Но каждый душевный порыв следует проверять разумом.
Джейн Остин
Вечерело. Состояние замершей, вечной жизни как никогда успокаивало взгляд Чимина, даря еще пару минут самообмана. Тяжелые серые тучи простирались до видимой границы горизонта, и почти полная тишина сопутствовала им. Ее нарушало лишь колыхание массивных деревьев с пушистыми кронами да голоса птиц, что вили гнездо под крышей поместья. Фигурка юноши стоит у большого деревянного окна. Кабинет погружен в темную серость, потому аккуратное бежевое платье выглядит грязным. Свет выхватывает небольшие складки в некогда дорогом материале, а кожа Чимина по оттенку соревнуется с пылью на массивном комоде. Пак смахивает выбившуюся из прически прядь и с кривой ухмылкой отнимает ото рта левую руку, что, кажется, живет своей жизнью. Человеку его положения не пристало грызть ногти. Так всегда говорила его мать, но что делать с волнением Чимин не знал. Он с мрачной решимостью ожидал этого дня, но не был готов, что сердце будет отбивать неровный ритм, а руки холодеть лишь при мысли о приближающемся вечере. Юноша расправляет собравшееся у ног платье, берет в руки книгу и надевает тонкие очки с золотистой цепочкой, что свисает с дужек. Он начинает медленно прогуливаться по комнате, негромко читая вслух о философии восемнадцатого века. Чимин не понимает и половины. Все, что способна воспринять его бедная голова — это такие простые идеи, как «tabula rasa» у господина Локка. На большее он пока что не способен. Впрочем, юноша про себя отмечает, что от него не ждут и этой малости. Чтение всегда отвлекает его от волнительных событий в жизни. Будь то очередной выговор отца, пощечина от матери за невыученный урок, или родившая в прошлом месяце кошка. Да, особым разнообразием он не может похвастаться, но ведь он — младший сын в семье. В этот раз повод, конечно же, куда серьезней. Губы парня сжимаются в тонкую полоску от воспоминаний о разговоре с отцом. Свадьба юноши состоится не более, чем через четыре дня. Точная дата зависит от его будущего мужа. Неужели Чимин дожил до этого момента? Ему всегда казалось, что он следит за жизнью будто издалека, что взросление никогда не коснется его глаз, тела и души. Потому что жизнь захватывает и обволакивает его, как бурная река, а сам юноша — это камень, что лежит на дне переменчивого течения. До него редко доходят сильные волны, скорее, он чувствует их где-то там, над собой. Но теперь над рекой юноши настоящий шторм. Сегодня вечером он покинет родовое поместье, чтобы отправиться в дом мужа. Чимина радовало лишь одно: он примерно представляет, чего ожидать от своей будущей жизни. Детство в отчем доме было наполнено завистью к брату, уроками по ведению хозяйства и вечными придирками. Но юноша убедил себя, что не должен винить мать с отцом за холодное отношение к своим детям. Ведь старшего сына родители любили, мать всегда находила теплое слово, а отец лично учил верховой езде. Младший же сын, коим и являлся Чимин, по сложившейся традиции приравнивался к дочерям — ему надлежало надеть туалет женщины и выйти замуж во благо семьи. Кормить лишний рот тяжело. Как бы мать ни пыталась вложить в голову сына мысль о подчинении старшему мужчине, Чимин не понимал и не хотел понимать такую несправедливость. Он втайне мечтал о путешествии по всему Соединенному Королевству, а в особенно плохие дни он вставал на мягкое кресло и доставал с верхней полки глобус. Юноша мог часами все поворачивать и поворачивать разноцветный шар, каждый раз замечая все больше надписей, все больше мест для путешествий. Но голос матери, который велел спустить ноги с дивана, возвращал его в реальность, что иногда напоминала юноше коматоз. Чем взрослее становился Чимин, тем темнее и строже были его наряды, тем печальней и задумчивей был его взгляд. Волосы он стал подбирать черной лентой, что не могла до конца удержать его бойких прядей. Иногда поутру, когда в серо-голубом зареве можно было увидеть солнце, юноша накидывал поверх длинной белой сорочки вязаную шаль и выходил на уже залитый светом балкон. Лучи солнца прятались и играли в салочки на его распущенных локонах, а тонкие руки нежно касались зеленых ростков вьюна, покрывавшего все поместье дворянской семьи. И тогда он все еще разрешал себе мысль о тихом счастье. Пусть он не будет путешествовать по всему миру, но он готов умолять Господа лишь об одной вещи — о любящем мужчине. Он знал, что несмотря на титул, семья переживает не лучшие времена. Юноша не строил иллюзий о личности будущего мужа, роду нужны деньги, что водятся лишь у уже заработавших капитал безродных господ. Эти усатые и седые мужчины могут купить что угодно, но не титул. Многие на его месте крали деньги, хватали первого попавшегося на пути слугу и бежали, чтобы никогда не вернуться, но Чимин не хочет такой жизни. Каждую ночь он смотрит на темную в отблесках свечи ткань балдахина и еле слышно шепчет: «Рассудок твёрдо сидит в седле и держит поводья, он не позволит чувствам вырваться на волю и увлечь его в пропасть. Пусть бешено бушуют страсти, необузданные язычники по своей сути, пусть желания сулят множество суетных радостей — последнее слово в каждом споре останется за здравым смыслом, как и решающий голос в принятии каждого решения. Ураган ли, землетрясение или пожар — я всё равно буду следовать наставлению того тихого голоска, который истолковывает веления совести»*. Ведь что есть долг по мнению самого Чимина? Это возобладание сил разума над малодушием сердца, когда мир вокруг решает проверить стойкость твоего характера; шепот со всех сторон желает укутать ярко горящую, честную душу в одеяло эмоций, мягко уговаривая поддаться страху и сомнениям. И Чимин знает, что его сердце надежно заключено в клетку, и никакие эмоции не заставят его посрамить род или же упасть в своих собственных глазах. Он хочет сберечь самого себя от обвинений разума, потому что это единственный голос, от которого ему не скрыться даже во снах. Потому Чимин достойно переживает новость о его помолвке с господином Мин Юнги. Юноша тихо задается вопросом: почему столь известный и богатый мужчина вообще посмотрел в сторону беднеющего рода Пак? Однако на это высказывание отец не обращает и капли своего внимания — впрочем, как и всегда. Он проводит день в странном спокойствии, что больше похоже на оцепенение, но чем ближе вечер, тем сильнее он начинает волноваться. Неужели тот самый момент, что подтвердит вступление Чимина во взрослую жизнь, пришел? Юноша медленно поднимает взгляд от расплывающихся букв и понимает, что солнце давно село, а он бесполезно смотрит в книгу уже минут десять, не прочитав и строчки. Мысли не скачут, но эмоции Чимина наполнены необъяснимой тревогой. Он снимает тонкие окуляры и медленно кладет книгу на стол. Пара шагов к окну, и в свете вечерних фонарей юноша еле может различить темное пятно, что должно быть каретой господина Мина. Он на секунду прикрывает глаза и прислоняется лбом к холодному стеклу. В комнате едва слышен ход часов, но отчетливо – грохот подъезжающей четверки, и Чимин впивается ногтями в ладонь, еще раз повторяя свои слова о долге. Ему не страшно. Все в жизни можно пережить. Ему не страшно. Нужно переодеться и убедиться в том, что все подготовлено к поездке.***
Поверхность зеркала старая, кое-где виднеются царапины, но Чимин не обращает на это внимания. Он расправляет рукава своего черного атласного платья. Крой простой, немного темной вышивки, юноша не любит помпезность и вычурность в нарядах. Чимин встречает взгляд своего отражения и невольно поднимает голову, чтобы не было заметно теней под глазами. Он не видит в своем взгляде эмоций, потому что глаза — это всего лишь глаза. Если он не скривит рот, не поднимет в изломе бровь, не покажет как-либо мимикой своего настроения, то чувства останутся всего лишь вспышками, что освещают его маленькое тело изнутри. Он пытается какое-то время поправить прическу, но не преуспевает в этом. Ему повезло — он не отличается ярко выраженными мужскими чертами, иначе бы о выгодном браке можно было забыть. С младшими сыновьями, что не были особо хороши собой, поступали просто. Ссылали на обучение в семинарии, где юноши жили, учились, а после возвращались в родные места и помогали обучать родившихся к тому моменту наследников своих братьев или сестер. Внизу, в холле, стоит его будущий муж, и Чимин не уверен ни в чем. Правильно ли он подобрал наряд, но лучше платья у него нет, а просить у матушки он не осмелится. Хочет ли сам Пак увидеть жениха, чтобы вконец уже похоронить в глубине своих мыслей идею о свободной жизни. Или же ему хочется оставаться в мечтательном неведении, строя в сознании великую стену от реальной жизни. И там, за стеной, он прыгнул бы с утеса и взлетел, покоряя воздух лишь силой мысли своей. Но разум играет в разные игры, и там, где лишь секунду назад он видел картинку бесконечного неба и бушующего моря, сейчас стоит лишь большой дом, что, возможно, станет его склепом. Последнее слово отдает вычурностью. Юноша не хочет так называть свое будущее жилище — он не привык драматизировать; холодный ум — вот что поможет сохранить жизнь и сердце в привычной клетке. Чимин окидывает свою комнату долгим взглядом, отмечая ее нынешнюю серость и безликость. И это странно, ведь с собой он берет лишь самое необходимое. На столе не хватает его альбома с красками, шитье больше не лежит на окне, а любимая книга в темном переплете еще с утра отправилась в сундук с вещами. Это теперь не его дом, потому он трясет головой и, кидая еще один взгляд в зеркало, выходит в холл. Чимин аккуратно спускается по широкой лестнице из тусклого камня, боясь запутаться в длинном подоле и скатиться прямо под ноги мужчине. Он проходит еще один пролет, и вот ему уже видны три фигуры, что стоят у входа в малую гостиную. Юноша с замиранием сердца отмечает, что господин Мин невысок и худощав — это совершенно не вписывается в представление Чимина о будущем муже. Он делает шаг за шагом, и, наконец, матушка замечает его. — Ох, а вот и наш младший сын Чимин, — Хэсу ни на секунду не перестает щебетать. Юноша уверен, что до этого она так же славно расписывала мужчине свой сад. — Сын, позволь представить тебе господина Мина. Я уверена, что вы станете прекрасной парой. Голос матери пробуждает его очевидно заснувшее чувство вежливости, и юноша старается изящно присесть в реверансе, мысленно уговаривая себя не оплошать в первую встречу. Каждое слово сейчас должно быть взвешено, как самые дорогие пряности Индии. — Мне очень приятно познакомиться, господин Мин, — Чимин решает, что, каким бы ни был будущий брак и обстоятельства, что связали их, он не отступится от своего правила. Простота обязана быть мила сердцу, а грубости не заслуживает ни один человек. Его жених имеет жесткую осанку. Темные волосы, что чуть прикрывают шею, блестят в свете свечей; вся внешность его довольно интересная — она навевает ощущение настоящего востока в чертах чуть симпатичного лица. Темные, глубокие глаза — вот что нравится Чимину с первого взгляда. На лице его не проскальзывало ни капли брезгливости или скабрезной радости, что чуточку успокаивало дрожащие руки юноши. — Здравствуйте, господин Пак. Прошу простить мне мою бестактность, но нам уже стоит отправляться в путь. Дорога до моего поместья неблизкая, в случае хорошей погоды мы доберемся к вечеру завтрашнего дня. Низкий голос господина Мина спокойный, но в нем чувствуется явное нетерпение. Мужчина очередной раз перемещает руки за спину и вполоборота разворачивается в сторону выхода. Все его тело будто готово в пару секунд покинуть дом. Чимин не хочет отказывать будущему мужу, потому лишь кивает. Слуга спешит помочь ему накинуть теплую мантию, и небольшой процессией они направляются к выходу из поместья. На прощание Чимин спешно обнимает мать, что шепчет ему пару слов о том, что не все ее старания пошли прахом. Господин Мин следом изящно целует кисть Хэсу, а после крепко пожимает руку отца Чимина. И вот, они уже сидят в темном пространстве кареты, а родной дом юноши растворяется где-то позади. Благодаря уличным фонарям, Чимин еще пару минут может различать проплывающие мимо вазоны с цветами или знакомые с детства деревья. Он утешает себя мыслью о том, что так и не нашел фей и зеленых человечков в той роще. Ни следа мистических созданий, лишь растения да насекомые. — Вы не против, если я отойду ко сну? День выдался тяжелым, а все важные разговоры мы оставим на завтра, если позволите, — голос мужчины звучит устало, и Чимин топит в себе мысль о беспокойстве. Господин Мин всего лишь устал, тем более, что юноша не знает, достоин ли мужчина этого беспокойства, нужно ли оно ему. Чимин уважает себя, потому полагает, что отдавать все силы души и сердца нужно тому, кто этого заслуживает и нуждается в этом. Сейчас же юноша не знал о будущем муже ровным счетом ничего. — Я не возражаю, милорд. — О, ради Господа, прошу, давайте в личной беседе обойдемся без этого: вы — мой будущий супруг, вам ни к чему пользоваться официальным обращением, — господин Мин раздраженно лохматит свои волосы, но увидев, как юноша расстроено хмурится, продолжает уже мягче, — успокойтесь, Чимин, и не обращайте на меня внимания, я того не стою. Юноша чуть расслабляется и несмело кивает, на что мужчина лишь как-то странно вздыхает и, закутавшись в свой длинный черный плащ, опирается головой на спинку сидения. Для Чимина кроме темноты теперь наступает и тишина. И его здоровый юный разум решает, что легче завлечь юношу в страну мечтаний и снов, где бушует яростный ветер, а волны с грохотом разбиваются грудью о скалы, чем оставить беднягу на растерзание сомненьям.***
Младший просыпается, когда чувствует, как яркие лучи солнца прожигают его тонкую кожу век. Он аккуратно распрямляет шею, а после этого и ровно садится. Господин Мин все так же сидит напротив него, но взгляд мужчины направлен вдаль — туда, где проносятся мимо бесконечные поля и травянистые холмы. Чимин уверен, что прическа и свежесть его лица оставляют желать лучшего, но ведь сам он в этом не виноват, потому лишь распускает развалившуюся косу и перехватывает верхние пряди лентой. Его любимая прическа. — Добрый день, Чимин. Уже далеко не утро, но я не стал вас будить — сон лучшая замена скуке, — мужчина не сводит взгляда с горизонта, но голос его внимателен к юноше. — Добрый день, сэр. Позвольте не согласиться. Есть множество дел, что победят сон в этом соревновании. — Из доступных вам сейчас — лучшая, — теперь мужчина переводит взгляд своих темных глаз на Чимина, и тот с достоинством встречает его. И снова он поражается необычности красоты его будущего мужа, будто насмешка над его мыслями все эти годы, за которые юноша в своем разуме рисовал портреты незнакомца. Он не так уж и стар, достаточно статен, возможно, многие бы на месте Чимина сочли господина Мина недостаточно красивым, но юношу волнует душа. Душа — вот, что может напугать сильнее любого уродства. И если у этого человека внутри адские пустоши, то море Чимина безвозвратно испарится в чужом пекле. — У меня всегда есть моя голова, сэр, с ней я могу прожить и неделю без занятий, что скрасили бы мне досуг. — Вот эта голова, Чимин, что у вас на плечах? Эта славная голова, возможно, и спасла бы вас, а вот те припудренные головки, что гордо носят столичные кокетки, не спасли бы их от скуки смертной ни на секунду, — язвительно произносит мужчина. — Согласитесь, господин Мин, что это уж совсем не мои проблемы: что за чудо в голове у птичек столицы, — юноша едва пожимает плечами, — Если это возможно, могу я задать вопрос? — Как смело, Чимин. Впрочем, вы правы, — господин Мин сильнее разворачивается в сторону юноши, — Задавайте, я вас внимательно слушаю. — У меня лишь один вопрос, сэр: когда именно состоится свадьба? — Чимин с затаенным волнением прячет холодные руки в складки мантии и ждет ответа. — Завтра в десять утра. Я заказал церемонию лишь для нас, все пройдет довольно быстро; госпожа Пак предупредила, что ваше подвенечное платье она определила в особый саквояж, как и все необходимые вам детали туалета. Также она настойчиво донесла до меня, что нет необходимости тратить на эту свадьбу ни фунта, уверяя, что вы обойдетесь и без букета, а праздничный обед можно и не устраивать, — мужчина заинтересованно приподнимает бровь и явно ждет объяснений юноши. — Я совру вам, сэр, если скажу, что не знал о возможности подобного. Моя мать лишь пыталась сказать вам, что свадьба со мной не принесет вашему дому убытков и растрат. Она боится, что даже сейчас вы можете развернуть лошадей и вернуть меня в отчий дом, — Чимин из тех людей, что бледнеют в случае позора или неловких ситуаций и сейчас это ярко заметно, — но если вы не против, то я бы все же хотел собрать букет — мне достаточно будет и полевых цветов, лишь пары штук. — Чимин, не произносите столь оскорбительной бессмыслицы. Я не церковная мышь из девятого века. В вашем распоряжении будет довольно большой летний и зимний сад — конечно же, я обеспечу вас букетом, что достоин вашей красоты, — мужчина явно удивлен словами юноши, но не решается дальше развивать эту тему. Дальнейший путь они преодолевают в молчании. Ближе к вечеру Чимин замечает за кронами деревьев своды великолепного поместья. Дорога становится шире и чище, а по обеим сторонам виднеются кустарники чайной розы. Четверка лошадей огибает довольно большой прямоугольной формы пруд и Пак, наконец, может увидеть величественное здание. Господин Мин довольно галантно позволяет юноше опереться на свою руку, пока тот, придерживая свою юбку, спускается. Ладонь мужчины горячая, в то время как руки Чимина довольно прохладные. И этот контраст температур и, наверняка, темпераментов на секунду захватывают сознание юноши, но мужчина отпускает его, и оставшиеся без хозяина крохи тепла быстро поглощаются ледяной кожей Пака. Вдвоем они входят в открытые слугами двери. Чимин старается рассмотреть богатое убранство дома. Двойная лестница, что ведет на верхние этажи, высокие потолки и английская сдержанность в декоре — все это привычно взгляду юноши, но единственное, что выбивается, так это количество растений в холле. Они были почти на каждом углу или горизонтальной поверхности! С соцветиями и без, маленькие и большие, они удивительно вписывались в атмосферу этого дома и создавали непередаваемый аромат. — Анна любила цветы, — тихо говорит мужчина, замечая удивление парня. Юноша лишь кивает на это, решая оставить назревающий вопрос на потом. Неведение рождает надежду. Его спина болит, а ноги ломит, потому он поскорее хочет оказаться в постели. — Миссис Лилу проводит вас в вашу временную комнату. Она моя экономка, а вскоре станет и вашей. В случае чего, прошу обращаться к ней. Ужин состоится в семь вечера, — сказав это, господин Мин хочет оставить юношу с прислугой, но Чимин прерывает его побег. — Временную, милорд? — от волнения Чимин снова переходит на официальный тон. — После свадьбы я жду, что вы разделите со мной покои. Негоже это, когда супруги ночуют в разных комнатах, — Юнги выглядит несколько печальным, но под конец мысли возвращает себе привычное спокойствие. Чимин находит его слова логичными. Хоть и довольно волнующими. — Прошу, пойдемте, сэр, ваша комната прямо напротив покоев милорда. Если понадобится что-либо, то просто позвоните в колокольчик, он висит у вас возле кровати, — голос экономки чуть хриплый. Чимин представляет, как она по вечерам садится в кресло у огня и иногда кашляет от сырой прохлады поместья. Она кажется Чимину довольно милой полной женщиной. Чем-то она напоминает юноше бабушку, что умерла в его раннем детстве. Она дарила ему те крохи тепла, единственные светлые воспоминания о доме. Но Чимин не сожалеет о своем детстве. Сожалений стоит страшиться, они отравляют жизнь любой живой души. Юноша входит в просторную и светлую спальню, там уже стоят все его вещи. Но он так устал, что сил хватает лишь упасть замертво на мягкий пух кровати и отдаться глубокому сну. Ужинают они лишь вдвоем, в малой столовой; господин Мин объясняет, что в поместье сейчас нет важных гостей, потому звать людей для разжигания люстр из миллиона свечей или снятия тонкого слоя пыли с десятиметрового стола не стоит. Чимин и не мечтает о подобной роскоши — к чему она, когда можно сидеть за вполне большим столом и не поднимать голос, чтобы быть услышанным? Слова мужчины об отсутствии важных гостей заставляют его сделать вывод, что сам юноша гостем не является. К концу ужина господин Мин заводит странный разговор: — Послушайте, Чимин, могу я спросить? — на что юноша просто кивает, салфеткой проверяя, нет ли на лице остатков еды. Мать всегда говорила, что он вырос будто в хлеву. — Какой расход в месяц вам требуется? — Прошу прощения? — Ох, юноша, просто честно скажите мне: сколько фунтов на вас тратили родители? Скоро зима, через пару дней мне потребуется покинуть поместье для деловой поездки в Индию. Так сколько? Мужчина иронично вздыхает и, отставив бокал с вином, ожидает ответа юноши. — Точного расхода я не знаю, сэр, могу лишь сказать, что альбомов и красок мне хватит еще до осени, ну, а в новых платьях я не нуждаюсь, — Чимин делает себе пометку начать заниматься хозяйством как можно скорее. Поместье хоть и богатое с виду, но явно запущенное. — Красок? О чем вы? Я вас спрашиваю об украшениях и платьях, а вы мне о красках и альбомах, ну, право, что творится в вашей славной голове? — недоуменно приподнимает бровь господин Мин. — Сэр, я повторюсь, нужды в новых платьях я не испытываю, а украшения я почти не ношу, с вашего позволения. Мужчина хмурится в удивлении, но не находит чем возразить. — Черт с вами. Только потом не говорите мне, что я не выделяю вам должное количество денег на драгоценности и аксессуары, — голос его тускнеет в конце, он сдержанно кивает юноше, а затем выходит из обеденной.***
Картина, открывающаяся из окна его спальни, нравится Чимну до безумия: бескрайние поля и далекие деревца на горизонте, за который сейчас заходит солнце. Оранжевые отблески красиво высвечивают фигуру юноши, что одет в ночную сорочку. Волосы наконец-то свободны от черной ленты, волнами спадая с тонких плеч. Он берет в руки свою любимую книгу и чувствует себя не таким уж несчастным. — Тот, кто идет по живописной местности к эшафоту, не смотрит на цветы, улыбающиеся ему по пути. Он думает о топоре и плахе, о страшном ударе, сокрушающем кости и жилы, и о могиле в конце пути, — вслух читает он*. Он знает, чего ожидать от завтрашнего дня, и это знание дарует ему малую каплю уверенности в своем будущем.