Люди и Ангелы - Громовержец

      В ту секунду, когда он думал это, друзья его были вполне живы, но и не очень далеки от смерти. Они вылетели из Собора, как ошалелые, но, спускаясь по лестнице и продвигаясь по тесным пока что пустынным улочкам, где всюду в окнах домов начали мелькать сонные, испуганные огоньки, Суо и Эйнар, больше не слыша рокот и вой труб железного монстра и, собственно, не видя его самого, приободрились и собрались. Они прекрасно понимали, что им требовалось делать, и что мгновение промедления в этом могло стоить им жизни – на эти звуки весь Окуларис города поднимется по тревоге. Так оно, вообще-то, и было – комендант приказал немедленно отправить по всему Эдему патрули, а также сам отправился с небольшим отрядом к резиденции, памятуя о тайном проходе под Темплар Окуларис. Пусть о нем никому не было известно, он не исключал, будучи умным ангелом, любой вероятности. Эйнар знал, что комендант был умён, а потому бежал со всех ног к заветным воротам и подгонял Суо, ибо понимал: сейчас смерть и свобода как никогда близки к ним.       У ворот по-прежнему караулили двое окулариев, однако, сон с них сняло, как рукой. Они были настороже и вглядывались в темноту, не совсем еще, впрочем, понимая, что происходит. Эйнар, вынырнувший из тени, как заправский убийца и шпион, налетел на одного из них, заблаговременно обнажив меч, еще до того, как окуларий смог приготовить свое оружие к бою. Мгновение – и его нет, он падает, держась за распоротую шею. Второй, разумеется, успел приготовиться к бою и даже крикнуть грозное «Эй!». Его в стену впечатал всем своим телом могучий Суо, так же оказавшийся для окулария неожиданностью. Одного удара хватило, чтобы он оказался на земле и замер с открытыми глазами и, кажется, очень удивленным взглядом. Несколько секунд на отпирание ворот, и вот наши герои уже в тонущем во мраке и тишине внутреннем дворе. Впереди красовался небольшой сад, через который широкая мощёная дорожка вела к достаточно угрюмой резиденции, бывшей грязно-серым простым зданием без излишеств и украшений в этажа три, выстроенного наподобие зиккурата – каждый его этаж был в ширине меньше предыдущего. За ним и немного правее к белой, ясно различимой даже в кромешной темноте, внешней стене города примыкала такая же простая и даже скудная, как и здание резиденции, часовенка с небольшой башней-колокольней посередине. Туда-то друзьям и было надо.       Как назло, едва они стали на бегу заворачивать за угол резиденции, как двери её распахнулись и оттуда в сырую мглу высыпали ещё несколько окулариев, видимо, привлеченных тем же трубным воем. Они явно хотели выдвинуться в город, дабы хорошенько осмотреться, и тотчас же заметили отстававшего от Эйнара неповоротливого великана-Суо именно тогда, когда он уже почти скрылся за отвесной стеной резиденции. Зазвучали сначала короткие выкрики-приказы, потом по саду повсюду начал раздаваться торопливый топот ног преследователей. Эйнар не видел сколько их, но знал, что они непременно его нагонят, а потому, первым залетев в часовню, сразу принялся оглядываться. «Запереть, запереть…», - носилось в его голове. Пока Суо догонял его, громко пыхтя и ругаясь, на глаза ему попался большой деревянный засов, оставленный в почерневшем от сажи углу часовни, у самых дверей. Едва северянин занырнул в тёплое нутро Темплар Окуларис, бедно освещённое несколькими свечами, он мгновенно своими могучими руками захлопнул вход, и так же молниеносно засов, задвинутый Эйнаром, оказался в петлях. Кажется, меньше секунды спустя в неё уверенно вбились несколько окулариев, рассчитывавших, что та не окажется заперта. Друзья, еле дыша, переглянулись: задорный и очень злой огонь плясал в их глазах, читался по их осоловелым взглядам. Что они делали сейчас? Они в одном из самых охраняемых мест могущественнейшего государства Небес, и к ним ломятся самые опасные и искусные воины, какие когда-либо существовали в Творении, желая прикончить их на месте. И от них людей отделяли какие-то не самые толстые деревянные доски, обитые железом.       Эйнару хотелось хохотать от страха и восторга, но он не стал этого делать. Вместо этого он и Суо стали продвигаться к алтарю, естественному для церковных помещений Лиги, а после заглянули за него. Когда высокий, но довольно узкий, сужающийся ещё более кверху, над их головами, проход был найден, северянин потушил пальцами последние оставшиеся в часовне несколько свечей, и все окончательно погрузилось во мрак – даже луна, пробивающаяся худо-бедно через несколько не самых больших окон под крышей, в этот момент скрылась за тучами. Как знать, вдруг это задержит их? В такой отчаянной, рискованной ситуации спасти могло всё, что угодно.       По проходу, - глухому и тёмному, напрямик прорубленному безо всяких ответвлений через стену, - пришлось передвигаться по одному, один за другим, и фактически наощупь: никаких факелов тут не было и в помине. В самом его конце, до которого достаточно быстро добрались друзья, был сплошной, без каких-то ручек или щелей тупик – гладкий и холодный. Эйнар толкнул его несколько раз плечом и убедился, что в действительности это – дверь, и дверь незапертая. Он налёг на неё всем телом, перегнувшись через друга, Суо тоже стал помогать своими ручищами, и та поддалась, довольно легко и плавно распахнувшись. В лицо друзьям ударил свежий, холодящий грудь и голову воздух, и чистый степной ветер. Он растрепал тёмные волосы Хендира, подхватил их и увлёк ему за плечи, и Эйнар, с удовольствием ощущая это чувство гуляющих по его шее и спине легонько колющихся мурашек, рассмеялся. Суо рядом с ним тоже лихо улыбался, глаза его светились от счастья.       Радоваться было рано, и потому, не отерев и лица от пота, они со всех ног двинулись куда глаза глядят, а глядели они вперёд – на пресловутую тихую, светлеющую в стороне от восточных стен Эдема, берёзовую рощу. Её богатая осенняя красота к концу мессимена осталась совсем бедной: позолоченные листья ковром устилали подошвы белых стволов, оставив наверху только мелкие, черные сучья. Она была совсем маленькая и достаточно редкая, но в сплошной темноте друзья не сразу разглядели то, что искали в ней – серую, как и берёзы, лошадь. Стройные стволы придвигались к ним всё ближе и ближе, и Эйнар, уже не опережавший Суо, а старавшийся держаться рядом с ним, подгонять его, невольно оглянулся, чтобы посмотреть, где сейчас его преследователи, высыпавшие, как он думал, из всё того же тайного прохода. Хендир никак не ожидал увидеть позади стремительно приближающуюся троицу чёрных, как чернильные пятна на фоне белой стены Эдема, всадников, закутанных в цвета окулариев. Патруль то был, высланный комендантом, или те самые ангелы, что преследовали их в резиденции, было не ясно и не важно. Эйнар прикинул, прибавляя хода и заставляя прибавить его Суо, сколько между ними: метров пятьсот, и двигаются они не напрямик, а как бы наперерез, надвигаясь с запада. Он крикнул северянину, задыхаясь от непрерывного бешеного марафона:       - Будем на лошади – спасёмся!       Суо, весь мокрый и насыщенно-красный, не мог ничего сказать, так как едва переводил дух. Тяжёлый меч в жёстких ножнах нещадно тянул его вниз, а рукой он всё время задевал тупую рукоять. Бежать становилось уже совершенно невыносимо, потому как темп им приходилось поддерживать на пределах возможного. Наконец, они вбежали в рощу и, на бегу оглядываясь, вертя головой в разные стороны, с великим трудом рассмотрели тихо глядящую на них, спокойную лошадку, привязанную шнурком к корневищу. В тот же момент, когда они заметили её, и она подняла на них свою узкую морду, раздался неровный крик разгоряченного преследованием ангела:       - Стреляйте, стреляйте! Не дайте им уйти!       Всего пару шагов, буквально, чуть больше секунды разделяло Эйнара от его лошади, когда в воздухе не так далеко от его ушей и плеча что-то тонко и коротко свистнуло. Затем было слышно, как два раза, почти одновременно, что-то врезается в нечто твёрдое. И тотчас же серое тело лошади, издав истошный, полный боли и испуга, вопль, дернулось кверху, а потом куда-то вбок, а затем заметалось из стороны в сторону, пронзительно визжа и крича, и стараясь освободиться от привязи. Эйнар не видел, куда она была ранена, но ему было понятно, что раны не только мучительны, но и смертельны. Ему хватило секунды, чтобы, развернувшись, выхватить меч, потому как, что теперь толку было от бегства, когда удрать от конных, будучи пешими, не получится. Он ещё не успел найти глазами вновь поотставшего Суо и увидеть, как ему удобнее встречать своих противников, как вновь что-то вжикнуло. Он успел увидеть в вытянутых руках конников небольшие, но смертоносные арбалеты, и спустя мгновение всего его тряхнуло и с неимоверной силой толкнуло назад. Он упал на палые листья, увидев, как мир на его глазах в мгновение исчез, сменившись чёрным, как бездна, ночным небом. Боли ещё не было, но он чувствовал, как сковало его левое плечо. Видимо, туда и угодил болт. По крайней мере, остальные добили несчастную лошадку – глухо заржав ещё несколько раз, она грохнулась на бок и ещё какое-то время пахала землю копытами, но больше никаких звуков не издавала.       Эйнар пытался встать, насколько ему позволяло его положение, а Суо тем временем, так же понимая, что гонка окончена, вытащил, наконец, свой огромный клинок. Он бросился на несущихся на него всадников, но те уже подошли слишком близко, чтобы тоже обнажить мечи и ударить с разбега, среди них возникло секундное замешательство. В этот же момент великан-Суо с яростным воплем схватил своими ручищами одного из всадников и одним рывком стащил с седла. Секунда – и он труп. Второй окуларий, бывший ближе к нему, замахнулся было мечом на его спину, но вдруг вся его фигура, вытянувшаяся в стременах, вздрогнула, исторгла тихий стон и стала сползать назад. У него самого между лопаток, вошедший на половину, торчал эйнаров меч. Третьего же всадника погубила его же ошибка. Он был дальше от своих товарищей, так стремительно гибнущих от неожиданного сопротивления беглецов, и задумал перезаряжать свой арбалет (у окулариев они отличались возможностью достаточно быстро выпускать снаряды), но не успел. Едва он наложил болт на тетиву, сбоку от него возник Суо. Сверкнул лунным светом его высоко занесенный для удара меч, затем прозвучал глухой удар с жёстким скрежетом стали о сталь, и глубоко разрубленный промеж груди окуларий так же соскальзывает с седла, поскуливая и издавая булькающие звуки. Последний удар северянина докончил несчастия этого ангела, и в рощице, наконец, повисла удивительно глубокая тишина, какая бывает только сразу после только что кончившегося тяжелого сражения. Рядом с Эйнаром и Суо тихонько топтали листву три лошади, а неподалеку от них лежали три трупа в красных плащах, залитых красной кровью. Скоро от них не останется ничего, только прах, их броня и оружие.       Первым, о чем сразу же поспешил позаботиться северянин, было ранение Эйнара. Тот благоразумно не стал обламывать так неловко торчащий из плеча болт, чуть не помешавший ему точно метнуть своё оружие, чтобы его потом было удобнее вынимать, потому с ним у Суо не было больших проблем. Однако сразу же из открытой раны хлынула кровь. Эйнар лишь сопел, глядя то на сосредоточенное лицо Церры, когда тот туго перевязывал его обрывками одежды окулариев, то на ночное небо над собой, то на кроны почерневших деревьев, тянущихся к нему. На его лице играла блаженная улыбка, а сам он чуть ли не смеялся.       - Рана не смертельная, - бурчал Суо, как он всегда делал, когда совершал нечто рутинное, но очень важное, - но болезненная. Сам знаешь, в седле будет трясти, так что ой-ой-ой. Но жить будешь. Так, - он удивленно глянул на лицо своего друга, - ты чего лыбишься? Никак болт отравленный?       Эйнар только рассмеялся, насколько позволяло ему его положение, и ласково посмотрел на Суо:       - Свобода, - прошептал он пересохшими губами, - свобода! Видишь, Суо? Все это небо, все эти поля – всё это наше! Теперь мы хозяева собственной совести, и ни один ангел не укажет нам, что делать. Мы свободны!       Глаза Суо, недоверчиво глядящие на друга, потеплели, а губы только усмехнулись. Он проворчал с притворным упрямством:       - Точно, отравлен, - но помолчав и проверив ещё раз повязку, произнёс еле слышно. – Да. Свобода. ***       Но что теперь нашим героям делать со своей свободой? Усевшись на послушных и пугающе спокойных лошадях окулариев, осёдланных на удивление самым простым и наиболее удобным образом, они как раз и задались этим вопросом. Принять решение требовалось сию секунду, ведь совсем скоро все эти несчастные рощицы будут прочёсывать если не сотни, то десятки ангелов - в этом Эйнар и Суо не сомневались. Первый же, ведя свою лошадь – красивую, легконогую и очень стройную, с серым окрасом и белыми пятнышками на морде – то и дело морщился и вздрагивал. Его левая рука лежала на широкой перевязи у него на груди. Он вглядывался в тёмный горизонт перед ним, на пологие холмы на западе, на чистый купол неба без единой звезды. Луны на нём не было, и вокруг было не видно ни зги, кроме громадины не так уж и далёкого Пантеона, воссевшего своими куполами на Златоверхом холме, и большого города, простирающегося у его подножия. Друзья шли по неторным тропинкам холмов чуть южнее города, где их было бы не видно с крепостных стен, а потому сами они, находясь далеко и на возвышении, видели Эдем, как на ладони. Сонный и перепуганный город просыпался – огни в домах, факелы, светильники, лампы, - всё это наполнило белый Эдем алым мерцанием. Кое-где на улицы высыпал люд. Скоро их разгонят по домам, и те заснут мирным сном и безмятежно проспят до самого утра, и утром уже всё будет как обычно. Ночное происшествие с гулом и грохотом станет просто дурным сном, а не предзнаменованием грядущего грома. Эйнару думалось это, и ему становилось от этих мыслей жалко ангелов, потому что в своем сознательном неведении они выглядели искренними и страшно трогательными. Впрочем, он надеялся, что больше никогда не увидит этот город, а если и увидит, то не для того, чтобы вновь примкнуть к его порочному влиянию, но чтобы спасти его от себя самого, и в то же время спасти от него весь остальной мир. Именно в это Эйнару очень хотелось верить, хоть он и не слишком этого желал.       - Так что? – прервал его затянувшиеся размышления Суо. – Куда? К этому твоему Красному Капюшону?       Эйнар поглядел на него и, помолчав, произнес:       - Он между Толвейном и Гран-Могайном. Ищи свищи его там.       Суо присвистнул:       - А конкретнее ничего нет? Это, знаешь ли, считай весь Инкертерим по диагонали. Онэсирис, будь я проклят, тоже между Толвейном и Гран-Могайном.       - Думаю, раз он вне закона, он не задерживается на одном месте, - предположил Эйнар. – Так что искать его нам придётся самостоятельно.       - А стоит оно того? – выдержав паузу, тихо сказал северянин. – Ну, вот что тебе этот Капюшон?       Эйнар опустил голову и замолчал на какое-то время, вздрагивая и морщась на каждой колдобине. Наконец, неожиданно вскинув лицо к черному, холодному небу, он заговорил:       - За этот день я много чего перебрал в голове, дружище, и, представь себе, я не нашел никакого другого места, куда я могу приткнуться. Вообрази, мне уже за тридцать, а ничегошеньки у меня в сущности и нет, и всюду у меня недоброжелатели: в Онэсирисе я – мучитель и убийца, присланный Лигой; в Радгарде – отпрыск ненавистного рода; а в Милитанде, того хуже, - радгардец, смертельный враг.       - Да и вообще, - деловито и невозмутимо добавил Суо, - из всех людей, надо сказать, именно мы - самые большие друзья всяческих сомнительных ангелов. А еще, мы известны.       - И это – худшее, - вздохнул Эйнар. – Как можно искупить ошибки прошлого, я не знаю. А потому и идти мне пока некуда.       - Стало быть, потому-то и эта неизвестность? Потому-то и мятеж? Ты вновь хочешь проливать кровь?       Эйнар вопросительно посмотрел на своего друга:       - Ты устал от этого?       Суо, нахмурившись, молчаливо ответил ему таким же вопросительным взглядом. Хендир только отвернулся и коротко кивнул:       - Я тоже. Но я не хочу зарываться в какую-нибудь глухую деревню, прятать голову в песок, выдумывать себе имя. А потом слушать, как тысячи таких же людей, как я сам, сложили свои головы в попытке сбросить с себя ярмо Лиги. И у них получилось, и теперь всем дарована свобода и независимость, как и завещали жертвы древних северных войн. Или не получилось, и их жертва стала напрасной. Но все же, раз жертв всё равно не избежать, я хочу попробовать сделать так, чтобы они все-таки были ненапрасными. Да и всё-таки…       Эйнар вдруг замолчал, глядя куда-то вниз, на дорогу, и залился густой краской. То, как он покраснел, Суо не мог разглядеть, но и без этого ему все стало понятно: он тихонько рассмеялся:       - За это, Эйнар Хендир, я и полюбил тебя! Единственного в этом треклятом городе! Потому что тебе небезразлична справедливость и честь своего имени. Редкость, редкость в наше время, - время глупцов, отказывающихся от старых традиций.       Тот лишь усмехнулся, добавив насмешливо:       - Каждая новая традиция говорит так – и про свою предшественницу, и про наследницу.       Суо не понял его, но в этом отношении людям всегда, во все времена, трудно понять друг друга. Поэтому друзья помолчали.       - А ты? – вдруг спросил Эйнар у северянина.       - Что?       - Я хочу идти к этому Капюшону. А ты?       - Я вообще-то и не думал разделяться. И с тобой насчет мятежа я согласен, это совершенно точно, что другого выхода у людей нет. Только война. Так что, - Суо хмыкнул, - никакого «а ты». Мы едем вместе.       Эйнар ласково глядел на своего друга сквозь непроницаемую темноту и лишь кивнул головой. Именно этот кивок ему показался чем-то особенно торжественным, подобным акту, скрепляющим их маленький неофициальный пакт союзничества. Теперь они двое – маленькие люди, лишенные своих родин, - были заодно против всей могучей Белой Лиги. Одному лишь Эскальгеру было ведомо, что им предстоит пережить на их пути, но пакт уже был заключен, и потому они были бесстрашны, продвигаясь вперёд, подальше от ненавистного Эдема. ***       Первое, что они решили предпринять, это, конечно, поездка в Инкертерим. Им называлась огромная плодородная долина, кою образовывали с одной стороны южные отроги Великого западного утёса, а с другой – Раздорные Холмы, отделяющие сам Инкертерим со столицей в Онэсирисе от Радгардских степей и, собственно, Радгарда. Край этот просто изобиловал всяческими ручьями и мелкими речушками (столь небольшими, что их часто не наносили на карты), а потому люди здесь вполне благоденствовали. Здесь были пресловутые крупные города термийцев – народа Приграничья – коими были, помимо самого Онэсириса, Толвейн, что у самой реки Старицы, прочерчивающей западную границу Инкертерима, и Гран-Могайн, «Город, рубящий камень из утёса», что, как нетрудно догадаться, стоял на высоком горном плато далеко восточнее Онэсириса. Между ними была та самая долина, очень плодородная и отлогая, где растянулись вереницы всяческих полей и угодий, между которыми устроились большие и маленькие деревни. Однако первое, что предстает пересечь путнику, двигающемуся в Инкертерим с юга, - Раздорные холмы, они же Листрай на старом людском наречии. Этот самый Листрай, вернее сказать, его юго-восточные, пологие и вполне благополучные склоны, на которых ещё была кое-какая жизнь, был первым пунктом путешествия наших героев.       Когда они прибыли туда в самом конце мессимаса, остановившись в небольшом селе, стоящем чуть ли не в голой степи на границе Листрая и, видимо, живущем только коневодством, до Суо в местном постоялом дворе дошли вести о том, что в округе зарыскали «красные», коими, без сомнения, местные нарекали окулариев. Это заставило поволноваться и его, и Эйнара, потому как нетрудно догадаться, кого они искали. Поначалу они было расспросили немногочисленных жителей села о том, знают ли они что-нибудь о Красном Капюшоне. Возможно, было наивно полагать, что селяне, чей жизненный уклад сосредотачивался вокруг пары кобыл, своей семьи и, собственно, сельской таверны, слышали о нём. Однако, получив ожидаемо отрицательные ответы, проницательный Суо заметил, что некоторые из них всё-таки знали о нём, но скрывали, что знают.       - Видать, он для этих бедняков герой, - предположил Эйнар. – А мы явно чужеземцы, о нас здесь никто не знает и ничего не слышали. Скорее всего, они думают, что мы хотим ему навредить.       Делать было нечего, пришлось двигаться дальше. Избегая крупных посёлков, коими изобиловали земли севернее Листрая, они направились на запад, вдоль каменистых всё менее плоских и более крутых склонов, куда мало кто заходил. Было пятое число месяца кадумен (октября), когда на их пути оказался ещё один безымянный населенный пункт хозяйств на сорок, не больше. Его деревянные домишки, черные и покосившиеся, выглядели совсем удручающе, многие из них и вовсе были почти наверняка пустыми. Эти земли - не только всегда воюющее пограничье (впрочем, последние войны с Радгардом отгромыхали ещё лет сто тому назад), но и край, совершенно заброшенный, забытый и не нужный ни Онэсирису, ни Белой Лиге. Об окулариях слышали и здесь, но никогда их не видели, и вообще, всё выглядело ровно настолько же бедно, насколько и живо и беззаботно. Люди здесь были нищими, пуще, быть может, попрошаек или бродяг, но у них было всё, что их интересовало – дома, труд и разнообразные съестные припасы, которые они сами выращивали, хранили и которыми сами распоряжались. Никто не приходил к ним, и никто ничего не отнимал. Любой мог уйти отсюда, ища иной жизни, и так же любого принимали, как равного себе.       Здесь на какое-то время решили задержаться наши утомлённые долгой дорогой герои. Им не хватало их дорожных запасов, но если напиться им дали вволю и даже в одном доме гостеприимно накормили свежими овощами и жирным мясом, то в отношении провианта ясно дали понять, что задаром ничего не дадут. Денег они не брали, потому как тут они не были в ходу, процветал бартер. Одним словом, посоветовавшись, друзья решили остаться на какое-то время в этой странной, но вполне приветливой деревеньке. Во-первых, им все-таки позарез нужно было съестное в дорогу, и без него им было бы опасно выдвигаться, ведь неизвестно, ушли ли окуларии и безопасно ли им появляться на большаке. Во-вторых, раз сюда окуларии еще не заходили (и, наверное, не знали о существовании этого поселения), здесь было сравнительно безопасно. Им нужно было где-то скрытно и тихо переждать погоню, и лучшего места на ближайшие несколько иецинов было совершенно точно не найти.       Так они и порешили, и весь кадумен Суо и Эйнар провели в безымянной деревне на самом краю Листрая в позабытом Эскальгером краю Небес. Местные жители – сплошь коренастые, широкоплечие и темноглазые мужчины, носящие обыкновенно бороды, и сильные, внимательные и трудолюбивые женщины с высокими лбами и бледными лицами, на которых часто бывала лёгкая улыбка, - приглянулись нашим героям, да и те, собственно, испытывали ответную приязнь. Их сердца покорила стать и сила Суо, его северянское происхождение заставило женщин виться вокруг него, и даже мужчин порой увлекали его рассказы о далеких землях на севере, покрытых вечным снегом, и о древних пущах с деревьями столь старыми и высокими, что те чуть ли не касаются кронами своими серебристого купола неба. Эйнар пришелся по душе этим людям, почти никогда не сидящим без дела, своим исключительным трудолюбием и честностью, которые здесь весьма ценились.       Однажды люди вместе с Эйнаром отдыхали после тяжелого дня. Прежде они занимались устройством крыш на одном из хозяйств, и, когда Хендира позвали на эту работу, он без вопросов ринулся помогать, хоть его плечо всё ещё нещадно ныло и зажило только худо-бедно. Они сидели у очага в тёплом, вкусно пахнущем выпечкой и солениями доме. С ним же был и один старик, с которым он познакомился только этим утром. Весь седой, маленький и худой, как голодный комар, и с длинными, как комара, руками и ногами, он был хозяином дома, которым занимался Эйнар с несколькими товарищами, и весь день наблюдал за ним, не говоря ни слова. И вот, когда они уже сидели за его столом, с удовольствием уплетая только что вынутые из печи пироги, этот старик, широко улыбаясь, протянул скрипучим старческим голосом:       - Далеко пойдёшь, мальчик! Ай-ай, как радостно мне смотреть на таких молодцов. Далеко пойдёшь, далеко!       И рассмеялся, обнажив маленький беззубый рот, обрамлённый густыми бородой и усами, белыми, как пена. Эйнар всю ночь потом, беспокойно ворочаясь во сне, пытался припомнить, что такого особенного он сделал в этот день. Он мог поклясться, что решительно ничего не может припомнить. Он работал, валялся на траве, снова работал, смеялся со своими товарищами, и, наконец, ужинал. И больше ничего. Он уж было подумал, не спятил ли старик, но почему-то эта мысль так сильно рассердила и задела его, что он, обидевшись сам на себя, яростно отринул её. Впрочем, утром он уже почти забыл об этом, но в будущем этот смеющийся старик, говорящий странные слова, не раз вспоминался ему. ***       Был конец кадумена, и природа вокруг их маленького убежища стала приобретать самый обыкновенный вид поздней осени в той своей поре, когда холода наступают самые зимние, но снега ещё нет, но ожидают его со дня на день. Ветер по деревне гулял, как по своему дому, - вольно и со всем размахом и широтой души. Заморозки сковывали землю уже несколько дней, а по ночам на голой почве выступали мёрзлые, припорошенные белым, узоры дорожных колдобин и овражков. Наступал льдистый месяц исимен, в первых числах которого обычно в этих краях ожидали первые снегопады. Это одновременно огорчало наших героев, потому как отправление в дорогу им вновь приходилось откладывать. Но, чем больше они думали над деталями грядущего путешествия, тем больше понимали, что прямо сейчас откладывают только из-за того, что не хотят никуда уходить, а не потому что их в дороге застанут снега и они никуда не проедут. Вполне бы проехали. И Эйнар прекрасно это понимал и всячески лениво поторапливал Суо. Ему и самому не хотелось выходить на дорогу под такой пронизывающий ветер, нещадно царапавший своими холодными объятьями лицо и руки. Да и плечо его ещё болело (благо с ним в общем и целом совладали всяческими припарками местные, в основном, тот самый беззубый старик, имя которого было Мундельт). Однако, помимо этого их отпугивала дорога ещё кое-чем. Они так ничего и не разузнали про Красного Капюшона, а потому толком-то и не знали, куда идти. В планах у них было всё-таки податься на север, к ставшим на зимовку фермам Онэсириса, и там уже продолжать истязать расспросами местных. Но всё это и без того так утомило друзей, несколько изнеженных домашней жизнью среди людей, к которым начали привязываться, что вновь возвращаться на дорогу и мерзнуть под открытым небом им ужасно не хотелось.       Впрочем, деваться было некуда. На четвёртый день месяца исимен они, наконец, решились, собрали припасы, которые им выделили селяне, взялись прощаться с ними, ходить по дворам и со всеми кланяться и целоваться. Седой старик вновь улыбкой встретил Эйнара и, выйдя ему навстречу, наклонил его лицо к своему тонкими и неожиданно сильными, как у обезьяны, руками, и трижды расцеловал его. Прощаться с ним было особенно тяжело, и он долго не уходил от него, то молча глядя на его вечно счастливое (как говорят, «блаженное») лицо, то на его многочисленных детей, живших со своими детьми в его большом хозяйстве. С ними-то он и решил завести разговор о том, что волновало его, то есть, о том, кого он искал. Он с полным доверием рассказал им о Красном Капюшоне, и кое-что о своих злоключениях, в самых общих чертах. Ему не хотелось позориться в самых сокровенных подробностях, и врать тоже не хотел, да и подробности эти сами были ни к чему. Мундельт, улыбаясь и оглаживая так и сяк свою блестящую бороду, слушал его долго и не перебивал, а потом сказал своим тонким, вкрадчивым голосом:       - Хорошо, мальчик, то, что ты заговорил про это, покуда тут ещё. А то пришлось бы тебе скитаться по вьюгам абы где, а плечо-то у тебя, о-ой, ещё совсем-совсем нехорошее. Помогу я тебе, потому как кой-кого знаю.       - Кого? – вдруг оживился погрустневший от прощания Эйнар. – Кого, дедушка?       - А-а, то-то! – засмеялся Мундельт и потряс длинным указательным пальцем с большими, как шишки, фалангами. – Известна мне тут одна женщина, она ангел, откуда-то с севера. Она тоже прошла долгий путь, мальчик. Поговори с ней, вдруг поможет тебе.       Эйнар никак не ждал услышать такое. Он пробыл в селе почти месяц, видел, кажется, каждого его жителя, но о том, чтобы тут были ангелы слышал впервые. В итоге он, взяв с собой так же весьма удивившегося Суо, отправился к ней, к одному из самых неприметных домов, в котором, как ему казалось раньше, никто не жил и не мог жить.       Когда они вошли в скудное, очень бедное, но вполне прибранное помещение, еле-еле освещённое тонким пламенем лучины, в лица друзьям дохнуло густым и сладким запахом трав. Тонкие серые стебельки и пучки насыщенно-рыжей разнообразной растительности с широкими листьями с зубчиками или тонкими стебельками, срубленными под корень, висели здесь на деревянных стенах, развешены были на сушильнях и лежали на одном из двух старых столов – низких, из тёмного лакированного дерева. В светлом углу за другим столом с высоким зеркалом сидела спиной к двери женщина. Её худые руки расчесывали гребнем густые пшеничные волосы и распускали их по плечам золотыми водопадами. По ангельскому обыкновению на ней была серая хламида, спускающаяся ей до самых лодыжек.       - Доброго дня, - зазвучал в густом воздухе жилища её тонкий, приветливый голос. – Простите, обождите секунду.       Друзья переглянулись меж собой и в нерешительности помялись на месте, оглядываясь и вглядываясь в тени в дальних углах дома, где было совершенно темно. Женщина вскоре закончила расчесываться и развернулась к своим гостям.       - Ах, где мои манеры, - рассмеялась она, нисколько не смутясь, - входите, пожалуйста. Я могу предложить вам гэдайский чай, если угодно, или, быть может…       - Простите нас, госпожа, - заговорил наиболее дипломатичный из их пары Эйнар, - и не примите за грубость, но мы никак не смеем задерживать вас надолго. Времени у нас очень мало, а наша нужда, приведшая к вам, велика.       - Что ж, - удивилась та, сложив руки на коленях, - вас привела ко мне нужда? – Она нахмурила свои тонкие брови. – Откуда вы знаете обо мне?       - Мундельт сказал, что вы можете помочь. Мы кое-кого ищем.       Услышав, чего желают её гости, и убедившись, что это никак не касается непосредственно её, их собеседница заметно расслабилась:       - Кого?       - Он известен, как Рыцарь в Красном капюшоне.       - Он? – вновь удивилась она, а после, помолчав, произнесла. – Что ж, вы не знакомы с ним? Так откуда же вы о нем знаете?       - О нем мне поведал наш общий с ним знакомец, - отвечал Эйнар. – Он зовёт себя Пепельным.       - Вот оно как, - улыбнулась она. – Раз вам рассказал он, то вам можно доверять.       - А что, разве вы не все тут друг другу доверяете? – раздался вдруг насмешливый голос Суо. Лицо его лукаво улыбалось.       Эйнар осуждающе взглянул на него, но их собеседница отнеслась к его словам отчего-то очень серьезно:       - Вы чужаки. Но и я по-своему чужачка здесь. Как и другие ангелы.       Настал черед Эйнара застывать с изумленным выражением лица:       - Здесь есть другие ангелы?       Та в ответ лишь кивнула, но именно этот разговор её не слишком интересовал, потому она вернулась к предмету, с которым к ней пришли её гости:       - Красный Капюшон здесь, неподалеку. Он часто снимается с места и странствует по этим землям, скрываясь от врагов. Вы знаете, о чем я говорю, раз ищете его. Люди Инкертерима познали много блага от его злого клинка и доброго сердца, и шпионы Эдема боятся и ненавидят его. Но, как я и сказала, поскольку вы знакомы с Пепельным, я могу сделать вывод, что вы не враги ни мне, ни моим друзьям.       - Так что же, - поторопил её Суо, но сделал это самым дипломатичным своим тоном, - где нам можно найти его?       - К югу отсюда, - ответила она, - в некрополе, построенном на месте древней битвы. Где-то там он скрывался последнее время.       Эйнар с сомнением протянул, покачав головой:       - Все холмы к югу – сплошь могильники и кладбища. К тому же, если лучшие следопыты окулариев не нашли его, то что мы найдем там, кроме пыли и праха?       Их собеседница только пожала тонкими плечами:       - Лучшие, пожалуй, сейчас всё-таки не здесь, а на севере, рыщут в поисках сокрытого города. Тем не менее, это всё что я знаю. Если ты хочешь, чтобы я провела тебя туда, куда нужно, то я не могу этого сделать. Да и, наверное, никто не сможет. Ищите его сами. Эйнар, покраснев, поклонился ей, опустив низко голову так, что волосы упали ему на глаза, и сделал два шага назад, к двери:       - Простите нас, госпожа, мы очень вам благодарны, ибо вы сделали для нас больше, чем мог кто-либо ещё. Мы немедленно отправимся на поиски. Друзья ещё раз учтиво поклонились и, развернувшись, собрались уходить. Однако хозяйка дома, поджав губы, вдруг окликнула их у самого порога:       - Постойте.       Эйнар вопросительно посмотрел на неё.       - Зачем вы ищете Красный Капюшон?       Тот почувствовал укол недоверия к своей собеседнице, и напрягся всем телом.       - К чему вам? – спросил он осторожно. – Я-то думал, что уклад местной жизни в том, чтобы игнорировать всё, что делается вокруг.       - Вы не доверяете мне? – усмехнулась она и отвела взгляд. – Справедливо, не доверяйте никогда ангелам. Но я интересуюсь лишь по одной причине, Эйнар Хендир: мне известно твоё имя. И я знаю, кто вы оба такие. – Она помолчала, лукаво глядя на него. - Потому-то я и спрашиваю, особенно в свете того, что произошло в Эдеме.       Эйнар вдруг нахмурился. Ему всё это время думалось, что он пребывает в этом месте инкогнито, но мысль о том, что она знала о нём, но молчала и не подавала виду (даже несмотря на то, что они ни разу не виделись) показалась ему обидной. Он сказал спокойно, произнося медленно каждое слово – тихо и вкрадчиво:       - Если вы знаете кто я, знаете, что произошло в Эдеме, то никаких вопросов у вас быть не может.       - Значит, ты твёрдо решил? – на губах её вновь заиграла лёгкая улыбка, такая мимолётная и едва заметная, что Эйнару показалось, что она прячет её и насмехается над ним. – Ты отныне воюешь с ангелами? Воюешь с Лигой?       Суо удивленно смотрел на них и молчал, ожидая, что скажет Эйнар на эти слова. Тот же, не поведя бровью, строго ответил:       - Да, госпожа. Я преисполнен любви к своему народу, а потому не остановлюсь ни перед чем, чтобы разрушить Лигу.       - И низвергнуть Эскальгера? – добавила она, и её улыбка стала ещё явственнее и, как казалось, Эйнару, насмешливее.       Он не знал, что отвечать на этот вопрос, потому что на тот миг, когда услышал его, ещё не знал на него ответа. Однако тон собеседницы и слова, которые она говорила, показались ему оскорбительными, и потому, оскорбившись, он почувствовал, что вместе с этой женщиной его оскорбили и все ангелы на свете, и она, и сам Эскальгер. Он привык не думать о божественности повелителя Лиги, потому что, размышляя над этим, ему от отчаяния хотелось броситься на клинок. Отвечая, он не вспомнил об этом, и с тех пор этот его ответ был с ним до самого конца, и до самого решающего момента Эйнар в полной мере не понимал, насколько могуч и божественен Эскальгер, и потому был храбрее и отчаяннее, чем должен был быть:       - Да. И низвергнуть Эскальгера. Что бы для этого ни потребовалось, даже если будет нужно уничтожить его.       Не дожидаясь, когда она что-то скажет ему на это, Эйнар снова поклонился и, развернувшись чеканным шагом, железный и непоколебимый, покинул её дом. Вслед за ним вышел и помрачневший Суо. Лишь когда северянин закрыл за собой дверь жилища, женщина уселась обратно на свой стул и дотронулась худой рукой до своих прекрасных волос. На лице её не было и следа улыбки.       - А если для этого потребуется слишком много? – прошептала она куда-то в воздух, для самой себя. – Какую цену ты готов заплатить? Какую цену готовы заплатить Небеса?.. ***       Пресловутый некрополь тянулся на запад и на восток от деревни на многие мили, и был сплошным неровным рядом каменных склепов – больших и совсем маленьких, в виде надгробий – наползавшим на холмы к югу, как рука старого, грязного скелета, примерно на километр. Он был совершенно заброшен и покинут всеми: мертвецов на юге уже давным-давно сжигают, а не закапывают в землю, а потому чьи родичи здесь лежат – никто не знает. Оттого никто никогда и не ходит за внешний ряд низких могил, огороженных низкими железными прутьями. Дорог тут не было никаких – ни проезжих, ни троп. Узкие проходы между насыпями и невысокими глухими, поросшими корявой лозой, стенами склепов все были в буйной, колючей траве, цеплявшейся то за штаны, то за рукава, когда руками друзья пытались освободиться от того, что приставало к штанам. Они молчали и даже не смотрели друг на друга, хмуро поглядывая на серое, как лист, небо, сизое, почти черное, на своей южной кромке, словно вымазанное чернилами. Было видно – и по небу, и по ветру, хлёстко обдувавшему холм то слева, то справа, и по запаху – на юге уже, вероятно, был страшенный ливень. Куда друзья идут, как будут спасаться от грядущего ненастья – они не знали. Оттого и с упрямством и угрюмой молчаливостью пробирались вперед, пряча лицо от надуваемого шквалами на них сухого, колючего песка. Потому и не говорили между собой, потому как знали: нечего им сказать друг другу. Одна им осталась дорога – сквозь могильные плиты, сквозь мертвящую тишину некрополя и оглушающий вой ветра. На юг, где в одном из склепов, похоже, затаился загадочный Красный Капюшон.       Был ещё только полдень, а темнота от туч стояла такая, будто наставала ночь. Эйнар, - взмокший от непростого пути, - даже несколько раз останавливался, оглядываясь и поглядывая на низко опустившееся, уже совершенно сизое небо, чтобы убедиться, что они всё ещё идут на юг. Суо же напрягал глаза по направлению впереди себя. Он знал, что стоянка Капюшона обязательно выдаст себя если не огнём костра, то хотя бы дымом, но к своему разочарованию он не мог ничего обнаружить – только склепы, могилы, камни, да пара засушенных, давно погибших деревьев. Первая капля начинающегося дождя уже щёлкнула его по носу, а окончания их путешествия так и не предвиделось. Некрополь был неподвижен и тих, точно мертвый. Всё вокруг вдруг на секунду засветилось ослепительно белым, а потом тишину разрезал первый оглушительный гром, ударивший в небосвод, как в громадный чёрный гонг. Эйнар поежился и поплотнее закутался в свои одежды. «Напрасно я так торопился отбыть сегодня, - думал он с досадой ловя капюшоном тяжелые капли. – Стоило переждать непогоду, да кто ж знал, что грянет так рано».       После первого удара Эйнар подумал, что вот-вот, с мгновения на мгновение, всё вокруг должно разом зашуметь, зашелестеть, зажурчать и заплескаться – должен пойти ливень. К своему удивлению, вместо этого он вдруг услышал сначала несколько каких-то едва различимых шороха, а потом и такой странный и поразительно знакомый голос, окликнувший его:       - Чтоб мне пусто было! Ну-ка, замрите, странники!       Путники, не ожидающие встретить здесь никого, кроме кого-то, кого они были бы рады встретить, замерли и замотали головами. В темноте они различили серую фигурку, быстро подошедшую к ним и прикрывающую голову ладонью. Молодое лицо с серыми глазами и такими же серыми, длинными волосами, улыбаясь, приблизилось к ним, и в нём друзья мгновенно признали Пепельного Рыцаря:       - Шевелитесь-шевелитесь, друзья! Ах, и далеко же вы забрели. – На этих его словах гром вновь раскатисто ударил им по ушам, заглушая его бодрый голос. – Я говорю, скорее идите за мной! Не отставайте, если не хотите замочиться!       Повеселевшие друзья двинулись за своим приятелем налево от их изначального направления. Им всё так же приходилось пробираться по нестройным, труднопроходимым рядам, но маячившая впереди светлая, как луч солнца, фигура, объятая теменью, радовала их и вселяла уверенность. К ним вернулась бодрость и какие-то скрытые, запасные силы, оказавшиеся хорошим подспорьем. Благодаря только им они каким-то чудом успели укрыться в неприметном склепе за миг до того, как по его каменной крыше затарабанил ожидаемый ливень. Суо, зашедший последним, прикрыл за собой тяжёлую гранитную дверь, а Пепельный зажег внутри пару светильников и раздобыл целый факел. Озябшие друзья сразу ощутили, как начали согреваться.       - Что ж, непогода прервала нас, мои дорогие, - потирая руки и весело улыбаясь, сказал Пепельный, - потому скажу ещё раз. Чтоб мне было пусто! Я чертовски рад вас видеть. Друзья пожали друг другу руки. Даже Суо в это время на искреннюю улыбку Пепельного ответил ему тем же и подмигнул ему.       - Ну, Пепельный, - усмехнувшись и проведя ручищей по коротким волосам, сказал он, - далеко же ты нас загнал. Такой глуши и на Севере представить сложно.       Пепельный залихватски присвистнул:       - Не был сударь Великий Страж за Сторожевыми пиками. Побывал бы – зажил бы тут с комфортом.       Внутреннее убранство склепа удивило внимательно оглядывающегося Эйнара. Места тут было совсем немного, а мертвецов никаких, покой которых он побоялся вдруг нарушить, и вовсе не лежало. Зато у южной стены склепа зиял сырой чернотой проход куда-то вглубь, под землю. Было слышно, как внутри него что-то с гулким эхом капает и периодически стучит и шуршит. Хендир придвинулся поближе, чтобы рассмотреть и расслышать.       - Никакой я больше не Страж, - тем временем, не скрывая гордости, рассказывал Суо. Гордость его и довольство самим собой, кажется, были еще большими, чем, когда он несколькими месяцами ранее хвастал новыми сапогами и почетными назначениями. – Кончено теперь все.       - Так значит, - обрадовался Пепельный, - этот ужасный переполох в Эдеме вы навели? – Суо с еще большим удовлетворением покивал головой. – Очень эффектный уход, я вам скажу! Вот уж точно, чтобы век помнили! Ну а что же… Эйнар?       - Там есть кто-то? – встревоженно произнес Хендир, кивнув на подземный проход, не переставший издавать звуки.       - Само собой есть, - хмыкнул Пепельный. – Думаю, тогда нам обоим и расскажете о своих приключениях, а? Пойдемте. Вы ведь тут за Красным Капюшоном?       Произнося «за Красным Капюшоном», Пепельный сладко рассмеялся и, потирая руки, повел их за собой в проход в южную стену. Ступеньки, по которым они шагали, спускаясь вглубь холма, были сырыми и скользкими, а на самой лестнице было ужасно темно и неудобно – друзья спускались полубоком и пригнув голову. Наконец, совсем скоро впереди, за головой Пепельного, показалась просторная зала с низкими потолками и каменным постаментом посередине – гладким, как обеденный стол. Вдоль стен этой сумрачной, слабо освещаемой факелами и свечами залы были сделаны каменные ниши, а на них возлегали покойные в саркофагах, покрытых слоями пыли и паутины. Пахло здесь затхлостью, старостью, ветхостью, смертью и немного дождем, хлеставшим снаружи, а еще было довольно холодно. Здесь же, напротив входа в залу и спиной к нему, был некто, кто, видимо и стучал своими высокими кавалерийскими сапогами об каменный пол и чем-то шуршал на постаменте, на котором можно были разглядеть какие-то бумаги. Высокая фигура человека была одета в крепкий ламеллярный доспех из кожи и стальных пластин, доходивший до колен длинными набедренниками. Кожа доспеха была выкрашена в красный. Красным был и глубокий капюшон, свисавший с ворота этого человека на его спину. Услышав шаги за собой, он развернулся к ним и окинул суровым, жестким взглядом гордых, синих, как море, глаз. Неожиданно мягкие черты Красного Капюшона, маленький нос, бросились Эйнару в глаза, как и следы усталости, долгого пути и недостаточного сна под глазами и на губах. Перед ними была женщина. Суо за ним и вовсе обомлел, глянув на того, кого они столько времени искали, совсем забыв даже приветливо улыбнуться – их визави встретила их крайне холодно:       - Кого ты привел сюда, Рэй? – высоким, суровым и требовательным голосом воскликнула она. – Хочешь, чтобы об этом месте прознали красные?       - Именно этого я и не хочу, - отозвался Пепельный, дипломатично вставая между нашими героями и своей подругой вполоборота и, как заправский дипломат, взмахнув в их сторону рукой, представляя их. – Напротив, я привел нам дивную и очень отважную компанию. Это – Эйнар Хендир из Радгарда и Суо Церра из рыцарей Асхарта. И они прошли нелегкий путь, прежде чем оказаться здесь.       Женщина уперла крепкие кулаки в бока и, прищурившись, окинула их неприязненным взглядом. Ей хватило нескольких мгновений, чтобы побледнеть от ярости и подойти к Пепельному, которого она назвала Рэем, вплотную, прошипев ему гневно:       - Так все же ты решился притащить сюда наших врагов? Эти люди служат ангелам, Рэй, тебе следовало их убить на месте!       Эйнар, уже морально готовый отвечать на именно такие претензии в свой адрес, сделал было шаг вперед и заговорил, приложив руку к груди:       - Госпожа, я…       Синие глаза Красного Капюшона вспыхнули, как две молнии, и она проговорила тихо и медленно с нескрываемым озлоблением:       - Я никому не госпожа! Мое имя – Нарта!       - Нарта, - поправился Эйнар. – Чудно. Я хочу сказать, что я вам никакой не враг, я…       - Ты смеешь оправдываться, трус? – прошипела вновь она, сжав кулаки так, что они затрещали. – После того, что натворил в Толвейне ты еще оправдываешься?!       Очень может быть, что, ни вступись за Эйнара Суо и не схвати Пепельный Рэй Нарту за руку, та бросилась бы на Хендира с кулаками. Однако слова Церры несколько остудили её пыл:       - Позвольте, вы не знаете этого человека, госпожа, и не знаете, на какую доблесть он способен. Эйнар – честный человек, верный своему слову, и не его вина, что судьба поставила его в тот час на другую сторону. Он исполнял свой долг, и он стыдится, я верно вам говорю! стыдится содеянного. Я прошу, нет, я требую, чтобы вы не судили его лишь по трагедии в Толвейне, потому как любому человеку должен быть дан шанс на искупление!       Сказано это было так споро и так искренне, что сам Суо не ожидал от себя такой красноречивости. Эйнар, поджимая губы, смотрел на друга и чувствовал, как у него к горлу подкатывает удушливый ком. Он давно не ощущал себя так растроганно, но в то же время, как верно и сказал северянин, он чувствовал, как всегда это было при воспоминании о казнях в Толвейне, страшный стыд. То, как он покраснел, Нарта разглядела даже в темноте. Она раздраженно стряхнула со своего запястья руку Рэя и, смягчившись, вновь взглянула на своих гостей. Их решительность, вдохновленные взгляды и покрасневший от стыда Эйнар тронули и её. Пепельный заметил это, мягко улыбнувшись:       - Я ведь рассказывал тебе о наших приключениях на Севере. Они здесь. Это значит, что они сделали выбор.       Нарта лишь фыркнула, раздраженно отвернувшись обратно к своим картам и бумагам. На какое-то время она замолчала, погрузившись в себя. В это время друзья вошли в залу и стали сконфуженно осматриваться. Суо было неловко и за сказанное, и за происходившую заминку, потому он достал свою трубочку и тихонько ею задымил, поглядывая то на саркофаги, то на Нарту. Она привлекала его взгляд, и он долго не мог поверить, что перед ним женщина, ибо в его воображении Рыцарь в красном капюшоне представлялся ему не иначе как мужчиной.       Она скоро прервала свое молчание:       - Выходит, тот переполох, который устроили красные – ваших рук дело? Из-за вас нам пришлось целый месяц сидеть в этой норе и из-за вас окуларии перевернули на юге каждый уголок вверх дном?       - Полагаю, да, - произнес Эйнар, сложив руки на груди и прямо глядя на неё. – Они искали нас.       - За вами мог быть хвост, - холодно отметила Нарта.       - Исключено, - отвечал тот. – Мы сами месяц скрывались в деревне неподалеку отсюда.       - Что за деревня?       - Я не знаю, как она называется. Там живут славные люди, они помогли нам. Один старик оттуда по имени Мундельт помог нам найти вас.       - Мундельт? – удивился Рэй. – Слыхала? Так он все еще жив. Вам повезло набрести на эту деревню, кстати.       - Почему ж? – спросил Суо.       Рэй деловито улыбнулся, обнажив ряд белых зубов:       - Там друзья наши живут. Тамошний народ часто помогал нам. Я так понимаю, вас к нам отправила Елена? Только ей было известно, где мы нынче засели.       Эйнар пожал плечами, сказав, что они не спросили её имени.       - Вы знаете, - вдруг заговорила Нарта, устало прикрыв глаза, - зачем мы здесь?       - Я думаю, чтобы остановить Эскальгера, - подумав, ответил Эйнар.       Послышался тихий вздох Рэя, и он взглянул краем глаза на Нарту.       - Ты знаешь о том, что случилось с Рэем и почему его называют Пепельным рыцарем, - продолжила она, глянув на Эйнара из-за плеча. В голосе её уже была скорее не холодность, а бесконечная усталость. – Он умер и воскрес из мертвых. По вине одного-единственного ангела – Алласа. Ты ведь за этим здесь, верно, Рэй? Ты абсолютно уверен, что это был Аллас?       Пепельный вновь вздохнул и произнес без каких-либо эмоций:       - Да, теперь я все вспомнил.       - И?       Он помолчал:       - И я не успокоюсь, пока не убью Алласа. Хотелось бы, чтобы, конечно, был какой-нибудь суд. Меня ведь он тоже судил, но его чтоб этот суд наказал по справедливости. Да только вряд ли я откажу себе в удовольствии прикончить этого ублюдка своими же руками.       Эйнар с удивлением слушал эти слова. Он прекрасно понимал чувства Рэя, боль и ненависть, терзающие его душу, но что-то странное и кровожадное было в его голосе. Что-то, что уводило его в сторону, перенаправляло, путало стройную картину мира. В представлении Хендира, Аллас, как и все другие ангелы, и все несправедливости, чинимые ими, и всё их высокомерие, были следствием большего, чем они сами – их порочного бога. Потому он чуть было не задал этот, как кажется, справедливый вопрос: «Причем тут Аллас?», но вовремя остановил себя. С досадой он понял – это не то, чего он хочет. Его и правда интересует теперь лишь Аллас.       - Его цель под защитой Эдемских стен, - продолжила тихо говорить Нарта, внимательно следя за тем, как мыслительная работа происходит в Эйнаре. – Между ним и Рэем – все Белые Легионы. И между моей целью и мной тоже. И однажды мы их достигнем. А вы? С тобой, асхартец, мне более-менее все ясно. Ты тоже мстишь, как и мы, верно? Ну а ты, степняк? – Она кивнула на Хендира и вновь смерила его изучающим взглядом. – Что нужно тебе?       - Вообще-то, - вдруг заговорил Суо, вынув трубку изо рта и серьезно взглянув на неё, - месть – для меня это дело третье. Уж больно вы мало обо мне знаете, чтобы вот так с порога говорить за меня. Вы очень, очень дурно знаете северян, если думаете, что мы, как встарь, болеем варварскими привычками. Месть? Да, в Асхарте было такое, о чем добропорядочным ангелам даже в кошмаре не приснится, и во всем этом я не только выжил. Но я и пережил это. Все чего я хочу – это торжества справедливости и свободы! А ни того, ни другого не будет, пока в Пантеоне на троне восседает Эскальгер.       Рэй, улыбнувшись вдруг, когда Церра, самодовольно замолчав, вновь приложился к трубочке и взволновано пыхнул ею, бросил взгляд на Нарту. Она казалось все так же непроницаемой, но он-то знал, что она не ожидала этих слов, и молчит теперь не от скуки, а оттого, что не знает, что ответить.       Эйнар только пожал плечами, слабо улыбнувшись:       - Это и различает нас, видите? У всех у вас ангелы что-то отняли, что-то важное. Суо лишился родины, ты, Пепельный, - прошлой жизни, нормальной жизни вообще. Думаю, тебя это тоже не обошло, ведь так? – Он взглянул на Нарту и та, отвернувшись к картам, слегка кивнула головой. – Лишь у меня никто ничего не отнимал. Ангелы многие годы только и делали что давали мне и, уверяю, я познал от них много добра. Я знавал и действительно хороших, честных ангелов. Когда-то давно, мне думается, они все такими и были. Но когда все стало меняться, когда зло овладело их сердцами, я оказался не готов сделать правильный выбор. И в Толвейне я нажал на рычаг и потому что струсил, и потому что не видел другого выхода.       - Это есть суть одно и то же, - проговорила Нарта.       - И тогда, - продолжал Эйнар все с той же улыбкой, как бы защищающей его от воспоминаний о том злом дне, о котором рассказывал, - я потерял свою честь. Ангелы не отнимали её у меня, не отбирали силой, приставляя нож к горлу. Я со всей сознательностью сам от неё отказался. И теперь я хочу её вернуть.       После недолгого молчания, Рэй сказал, скрывая свою веселость и радость за слова, которые слушал, за строгостью своего голоса, напускающим важность и значимость происходящему моменту:       - И где же лежит твоя цель?       - Там же, - отвечал со всей серьезностью Эйнар безо всякой веселости, - где лежит свобода для моего народа. За спинами Белых Легионов, за стенами Эдема. Моя цель восседает на троне в Звездной зале в самом сердце Златоверхого Пантеона. Вот моя цель.       Сейчас Эйнар, как и какой-то месяц тому назад, в их разговоре с Суо во время их бегства из Эдема, не вполне понимал, о чем и о ком он говорит. Он не представлял себе хорошенько, о какой силе, о каком могуществе он отзывается как о чем-то равном себе, не думал, чему он бросает вызов. Не думал, что его цель – не конкретный ангел по имени Аллас, и не абстрактная свобода человеческих народов. Его цель – победить бога. Сломать шестерни, перемалывающие всё в муку и пепел. Он не осознавал это, потому что, если бы осознавал, то не сказал бы ничего, и ничего бы не сделал, и прожил бы, быть может, свою смирную, тихую жизнь на границе мира, снедаемый виной и воспоминаниями.       Однако, Эйнар был наивен. Он верил, что может и сможет, а потому все его слова были тверды, как сталь, и на губах у него не было ни тени улыбки. В то мгновение он был бесконечно наивен и настолько храбр, что заразил отважностью и наивностью всех трех людей, которые его слушали.       «Вот и все, - подумалось вдруг ни с того, ни с сего Эйнару. – Моё распутье только что осталось позади. Теперь я уже не смогу ни изменить что-то, ни остановить себя, ни остановить кого-либо ещё. Теперь я - часть этого страшного торнадо, который навсегда изменит мир. Правильно ли я делаю?».       Однако он уже давно сам ответил на свой вопрос.