***
Дома Трэвис за пару часов прорешал все, что ему дала Пакертон. Он с облегчённым выдохом откинулся на спинку стула и положил руки за голову. Фелпс редко чувствовал себя расслабленно дома, поэтому, будучи сейчас в одиночестве, просто наслаждался тишиной и спокойствием. Парень не хотел ни о чем думать, вслушиваясь в такую громкую тишину, но убегать от стольких вопросов в собственной голове ему пока не удавалось. Неужели с Фишером случилось что-то серьёзное? Почему и куда он пропал? Почему никому из учителей ничего не сказал? Все это крутилось у Трэвиса в мыслях, никак не давая полностью отдаться призрачному чувству свободы. Трэвис ожидает, что главная причина пропусков Фишера — это просто прогулы. Предположения о том, что Сал целыми днями сидит дома один, перевешивали другие, более серьезные догадки. Сейчас намного проще думать, что он просто пользуется тем, что, например, родителей нет дома. Однако какая-то часть мозга Трэвиса всё-таки защищает Фишера мыслями о чём-то более глобальном. Щелчок входной двери заставил Трэвиса вынырнуть из своих мыслей, в которые он уже с головой погрузился, потеряв счёт времени. От испуга Фелпс даже упал назад, вместе со стулом. Но, услышав знакомые звуки копошения в коридоре, что каждый раз одинаковые, тут же вскочил, одернул вниз чёрную футболку и стряхнул с плеч пыль. Затем парень тихо поднял стул и сел на него. Из коридора теперь послышались тихие переговоры, затем шаги, которые становились все громче и ближе. В этот момент Трэвиса охватил страх, и каждый новый шаг за дверью все сильнее его напрягал. Дверь с ужасным скрипом открылась. Фелпс все также сидел к ней спиной и не хотел шевелиться. — сын? — холодно начал мужчина, что стоял в проходе. — да? Трэвис медленно развернулся, шаркая ногами по полу. Он нервно сглотнул, после чего исподлобья метнул на отца разведывательный взгляд. Тот все ещё стоял в дверном проёме, ожидая продолжения диалога. На нем было длинное чёрное пальто, серебряный крестик слегка поблёскивал на свету. В одной руке мужчина держал коричневый кожаный портфель, а другой держался за ручку двери. — не забудь про завтрашнюю службу, — в итоге выдал отец и, напоследок напомнив сыну про порядок в комнате, удалился. Дверь с тем же скрипом не до конца закрылась. Через оставшуюся щелку можно было разглядеть, что мужчина ушёл в свою комнату, которая находилась прямо напротив комнаты Трэвиса. Фелпс устало завёл руки в волосы и шумно выдохнул. Он совсем забыл про эту службу, которая проходила с восьми до десяти утра каждую субботу. После неё Трэвис оставался ещё примерно на час и помогал отцу в церкви. Протирал алтарь, мыл полы в особо грязных местах, расставлял по полкам раскиданные на скамейках книги и выполнял еще ряд некоторых обязанностей.***
Поздно ночью начался сильный дождь. Крупные капли барабанили по окну, оставляя разводы и мокрые дорожки на стекле. Молнии ярко сверкали в небе, вместе с раскатами грома. Салли обожал такую погоду. Вообще, ночами он редко спал, поэтому и сейчас застал разгар ливня. Как только свет от молнии на секунду заполонил всю комнату, Сал, битый час наблюдавший за темно-синего цвета потолком, принял решение посмотреть на это своими глазами. Он обернул вокруг плеч узкий конец одеяла и, захватив из тумбочки пачку сигарет, тихо и медленно перекатываясь с пятки на носок, вышел из комнаты. Парень всунул голову в отцовскую комнату с целью удостовериться в том, что родитель спит. Кромешная темнота в комнате смогла скрыть все, кроме старческого храпа, поэтому Салли спокойно прикрыл дверь и двинулся дальше по квартире. Чтобы оказаться на балконе, ему нужно было пройти через длинный коридор и затем зайти в гостиную. Медленно Фишер двигался к своей цели, иногда жмурясь от скрипа половиц и оглядываясь назад в надежде не увидеть в проёме одной из комнат два злобно смотрящих в душу глазных яблока. Как только окно на балконе оказалось открытым, ветер тут же обдал лицо Салли холодом и мелкими каплями дождя. Парень зачесал свисавшие волосы, которые он, к слову, недавно обрезал, оставив лишь половину, назад и завязал в короткий хвостик, чтобы не мешали, затем достал одну сигарету и, ладонью закрывая пламя зажигалки от порывов ветра, поджег ее. С кончика тут же полетела вверх тонкая струйка дыма. Очередной заряд молний отразился в бледно-голубых глазах, которые Сал тут же прикрыл, наслаждаясь сырым запахом мокрого асфальта. Он ни о чем не думал, пока никотин заполнял его больные легкие, жгучими струями дыма выходя обратно и растворяясь в черноте полуночи. После пятой затяжки Салли вытянул руку на улицу, стряхнул пепел и затушил сигарету о внешнюю сторону подоконника. Желание закурить ещё одну побеждало все запреты и принципы, ведь терять уже нечего, верно? Сал косился на пачку, из которой слишком соблазнительно выглядывала сигарета. В итоге она выиграла в гляделки, и Сал уже поджигал ее, все также закрываясь от ветра. В первый раз Сал закурил в четырнадцать лет. Поддержки, которую когда-то очень давно ему давала мать, не хватало, и все, что имел Фишер на тот момент — отец, которого большую часть времени из-за работы не было дома, протез и ненависть ко всему вокруг. К тому же, одиночество рвало его на части и, каждый раз оставаясь дома наедине со своими мыслями, Салли неизбежно приходил то самое состояние, когда хочется выпрыгнуть в окно с пониманием того, что никто даже не заметит. Покончить с собой он так и не решился. Со временем он привык ко всему, злость на всех, в том числе и на себя, остыла, оставив за собой лишь безразличие. Однажды, когда Генри заснул перед телевизором после суточной смены, Сал проник в его комнату и вытащил из полупустой пачки пару сигарет. Затем он вышел из квартиры и поднялся по лестнице на пару этажей выше. Первая затяжка, как и ожидалось, вышла комом, и Сал сильно закашлялся, откинув сигарету куда-то в сторону. И очень быстро об этом пожалел. В тот вечер он бегал с последнего этажа в свою квартиру раз пять и сам не заметил, как скурил всю пачку. От отца на следующий день влетело так, что синяки на спине остались, а Сал, во время того, как выслушивал невнятный выговор родителя, думал только о том, как бы ему достать поддельный паспорт и деньги.Тогда никотин и стал его единственным успокоением.
С документами проблем не оказалось, и Фишер уже через неделю теоретически стал на пять лет старше, а вот наличка… От службы опеки Салли добился только небольшой выплаты в размере ста долларов, как неполной семье. После устроился на подработку в какую-то мрачную кофейню. По фальшивым документам он покупал сигареты, а на оставшиеся деньги жвачку, после чего с аспирином в желудке шёл в школу. Никотин медленно шёл по венам и Фишер чувствовал себя прекрасно. До того момента, пока не отключился посреди урока. С таблетками, видимо, переборщил, и тело полностью накрыло. Грохот удара протеза о стол с задней парты привлёк внимание учеников, смотрящих фильм про вред курения, и молодого учителя, который спокойно доедал арахисовый сендвич, закинув ноги на стол. Мистер Браун сначала повёл бровью и недовольно позвал Фишера. Реакции было ноль и, поняв это, учитель встал из-за стола и подошел к Салу. Он потрепал его за плечи и поднял на спинку стула. Голова Фишера с неприятным хрустом запрокинулась назад, а руки свисли вниз. Браун мигом подхватил его на руки и помчал в медицинский кабинет. Медсестра неспешно осмотрела ученика, проверила пульс, после чего выгнала учителя, что быстро вызвал у нее раздражение своими вопросами. Салли пролежал в ее кабинете до конца урока, поэтому кто-то из одноклассников Фишера по велению учителя Брауна притащил его рюкзак. Проснулся Сал от того, что сестра куда-то вышла и громко хлопнула дверью. Сначала он не понял где находится, потом не понял как тут оказался. Что ж, сейчас у него было два варианта дальнейшего развития событий. Первый — тихонько уйти, пока у него не начали что-то спрашивать, а второй — остаться здесь, послушать, что скажет медсестра, ведь не факт, что все обернётся во что-то серьёзное. Поразмыслив минуту, Сал понял, что он слишком устал для побега, поэтому не стал пытаться что-то предпринять. Ему так же быстро стало плевать и на первый исход событий — уж лучше он ответит на пару вопросов, чем встанет с мягкого дивана и куда-то пойдет. Сестра вернулась через пару минут с какими-то бумажками в руках. — о, проснулся, — тут же выдала она, метнув на Фишера быстрый недоверчивый взгляд. Сал лишь малозначительно кивнул, медленно принимая сидячее положение и ковыряя локоть. Он все ещё чувствовал на себе этот взгляд, даже после того, как девушка села за стол и поставила руки перед собой, сплетая пальцы в замок. Что говорить Фишер вообще не знал и просто опустил взгляд куда-то в пол. Как и ожидалось, медсестра обошлась парой вопросов о самочувствии, причинах потери сознания и погоде, выяснив лишь то, что временами у ученика побаливает голова. — я дам тебе таблетку и можешь быть свободен. Оставь мне номер отца, вода в коридоре, стаканчик попроси у мисс Роуз, — девушка выдавила из пластиковой упаковки круглую белую таблетку и протянула Фишеру вместе с маленьким розовым стикером и ручкой. — не стоит, — он отодвинул от себя таблетку указательным пальцем, — а отцу я скажу сам, — голос Фишера был спокойным и ровным. Он встал и направился к выходу из комнаты, захватив свой рюкзак. — спасибо, — напоследок выдал Фишер и исчез в дверном проеме. Из некого транса Сала вывел неожиданный и предельно громкий скрип в коридоре. Он тут же кинул недокуренную сигарету в окно, вместе с пустой пачкой, и обернулся. Генри проплелся мимо входа в гостиную и, кажется, вышел из квартиры. Фишер-младший воспользовался моментом и тихо открыл стеклянную дверцу балкона, быстрыми шагами убегая в свою комнату. Света в коридоре совсем не было и пришлось добираться на ощупь. В глазах к тому же слегка двоилось, ноги почти не слушались, и Сал чувствовал, что вот-вот упадёт. Дверная ручка, перетянутая цветной резинкой для волос оказалась уже под рукой, но вдруг входная дверь, находившаяся прямо за спиной Салли, неприятно скрипнула. Фишер выпрямился на секунду, расфокусированным взглядом засмотревшись на стикеры, которыми была облеплена почти вся дверь, после чего тут же резко дернул ручку вниз и начал открывать дверь. — стоять! — крикнул Генри, стоящий в глубине темного коридора со сложенными на груди руками. Сал хотел было проигнорировать отца и запереться в своей комнате, но вместо этого натянул чёрную маску с белым круглым фильтром на лицо, оставив открытыми только глаза, и громко кашлянул. Генри за пару широких шагов приблизился к сыну и положил руку на его плечо. Мальчик слегка повернул голову, буквально на пару сантиметров, и боковым зрением увидел тонкие пальцы, на одном из которых был толстый золотой перстень. Фишер-старший сжал плечо сына и грубым движением развернул его к себе лицом. Взгляд блекло-голубых был устремлён куда-то в сторону пола, и Сал совсем не хотел переводить его в синие глаза напротив. Генри наклонился, остановившись на одном уровне с лицом сына и стянул маску вниз. — выдохни, — строго проговорил он, сдвигая брови к переносице, от чего на лице появилась пара лишних морщин. Сал выдохнул не самый приятный запах ментолового табака прямо в лицо отцу, и, наконец, встретился с его злым взглядом. Приглушённый шлепок слабой пощечины раздался эхом по длинному коридору, и Сал, с негромким секундным мычанием, снова сделал протяжный выдох. — тебе нельзя этого делать, как же ты не понимаешь. Генри вновь вытянулся в полный рост, став на голову выше сына, и протянул раскрытую ладонь. — давай сюда пачку, — Фишер-старший давил слова недовольным тоном и не изменяя такого же разъяренного взгляда. Ответ последовал не сразу, ведь Сал думал что и как ему правильно сказать, чтобы не огрести ещё больше. — Я выбросил её. — Ты так и продолжишь поганить свои легкие? Я зачем плачу за процедуры, пока ты сам прожигаешь деньги на это все?! — Я ни о чем тебя не просил, — Сал говорил почти шепотом, — и с каких пор я начал тебя волновать? Последнюю фразу Салли буквально выплюнул и, развернувшись, вошёл в свою комнату. Дверь громко хлопнула перед лицом Генри, после чего он услышал щелчок замка. — Чтоб завтра как штык в больнице, я позвоню Откину! — крикнул Генри в дверь и ударил по ней кулаком. После он шумно пропыхтелся, так же стоя возле входа в комнату сына и вслушиваясь в звуки внутри, но ничего так и не услышав, ушёл в свою комнату.***
Утром Сал встал раньше отца и, быстро собравшись, умотал в больницу. Ночью он снова не спал. Мешки под глазами, которые выглядывали из-под белой санитарной маски с каким-то знаком, нарисованным красной краской, говорили о бессоннице парня, что преследует его уже третью неделю. После операции к нему вернулись кошмары, не дававшие нормально спать ещё с детства. Помимо этого ещё и большой шрам, пересекающий всю грудную клетку, ныл от боли, швы с него так и не сняты, потому что, видите ли, он слишком глубокий. Пока что их можно только поменять из-за засохшей на нитке крови. Грудь была перемотана широким бинтом в два слоя. Сал менял его сам, каждый раз слегка передёргиваясь от большой раны, перешитой чёрной ниткой. Сегодня эта нитка должна смениться на белую. Пусть швы снимали под наркозом, жгучая боль ощущалась Фишером после пробуждения, заставляя лежать в одном положении и почти не двигаться. Но после госпитализации и экстренной операции на легкие, Сал привык к постоянной боли, которая тоже являлась одной из многих причин его недосыпа и объясняла огромное количество выписанных препаратов, включая обезболивающее и снотворное, чтобы спать было легче. Но синеволосый вечно забывал их пить, давно сбив режим приема. Парень пользовался таблетками и лекарствами только в крайних случаях, когда терпеть уже не было сил. На операцию, к слову, его забрали без согласия, как и заставили посещать каждодневные процедуры из-за осложнений. Очередной поворот за угол и взору парня предстало высокое здание, отделанное мелкой белой плиткой. Внутри Сала повстречала толпа улыбающихся студентов-практикантов, что проводили процедуры и часто болтали с ним. Это был в основном монолог или диалог между самими ребятами, ведь Сал сам по себе неразговорчивый. Сложно было его разговорить. Взяв талон на ресепшене, Фишер направился на четвёртый этаж в операционную. Там ему выдали бледно-зеленую одежду, которая тянулась в пол, а тонкие руки Фишера буквально утопали в рукавах стремной больничной робы. Рядом шумел аппарат, к которому подключена трубка с маской для анестезии. Каждый раз Сал думал о том, чтобы заснуть, дыша под этой маской, и не проснуться. Пусть вся эта жизненная рутина ему уже надоела настолько, что смерть казалась реальным спасением, но каждый раз погружаясь в искусственный сон, Фишер чувствовал, что пальцы начинают панически дрожать. А ведь надо будет ещё и возвращаться в школу. Писать пропущенные работы, делать кучу домашки, которую как всегда не проверят. Все эти мысли угнетали и вгоняли и парня в тупик. Дверь плавно открылась и в комнату вошёл врач, ростом под два метра, в белом халате. Он держал в руках чёрный планшет с прикреплёнными к нему бумагами. Сал не повернул головы, продолжая разглядывать потолок. — как себя чувствуешь? — начал доктор, разбавляя повисшую тишину и медленно приближаясь к парню. — нормально, — Сал дергал ногой и продолжал безынтересно вглядываться в тёмный развод в углу потолка. Доктор Откин молча кивнул и вонзил тонкую иглу в вену Фишера. Парень видимо уже настолько привык, что даже не дернулся. — это последняя смена швов, в следующий раз, примерно через неделю мы их просто снимем и оставим так. Надеюсь, рана достаточно заживёт, — несмотря на холод, идущий от Фишера, хирург говорил и улыбался максимально доброжелательно и мило, что оставляло в сердце синеволосого надежду на оставшихся в мире хороших людей. — хорошо, — кивнул Фишер и все таки повернул голову в сторону открывшейся вновь двери. Прядь голубых волос свисла на правый глаз, через который проходило большинство его шрамов, а короткие прядки, что Сал постоянно заправлял за ухо, немного растрепались из-за шапки. — готов? — проговорил доктор, держа в руках кислородную маску. Короткого положительного кивка врачу было вполне достаточно и он тут же приложил маску ко рту мальчика. Тот закрыл глаза. Темнота в его глазах становилась гуще и вскоре он совсем уснул.***
Небо затянулось густыми серыми тучами, слегка моросило и на дороге появлялись небольшие лужицы. Ветер развивал все ещё голые стволы деревьев, сгоняя надоедливых птиц с кривых веток. Каждый порыв откидывал блондинисто-серые волосы назад и обдавал лицо Фелпса холодом. Настроения куда-либо идти совсем ушло после утренней субботней службы. Трэвис дрожащей рукой придерживал влажную тряпку у носа, из которого безостановочно текла кровь. Он в очередной раз запрокинул голову назад и поднял руки. Затем взял другую ватку и поднёс к носу. Благо, что в парке он был один. Все нормальные люди прячутся по своим норам, кутаясь в уютное одеяло. Но не он и не сейчас. Сложённая в четыре раза ватка окрасилась в бордово-кровавый, и Фелпс с тяжелым выдохом повертел ее в руках. Злость в парне уже вскипела и выплескивалась за края. Кулаки сжимались до побеления костяшек, брови съехались к переносице. Трэвис ещё раз глубоко вздохнул, мельком глянув на время в телефоне, встал с обшарпанной скамейки и, натягивая бордовый шарф на пол лица, направился в сторону дома. Идти не далеко, но даже этот путь пока что давался парню с трудом. Ноги еле передвигались, тело ноет от боли, к тому же ещё и начался полноценный дождь. Трэвис ускорил шаг и уже через пару минут оказался у двери в подъезд. Покопавшись в кармане ветровки, парень нарыл связку из пяти ключей. Домофон тяжелой железной двери прерывисто и с помехами запикал, как только намагниченная часть ключа коснулась «замка». Трэвис потянул ручку на себя и вошёл внутрь. Над лифтом жёлтым светом мигал фонарь, с третьего или четвёртого этажа доносились крики надоедливых старух, которые, видимо спорили с соседями-студентами, что вечно курили в подъезде свои вонючие сигареты. Фелпс скорчил кислую мину, вслушиваясь в их слова, и, закатив глаза, несколько раз нажал на кнопку вызова лифта. Старый механизм работал через раз, поэтому Трэвис, не заметив никакой реакции, все ещё не теряя надежду, с большей силой надавил на кнопку. Снова ничего. Парень огляделся и увидел где-то сверху на окошке с показателем этажа табличку о неисправности лифта. — да что за день сегодня?! — крикнул блондин куда-то вверх, сдавив голову ладонями с двух сторон. Даже недовольные вопли соседей стихли после этого. Оскалившись и ударив лифт кулаком, Трэвис направился к лестнице. Он быстро перебирал ногами, переступая каждую вторую ступеньку. На третьем этаже все ещё галдели бабки, барабаня до двери с номером 305. Кинув в их сторону короткое «здрасьте», Фелпс ускорился, поднялся ещё на несколько этажей вверх и подошел ко входу в свою квартиру. Аккуратно приложив к двери руку и ухо, блондин вслушивался в звуки, исходящие изнутри. «вроде тихо», — думал парень. Он вставил ключ в скважину, быстро провернул два раза и замок поддался. Вход свободен. Трэвис, все ещё опасаясь чьего-то присутствия, быстро влетел в свою комнату, скинул грязные и мокрые церковные шмотки, надел чёрное худи с капюшоном, потрепанные чёрные джинсы, всунул ноги в кеды и, сметя все со стола в рюкзак, вылетел из квартиры. Двойной щелчок — хата закрыта, можно двигать. Блондин побежал вниз, прыгая через 5-6 ступенек. Тяжелый рюкзак, набитый листками, тетрадями и полу исписанными ручками, болтался на одном плече; влажные волосы парня лезли в глаза, из-за чего Трэвис постоянно запускал в них руку, убирая от лица. Наконец он снова на улице. Дождь прекратился, но остались большие лужи в ямках дорог, тонкие ручейки грязной воды стекали в канализацию, оставляя всяческий мусор у тротуара. Трэвис ловко и как-то по-детски перепрыгивал их и, дойдя до какого-то маленького магазинчика, остановился под его козырьком. Блондин достал из кармана телефон и вбил в картах нужный адрес. Примерно запомнив простой маршрут, слава богу, не набитый поворотами и разворотами, Трэвис достал наушники и, включая музыку, тронулся с места. Несмотря на своё паршивое настроение, явно не сочетающееся с музыкой, переключать на другую песню парень не стал. Сначала он шёл спокойно, но потом все таки не сдержался и стал слегка покачивать головой в такт нарастающей мелодии. Трэвис шептал слова песни себе под нос, иногда прикрывая глаза. Настроение возросло на один процент, боль от синяков и увечий парень уже не замечал, хотя она никак не хотела от него уходить. Выход из двора жилого комплекса через полукруглую арку и Трэвис видит одинокую многоэтажку, этажей так в четырнадцать, окружённую тротуарными дорожками и машинами. Атмосфера вокруг неё сама по себе мрачная. Где-то рядом, на маленькой футбольной площадке, кричат увлечённые игрой мальчишки. В районе, помимо юных игроков, от силы пара человек, из-за чего стоит какая-то загадочная тишина, нарушающаяся лишь изредка детскими выкриками. В наушниках Трэвиса как на зло заиграла какая-то мрачная песня, и парень, тяжело сглатывая и осматривая высокий дом, у подножия которого стоял, выдернул наушники. Дверь в подъезд, к счастью, была открыта и подперта кирпичом. На скамейке кто-то спал, накрывшись свежей газетой, рядом валялись окурки, где-то у ножки аккуратно стояла пепельница и пустая банка пива. Удивленно вскинув бровь, Фелпс зашёл внутрь дома и осмотрелся. Проход вперёд, вдоль которого тянулись почтовые ящики, три ступеньки и вход в коридор еле освещены противно-оранжевыми лампами, которые, к тому же иногда потрескивали. Справа находилось два лифта, а чуть дальше двойная дверь со вставкой из мутного стекла, ведущая на лестницу. Слева тянулся коридор примерно на пятьдесят метров, с каждой стороны которого располагалось по три двери. Каждый этаж в этом доме был таким, кроме последнего. Не долго думая, Трэвис подошел к лестнице. — десятый этаж, да? — вполголоса кинул парень через щель в лестничном пролете, подняв голову вверх. — ладно. Вернувшись назад, Фелпс всё-таки вызвал лифт. После сегодняшнего подъема на свой восьмой, парень понял, что десятый точно не осилит. Относительно новый лифт, поставленный примерно пару лет назад, приехал достаточно быстро и его двери даже без скрипа, только с глухим грохотаньем, разъехались и впустили парня в кабинку. Яркий бело-синий свет из лампы на потолке освещал пространство. Кнопок было явно больше, чем этажей. Какие-то кнопки с надписями, со значком вызова диспетчера, «стоп», «отменить» и так далее. Трэвис быстро нашёл нужную и двери закрылись. 1, 2, 3…8, 9, 10. Фелпс вышел. Этаж не из самых приятных. От стен несёт дождевой сыростью, счётчик света неспеша тикает, нарушая столь громкую тишину, видимо, всегда стоящую тут. Возле лифта вообще никакого освещения. Какие-то лучи горели напротив двери, ведущей к лестнице и самом конце коридора висела одинокая лампочка, изредка подмигивая. «402, 402, 402… О!» — блондин наконец нашёл нужную дверь. Он остановился напротив неё, ещё раз посмотрел на листик, что дала Пакертон, проверяя достоверность данных, затем снова поднял взгляд на серебрянные цифры 402. «вроде все правильно, — продолжал мыслить Фелпс. Он не решался стучать, ведь реакция Фишера может быть какой угодно. Он может просто дверь захлопнуть прямо перед носом. Неизвестность… больше всего пугает Трэвиса сейчас, — а вдруг он не дома? Или не один там?» Парень подошёл ближе, пытаясь хоть что-то услышать, но в ушах лишь звенела тишина. Отогнав все опаски и страхи, Трэвис выдохнул и провёл раскрытой ладонью вниз по воздуху, после чего позвонил в звонок. Стандартный звук. Секунд тридцать все той же абсолютной тишины и раздался какой-то грохот. Шаги… такие медленные… еле слышны. Ключи в скважине, поворот, поворот, дверь медленно открывается. — ты? Фелпса как парализовало. Он, кажется, забыл как дышать. Перед ним стоял Фишер в черной тканевой маске, с куском кровавого бинта в руках. Немного сальная синяя прядь неаккуратно свисала на правую часть лица, частично закрывая уходящие под маску блекло-розовые шрамы. Тонкие руки тонули в рукавах серой футболки, костлявые ноги в штанинах чёрных шорт, что были чуть выше колена. Кожа бледная, местами сухая, затертые и нездорово красные глаза отражали все вокруг настолько четко, что Трэвис, казалось, даже себя в них разглядел. Болезненный вид. — что ты здесь забыл. — твёрдый, холодный голос наконец заставил Трэвиса чертыхнуться и отвлечься от образа протезника. — я… ээ… Пакертон послала меня. Тебе нужно написать контрольные, и… она сказала помочь, — выдавил Фелпс, рассматривая лицо Фишера, которое парень видит в первый раз. Пусть даже половину. «состриг, что ли, наконец, свою волосню? — мыслил Фелпс, — теперь хоть на девку не похож». — ладно. Заходи, — следующее, что услышал Трэвис. Это было сказано без единой капли ненависти, как представлял себе блондин. Неожиданно и как-то быстро. Но, на самом деле, Салу было все равно на Трэвиса. Лишь бы не сидеть одному. Он отошёл от двери, давая блондину зайти, и без слов направился в ванную. Вода быстро потекла из крана. Синеволосый закрыл дверь, снял футболку, намочил ватку, лежащую на раковине, и провёл ей по шраму. Тут же он зашипел от боли и запрокинул голову с еле слышным мычанием. Грязный обрывок бинта, что все ещё был в руке, парень выбросил в мусорку, открыл новую пачку с чистой плотной широкой марлей. Он отмотал примерно пару метров и, обернув два раза вокруг тела на уровне раны, закрепил несколькими заклепками на резинках, с двух концов которых были острые зубчики. Эти заклепки остались от старого эластичного бинта, которым Фишер когда-то перевязывал запястья и предплечья. Наконец закончив перевязку, Фишер накинул футболку и, взяв весь оставшийся мусор, вышел из комнаты. Фелпс так и стоял около прохода. Прошла всего пара минут и все это время блондин разглядывал помещение. Темные обои цвета «мокрый асфальт» покрывали все стены. Широкий коридор тянулся до самого конца квартиры. По правую сторону от него было несколько дверей. Первая, как узнал Фелпс, вела в ванную, следующая, по его же догадкам, в туалет, а третья в спальню. С другой стороны было столько же входов. Самый дальний в ещё одну спальню, чуть ближе — кухня, и самая первая дверь, находящаяся буквально в трёх метрах от Трэвиса, вела в гостиную. — раздевайся, — кинул Сал, открывая дверь своей комнаты, — куртку на вешалку, обувь кинь куда-нибудь, — он пытался говорить громче, но боль в горле и легких сильно этому мешала. Трэвис сделал все указанные действия и, захватив снятый с плеча рюкзак, двинулся туда же, куда и Фишер. — проходи, — снова захрипел синеволосый, после чего громко кашлянул пару раз и захлопнул ящик тумбочки. Фелпс оказался в комнате Фишера. Чёрный ковёр с длинными ворсинками прямо по середине, в углу кровать, возле небольшая тумбочка, которую Фишер сейчас закрывает на замок, рядом письменный стол. В другом углу окно, заходящее сразу на две стены. На одной стороне подоконника целая рассада комнатных растений в круглых прозрачных горшочках, на другой — пепельница в форме черепа, больше напоминающая подставку для свечей, рядом ещё одна в форме сердечка. Под окном большой домик для кота, тянущийся практически до потолка. И в самом тёмном углу стоял высокий чёрный шкаф с двойной дверью. Света в комнате почти не было. На столе стояла включенная лампа, вокруг высокой кровати закреплена гирлянда. Легкое освещение прокрадывалось лишь через плотные черные шторы, которыми было завешено угловое окно. Сал выпрямился в полный рост, стоя к Трэвису спиной, снял маску, провёл по лицу антибактериальной салфеткой, закинул в рот горсть таблеток и, запив водой, натянул маску обратно. Фелпс наблюдал за всеми его действиями и мысленно анализировал каждое из них. Тут же нахлынула куча вопросов, но задавать их парень пока что не решался. Сал сел на ковёр и кивнул Трэвису, намекая на то, что бы тот сел. Фелпс немного потупил и понял намёк, после чего сел рядом и достал из рюкзака ту синюю папку, какие-то исписанные листики в клеточку, пару синих ручек и штук семь простых карандашей. Фишер снова встал и подошел к столу. Из нижнего широкого ящика он достал большую пробковую доску, которую иногда использовал как подложку, все ее углы были изрисованы красками. Как только Сал сел обратно, положив доску на скрещенные ноги и достав из пенала карандаш, Трэвис протянул ему первый листик с заданиями. — не решишь — я помогу, — по-доброму сказал Фелпс. Фишер нахмурился, увидев его взгляд, и принял задания. Блондин тут же склонил голову, рассматривая мягкий ковёр и ковыряя его пальцами. Затем он обернулся и посмотрел на кошачий «замок». — у тебя есть кот? — поинтересовался парень. Ответа долго не было, и Трэвис, все ещё сидящий спиной к Салу, обернулся и кинул на него непонимающий взгляд. — да. — короткий, ясно, без лишних слов. Фишер постучал о холодного цвета паркет, где не было ковра. Из-под кровати тут же вылез рыжий большой кот и обтерся об спину хозяина. Затем зверь глянул на Трэвиса и, облизнувшись, подошел к нему и сел рядом. Просто сел и стал смотреть презрительным взглядом, — он не особо дружелюбный, — продолжил Сал, не отвлекаясь от задания. Затем кот обошёл хозяина и лёг прямо перед ним. Тот не обратил внимания, продолжая что-то усердно писать. Трэвису сейчас абсолютно нечем заняться, поэтому он разглядывал все подряд. Его взгляду попался почерк Фишера. Аккуратный, слегка округлый. На черновике нет никаких пятен, все опрятно и ровно. «левша? Никогда не замечал, — думал про себя Фелпс, продолжая наблюдать за тем, как быстро Сал заполнял целую строку решением примера. Худые пальцы, казалось, сейчас уронят карандаш. Рука слегка тряслась, косточка на запястье сильно выпирала. В глаза бросились теперь колени Фишера, одна из которых была сантиметрах в пятидесяти от носков блондина. Вся разодранная, в некоторых местах покрытая корочкой. Полосчатые побелевшие шрамы пересекались с более новыми — ярко-красными и достаточно глубокими. — «да что у тебя такое происходит, что ты весь в шрамах?» Трэвис был уверен, что вторая коленка такая же. Но больше всего он сейчас хотел наблюдать не за его руками и коленями, а за лицом. Впервые он видит синеволосого без протеза. Маска, конечно, тоже много чего скрывает, но тем не менее. Фелпс так хочет посмотреть хотя бы на одну часть его лица, так как Сал сейчас сидит к нему боком, но боится… — «а вдруг повернётся? А вдруг спалит?» Но любопытство побеждало. Взгляд Трэвиса изучал худое тело парня напротив, скрытое футболкой на несколько размеров больше, И наконец взгляд переместился на лицо. Вернее, его правую половину. От уха под маску уходил шрам, ещё один почти касался глаза. На этой части их всего два. Синие волосы были заправлены за ухо. С другой стороны свисала большая прядь, под конец слегка завиваясь и доставая практически до рта. Маска облегала острые скулы и нижнюю челюсть, что сильно выделялась ближе к шее. От рассматриваний Фелпса отвлёк сильный кашель Фишера. Было такое чувство, что его сейчас наизнанку вывернет. Трэвис аж испугался. — все норм? — спросил блондин, как только Фишер откашлялся. — да. Все в порядке. Я сейчас вернусь. Салли медленно встал и вышел из комнаты, слегка пошатываясь в стороны. Парень чуть не упал на косяк двери, ведущей в ванную, но все же удержался на ногах.