ID работы: 8276403

реквием

Bangtan Boys (BTS), The Last Of Us (кроссовер)
Слэш
NC-21
Завершён
3741
автор
ринчин бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
962 страницы, 31 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
3741 Нравится 1095 Отзывы 2604 В сборник Скачать

о дивный новый мир

Настройки текста
Примечания:
Теплый ветер мягко касался сочно-зеленой листвы. Кроны деревьев раскачивались на ветру. Солнечные лучи пробивались сквозь густую листву в изумрудное царство леса. С цветка сорвалась бабочка, блестя черными с вкраплениями небесно-голубого крыльями. В воздухе витал сладкий запах созревающих ягод, прогретой земли, свежего мха, покрывающего серые камни, коры деревьев. В лесу царили тишина и покой. Белки бесшумно перепрыгивали с ветки на ветку, ловко цепляясь лапками за тонкие сучки. Олениха ступает бесшумно, вскапывая копытами рыхлую землю. На этой опушке трава всегда самая сочная. Она опустила морду, отщипывая травинку. За ней неуверенными шагами семенил олененок, боящийся отойти от мамы хотя бы на несколько шагов. Одному в неизведанном лесу страшно. Только мама его защитит и убережет от скрывающейся за каждым валуном опасности. Олениха ткнулась мордой в бок олененка. Малыш, дрожа, отошел от нее, ища травинки позеленее. Чем зеленее, тем вкуснее. Громкий вскрик птицы испугал олененка. Он кинулся к маме, пища и дрожа, ища у нее защиты. Его тоненькие ножки дрожали от страха. Всем нутром он желает лишь одного — зарыться в мамину теплую шерсть, свернуться клубочком и заснуть, убаюканный ее дыханием сверху. Олениха лизнула голову сына, рассеченную на две уродливые части. В расщелине между ними зиял нарост поражающего грибка — кордицепса. Ее сыну осталось совсем недолго. Скоро и он умрет. Пандемия застала человечество врасплох. Хаос, всеобщая паника, анархия, тысячи зараженных каждый день — таков был ответ природы на бесконечный паразитизм планеты Земля. Наша планета, бесспорно, заражена тысячью болезнями. Одна из них — человек. Никто не сможет сказать точно, когда мир сошел с ума, и человек начал пожирать человека. Никто не помнит точной даты. Никто не назовет месяц. Кажется, тогда было холодно. Намджун задержал дыхание, смотря через прицел на своего врага. Приклад снайперской винтовки плотно упирается ему в плечо, становится вместо правой руки. Он и его винтовка — целое, единое, неделимое. Их нельзя друг от друга отделить. Его Мия не существует без него, его не существует без Мии. Она — его подруга, его вторая жена, первая и самая любимая любовница. Она спасала ему жизнь не раз, с того света вытаскивала. Намджун любит собирать и разбирать ее, слушая, как щелкает запал. Вместе они провели не одну ночь, и проведут еще столько же, если не больше. Ее зоркий глаз направлен на медленно движущегося бегуна. Такие, как он — новообращенные. Он медленно перебирал ногами, бесцельно смотря перед собой поблекшими глазами. С его посиневших губ срывался стон-вскрик. Порой он нервно дергал головой или всем телом. Бегуны — самые безобидные «зомби». Это первая стадия заражения, когда кордицепс еще не полностью поглотил обреченного. Гораздо опаснее следующие стадии. Намджун ненавидит сталкеров. Сталкер — следующая за бегуном стадия. И пусть они не опаснее бегуна, они умеют прятаться и выжидать нужного момента, чтобы напасть. Порой именно это оборачивалось гибелью его напарников. Бегун замер, поворачивая голову в сторону Намджуна. Он зарычал, обнажая ряд гнилых зубов, и бегом двинулся на него. Намджун, не медля ни секунды, спустил курок, попадая прямиком меж подернутых белесой дымкой глаз. Бегун повалился на спину, поднимая в воздух пыль сухой земли. Намджун поднялся с колена и достал из-за пояса револьвер. Ветка, на которую он наступил, громко хрустнула. Он медленно подошел к неподвижному зомби. Тот резко воспрянул, дергаясь к Намджуну, но он выстрелил из револьвера ему в голову. Олениха вскинула голову, услышав громкий выстрел, и пустилась бегом обратно в лес. Бегун затих. Под его головой, впитываясь в теплую землю, начала расползаться лужа грязной крови. Намджун повесил винтовку на плечо и сунул револьвер за пояс, поправляя тканевые перчатки на пальцах. — Приятного отдыха в Аду, — хмыкнул Намджун и развернулся. Настало время найти дичь покрупнее. Кордицепс, насколько знал Намджун, никогда не был опасен для человечества. Кордицепс — особый род спорыньевых грибов, который способен паразитировать на некоторых видах насекомых, в том числе на муравьях. Намджуну в его прошлой жизни, которая казалась теперь слишком далеко-призрачной, однажды доводилось наблюдать за зараженным муравьем. Кордицепс мог удивительным образом влиять на их поведение, заставляя покидать муравьиную колонию и жить обособленно, на листе дерева. После того, как муравей занимал удобное для кордицепса положение, он начинал прорастать сквозь его тело и голову. Тогда Намджун и подумать не мог, что через всего несколько лет этот самый мутировавший кордицепс будет прорастать не сквозь муравьиные тела, а сквозь человеческий мозг. Ему так трудно поверить, что это было каких-то три года назад. Он был обычным семнадцатилетним парнем с выдающимся умом, амбициями, упорством и тягой к знаниям. Экстерном окончивший школу, он подал документы в Сеульский Национальный университет, куда был принят на бюджетной основе. Он хотел посвятить свою жизнь биологии и медицине, а теперь, в двадцать лет, стреляет из снайперской винтовки в зараженных и каждый день думает, что он — последний. Намджун подпрыгнул и зацепился пальцами за толстую ветку, рывком подтягивая тело наверх. Он залез повыше и ободрал пару веток от листьев, чтобы открыть обзор. Пара белок, испугавшись, перепрыгнули на другое дерево. Ветка под Намджуном угрожающе скрипела. Метрах в пятнадцати, среди кустов, бродил еще один. Намджун вскинул свою винтовку и, приняв удобное положение, прицелился, прикрыв один глаз. На дворе было знойное лето тысяча девятьсот девяносто… Намджун не помнит, какого. Он помнит лишь открытие, которое сделал со своим другом и напарником — Сокджином. Они вместе корпели над изучением поведения зараженных муравьев. Какую цель преследовал кордицепс, лишенный разума гриб? Это был первый поставленный перед Намджуном вопрос. Второй — каким образом он этих целей достигает. Как ни странно, но на второй он ответил достаточно быстро. Споры кордицепса, попадая в организм муравья, прорастают. В результате его жизнедеятельности, в организм муравья попадают химические вещества алкалоидной группы. Именно эти вещества зомбируют муравья, заставляя отказываться от своих привычных нужд и вынуждая подчиняться кордицепсу. Ответ на первый вопрос вытекал из второго. Как показали исследования Сокджина, кордицепс заставлял муравья искать идеальное место для своего прорастания. Идеально должно быть все — температура, влажность, попадание солнечных лучей. Кордицепс не растет на деревьях и на земле, потому ему трудно найти идеальное место для произрастания. Для этого-то муравей ему и нужен. А когда тот выполнит свою «миссию», он просто погибает, а из его головы прорастает гриб, готовый расселять дальше свои споры. Это непрерывный, бесконечный процесс. Так смешно, что Намджун даже сухо ухмыляется. В иерархической цепи муравей стоит гораздо выше какого-то гриба. Но именно ему он и служит, отдавая свою жизнь на благо его развития. Забавная вещь — природа. Как много в ней тайн, которые Намджун еще открыть не успел и теперь — увы, — никогда не откроет. Мия, как и всегда, идеально справилась со своей задачей — бегун повалился безобразной мордой вперед и затих. Намджун спрыгнул с ветки и резко развернулся со вскинутым револьвером. Мужчина с проседью в щетине ухмыльнулся и вскинул брови. — Тише, сынок, тише, — вкрадчиво сказал Ким Тэен. — Знаю, тебе не терпится занять мое место, но получать его вот таким образом — бесчестно. — Иди к черту, отец, — ухмыльнулся Намджун и сунул револьвер за пояс. — Если не хочешь получить пулю промеж глаз, не подкрадывайся. Вы ее нашли? — спросил он, вскинув бровь и сложив руки на груди. — Твой выстрел ее спугнул, — хмыкнул Тэен. — Выходит, сегодня без дичи? — Почему же, — Тэен кивнул за спину. К его рюкзаку за лапы были привязаны три кролика. — Кроликами всю общину не накормишь, — критично сказал Намджун. — У парней на четверых двадцать, итого — двадцать три, плюс кое-какое интересное место, которое затерялось среди сосен. А вот что ты за этот час насобирал? Парочку бегунов? — Тэен безразлично глянул на лежащее под ногами тело и пнул его носком пыльного ботинка. — Мы сюда пришли не показывать белкам, какие мы крутые стрелки, а добыть еду. Это наша обязанность, если ты не забыл. Моя, твоя и даже моей любимой Сэром. Намджун ничего не ответил, смерив отца обжигающе ледяным взглядом. Он пошел вниз по протоптанной дорожке, к склону. У его подножия раскинулось старое дерево, которое уже много лет не цвело. Внутри дерево сгнило, образуя свистящую пустоту. Только и осталась пустая оболочка. Но Намджун находил его отличным укрытием. Тэен сложил руки на груди, глядя на сына со вздернутой бровью. Намджун отодвинул прикрывающий дыру корень и присел на корточки, доставая из недр пустого древа завернутую в листы тушку кабаненка. Тэен присвистнул и подошел ближе, склоняясь над уловом сына. — Отлично, — похвалил Тэен и хотел похлопать его по плечу, но Намджун увернулся, не позволив тронуть себя. Тэен ухмыльнулся и почесал подбородок, с прищуром глядя на сына. — Ты слишком близко воспринимаешь к сердцу критику. Намджун пожал плечами. У него нет настроения спорить с отцом об однобокости его взглядов на мир, все равно ни к чему не приведет. Ему, к сожалению, от отца передалась неслыханная упертость, порой не там, где это нужно. Его отец был основателем и предводителем их общины. Что-то вроде монарха, как сам он любил говорить, Намджун — его наследный принц, а Сэром — будущая королева. Намджун лишь хмыкал на такое сравнение отца, а Сэром мягко улыбалась и пожимала плечами. Его отец, бесспорно, хорошо заботился о людях, вступивших в общину. Но его политика совсем Намджуну не нравилась. В мире с царящим апокалипсисом и кишащими на каждом клочке земли зомби трудно говорить о политике в общем. Цель каждого человека — выжить, просуществовать как можно дольше. Совсем не важно, каким способом — убивая зомби, зверей или себе подобных. Но невозможно быть в безопасности в одиночку. Намджун всегда придерживался такого мнения. Потому и предложил отцу создать общину, в которой на сегодняшний день — сто два (совсем скоро станет сто три, и от мысли этой Намджун не может сдержать нежную улыбку) человека. Намджун видел в этом способ защититься, выжить, сохранить те крупицы человечества, которые у них остались, а Тэен — возвысить себя и получить власть. Отец и сын совсем по-разному смотрели на умирающий мир. Один хотел получить все остатки роскоши, которые мог соскрести. Второй же искал любой способ сохранить в человеке человечное. Намджун неоднократно предлагал Тэену изменить его политику даже в отношении других общин. Контрабандисты были бы им крайне полезны — пушнину, коренья, целебные листья и лишнюю дичь можно обменивать на оружие. С бандитами же нужно либо не иметь отношений вовсе, либо мало-мальски приятельские. Они вооружены до зубов, агрессивны и употребляют одному Дьяволу известные наркотики, которые или достают в мегаполисах, или делают сами. О том, из чего они делают свои наркотики, Намджун думать хочет в последнюю очередь. Что бы там ни было, оно разрушает похлеще кордицепса. Они просто сжигают жалкие остатки своих жизней и топят и без того тонущий мир в анархии и агрессии. — Ты говорил про какое-то место, — сказал после недолгого молчания Намджун и посмотрел на отца. — Парни ловят рыбу у реки, — Тэен указал взглядом в направлении той самой реки. — Я же решил набрать канистры с водой и собрать водоросли. И нашел кое-что очень… интересное. — Ну, — закатил глаза Намджун. — Дом. — Дом? — приподнял бровь Намджун. — Деревянный дом. — И что с того? — хмыкнул парень. — По лесу десятки таких домов. Мы уже каждый обыскали, ни в одном из них ничего ценного нет. Только плесень, мох и сгнившие картины. — Нет, Намджун-а, — покачал головой Тэен и внимательно посмотрел на сына. — Из трубы шел дым. Омега зачесал смоляные пряди в маленький хвостик на макушке и помешал томящиеся в горшочке скудные овощи с кусочками речной рыбы. Совсем недавно в лесу ему удалось отыскать листья базилика, чей пряный аромат растекался по небольшой светлой кухне. Он прикрыл глаза и глубоко вдохнул полной грудью. Через незашторенные окна лился приятный дневной свет. На подоконнике стояла ваза со свежими колокольчиками. Отложив деревянную ложку на тарелку, омега наклонился за тазом с постиранным бельем, с трудом поднял тяжелую ношу и, оперев его о бедро, вышел на задний двор. В воздухе вкусно пахло распускающимися цветами, сочными листьями и прогретой землей. Где-то в кронах деревьев пели птицы, не так далеко журчал ручей, куда он ходил за водой, ветер шелестел листьями. Наконец-то, наступила весна после продолжительной лютой зимы. Омега спустился с крылечка и поставил таз на землю, по одной доставая вещи, встряхивая и вешая на натянутые веревки. Когда он встряхивал лишнюю воду, капельки воды вспархивали ввысь, искрясь и переливаясь в солнечных лучах. Кое-где была даже видна радуга. Когда все белье было развешано, омега отошел на пару шагов, упер руки в бока и довольно посмотрел на свой труд. Кажется, теперь он справляется намного лучше. Он перевел взгляд с развешенного белья на старый раскидистый клен и подошел к нему, присаживаясь на острые коленки. Он с нежностью провел по выступающему холмику, на котором уже начала прорастать дикая роза. На его губах появилась ласковая улыбка. Папа бы, наверное, им гордился. В детстве Юджон учеником был неважным — балованный, вечно гуляющий с друзьями до позднего вечера. Но после пандемии кордицепса все изменилось. Отца у него никогда не было. Он, конечно, был когда-то, у него даже было имя, но Юджон его не знал — папа не хотел рассказывать, бередить старые больные раны. Мин Юджон был той еще маленькой занозой. Даже в детстве — вертлявый до ужаса, за ним не поспеешь. В каждую розетку сунет пальцы, воду из непроливайки каким-то образом выльет на провода, головой об качели ударится. Его папа уже и забыл, сколько раз с этим неугомонным ребенком едва не схватил инфаркт. Так продолжалось вплоть до юджоновых шестнадцати. Тогда-то все и изменилось. И не только в его жизни — в жизни всех живущих на планете людей. Юджон тяжело вздохнул и поднялся с колен. Спустя два года после «конца света» его папа тяжело заболел. Голод и холод настиг всех. И их маленькая семья не была исключением. Его папа мог часами сидеть в укрытии на холоде, выжидая хотя бы маленькую птичку, чтобы накормить сына, пока сам Юджон трясся от холода в каком-нибудь сыром подвале. Юджон своему папе благодарен безмерно и бесконечно. Его память он будет чтить до скончания своих веков. Родительская любовь — самая чистая, самая светлая и самая сильная из всех, что может когда-либо существовать. Юджон посмотрел на два цветущих одуванчика и с улыбкой перевел взгляд на небо. Да-а. Пришла теплая, солнечная весна. Очень жаль, что папа не дожил до этих дней. Но перед смертью он научил Юджона всему, что умел сам — ловить рыбу, стирать, готовить, мало-мальски защищаться. Не только от зомби — от людей тоже. Поэтому они ушли так глубоко в лес. Ведь лес — это не только ягоды, грибы, коренья, дичь и рыба, это еще и защита. В мегаполисах творится настоящий хаос. Там о человечности давным-давно все позабыли. Иногда, очень бессонной ночью, в голове Юджона всплывают воспоминания о пожирающем ребенка мужчине, и тошнота вновь подкатывает к горлу. Его папа и он сам не раз подвергались нападениям каннибалов и бандитов, хотя брать с них, кроме жалких жизней, и нечего-то. Тогда они и ушли. Подальше от всего, в свой собственный мир, где есть только они и совсем немного — зараженные кордицепсом. Но они не столь опасны, сколь опасны люди. Когда наступает анархия, человечность в людях умирает. Она остается в каком-то ином измерении, в прошлом, где ей было место. Здесь же, в мире хаоса и разрухи, есть место только жестокости, боли и чистой агрессии. Выживет сильнейший. Доброта теперь — это просто слабость. Ее раздавят, как муху, и не заметят, и тебя самого в гроб положат — там таким добрякам, как ты, самое место. Как-то раз, обнимая содрогающегося от холода папу, Юджон разлепил слезящиеся глаза и увидел надпись на полуразрушенной стене черной краской: «Я вижу человечество, но не вижу человечности». Теперь это — его жизненное кредо. Юджон тряхнул головой, прогоняя мрачные мысли. Им не место сейчас. Пусть вылезают ночами темными, бессонными, он с ними всегда в обнимку засыпает. Но сейчас светит яркое солнце, приятно согревающее бледную кожу теплыми лучами, и думать об ужасном совсем не хочется. Будто и не в этой жизни происходит вовсе. Юджон подобрал таз с земли и вернулся обратно в дом, поправив порванный к низу фартук на талии. Он взял полотенце и приоткрыл крышку горшочка с готовящейся рыбой. Выглядит просто прекрасно. Улыбнувшись, он отложил крышку в сторону и принялся нарезать дикий зеленый лук на досточке, которую сам сделал из крупного куска дерева. Не одну занозу он тогда в палец загнал, пока пытался отшлифовать ее. Входная дверь с тихим скрипом закрылась. Юджон отчетливо это услышал в звенящей тишине. Он замер, крепко сжав в руке нож. От страха дыхание сперло, острыми цепкими щупальцами сжимая горло у сонной артерии и парализуя тело. Тяжелые медленные шаги доносились из коридора. Их разделяла всего одна стена и деревянная дверь. Юджон покрепче перехватил нож и резко обернулся, когда дверь позади него распахнулась. На него смотрел мужчина средних лет. Он прищурился, сканируя цепким взглядом черных глаз его тонкую фигуру и милое детское личико. Позади него стоял еще кто-то, кого Юджон не видел, но все его нутро кричало об одном — нужно бежать. Мужчина улыбался мягко, но фальшиво, подходя миллиметровыми шагами к Юджону. Он приподнял руки в сдающемся жесте, намекая, что ничего плохого ему не сделает. Но Юджон лишь крепче сжимал нож до побеления костяшек. — Что здесь делает такое прекрасное дитя? — спросил мужчина. — Совсем один, — шепнул он и перевел взгляд на готовящуюся в горшочке рыбу с овощами, на стоящие в вазе цветы, на виднеющееся в окне развешанное белье, на скудные дикие яблоки в плетеной корзинке и слегка колыхающиеся от ветра белые шторы. — Ты здесь живешь, — вынес вердикт он. — Но почему же ты совсем один? Не боишься? — Вам лучше уйти, — превозмогая страх, ответил Юджон. Слышать свой ломающийся голос после бесконечной тихой зимы было дико. Непривычно. Чуждо. — Ты так негостеприимен, — улыбнулся мужчина, прикрывая глаза и полной грудью вдыхая сладкий запах фиалок, что исходил от прекрасного омеги. — Мне и моему сыну стоит оскорбиться. — Отец, — грубо прервал его тот, что стоял позади. Юджон метнул в него полный ужаса взгляд. Глаза ничего не могут скрыть, а мужчина привык считывать эмоции людей по глазам. Они у этого омеги полны ужаса и первобытного страха. Он боится за себя и свою жизнь, руку держит за спиной. Скрывает что-то. — Я думаю, нам лучше уйти. Это не то, к чему мы стремимся. — Я думаю, тебе лучше выйти и покурить, — тоном, не терпящим возражений, ответил мужчина. Юджон гулко задышал, сжимая пальцами свободной руки столешницу тумбы, в которую вжимался. Прямо сейчас он чувствовал, как последняя надежда на спасение поджал пухлые губы и, кинув в омегу нечитаемый взгляд, просто вышел, оставляя его наедине со скалящим пасть львом. В человеке человечности нет. Юджон знает это и убеждается каждый раз все сильнее, больше, но от осознания этого не легче ни капли, ни мгновения. У него дрожат худые ноги и все, что у него есть — затупленный нож в правой руке и инстинкт самосохранения. — Меня зовут Тэен, — представился мужчина, склонив голову вбок. — А как зовут тебя, мое прекрасное дитя? — В-вам стоит уйти, — дрожащим голосом повторил Юджон. — Иначе… — Иначе? — ухмыльнулся Тэен. — Иначе — что? Этот омега похож на спустившегося с небес ангела. Чист, непорочен, нетронут — так и просится, чтобы его окунули в грех. Большие оленьи глаза смотрят на Тэена со страхом, пухлые розовые губы мелко дрожат. Тэен с улыбкой подходит ближе, и Юджон делает выпад ножом, но тут же вскрикивает от боли — мужчина больно перехватил его запястье и вывернул, вынуждая выбросить нож. Он с громким стуком упал, блестя лезвием в солнечных лучах. Тэен недовольно посмотрел на нож, а после — на вырывающегося омегу. Его попытки дать отпор для Тэена так же смешны, как попытки бабочки, запутавшейся в паутине, выбраться из пасти паука. — Тебя никто не научил манерам, правда? — его голос тысячью осколками впивался в кожу больно, вспарывал и оставлял уродливые грубые шрамы. Тэен схватил его за шею, вынуждая смотреть на себя. — Ну, ничего. Сейчас мы это исправим. — Нет! — закричал Юджон, изо всех скудных сил пытаясь выбраться. — Нет! Пожалуйста, нет! Намджун сел на крыльцо, достал из заднего кармана потрепанных штанов самокрутку и сунул фильтр меж губ, плотно сжимая. Чиркнув спичкой, он прикурил. Горький дым заполнил легкие, а после взмыл вверх через приоткрытые губы. Спустя столько лет, столько смертей и столько боли уже не обращаешь внимание на крики о помощи. Наверное, думает Намджун, в нем самом уже ничего человечного. Так — оболочка пустая. Но потом он полез пальцами во внутренний карман куртки и достал фотографию Сэром. Он провел большим пальцем по ее нежному лицу, желая почувствовать прямо сейчас бархат ее кожи, и слегка улыбается. Крики о помощи отходят куда-то на второй план. Тэен уложил дергающегося омегу грудью на столешницу, откуда скинул все тарелки и ложки. Он случайно зацепил вазу с цветами, и та упала и разбилась. Под ногами начала расползаться лужа, а нежные цветы колокольчиков порвались от острого стекла. Мужчина разорвал на спине омеги тонкую заштопанную рубашку, оголяя выступающие позвонки, лопатки и тонкую талию. Во рту скопилась слюна от дикого желания оставить отметину на каждом миллиметре сладкого тела и, не сдержавшись, он грубо укусил омегу под лопаткой, заставляя его кричать и выгибаться. На тонкой бледной коже начала образовываться багровая гематома. Бежевые штаны вслед за рубахой оказались на полу. Тэен восхищенно выдохнул, оглаживая грубыми мозолистыми ладонями нежные округлые ягодицы. Этого омегу хочется своим фаворитом сделать, одевать в лучшие меха, кормить лишь сластями, которые он только достать сможет, и трахать ночами напролет, но что-то Тэену подсказывает, что этот омега скорее умрет, чем согласится его наложником стать. Любой другой или другая омега все отдал бы, чтобы к Тэену поближе подобраться, а этот свой шанс на лучшую жизнь упускает. Дерзит, на жизнь его покушается, прогоняет — наглость неслыханная. Тэен уже не обращает внимания на его трепыхания и тихие рыдания, для него это ничего не значит. Звук пустой. Главное — его собственное удовольствие. Он расстегнул ширинку на своих грязных брюках и сжал ладонью эрегированный член. Обильно сплюнув на ладонь, он размазал слюну по члену, а остатки размазал по розовой сжимающейся дырочке. Он нагнулся, прижимаясь грудью к спине омеги, и начал целовать его шею, за ухом, слегка прикусывая и вылизывая укусы. Какой же этот омега сладкий. Словно сахар на языке, который Тэен терпеть не может, но этого омегу сожрал бы целиком. — Тш-ш, — прошептал он, прикусив его за хрящик. — Тебе будет хорошо. — Н-нет, молю… — заплакал Юджон, пытаясь оттолкнуть мужчину. Но Тэен в ответ лишь хмыкнул, схватил его тонкие запястья и грубо заломал за спиной, второй рукой направляя в омегу член и выдыхая от жара, узости и непередаваемого удовольствия. Юджон закричал, сильно выгибаясь в спине, и заплакал в голос. Ему никогда не было так больно и душераздирающе обидно. Тэен подождал каких-то пару мгновений, даже не дав омеге привыкнуть к своим размерам, и начал двигать бедрами в быстром агрессивном ритме, наращивая темп. Он глухо зарычал сквозь зубы, одной рукой сжимая его запястья до синяков, а второй — оттягивая шелковые волосы. Юджон плакал и кричал, едва не падая на подгибающихся коленках. Его крики для Тэена — услада, божественная песня, и пусть в бога никто из них давно уже не верит. Дьяволу на этой земле самое место. Тэен двигал бедрами рвано и резко, вгоняя в тело омеги член по основание. Юджон рыдал, до крови прокусывая губу. Его изнутри раздирало, рвало в клочья, горело. Для него словно разверзли Ад на Земле. Только для него, специально, с искусными мучениями. Юджон сорвал голос, а Тэену будто внутривенно наркотик ввели. Таким, как этот омега, быть нельзя. Запах прекрасных фиалок мутит разум подобно алкоголю, а, попробовав прекрасного безымянного омегу, хочется еще. И еще, и еще, и еще. Целиком. Тэен опустил взгляд, наблюдая, как его член входит в хрупкое тело. По бедру омеги побежала змея крови, огибая тонкие голени и скользя на пол. Кровь была на члене Тэена, но его только сильнее это распаляло. Он, словно обезумевшее животное, вдалбливался в тело переставшего двигаться омеги, рычал и кусал его костлявые плечи, оставляя свои следы, помечая. Чтобы никогда не забывал о нем, вспоминал холодными ночами и вздрагивал. Тэен, кажется, никогда в своей жизни такого головокружительного оргазма не получал. Он схватил омегу за бедра, сжимая до багровых меток, и вошел по основание, позволяя узлу разбухнуть в его теле. От сцепки оргазм только усилился, заставляя альфу хрипло простонать в голос. Его горячая сперма толчками наполняла дрожащего под ним омегу, который до крови прикусил ладонь, чтобы не кричать. Тэен грубо шлепнул его по ягодице, заставив сжаться вокруг своего члена. Юджон болезненно застонал, хватаясь пальцами за края столешницы — иначе свалится на колени. Ему сейчас как никогда хотелось, чтобы его сожрал зараженный. Пусть жрут его плоть, но только не душу. Только не человек, который человеку должен помогать. — Я думаю, хватит, — поджал губы Намджун, в несколько широких шагов подойдя к отцу и оттащив его от упавшего на пол омеги. — Я не позволял тебе вмешиваться, — прорычал Тэен, застегнув ширинку на своих брюках. — Этот омега — мой. — Он не твой, — фыркнул Намджун, закрывая доступ к Юджону собой. — Он не состоит в общине, тем более — в твоем «гареме», ты не смеешь. Мы поклялись помогать людям, мать твою, а не закапывать их заживо, — Тэен долго смотрел в лицо Намджуна, а потом ухмыльнулся и лизнул губу. — Да уж, — хмыкнул он. — Беременность Сэром сделала тебя настоящей неженкой. Начинаешь меня разочаровывать, сынок, — Тэен бросил взгляд на лежащего на полу омегу и взял из корзинки яблоко. Подкинув его в воздухе и поймав, он с громким хрустом откусил кусок и бросил его на пол, а после вышел из кухни. Яблоко покатилось по полу и ударилось о плечо лежащего на спине омеги, пустым взглядом смотрящего в потолок. Намджун развернулся к омеге и присел перед ним на корточки. Выглядел он ужасно. Разбито, растоптано, сломано. Намджун не знает, что его привело сюда и заставило ослушаться приказа отца. В его голове вспыхнула мысль — а если бы на месте этого омеги была Сэром? Что бы тогда сделал Намджун? И ответ был очевиден. Сейчас, смотря на его скатывающиеся по щекам слезы, он жалел, что не сделал это раньше. Намджун тяжело вздохнул, злясь на отца и на самого себя. — Эй, — тихо сказал он, коснувшись плеча омеги. Тот крупно вздрогнул и полным ужаса взглядом посмотрел на Намджуна. — Нет, нет, не бойся. Я не трону. Альфа просунул руку под его спину, вторую — под худые коленки, и поднял на руки. Он был такой худенький, что Намджун и веса-то его не почувствовал. Он ногой открыл дверь и поднялся по лестнице на второй этаж. Дверь в спальню была приоткрыта. Намджун бережно уложил его на кровать и укрыл одеялом, погладив по волосам. Этот омега, наверное, младше самого Намджуна. У него лицо совсем детское. И от этого еще паршивее стало. Поэтому Намджун просто вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Юджон беззвучно заплакал, сжимаясь на постели в комок. Намджун спустился по лестнице и остановился возле тумбы с зеркалом. Из отражения на него смотрел хмурый парень с глубокой складкой меж бровей. Он чувствовал, что уйти вот так — значит вонзить еще один клинок в его хрупкую спину. У них так не принято. Оружие — это все, что у них есть, все, что способно спасти жизнь. А у этого омеги спасать свою жизнь нечем. Намджун вытащил из-за пояса револьвер и положил его на тумбу, туда же — сменные патроны. В последний раз глянув на лестницу, он покинул этот дом, в котором пахло приготовленной рыбой, колокольчиками и кровью.

🍃

— Так-так-так, — с лисьей улыбкой сказала вышедшая на порог девушка, держа в руке несколько колосьев пшеницы. — Мои бравые охотники вернулись, и принесли нам… Что это? — выгнула бровь Сэром, спустившись со ступенек и подойдя к вернувшимся с охоты мужчинам. — Тридцать голов кроликов? — хмуро сказала она, строго посмотрев сначала на Намджуна, а после на Тэена. — Это и все, что вы сумели добыть? — Полмешка рыбы, тушка кабаненка, сверток водорослей и дикого лука, моя милая, — ухмыльнулся Тэен и отдал подошедшему молодому альфе свой рюкзак, приказав распаковать. — Я бы в десять раз больше одна достать смогла, — хмыкнула Сэром, вскинув колосья пшеницы в сторону Тэена на манер пистолета. Намджун рассмеялся. — Хэй! Чего ты смеешься? — возмутилась девушка. — Не думаю, что в твоем состоянии, — Намджун с улыбкой глянул на ее большой живот, — ты смогла бы и лук в руки взять, — Сэром приоткрыла рот от возмущения, а Тэен ухмыльнулся, садясь в плетеное кресло. Намечается зрелище. — Вы все слышали? — крикнула Сэром, оборачиваясь к небольшому скоплению людей, пришедших посмотреть на улов охотников. — Ким Намджун бросил мне вызов! — сказала она, задрав подбородок и свысока смотря на ухмыляющегося Намджуна. — И я, как настоящая охотница, его принимаю. — Делаем ставки, — крикнул из толпы альфа по кличке Джойз. — Ставлю на Сэром, — засмеялся он, и толпа его поддержала, заулюлюкав. Люди оживились, делая мелкие ставки. Кто-то ставил на победу Намджуна, кто-то — на победу Сэром. В качестве ставок принимали зерна пшеницы, пятьдесят грамм овса, парочку листьев целебных трав — все, что могло пригодиться в рутинной жизни. Тэен же лишь ухмыльнулся и принял из рук подбежавшего к нему омеги стакан с домашним вином. — Сэром-а, я не буду с тобой сражаться, — ухмыльнулся Намджун, сложив руки на груди. — Так вы, сэр, еще и редкостный трус? — провоцирует Сэром, кошачьей походкой от бедра приближаясь к своему альфе. Несмотря на беременность, она сохранила свою грациозность и легкость, оставаясь такой же привлекательной и соблазнительной, какой была до нее. — Мистер Ким Намджун отказывает мне! — громко провозгласила она, смотря Намджуну в глаза, а после перешла на шепот: — А это, мистер Ким Намджун, проигрыш всухую, — а после ухмыльнулась хитрой лисой. В ее кошачьих глазах блеснул огонек чистого азарта. — Армрестлинг, — громко сказал Намджун, не отводя взгляда от ее глаз. — В шесть часов у главного двора. Я жду вас, миссис Ким Сэром, — ухмыльнулся он, облизнув нижнюю губу. — Ставки приняты, — соблазнительно прошептала Сэром, скользнув ловкими пальчиками по груди Намджуна и схватила за ворот, резко притягивая к себе, и шепнула в его губы: — Ставок больше нет. Намджун хотел истерзать ее сладкие губы грубым поцелуем, но она лишь чмокнула его в уголок губ и упорхнула, а Намджуну удалось схватить лишь воздух. Маленькая вечно дразнящая его лиса. Когда-нибудь она доиграется, и Намджун схватит ее за прелестный хвостик, но пока пусть играет. Намджун с улыбкой смотрел ей вслед. Она нагнала идущих к кухням омег, что несли за спиной тушки зайцев, и тут же влилась в разговор. Сэром была великолепной. С тех пор, как она появилась в общине, Намджун почувствовал ее полноту и целостность. Она вдохнула в нее жизнь, смогла сплотить людей, практически с каждым найти язык и каждому стать верной соратницей и подругой. Она та женщина, что без промедления кинется защищать своих людей, лучшая лучница в их общине, а еще лучшая охотница. Намджун не зря называет свою жену лисой. Она тихая, хитрая и бесстрашная. Намджун ею восхищается и любит так, что почти задыхается. И Тэен тоже не остается в стороне. Его выбор сына порадовал, а когда они узнали, что ждут сына и внука, то Тэен даже открыл старый коньяк, чтобы отпраздновать такое событие. И сейчас, без преувеличения, маленького жителя общины ждут все. Намджун снял рюкзак и повесил его на гвоздь, вбитый в деревянную стену их дома. Тэен краем глаза наблюдал за сыном и потягивал из стакана прохладное вино. Солнце близится к закату. Скоро зажгут факелы. Намджун снял куртку и перчатки, закатав рукава рубахи по локоть. Мию он заботливо повесил рядом, бережно напоследок, словно прощаясь, огладив дуло большим пальцем. Он достал из небольшого гаража возле дома лопату и закинул ее на спину. Тэен подпер щеку кулаком, повернув голову к сыну, и сузил глаза. — Не желаешь отдохнуть? — предложил Тэен. — Нет, — пожал плечами Намджун. — Землю необходимо вскапывать, чтобы получить урожай. — Для этого есть рабочие, — вскинул бровь Тэен. — И они занимаются своей работой, — он кивнул в сторону копающих грядки мужчин, что в поте лица вспахивают землю. Рубашки от жары прилипли к их спинам, а на лице осела грязь и пыль. — Каждый здесь занимается своим делом, сынок. Мы — охотимся, они — копают, третьи, — он указал на ходящих возле высокого забора мужчин с оружием, — охраняют, а омеги готовят, рожают, берегут домашний очаг и бла-бла-бла. Ты не должен делать чужую работу. — Ну да, — хмыкнул в ответ Намджун, смерив отца ледяным взглядом. — Мне кажется, отец, ты не совсем понимаешь значение слова «лидер». Подстрелить трех зайцев и нарвать водорослей — это не лидерство. Быть рядом со своими людьми, вести их за собой, прикрывать их, а не прикрываться ими — вот, что значит лидерство. А это, — он кивнул на стакан в руке отца, — никому не нужное позерство. — И снова ты за свое, — закатил глаза Тэен. — Одно и то же каждый божий день. Мне надоело. Намджун поджал губы. Об этом нет смысла говорить — все пройдет мимо ушей, и воздух сотрясать бессмысленно. Поэтому Намджун просто развернулся, уходя к работающим на огородах мужчинам. Он не смел задирать нос и выставлять себя лучше, чем они. Он ничем не лучше, и так же работает в поте лица, чтобы сохранить их небольшую, но крепко стоящую на ногах общину. Когда время приблизилось к четырем, солнце постепенно начало садиться. К тому моменту большая часть огорода уже была вскопана. Мужчины решили передохнуть и посидеть на траве, уперевшись локтями в колени. Курить хотелось всем и одинаково, но курить было нечего. К ним подошла Сэром со своим омегой-помощником, Ханеном. Они принесли два больших кувшина с водой и кружки, чтобы каждый после тяжелой работы напился вдоволь. Сэром о чем-то беседовала с каждым, слегка хмуря брови и кивая. Она выслушивала каждого, отмечала, кому и чего не хватало, а после старалась помочь, чем могла. И практически каждому из них не хватало сигарет. Ханен задержался возле Джойза, и Намджун заметил его смущенную улыбку. Кажется, вскоре у них появится еще одна пара. Это заставило его слегка улыбнуться. — Слушай, — сказала задумчиво Сэром, налив в стакан воды из кувшина и протянув его Намджуну. Тот с благодарностью кивнул и припал к краю стакана, жадно выпивая все до последней капли. — Я тут подумала, а почему бы за докторской хижиной не вскопать землю? Хотя бы, ну… три на три метра? Мы могли бы посадить табак, выращивать, высушивать и делать самокрутки. — Хорошая идея, только одна проблема — семена негде взять, — ответил Намджун. — Ой ли? — закатила глаза Сэром. — А мне кажется, что твой друг-мистер-умник как раз-таки знает, где взять семена. — Вряд ли Джин- — Да я видела у него грядку! — прошипела Сэром. — Когда мы с Чимин-и играли в догонялки, он забежал за столовую, а там, как оказалось, была припрятанная кустами теплица… — Ты залезла в чужую теплицу? — вскинул бровь Намджун. — Хотя я уже ничему не удивлен. — …а в теплице угадай что? — поджала она губы. — Ага! Табак оказался. — Ну и как ты себе представляешь это, душа моя? — улыбнулся альфа, склонив голову вбок. — «Джин, тут моя несносная жена играла с твоим сыночком и совершенно случайно, — клянусь богом, — наткнулась на твои грядки с табаком. Не мог бы ты поделиться, иначе она сама залезет в твои теплицы и стащит его»? — Именно так и скажи, — серьезно ответила Сэром. — Можешь ему еще сказать, что я его ограблю. Или возьму его омег в плен, — Намджун рассмеялся. — Хорошо, я подумаю об этом. Но сейчас лучше скажи мне, как поживает мой сынок, — ласково улыбнулся Намджун, приложив обе ладони к ее животу. Ханен, увидев это, широко улыбнулся. — Он отпинал мне почки, — захныкала Сэром. — Ужасно непослушный. Кажется, он там моим мочевым пузырем в футбол играет, — громко пожаловалась она, вызывая у Намджуна и остальных мужчин смех. — Что? — возмутилась она. — Вот посмотрела бы я на вас, будь вы такими же огромными шариками, да еще и когда ваш мочевой пузырь и день, и ночь пинают! Посмеялись бы тогда. — Они совсем ничего не понимают, — хихикнув, ответил Ханен и подошел к Сэром, предложив ей свой локоть. Она с радостью согласилась, взяв омегу за локоть. — Пойдем, Ханен-а, — в шутливой обиде сказала Сэром. — Эти альфы такие невоспитанные! Лучше бы матушка-природа им беременность и роды подарила. — Но вы же нас все равно любите, — крикнул им вслед Джойз, а Сэром в ответ так по-детски показала язык, вызывая у Намджуна тихий смех. Как же сильно он любит эту девушку. Их община составляла двадцать четыре дома и высокий забор, который они построили сами. Конечно, все это появилось не сразу. В начале у них почти ничего и не было — ни крыши над головой, ни оружия, ни провианта. Все это накапливалось с огромным для Тэена и Намджуна трудом. Самый главный ресурс для них по-прежнему был человеческий. Но Намджун не может отрицать большой вклад отца в развитие их общины. Да, он отвергал его политику, но добытчиком он был отличным. Это со временем обленился и власть почувствовал, но раньше было не так. Раньше он рвал глотку, чтобы лучший кусок урвать для своих людей. С одной стороны их община была защищена высоким забором, с другой — колючей проволокой. Проволоку они оставили на случай расширения общины и постройки новых хижин. На данный момент у них были дома, столовая, докторская хижина и некое подобие «центральной площади», которую они называли центральным двором. Пусть в мире царит апокалипсис, они не должны забывать, что они в первую очередь — люди. У них по-прежнему остались праздники, которые они могут и должны праздновать. Так, Сэром на один новый год устроила целое театральное представление, поставив мюзикл «Нотр-Дам де Пари» с ужасной игрой актеров, но довольны были все. Сейчас Сэром и трое омег были беременны. Намджун был несказанно рад тому факту, что совсем скоро у них появятся маленькие жители, только Сэром родит скорее остальных. Над именем они еще не думали, не знают, кто родится — мальчик или девочка, но что-то Намджуну подсказывает, что мальчик. Хотя Сэром упорно говорит, что будет чудесная девочка. Это, конечно, неважно. Важно то, чтобы малыш родился крепким и здоровым. С наступлением сумерек мужчины зажигают масляные факелы. Иногда все собираются в центральном дворе, чтобы посидеть у костра, послушать, как Джойз играет на гитаре, а Минхо, молодой альфа семнадцати лет, поет на китайском. Пусть он и не всегда вытягивает ноты, но он создает особую атмосферу в сочетании с потрескиванием костра и теплой Сэром в объятиях Намджуна. После все расходятся по домам, и наступает ночь. Утром же все идет по привычному плану: кричат петухи, и к тому времени Намджун уже не спит, выгоняют из загонов коров и двух коз, омеги сцеживают козье молоко, а после готовят завтрак, альфы же вновь идут на охоту, вспахивают и сеют огород или защищают стены. Такова привычная жизнь в их общине. А сегодня же всех ждет то еще развлечение. Намджун, сложа руки на груди, с ухмылкой смотрит на Сэром. В ее глазах беснуются дьяволята. Намджун видит это в играющем свете факелов. Специально для них в центре поставили деревянный стол, а вокруг собрались жаждущие посмотреть на битву дня. Джойз подначивает людей делать ставки, с охотой записывая в небольшой блокнотик имя и ставку. По команде Намджун и Сэром подошли к столу с противоположных сторон и склонились, упираясь локтями в стол. — Ты уже готов проиграть целое состояние? — прошептала Сэром, подмигнув. Они крепко сцепились ладонями, пиля друг друга взглядом. — После того, как ты признаешь меня своим королем, — ухмыльнулся Намджун, чувствуя, как крепко Сэром сжимает его ладонь. — Ты проиграешь мне, малыш. — И что же достанется победителю? — с хитрой улыбкой спросила Сэром, склонив голову вбок. Намджун оглядел ее с ног до головы и растянул губы в ухмылке. — Все. — Итак! — вскрикнул Тэен, подняв вверх руку. Все притихли, слушая лидера. — Сегодня состоится состязание если не века, то года — точно. Мой дорогой сын бросил вызов моей любимой беременной невестке! Кто же… кто же одержит сегодня победу? — загадочно спросил Тэен, обходя стол. Люди вокруг начали наперебой выкрикивать то «Сэром», то «Намджун». — Вижу, мнения разделились, — ухмыльнулся он и положил ладонь на сцепленные ладони Намджуна и Сэром, смотрящих только друг другу в глаза и абсолютно не замечающих ничего вокруг. — Так пусть же победит сильнейший! — выкрикнул он и отпустил их ладони. Сэром тут же напряглась всем телом, крепко сжимая ладонь Намджуна и давя изо всех сил. Ее лицо покраснело от напряжения и злости, даже на шее выступила венка. А Намджун словно и не чувствовал ее веса, все с такой же улыбкой смотря на свою жену и понимая, что нет на свете человека чудеснее, бесстрашнее и прекраснее, чем она. Он бы к ее ногам бросил весь мир, не то, что какую-то победу в армрестлинге. И ведь она понимает, что не выиграет ему, но такая гордая и упертая, что скорее умрет, чем признает это. Ни за что. Пойдет до конца, до победного, каких бы сил ей это не стоило. И именно поэтому Намджун ее так любит. Так беспамятно и безумно, что готов позорно проиграть своей беременной жене при всей общине. Люди выкрикивают их имена, подбадривают. Намджун понимает — не поддайся он сейчас, эта битва никогда не закончится. А он свою жену любит настолько, что проиграть ей — это и есть его награда. Он бы целовал ее голени и нежные руки. Но Намджун с ухмылкой давит на ее руку, и та почти касается стола. Со стороны послышались то ли восхищенные, то ли разочарованные вздохи. Однако в последний момент Намджун расслабил руку, позволив любимой вырвать у него победу. Сэром закричала, вскинув сжатые кулаки в воздух, и вместе с ней закричали те, кто поставил на ее победу. — Я выиграла! — выкрикнула она, подскочив к Намджуну и крепко обняв его за шею. — Выиграла! Я ведь говорила! — Да, малыш, — засмеялся Намджун, поглаживая ее по спине. — Я горжусь тобой, моя умница. — А еще… — тихо шепнула она. — Что такое? — шепнул в ответ альфа. Его голос потонул в улюлюканье развеселившейся толпы. — Я, кажется, рожаю. Намджун выпал из времени после ее слов, застыв в ступоре и не зная, что делать. Впервые он почувствовал себя настолько беспомощным, что на помощь пришли другие. Сэром крепко сжала его ладонь, сморщившись от боли, и согнулась пополам. Намджун тут же придержал ее за талию, но к нему подоспели другие омеги и Ханен. Сэром увели в докторскую хижину, а Намджуна принялись поздравлять. Тэен растолкал людей локтями и заключил его в объятия, а потом развернулся к своим людям и прокричал: — Мой внук скоро родится! Открывайте погреба и готовьте лучшее мясо, — крикнул он, и его приказ тут же принялись исполнять. — Добро пожаловать моему внуку в о дивный новый мир! Малыш родился с рассветом. Намджун искусал все губы в кровь, ходя вперед и назад по крыльцу. Он даже несколько раз собрал и разобрал Мию, чтобы успокоиться, но его руки все равно тряслись. Сэром строго запретила ему появляться на пороге, а ее приглушенные крики обрывали в Намджуне что-то важное. Все его нутро рвалось к любимой, но он знал — появись он на пороге, она бы в него кинула что-то острое, и альфа уверен, что не промахнулась бы. Поэтому он ушел, чтобы помочь накрыть праздничные столы. Сегодня даже другие общины, с которыми они состоят в дружественных отношениях, приглашены на праздник. К девяти часам пришли Сокджин, его омега — Минки и маленький сынок, пятилетний Чимин. — Чимин-а! — широко улыбнулся Намджун и присел на корточки, поймав летящего в его объятия маленького альфу. Малыш засмеялся, обняв его за шею. — Чимин-и, что тебе папа говорил? — ласково упрекнул своего сына Минки, подойдя вместе с мужем к Намджуну. — Ничего страшного, дорогой, — успокоил его Сокджин. — Дай ему вольность хотя бы вне дома, — басом рассмеялся он и протянул Намджуну ладонь. — Вот и ты стал отцом. Поздравляю тебя, друг, — улыбнулся уголком губ Сокджин. — Ну, как ощущения? — Я… я не знаю, — растерянно ответил Намджун. — У меня в голове пустота. Я не представляю, что… это мой ребенок? Живой… С двумя руками, ногами, даже может моргать, глотать… Это… — Понимаю, — улыбнулся Джин и кивнул, посмотрев на Чимина — своего сына. — Когда Чимин родился, Джин боялся его даже на руки взять, — хихикнул Минки и забрал сына с рук Намджуна, передав тому скромный букет полевых цветов в газетной обертке. — Он был маленький и хрупкий, я боялся его сломать, — возмутился альфа. Минки закатил глаза. — Вот об этом я и говорю. Да, Чимин-и? — улыбнулся омега, посмотрев на сыночка и пригладив его растрепанные волосы. Малыш с улыбкой кивнул. — А потом держал его за ноги вниз головой! Меня чуть инфаркт не хватил, когда я увидел этот ужас, — Намджун нервно улыбнулся. — Я хочу сказать, что да, сначала это кажется чем-то ужасным. Ты боишься даже дышать в сторону своего ребенка, но потом понимаешь, что твоя забота ему необходима. И учишься быть аккуратным, нежным, каждое действие обдумываешь. Сейчас это кажется чем-то нереальным, но, поверь, потом ты привыкнешь. — Минки прав, — подтвердил Джин. — Это как… ну, знаешь, работа ювелира. Дело очень тонкое. Сначала каждого шага боишься, а потом привыкаешь, и делать это уже — обыденная вещь, — пожал плечами альфа. — Я не знаю, что чувствую, — прикусил губу Намджун, покачав головой. — Это так… странно. — Поверь, — улыбнулся Джин, положив ладонь на его плечо, — когда ты увидишь их, все встанет на свои места. Ты поймешь, что только так и должно быть. И никак иначе. Намджун криво улыбнулся в ответ. Ким Сокджин — человек, которого Намджун знал еще до начала пандемии кордицепса. Он на три года старше и выше должностью. Когда Намджун поступил в университет, то начал подрабатывать у него лаборантом. Джину, наверное, пришлось во много раз труднее, чем Намджуну. Когда начался конец света, у него уже был любимый омега — Минки, и маленький Чимин. Чимин родился, когда самому Джину было всего восемнадцать. Все думали, что это — крест на его карьере, но только Джин доказал всем и самому себе в первую очередь, что ему рождение сына никак не помешает. Он был и остался выдающимся человеком. Намджун им искренне восхищался и рад был работать в «подмастерье» именно у него. У самого Джина в восемнадцать лет за плечами не было ничего, кроме кучи семейных долгов и беременного омеги, что младше его на два года. Намджун наслышан, каким оскорблениям они оба подвергались, и восхищен, что оба были выше этой грязи. Сейчас он не представляет их без чудесного Чимина. Сэром Чимина обожает. Этот маленький альфа поселился в ее сердце. Наверное, именно Минки и Чимин для Джина — вечный двигатель вперед. Именно они не позволяют ему сдаться и опустить руки, ведь именно ради них он начал активно бороться за клочок земли на этой планете. Намджун знает, что Джин работает над чем-то, но в подробности не вдавался — Джин и не рассказывает. Сейчас он славится тем, что промышляет рыболовством и изредка — оружием. А еще Намджун знает, что у него налажена связь с достаточно агрессивными бандитами. Но как он этого добился — Намджун понятия не имеет. Хотя догадывается. В университете Джин часто увлекался химией, давалась она ему блестяще, и получить C21H23NO5 для него — раз плюнуть. Но это только догадки самого Намджуна, пока никакими фактами не подтвержденные. Они с Джином остались хорошими друзьями, стараясь не терять связь после того, как мир канул в бездну хаоса. А Минки же всегда был рядом с мужем, поддерживая и помогая во всех его начинаниях. И они — одни из немногих, кто успел заключить брак официально. Даже кольца до сих пор носят, правда, на шее. К двенадцати гости и жители общины начали рассаживаться за столы, открывать вино и накладывать угощения — мясо, фрукты, овощи, картошку, козий сыр, листья базилика и дикий лук в деревянные тарелки. Намджун по настоянию Минки искупался в ледяной воде, смывая грязь и пот, надел чистую рубаху, которую заправил в широкие штаны, а после принимал поздравления и тосты. Ему самому кусок в горло не лез от нетерпения увидеть Сэром и их ребенка. Под градусом домашнего вина люди начали петь песни. Джойз вытащил гитару, а Минхо вынудили встать на пенек и петь все, что только ему известно. Песни, танцы, шутки и громкие разговоры не смолкали. Все словно вернулось на круги своя. Словно и нет никакого апокалипсиса. Минки внимательно следил за бегающим Чимином, который упросил Ханена поиграть в догонялки, а Джин с очень серьезным видом слушал что-то рассказывающего ему Тэена. Намджун же вытягивал шею, выглядывая Сэром. К Тэену подбежал омега, вышедший из докторской хижины, и шепнул что-то на ухо. Тэен в ответ улыбнулся, кивнул и поднялся со своего места, постучав вилкой по бокалу. — Наши дорогие гости, — провозгласил он, призывая к тишине. — Сегодня родился мой драгоценный внук! Так давайте же поприветствуем нового жителя нашей общины! — все зааплодировали, а Намджун подорвался с места, увидев идущую к ним Сэром, держащую в руках драгоценный сверток в холщовой пеленке. Она шла под шквал аплодисментов, свиста и смеха радости. Намджун на негнущихся ногах пошел к ней навстречу, чувствуя, как с каждым шагом земля из-под ног пропадает. Первым он увидел ослепительную улыбку Сэром в свете заходящего солнца, а затем… лицо их новорожденного сына. Сэром впервые видела слезы в его глазах, и почувствовала, как плачет сама, прижимаясь к мужу и порывисто целуя его соленые губы. Аплодисменты стали еще громче. Намджун аккуратно, словно хрусталь, обнял их, с восхищением смотря на спящего малыша. Его маленькие розовые губки были надуты, а пальчики сжаты в кулачки. Намджун резко утер скатившуюся слезу. — Возьми его, — шепнула Сэром с нежной улыбкой. — А вдруг я уроню его? — испуганно спросил Намджун. — Или сломаю что-нибудь… Господи, нет. — Все будет хорошо, — она поцеловала мужа в уголок губ и протянула драгоценный сверток ему в руки. Намджун затаил дыхание и аккуратно, так бережно, как только мог, взял его на руки, прижимая к себе. Сэром ласково улыбнулась, взглянув на умиротворенное лицо сына, и погладила его большим пальцем по пухлой щечке. Они вместе подошли к столу, и Сэром тут же принялись целовать, обнимать и поздравлять. Первым это сделал Минки, вручивший ей букет цветов. Сэром не успевала обнимать в ответ и благодарить каждого. — Ну, дай же мне моего внука, — широко улыбнулся Тэен, протягивая руки навстречу. Намджун, не в силах оторвать от сына глаз, передал его отцу и поправил пеленку. Малыш причмокнул губами. Намджун сел рядом с Сэром, светясь, как самый настоящий фонарик. — Самый чудесный малыш из всех, которых мне доводилось видеть, — прошептал Тэен, покачав головой. А всем уже разлили по стаканам вино, чтобы выпить за рождение нового члена общины. — Можно? — тихо спросил подошедший Чимин, схватившийся пальчиками за стол и вставший на носочки. — Хочешь посмотреть на него? — улыбнулся Тэен, и слегка склонился, показывая маленькому альфе своего внука. Чимин-и восхищенно вздохнул, смотря на спящего малыша. Его длинные реснички трепетали в свете факелов и отбрасывали тени на пухленькие щечки. Маленький альфа почувствовал тепло прямо у сердца. — А как его зовут? — восхищенно спросил Чимин-и. — Как зовут? — вскинул брови Тэен и посмотрел на внука. Он покрепче взял малыша одной рукой, а второй — свой бокал, и поднялся со своего места. — Так выпьем же за рождение моего внука и нового члена общины — Ким Тэхена!

🍃

Хосок зажмурился и прижал ладонь ко рту не прекращающего реветь Чонгука. Они прижались друг к другу в темном углу, боясь даже сделать лишний вздох. В соседней комнате шаркался зараженный, противно щелкая челюстями. Чонгук испуганно жался к старшему брату, ища защиту от злого монстра. Он вцепился зубами Хосоку в ладонь, кусая до крови, но Хосок лишь крепче сжал зубы, чтобы не закричать от боли и не выдать себя. Он должен защитить жизнь брата и свою собственную. — Чонгук-и, — еле слышно прошептал Хосок, сжав плечо брата и слегка встряхнув. — Чонгук-и, послушай меня. Сейчас братик уйдет, а ты будешь сидеть очень-очень тихо, как мышка, — его голос дрожал. — Ты понял меня? Чонгук-и, ты понял? Пятилетний малыш испуганно замотал головой, большими глазами, полными слез, смотря на брата. Он вцепился в его изодранную толстовку пальчиками и крепко сжал. Он хотел разреветься в голос, но Хосок крепко прижимал ладонь к его рту, не позволяя издать и звука. Хосок вытащил из кармана перочинный нож и вложил ему в руки. Чонгук испуганно посмотрел на острый нож, а после — на брата. — Будь послушным, хорошо? Представь, что это игра, — Хосок прижался губами к его лбу, оставляя поцелуй. — Хорошо, Чонгук-и? Обещаешь братику? Чонгук всхлипнул и закивал. Хосок криво улыбнулся и порывисто обнял брата. Чонгук забился в дальний и самый темный угол, сжимая ручками собственный рот и испуганно смотря на старшего брата. Хосок на четвереньках выполз из-под стола и огляделся в поисках чего-нибудь. На глаза попалась разбитая бутылка. Хосок мигом схватил ее и присел на корточки, выглядывая в дверную щелку. Зараженный медленными дерганными шагами передвигался по комнате. Противное щелканье раздавалось каждую минуту. Хосок прижался спиной к стене и тихо выдохнул, в последний раз взглянув на плачущего Чонгука. Он должен защитить младшего братика. Он обещал мамочке всегда защищать Чонгук-и. Хосок схватился пальцами за выбитую раму окна и подтянулся, перелезая в комнату, где, пошатываясь, стоял зараженный. Иногда он дергался, и в этот момент у Хосока внутри все обрывалось, замирало. Но тварь просто стояла, а после бесцельно брела вперед. Хосок сжал губы в тонкую полоску, дыша через раз, и мягко ступил на пол. Отец рассказывал, что такие, как этот зараженный, называются щелкунами. Они слепы, но у них отличный слух. Потому Хосок сам не дышит и Чонгуку запретил. Маленький альфа, прижавшись спиной к стене, начал медленно, сантиметр за сантиметром двигаться вдоль комнаты, подбираться к стоящей к нему спиной твари. Зараженный вновь начал противно щелкать и издавать гортанные звуки. Хосок прижал ладонь ко рту и носу, боясь выдать себя. Ему никогда в жизни не было так страшно. Не только за себя, но и за своего беспомощного братика — тоже. Чонгук-и ведь еще совсем малыш, он себя защитить и уберечь не сможет. Он как маленький птенчик, только-только вылупившийся из яйца и попавший в самое пекло Ада. Тварь вновь затихла, и Хосок продолжил красться. Но он не заметил валяющуюся под ногами палку, и с громким хрустом ее раздавил. Щелкун резко обернулся, обнажая гнилую пасть и текущие слюни. Он побежал на Хосока, и тот не сдержал крика ужаса. Хосок в последний момент отпрыгнул, ударяя тварь острием разбитой бутылки по обезображенной морде. — Хосок-а! — закричал маленький Чонгук, стоящий в двери со вскинутым перочинным ножом. Тварь отвлеклась на него и ринулась в его сторону, а Чонгук стоял и кричал от страха, не в силах двинуться с места. Хосок подскочил с пола и кинулся на зараженного, запрыгнул на его спину, вонзив острие бутылки прямо в пораженную грибком голову. Зараженный зарычал, пытаясь скинуть с себя Хосока, но тот покрепче ухватился за выступающие наросты, выдернул бутылку из головы и вонзил вновь, крича Чонгуку: — Убегай! Чонгук, скорее! Щелкун схватил Хосока за ногу и свалил на пол, отшвырнув. Хосок кубарем откатился, всем телом ударяясь о гнилые доски. Не успел он опомниться, как безобразная морда щелкуна оказалась прямо возле его лица. Хосок закричал, изо всех сил стараясь оттолкнуть его и выгибая шею, чтобы острые зубы не сомкнулись на ней. Маленький Чонгук подбежал к брату, с криком вонзая перочинный нож в спину твари. Та зарычала, скаля зубы, лишь агрессивнее нападая на выбившегося из сил Хосока. Последнее, что помнил верещащий альфа — гнилые зубы и зловоние его пасти. Но вдруг почувствовал легкость. Незнакомый мужчина схватил щелкуна сзади за шею и вонзил свой клинок прямо в грибковую голову. Щелкун дергался в конвульсиях несколько мгновений, а после замер и обмяк. Мужчина вытянул испачканный гнилой кровью нож и откинул мертвое тело в сторону. Ревущий Чонгук кинулся к брату в объятия. Хосок, не верящий, что до сих пор жив, обнял брата, изо всех сил жмурясь и прижимая его к себе. — Что вы тут делаете? — спросил мужчина, вытирая клинок о грязные занавески. — М-мы д-думали, что т-тут б-безопасно, — заикаясь, ответил старший из братьев. Мужчина ухмыльнулся, сунул нож в ножны и сел перед ревущими детьми. — Сейчас нигде не безопасно, — ответил он и склонил голову вбок. — Где ваши родители? — Ум-мерли, — шмыгнул носом Хосок. Чонгук забился к нему под руку, как воробушек, и смотрел на незнакомого мужчину глазами-пуговками. — И вы тоже скоро умрете, — пожал он плечами и выпрямился. Он собрался уходить, но Хосок окликнул его. — Дяденька… — тихо сказал он. — В-возьмите нас с собой… — Что? — засмеялся мужчина, опершись рукой о дверной косяк. — Я не записывался вам в няньки, а зачищал территорию, малец. Ваши никчемные жизни меня ни в малейшей степени не волнуют. — Мы не доставим вам хлопот! — подорвался Хосок с пола, кидаясь к незнакомому мужчине в ноги. — Умоляю, заберите нас с собой! М-мы… мы будем служить вам всю свою оставшуюся жизнь, — Хосок всхлипнул, вцепившись пальцами в штанину мужчины. Он хмыкнул, оглядывая зареванные лица. Но не отметить храбрость этих двух он никак не мог. Наверное, будь он на их месте, то… Да он не знает, что было бы. Любой другой от страха обделался бы, а этот малец, у которого сопли под носом размазаны, кинулся на щелкуна, чтобы брата своего защитить. Огромный поступок маленького человека. Альфа потер бороду, задумываясь над чем-то. Эти двое волчат, наверное, думают, что сам Иисус послал им его. Но как же они ошибаются. Сам Дьявол выпустил его из Ада, чтобы найти новых жертв. Мужчина ухмыльнулся и взъерошил перепутанные волосы мальчугана. — Что ж, хорошо. — Спасибо! — просиял Хосок, кланяясь в ноги своему спасителю. — Спасибо, спасибо вам огромное, дяденька! — затараторил Хосок. — Чонгук-и, у нас появится дом! Чонгук подбежал к брату и вцепился в его руку, исподлобья смотря на мужчину. Тот хмыкнул и вышел наружу. А Хосок, уверенный, что теперь они в полной безопасности, утер Чонгуку слезы, пригладил сбитые волосы и крепко взял его ладошку в свою. Они пошли вслед за мужчиной, и солнечный свет в дверном проеме проглотил их. Как прекрасен новый мир.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.