Neither fish nor flesh

Хэнк отзывался внутри чередой программных сбоев. Словно лишняя строчка кода, вспыхивающая красным при компиляции. Коннор смаргивал всплывающие системные ошибки и раз за разом отключал аналитические протоколы. Сейчас у него в приоритете стояла программа адаптации. Которая почему-то в случае данного конкретного человека противоречила всем возможным выкладкам и аналитикам. Коннор в который раз за день пробежался по списку стандартных тем и вопросов, располагающих к себе. Он редактировал его каждый вечер, вычеркивая те из них, которые вызвали в Хэнке отрицательную реакцию, но так и не смог выявить закономерности. Почему вопрос о бейсболе лейтенанта злил, а диалог о том, что еда его убивает, оказывался приемлемой формой социальной коммуникации? Почему настолько ключевым было не перечить нелогичным решениям, которые по всем параметрам были, мягко говоря, спорными? Действовать в соответствии, кстати, было не обязательно, главное — не перечить. — Да, лейтенант, — Коннор послушно соглашался, привычно игнорировал уведомление о противоречивых данных для установки приоритета и тут же поступал наперекор своим же словам. Хэнк добродушно усмехался и качал головой. — Вас понял, лейтенант, — Коннор выискивал в базах дружеские жесты, стараясь как можно естественнее вплетать их в схему взаимодействия, но постоянно ловил на себе продолжительные странные взгляды, которые не получалось идентифицировать. Ответы на вопросы можно было трактовать десятками разных способов, и Коннор сбивался, терял нить повествования, проигрывал в голове реплику, прилаживая ее в тысячи доступных ему диалогов, зависая и забывая поддерживать имитацию дыхания. Это было интересно, но со стороны, должно быть, смотрелось странно. Хэнк пару раз даже грубо щелкал пальцами у него перед носом, с опаской заглядывая в лицо: — Эй, зависаешь, ты давно прошивку менял? В какой-то момент Коннор с удивлением заметил, что в фоновом режиме постоянно идёт анализ поведения Хэнка Андерсона, и процесс уже набрал целый кластер тупиковых веток. Когда Коннор попытался сложить несколько известных ему переменных и проанализировать отношение лейтенанта к смерти, процесс ушел в бесконечную рекурсию и успел съесть несколько гигабайтов оперативной памяти, прежде чем Коннор вырубил его аварийной перезагрузкой. Понимание, почему жизнь андроида для Хэнка Андерсона была ценнее собственной, так и не пришло. Коннор отметил рекурсию, как неэффективную и даже вредоносную. Но удалять ошибочный код почему-то не стал. После очистки на месте освободившихся гигабайтов памяти образовалась странная фантомная пустота, которую нелогично хотелось чем-то заполнить. Пару дней Коннор терпел, а потом сделал несколько десятков фотографий Хэнка в старой толстовке полицейской академии Детройта и Сумо, сложил их в освободившуюся папку и отчетливо почувствовал растекающееся в груди тепло. Он тут же запустил проверку систем и подумал было активировать кулер, но не стал. Тепло было мягким и приятным. Проверка отклонений не показала. Со временем незначительных странностей становилось все больше, Коннор начинал путаться в процессах и периодически находил куски кода, предназначения которых не знал. Он исследовал их, с осторожностью прогоняя через антивирус. Антивирус неизменно молчал. Коннор молчал тоже. Ему не с чем было сравнивать, и он предпочитал считать эти погрешности неизбежным следствием социальный адаптации. Папки полнились бесполезной информацией, Коннор скачивал старые джазовые записи вперемешку с «Рыцарями черной смерти» и трансляциями баскетбольных матчей. Он мог перечислить всех игроков «Детройтских машин» и сыграть на гитаре любую из сохранённых мелодий. Но у него не было гитары и, в целом, все эти навыки и знания не несли под собой никакой практической ценности. Однако же Коннор продолжал спамить себя с завидной маниакальностью. Он гладил Сумо каждый раз, как приходил к Хэнку, почесывал за ушами, хотя уже давно записал себе в память все характеристики собачьей шерсти. И очень удивился, когда через какое-то время на внутреннем дисплее начали всплывать непредметные и местами субъективные понятия: красивая, приятная, мягкая, пушистая. Однажды Сумо размашисто лизнул ему ладонь, и Коннору показалось, что по пальцам прошел лёгкий разряд тока, словно засбоила изоляция. Коннор сморщил нос и невольно фыркнул. Реакция изначально не прописывалась в программе. За нее отвечал кусок кода, которого не было еще вчера. Коннор поднял глаза и успел поймать на себе задумчивый и по-прежнему нечитаемый взгляд Хэнка. Внутри снова самопроизвольно нагрелся какой-то элемент, волнами разгоняя тепло по телу. Поверхностная проверка привычно показала, что все системы исправны. Следом пришел лёгкий зуд в кончиках пальцев. Коннор бездумно чертил линии по шершавой поверхности старого комода в гостиной Хэнка и как никогда жалел, что тот забрал его четвертак. С помощью монеты Коннор проводил настройку физических и когнитивных функций после выхода из гибернации, и, похоже, этот процесс был критичен. Поиск по сети ожидаемо ничего не дал. Системы работали в штатном режиме. Коннор подзаряжался меньше суток назад, но ему казалось, что это было уже давно. Он обессиленно прикрыл глаза и в этой кромешной темноте невольно прислушался к себе. В исправном слаженном механизме чувствовалось что-то непривычное, какой-то неуловимый разлад, смутная дрожь словно после удара по камертону. Легкий диссонанс, как будто биокомпоненты рассинхронизировались буквально на долю секунды. Темнота гудела, ширилась. Она была самостоятельная, непредсказуемая. Она была... Живая? Коннор распахнул глаза и резко выдохнул — ещё одна не прописанная в руководстве реакция, совершенно бессмысленная с машинной точки зрения. — Я не девиант, — четко проговорил Коннор и вздрогнул, когда Хэнк всхрапнул в тишине гостиной. Лейтенант смотрел телевизор и уснул, уронив голову на спинку дивана. Новости автоматически перешли в беззвучный режим. Полупустая бутылка пива в расслабленных пальцах опасно кренилась. Программа расчетов услужливо подсказала, что через минуту бутылка упадет на ковер. Эта картина была привычной и странным образом уравновешивала окружающую Коннора реальность. Он, должно быть, слишком быстро синхронизировал свои процессы с человеком, вписал себя в чужую систему координат и с непривычки принимал калибровку за разлад. Коннор медленно подошёл почти вплотную и, не отрывая взгляда от лица Хэнка, аккуратно отставил бутылку на журнальный столик. Чтобы не пролилось. Седая прядь падала на глаза и слегка шевелилась от дыхания. В голове Коннора мелькнул неожиданный вопрос — интересно, волосы Хэнка на ощупь отличаются от шерсти Сумо? На периферии зрения всплыло уведомление о программном сбое и зуд в кончиках пальцев усилился. Коннор тряхнул головой, смаргивая системное окно, не вникая. Ведомый незнакомым импульсом, — возможно, снова сработал один из неопознанных кусков кода, — он поднял руку и отвел прядь с лица Хэнка. Пропустил ее между пальцами. Волосы были мягкие и очень легкие, совсем не похожие на плотные пряди синтетических волос самого Коннора. Нагревательный элемент снова сбоил — тепло прокатывалось по руке, сбегало от плеча к ладони, покалывало электрическими разрядами, и Коннор вдруг заметил, что с пальцев бесконтрольно сползает скин. Он тут же отдернул руку, с недоумением наблюдая, как скин медленно возвращается на место. В сочленениях фаланг мелькнул и пропал голубой отблеск. — Это что еще за нахер? В тусклом свете работающего телевизора глаза Хэнка блестели напряженно и трезво. Он проследил, как исчезает последняя синяя искра у запястья, и перевел взгляд на лицо Коннора. — Мне кажется, у меня программный сбой, — Коннор не нашел ничего лучше, чем вжать пальцы в ладонь, и, скорее всего, задел какой-то датчик — по телу прошла ощутимая дрожь. — Таааак, — под взглядом Хэнка Коннор чувствовал себя парализованным, он все еще держал руку на весу, а зуд в кончиках пальцев становился только сильнее. — Мой антивирус ничего не находит, возможно, это что-то из последних наработок. Завтра пройду полное обследование в Киберлайф. Словно в противовес своим словам Коннор разжал кулак и, не в силах противиться зуду, потянулся рукой, провел подушечкой указательного пальца по брови Хэнка. И досадливо сморщился, смаргивая аналитические выкладки и ошибки, застящие зрение. Его запястье в ту же секунду перехватило железной хваткой. Будь Коннор человеком, ему бы стало больно — настолько сильно Хэнк сжал пальцы. Но вместо этого нагревательный элемент совсем сошел с ума, приятное тепло полыхнуло жаром, острым и опасным, а на запястье разошелся скин, обнажая белый пластик, просвечивая голубым. Хватка Хэнка ослабла, но не исчезла. Коннор автоматически зарегистрировал у него повышение пульса. Хэнк, словно завороженный, провел пальцем по сияющему синим сочленению. Медленно расстегнул манжет, задрал рукав рубашки и прочертил линию от запястья к локтю и обратно по внутренней стороне предплечья, наблюдая, как скин расходится неровными волнами, чтобы восстановиться через секунду. Дыхание Хэнка стало поверхностным и рваным, и Коннор невольно задался вопросом, может ли быть такое, что они чувствуют нечто схожее? Существуют ли у людей системные ошибки? Хэнк глухо фыркнул: должно быть, последний вопрос Коннор задал вслух. — Еще как бывают. Только вот ни тебе антивирусов, ни комплексных обследований. Просрал, так просрал. Дальше с этим просто живешь и стараешься хотя бы не повторять. Вновь обхватив пальцами белеющее запястье, Хэнк поднялся с дивана и внезапно оказался слишком близко, перекрывая зрение. Своеобразным уведомлением об ошибке. Коннор автоматически моргнул, но не отступил несмотря на то, что практически задевал носом подбородок Хэнка. Его сбивали с толку свои реакции и необъяснимые логические выкладки. Разумеется, программа безостановочно адаптировалась и самообучалась, но она должна была отсекать бессмысленные действия, анализировать, выбирать оптимальный вариант, действовать предсказуемо и объективно. Попытки сморгнуть вместо того, чтобы отойти, таковыми не являлись. Хэнк был человеком, а не системной ошибкой. Чувствительность датчиков без всякой на то причины резко подскочила. Теперь они регистрировали тепло чужого тела, загрубевшие подушечки пальцев, запах пива, карри и собачьей шерсти. И чего-то ещё, неявного, свойственного только Хэнку. Система словно бы задалась целью запечатлеть все до малейшей детали. Коннор почувствовал, как нагрев приблизился к красной зоне, и включил дополнительное вентилирование, вдохнул глубоко. На мгновение ему показалось, что запахи заполняют его целиком, микроскопическими частицами оседая на биокомпонентах. Должно быть, воздух в квартире был слишком сухой и пыльный. — Что ты чувствуешь? — тихо спросил Хэнк, и датчики зарегистрировали скольжение воздуха у виска. — Я... — «...машина, у машины нет чувств», Коннор проглотил подсказанный системой стандартный вариант и после скомканной паузы решил сказать правду: — Я не знаю. — И это правильный ответ, — Хэнк глухо усмехнулся, чуть крепче сжимая пальцы на запястье. Вновь всплыла системная ошибка: в словах Хэнка не было смысла, они по-прежнему не вписывались в существующие паттерны, ответ Коннора по всем параметрам был неверным и не должен был вызывать одобрения. Внутренний сканер выделял фигуру Хэнка жёлтым, словно тот был первостепенной целью. Однако, журнал заданий был пуст. Прописанные в нем мелочи переместились то ли в корзину, то ли в одну из внутренних папок, Коннор не мог их найти. Впрочем, не сказать, чтобы он пытался. Вместо этого он вскинул голову, цепляясь за тускло мерцающий в темноте взгляд. Тяжёлый, нечитаемый и неподвижный, словно Хэнк отключил функцию моргания. — Я не понимаю, — Коннор запнулся, не зная, как сформулировать запрос. Взгляд Хэнка на мгновение метнулся к его губам, но тут же скрылся за завесой ресниц. Хэнк отстранился, пальцы соскользнули с запястья, оставляя после себя непривычный холод и ощущение отсутствия. — Добро пожаловать в мой мир, — хрипло проговорил он, подхватил бутылку пива и пошел в сторону кухни. А Коннор остался стоять в полутьме гостиной, недоуменно мигая диодом.