнес юноша в самое его ухо. — Утро настанет. И ты до него продержишься. — Я так хочу домой… — Дрожащим голосом проговорил блондин, медленно успокаиваясь. Прошло несколько минут, которые пациенты провели в тишине. Блондин больше не плакал, лишь шмыгал носом некоторое время где-то в глубине чужого плеча. Вскоре, когда Митчу показалось, что блондину стало лучше, он медленно и осторожно разжал объятия, стараясь украдкой заглянуть в лицо собеседника. Он оказался прав, тот уже успокоился. Теперь черты его лица не выражали ровным счетом ничего. Но взглянув в глаза, оказавшиеся голубыми, брюнет убедился в обратном. Парень смотрел на него с благодарностью, искренней и теплой, которую не обязательно было выражать в словах или эмоциях. Блондин же в свою очередь даже не заметил, что остановил взгляд на собеседнике непозволительно надолго. Он вглядывался в черты его лица, вдруг показавшиеся ему смутно знакомыми. Сердце замирало от одной лишь мысли, что он мог его помнить. — Спасибо. — Тихо произнес он, чуть опуская взгляд. Юноша тепло улыбнулся, все-таки отпуская его плечо из своей ладони, только сейчас понимая, что все это время держал руку там. Забывчивость в таких мелких действиях ни о чем хорошем не говорила. Он не мог вспомнить, принял ли вечером таблетки, а если нет — до ближайшей панической атаки или в лучшем случае бессонницы недалеко. Из размышлений его выдернул тихий свист, блондин сипло вдохнул воздух, выдыхая уже тише. Вместе с этим Грасси заметил, что у его собеседника точно назрел какой-то вопрос, который он не решался задать. Вновь улыбнувшись ему и дав добро, брюнет передвинулся к той же стене, у которой сидел парень и наконец расслабленно опустил плечи. — Почему ты оказался здесь? — Тихо произнес блондин, до сих пор считая свой вопрос немного неуместным. Однако собеседник его в заданном вопросе не нашел ничего катастрофичного. Он лишь грустно усмехнулся. — Ну, хех, мои панические атаки никого не оставили равнодушным. Депрессии, обмороки, нервные срывы, все это оказалось весьма серьезным. Я проходил лечение уже дважды. — Грасси на секунду остановился, поняв, что увлекся рассказом о себе. Но обнаружив блондина с совершенно заинтересованным лицом, продолжил. — Первый раз после лечения, как казалось, успешного, меня отправили домой. Но стоило мне пару раз посетить школу с этими… — Брюнет ненадолго замолчал, но парень рядом с ним успел заметить, как тот с силой до побеления костяшек пальцев сжал край больничной футболки. — В общем, пришлось проходить повторный курс лечения. Поэтому сейчас я тут. — Он грустно улыбнулся. — Знаешь, если воспринимать реабилитационный центр за что-то типа лагеря, все не так угнетающе. Грасси повернул голову и только сейчас заметил, что его собеседник перевел взгляд на противоположную стену. Совершенно пустой, опустошенный взгляд. Брюнет знал такое состояние, мало того, оно ему было хорошо знакомо. — Я могу помочь тебе сбежать. — Тихо и совершенно серьезно произнес он, не прекращая смотреть в сторону блондина. Но несмотря на ожидания, такие желанные слова никак не затронули парня. Он лишь тихо вздохнул, закрывая глаза и упираясь в стену головой. — Я бы очень хотел помнить, куда бежать. — Тихо произнес он спустя некоторое время. — Я пытался убежать много раз, но всякий раз возвращался сюда. Я хотел вспомнить все сам, а не с помощью всех этих лекарств, но… Но забыл еще больше, чем помнил раньше. И все ухудшается. Он замолчал, не желая больше грузить собеседника своими проблемами. Сам он готов был выслушать, но рассказывать о своих болях совершенно не привык. Однако этот незнакомец с такими знакомыми чертами, казалось, готов был не просто слушать его до посинения, но и помочь. По-настоящему помочь. — Почему же тебя не выпускают от сюда? — Искренне поинтересовался юноша, слегка ежась от холода, который уже наконец начал чувствовать. Блондин грустно усмехнулся. — Пару раз мне удавалось сбежать. Я мало что помню, только как спустя какое-то время закружилась голова и я упал. Очнулся я опять здесь. Говорят, в первый раз «обошлось без жертв». Во второй раз я напугал ребенка и едва не упал на женщину, прежде чем меня забрали. И все, больше мне и шанса не давали. Запирают комнату на ночь и пичкают таблетками, которые просто отравляют меня с каждым днем. Я… так устал. — Он тяжело вздохнул и опустил голову, смотря на собственные колени, ссадины на которых были прикрыты такого ненавистного уже цвета тканью. Собеседник тихо вздохнул. Теперь становилось понятно, почему ему ставили столько капельниц. — Митч Грасси. — Стараясь придать своему голосу как можно больше теплых и жизнерадостных ноток, скороговоркой проговорил брюнет собственное имя. Его собеседник тепло улыбнулся, протягивая ему руку. Она была теплой и намного более широкой, по сравнению с рукой юноши. — Скотт… — Хоуинг. — Проговорил басистый мужской голос где-то неподалеку, хотя казалось, источник его был везде в этом помещении. От неожиданности Митч подпрыгнул и моментально повернулся в сторону говорившего, в то время как вышеназванный только опустил вниз тяжелый взгляд, не спеша делать то же самое. Потому, что в отличие от брюнета, сейчас со смесью эмоций рассматривающего вошедшего, ему этот голос был до одури знаком. Он слышал его каждый свой день, что чудом оставался в памяти, цепляясь черными терновыми ветвями за самые корни его сознания. На пороге одного из входов стоял мужчина средних лет. Длинные кудрявые волосы, собранные в хвост, аккуратно подстриженная борода, все создавало внушительный вид. И только небрежно расстегнутый халат на его плечах говорил о том, что он тут забыл. С абсолютно спокойным выражением лица он смотрел на поникшего пациента, словно совершенно не обращая внимания на второго нарушителя режима, по телу которого, к слову, уже пробегала мелкая дрожь. — Скотт. — Голос, уже намного более тихий и, признаться, приятный, обратился к блондину. — Идем. Время сна давно наступило. Видя, как тот покорно поднимается, Митч последовал его примеру. Хоть с этим врачом он прежде никогда не контактировал, попадать под горячую руку не хотелось. Встав рядом с блондином, оказавшимся чуть ли не в два раза выше его ростом, Грасси с опаской взглянул на говорившего. Тот лишь повернулся и проследовал внутрь коридора, даже не сомневаясь, что подопечный идет за ним. — Не переживай ни о чем. — Едва слышно сказал юноша, следя за ровными шагами блондина. — Я буду там один. — Отрешенно произнес парень, следуя за своим уже уходящим врачом. — Спасибо за все. С силой сжав свое плечо, Грасси еще долго не мог заставить себя двигаться, совершенно забыв об усталости, с тоской смотря вслед своему ночному собеседнику. Певцу, чье сердце разбилось о холодные бесчувственные стены. И нигде не осталось. С каждым его отдаляющимся шагом тоска нарастала с новой силой. Вместе с этим сдавливало горло и сердце. Казалось, этот приступ сдерживало только присутствие блондина. Пару раз глубоко вздохнув, юноша быстрым шагом со всей доступной ему скорости направился к своей палате, с силой вытирая проступившие на глазах слезы и размазывая их по лицу. Они шли недолго. Палата блондина, маленькая, пустая и холодная, находилась не так далеко от зала, в котором они недавно были. — Заходи. — Ровно и безэмоционально произнес мужчина, открывая дверь. Не произнеся ни звука, а лишь теребя в руках край рубашки, Скотт прошел внутрь, останавливаясь посередине комнаты и не торопясь к кровати. Он знал, что Авриэль за ним не пойдет, поэтому лишь с тоской смотрел в сторону глухой стены, полоска света на которой становилась все меньше пока и вовсе не исчезла. И это было последнее, что он увидел.