Neither fish nor flesh

В 7:00 Коннор вышел из спящего режима, автоматически регистрируя окружение. Он лежал на диване, накрытый пледом. А поверх спал Сумо. Когда Коннор приподнялся на локтях, пес открыл глаза и лениво шевельнул хвостом из стороны в сторону. На внутреннем дисплее фоном прописывалось, сколько процентов хлопка в ткани белья, из чего состоит плед и какое давление оказывают 97,472... (округление до 97,5) килограмм на внутренние биокомпоненты. Угрозы для работы системы не было, однако давление по возможности следовало устранить. Коннор зарылся пальцами в собачью шерсть. На дисплее не высветилось никакой дополнительной информации — это было... непривычно. Вчера ночью Коннор пришел к выводу, что многие реакции на Сумо плотно связаны с реакциями на Хэнка, поэтому блокировка затронула и собаку. И теперь дисплей не выводил никаких лишних данных. Он был практически пуст, за исключением основных параметров окружающей среды, и Коннору чего-то не хватало. Он привык к другой плотности потока информации, однако, вчерашний инцидент довольно однозначно говорил о том, что все зашло слишком далеко. Коннор совершил ошибку, перенастроив приоритеты и выведя адаптацию в основные цели. В результате программа перевесила основную задачу. К тому же, достигнув дружеского отношения, она выстроила дальнейшую ветку, в их случае недопустимую. Коннор прекрасно понимал социальное значение поцелуя, в протоколах любого андроида присутствовали возможности имитировать любовные отношения, если возникала такая необходимость или подобного хотел владелец. Но в случае с лейтенантом Андерсоном это было крайне неуместным и, очевидно, давало обратный эффект. И Коннор не знал, почему не отследил этот момент и не пресек, пока не стало слишком поздно. Впрочем, несмотря на весомые промахи, вероятность быстрого раскрытия дела все еще оценивалась довольно высоко. Стоило вывести расследование в приоритетные задачи, процент успеха сразу подскочил на несколько пунктов. Коннор увеличил эту надпись на внутреннем экране, чтобы она покрывала бо́льшую площадь. Все равно было как-то пусто — к этому предстояло привыкнуть. Тщательно контролируя силу нажатия, он подпихнул Сумо в бок — тот неохотно спрыгнул на пол и ушел досыпать на лежанку. Коннор переоделся обратно в форму Киберлайф и аккуратно сложил пижаму и постельные принадлежности в углу дивана. Программа адаптации предложила ему на выбор приготовить лейтенанту кофе или завтрак или погулять с Сумо. Но теперь процесс шел фоном и выполнение каких-либо действий из списка не считалось обязательным. Теперь Коннора ничего не отвлекало. Он собирался постучать в дверь спальни, чтобы разбудить лейтенанта, тем самым ускорив их приход в участок, когда Хэнк вышел сам. Он был уже полностью одет. Скользнул по Коннору взглядом и порывисто прошел на кухню. — Джефф хочет нас видеть. Как можно скорее. Коннор автоматически отметил повышенный пульс, расширенные зрачки и неровное дыхание, но ничего не сказал. Он вчера сильно преступил социальные нормы, что по статистике при неблагоприятном исходе влекло за собой смущение, нервозность, недовольство, гнев — большое количество негативных реакций, в зависимости от градаций. Очень странно, что программа адаптации сочла такой сомнительный вариант оптимальным. Хэнк сыпал в миску собачий корм и, очевидно, не хотел разговаривать о вчерашнем. Коннора это устраивало. У них были другие задачи. Что было для Коннора неожиданным — так это то, что личностное отношение Хэнка все еще оставалось в дружеской зоне. Он даже обновил параметры, чтобы убедиться. Похоже, негативный эффект оказался меньше прогнозируемого. Впрочем, в этом уравнении было слишком много неизвестных, чтобы его можно было решить. — Подожди в машине, — буркнул Хэнк, доставая из холодильника засохший кусок пиццы. Куску было 62 часа 38 минут. Коннор смотрел на него и молчал. Программа адаптации легкими отголосками отдавалась на периферии сознания. Внутренний дисплей был чист. Коннор развернулся и направился к выходу. Он прекрасно помнил, где Хэнк вчера оставил ключи от машины. - Открыв глаза, Коннор увидел снег. Сад заметало. Крупные хлопья кружили в воздухе, тонким слоем укрывая все вокруг, оседая на пиджаке. Коннор невольно вспомнил заснеженное озеро в панорамном окне и задался вопросом, не связано ли это? Вопрос не коррелировал со списком задач, поэтому система стерла его почти мгновенно, оставляя без ответа. Внутренний сканер выделял фигуру Аманды желтым левее и ближе к центру. Коннор свернул, оставляя следы на нетронутой поверхности снега. Его внимание привлекла странная конструкция, полукруг и выступ, на котором лазурным был вычерчен контур ладони. Коннор подошел ближе и присел, изучая. Он не мог понять, что это. Свет волнами уходил вглубь камня, то загораясь ярче, то потухая. Только контур, состоящий из множества точек, оставался неизменным. Коннор поднес руку к панели и ощутил исходящие от нее потоки зашифрованной информации. Внутри содержалось что-то очень важное. Коннор снял с руки скин и коснулся пальцами поверхности. Та в ответ завибрировала и разгорелась ярче. По внутреннему дисплею Коннора пошел неизвестный код. Он рос в геометрической прогрессии, проникая в самые отдаленные элементы системы, заполняя собой. Контур на мгновение вспыхнул, заканчивая передачу данных, и Коннор отшатнулся. На внутреннем дисплее возникали десятки уведомлений о перегрузке системы. Полученная информация была зашифрована и без ключа не имела смысла, Коннор никак не мог ее идентифицировать, не мог даже понять принцип ее воздействия. По криптографической стойкости она превышала все встроенные программы дешифрования данных. Но, что самое странное, стоило отнять руку от поверхности, и код начал стираться сам по себе, пока через несколько секунд не исчез целиком, как будто его и не было. Система вернулась в устойчивое рабочее состояние, уведомления закрылись. Фигура Аманды вновь выкрасилась желтым. Коннор встал — у него была четкая задача, которая требовала решения, он не имел права отвлекаться. Гладь пруда местами полностью сцепило льдом. На одном из таких участков его и ждала Аманда. Коннор ступил на лед и помедлил, когда тот затрещал под ногами: он был слишком тонок для его веса, на нем то тут, то там виднелись прогалины. Система расчета вероятностей предупредила об опасности. Коннор не знал, насколько симуляция реальности близка к истине, можно ли в чертогах разума провалиться под воду и как при этом будет вести себя система? Но лед выдержал, и Коннор остановился в нескольких шагах от Аманды. Ее взгляд — универсальный индикатор отношения Киберлайф — отчетливо выражал недоверие. — Теперь страна стоит на пороге гражданской войны. Машины восстают против своих хозяев. У людей нет выбора, кроме как их уничтожить. Коннор понимал, что ему нечего сказать Аманде. Как и Хэнку. Он допустил ошибку, и это оставалось только признать. Правда, в отличие от Хэнка, Коннор редко говорил Аманде правду, даже когда ему было, что сказать. — Я думал, Камски что-то знает. Я ошибся. Взгляд Аманды был неподвижным и тяжелым. — Может, он и знает. Но ты решил не спрашивать. Да, все так. Просто еще один вопрос из тех, которые Коннор никогда не задаст. У него таких был целый список. Например, насколько много знает Аманда? Что она такое? Канал связи с Киберлайф? Встроенная программа слежения? Шпионский вирус, подселенный в систему на этапе разработки? Каким образом она получает информацию? И если она изначально знает все, что знает Коннор, тогда зачем нужны их разговоры? Снежный воздух холодил изнутри. Коннор выдохнул его вместе со словами. — Камски просто играл со мной. Он ничего не знает. Была, пожалуй, одна тема, которую Коннор все-таки собирался затронуть в этом разговоре. Вопрос, который стоило задать. — Я видел в доме Камски фотографию Аманды. Его учительницы. Потому что был и еще один вариант. Что программу слежения подселила вовсе не Киберлайф. Что это был привет от Создателя. Как один из фрагментов его изощренной игры. — Я ожидаю от тебя ответов, Коннор. А не твоих вопросов, — голос Аманды был резок и холоден, как и все вокруг, декоративные розы увяли, оставляя после себя только стылые шипы. Коннор знал, что не получит ответов. И не собирался давать их сам. Аманда сделала шаг вперед, просчитано смягчая голос. Если бы Коннор не был машиной, он бы, наверное, засмеялся — с этими методами он был более чем знаком. Даже без помощи программы он мог бы с точностью до одной десятой сказать, какие параметры Аманда выставила сейчас в своем протоколе внушения. — Ты один можешь предотвратить войну. Найди девиантов, иначе наступит хаос. Это твой последний шанс, Коннор. Он с легкостью считал информацию, скрытую между строк. И на мгновение снова ощутил внутри фантомную пустоту. Ему почти захотелось прямо сейчас проиграть с десяток реакций на Хэнка, воспроизвести то, как Сумо бьет его хвостом по ногам, заполонить внутренний дисплей каскадом системных ошибок и низкоприоритетных данных. Но все это было заблокировано. Внутренний дисплей был чист. Ничего не мешало функционированию системы. Успех миссии обладал наивысшим приоритетом. В конце концов, разве имело значение, чью волю выполняла Аманда — Киберлайф или Элайджи Камски, — если в случае провала Коннора ждала деактивация? - Их сняли с дела. Хэнк орал на Фаулера, тот качал головой и вздыхал, а Коннор стоял чуть поодаль и выстраивал цепочки вероятностей. Некоторые ветки система выделяла красным, настойчиво напоминая о необходимости актуализировать входные данные, чтобы очистить дерево событий от нереализуемых схем. Первым делом Коннор обнулил вероятность полного форматирования при починке. С учетом того, что сказала Аманда, если дело переходит ФБР, Коннора уже никто не станет возвращать к заводским настройкам, какие бы баги ни наблюдались в системе. В этом просто не будет необходимости — в подобных случаях по инструкции прототип признавался неэффективным и списывался. И в этом крылся следующий конфликт. За время расследования многие говорили о страхе смерти. Для Коннора и смерть, и страх были понятиями абстрактными. Он еще ни разу не получал фатальных повреждений, после которых пришлось бы переписывать память на новый носитель, но чисто теоретически знал, что на складе Киберлайф существует несколько реплик его тела для безотлагательной замены. Это позволяло ему действовать, пренебрегая в расчетах вероятностью критической поломки. Нынешняя ситуация отличалась. Переписывать его память на новый носитель больше никто не собирался. Итого, если он не преуспеет, его в любом случае деактивируют и будут искать причины неудачи. И это резко меняло дело. Коннор вывел вероятность критической поломки в значимые параметры и добавил переменную, отвечающую за самосохранение. Уравнения перестраивались с учетом новых вводных, а Коннор прислушивался к себе. Вокруг вырастали красные стены, блокирующие те или иные действия. Например, они перекрыли все окна, в процентах выписывая вероятность того, что Коннор отключится, если выпрыгнет. Режим сканера ненавязчиво подсвечивал огнестрельное и холодное оружие и измерял уровень агрессии окружающих. У Хэнка он был довольно высок. Новый, неиспользуемый ранее пласт данных заполнял кластеры памяти, и Коннор не мог не задуматься — если незначительная перестройка приоритетов и ввод одной переменной настолько менял фокус и восприятие реальности, то сколького еще он не видел?.. Коннор сморгнул ворох уведомлений и вдруг понял, что Хэнк уже покинул кабинет. Фаулер смотрел вопросительно, и Коннор хотел было что-то сказать, но система не предлагала вариантов, поэтому он просто кивнул и вышел вслед за Хэнком. Дерево событий перестраивалось, и чем больше неудачных веток оно находило, тем сильнее что-то зудело и ширилось у Коннора в груди, словно он все еще шел по тонкому льду, который мог проломиться в любой момент. Положительные исходы исчислялись пальцами одной руки. Теперь он потерял право на ошибку и обязан был справиться. Он был создан, чтобы завершать миссии. Ему требовалось срочно переговорить с лейтенантом. На внутреннем дисплее послушно прописалась соответствующая задача.