реквием

Впервые за долгое время Намджун проснулся не от собачьего холода, проскальзывающего через щели палатки, не от ломящихся от боли костей, не от удара сонного Джойза в глаз, а от мерного сопения под боком. Он даже сначала не понял, где находится, и приподнял голову, сонно оглядывая комнату. Было еще достаточно темно, но он сразу понял, что это его дом. Он улыбнулся и вновь откинул голову на подушку. Рука затекла, потому что за всю ночь Тэхен и не подумал слезть с нее, и чувствительность пальцев у альфы была практически нулевая. «Здорово было бы лишиться руки, потому что не хотел будить сына», с легкой усмешкой подумал Намджун и, поцеловав сына в теплый лоб, с трудом вытащил из-под его головы руку. Тот сквозь сон недовольно сморщил брови, но не проснулся, а лишь свернулся калачиком и, подложив сложенные ладони под щеку, продолжил спать. Механические часы показывали только начало шестого, поэтому альфа укрыл сына одеялом и подоткнул его, как когда он был маленьким, чтобы омега сегодня хорошо выспался. Они все это заслужили. В их доме царило приятное домашнее тепло и спокойствие. Давно Намджун себя так не чувствовал, и даже тяжелый день в общине не мог испортить его настроения. Наоборот, одна встреча с сыном вдохнула в него силы на годы вперед, так что альфа прямо сейчас готов встать и творить великие дела. Но было еще кое-что, вернее кое-кто, спящий на диване внизу. Намджун чувствовал вину перед ним, хотя вчера Юнги вроде бы и оттаял, даже говорил с ним из-под палки, но альфа все-таки ощущал некий дискомфорт. Как он мог допустить, что такой человек, как Юнги, может быть связан с Цикадами? Намджуну непреодолимо хотелось стукнуть себя в лоб. Он ведь сам видел, какой Юнги дикий и асоциальный, было глупо даже предполагать, что он наемный убийца или какой-то шпион. Он у Намджуна даже по-человечески оружие стащить не смог, не то, что предательство совершить. От воспоминаний о том, как Юнги пытался его ограбить, у Намджуна выступила улыбка. Он потер лицо и встал с постели, отчего тихо скрипнули пружины. Тэхен заворочался, переворачиваясь на другой бок, и причмокнул губами, продолжая видеть свой сон. Не сдержавшись, альфа ласково погладил сына по волосам. В его груди расцветали яркие сочные бутоны цветов счастья от одного вида, как его белокурое чудо спит, как он лежит рядом с папой и мерно дышит тому на ухо. Если бы у Намджуна спросили, что такое счастье, он бы ответил, что именно это. Альфа умылся в прохладной воде, окончательно сгоняя остатки сна, расчесал отросшие волосы с седыми прядями, почистил зубы и переоделся в рабочую одежду — старый заштопанный свитер и такие же старые джинсы, потемневшие от времени, грязи и тяжелой работы. Он тихо спустился по лестнице, не желая будить, вероятно, спящего Юнги, но когда он заглянул в зал, диван был пустой. Альфа ужаснулся — каким образом этот ребенок вообще спит? Простынь сбилась, подушка наполовину висела с дивана, а одеяло так и вовсе валялось на полу. Намджун вздохнул и подошел к дивану, поправляя его спальное место. Ему казалось, что с приходом Юнги в их жизнь придет и беспорядок, и хаос, и непослушание, но это его даже… забавляло? Юнги был невероятным человеком, таким многогранным, он каждую секунду мог меняться от маленького злого волчонка до заинтересованного в каждом цветке ребенка. Он постучал в дверь ванной на первом этаже, полагая, что Мин там, но никто ему не ответил. — Неужели снова сбежал? — пробормотал себе под нос Намджун и нахмурился. Только не хватало ему бегать за этим несносным бетой по всему лесу, как дураку какому-то. Если он действительно сбежал, Намджун его точно убьет. Не в его возрасте догонять всяких мальцов и просить остаться жить с ними. Но не успел Намджун начать сетовать на непослушного Юнги, как его маленькая пропажа обнаружилась на кухне. Юнги стоял у кухонной тумбы и что-то усердно нарезал неровными кусочками, а после выкладывал все это на тарелку. Альфа удивленно вскинул брови, но улыбнулся и прислонился плечом к дверному косяку, наблюдая за бетой. Он от напряжения высунул кончик языка и серьезно смотрел на яблоко перед собой, которое нарезал. Его волосы были растрепанные и запутавшиеся после сна, а пижама Тэхена смотрелась слишком велико на нем. Все-таки сын был намного спортивнее Юнги и размера на два точно побольше, а про рост альфа уж молчит. Оттого босые ноги Юнги были прикрыты штанинами, а рукава бета закатал в несколько слоев, чтобы не мешались. А вообще, быть таким уютным и домашним Юнги идет даже больше, чем всклоченным воришкой, или, простите-простите, полноценным вором, коим сам Юнги любит себя нарекать. Альфа глянул на книгу, что лежала раскрытой на столе, и ею оказалась книга рецептов Тэхена. — Доброе утро, Юнги, — поздоровался негромко Намджун и оторвался от дверного косяка, подходя к юноше. — Ты чем занят? — Доброе, — отозвался бета совершенно спокойным тоном. — Я подумал, что должен вас отблагодарить за… все. Так что решил приготовить завтрак, — отложив нож, Юнги принялся раскладывать дольки яблока с порезанным абрикосом, разрезанными надвое грушами и веточками винограда. — Смотрится очень мило, — сказал альфа, упершись локтями в тумбу и наблюдая за Юнги. Он подпер щеку кулаком, заинтересованно разглядывая своеобразный завтрак, который им с Тэхеном приготовил Юнги. — Но кто режет абрикосы-то? — с легким смешком сказал Намджун. Он не насмехался над бетой, который действительно хотел сделать им приятно. — Выглядит очень необычно, ведь мы зачастую просто откусываем кусочками от абрикоса. Но у тебя очень милая техника, продолжай в том же духе. — Я не готовил раньше, — Юнги, казалось, на шутку не обиделся, даже улыбнулся уголком губ. Ему было приятно слышать похвалу от Намджуна, пусть даже в шуточной форме. — У меня только Гююн готовить умеет, и папа тоже умел, а я бездарь. Зато я лучший вор во всей округе, — гордо заявил бета. — Знаешь Ильхуна, которого еще Ярым называют? Ну так вот, я стащил у него дикую утку. Жирную дикую утку, ну вам такого не видать, конечно. — Куда уж нам, — улыбнулся Намджун. Юнги всегда так воодушевленно рассказывает о своих злоключениях, что альфе, который знать не знает кто такой Ильхун Ярый, интересно его слушать. От Юнги веет теплом, которое такое… родное, что даже непривычно. — Вы с Тэхеном точно нашли общий язык, у него готовка хромает. — Вот и неправда! — возразил Юнги. — Еда Тэхена одна из самых вкусных, что я вообще ел… — Ты просто ел в принципе мало, сравнить не с чем… — Но чтоб ты знал, это был самый дикий и злой охотник у нас в городе, — Юнги закончил раскладывать кусочки фруктов и довольно осмотрел свою работу. — Но на всякого охотника найдется охотник покрупнее. Я, можно сказать, как индеец. Тихий, как вода, быстрый, как ветер, и незаметный, как трава. Я способен красться, — бета начинал входить во вкус. Он потихоньку начал красться к расслабленному Намджуну, который наблюдал за ним с улыбкой. От Юнги он не способен оторвать взгляд, и каждый раз улыбка сама собой вылезала на лицо. Альфа не знает, как у беты этого получается, но он не мог не улыбаться. — Тебя бы звали Крадущийся Тигр или Быстрый Сокол, — поддержал его Намджун, пока Юнги по стеночке крался к нему. — Бу! — вскрикнул он, прыгнув прямо перед альфой, но тот даже не дернулся. — Ты что делаешь? — Вообще-то пытался продемонстрировать свои способности скрытного передвижения, — сложил руки на груди Юнги. — Так я же видел тебя, — улыбнулся Намджун. — Меня да… — задумчиво протянул бета, отводя взгляд в сторону. — А вот мою вилку — нет! — победоносно вскрикнул он и вскинул руку с вилкой, направляя ее в сторону альфы. Тот спокойно стоял на месте, с удовольствием наблюдая за представлением, которое ему разыгрывал Юнги. — О, нет! — схватился за сердце альфа. — Ты меня ранил. Нет, убил! Юнги засмеялся оттого, что альфа начал ему подыгрывать. Он выглядел очень забавно, такой взрослый и большой, но был готов поиграть с ним, когда тому вздумается. Намджун увидел яркую и абсолютно счастливую улыбку Юнги, которая обнажала его маленькие зубы. Тот счастливо рассмеялся, кажется, впервые за все знакомство Намджуна и Юнги. Он был похож на котенка, и от вида такого беты у мужчины появлялось странное чувство теплоты в груди. Не такой теплоты, когда он смотрит на своего сына, то было совсем иное… Альфа вдруг посерьезнел от этих мыслей, которые сразу же решил выкинуть из своей головы. Им с Юнги предстояло еще многое обсудить, а о таких глупостях он думать не должен. — На самом деле я хотел извиниться перед тобой за свое поведение, — сказал Намджун. Он налил в чайник воды и поставил его греться на печь. — Но ты же уже извинялся, — удивился Юнги, а после улыбнулся и пожал плечами. — Ты думал, что я тебя не простил? — Ну, мне бы, наверное, было бы обидно. — Все хорошо, — отмахнулся бета, словно это ничего не значило. И для него это на самом деле не имело значения. — В свое время мне и похуже слова говорили, так что я не обижаюсь уже. Сначала, конечно, хотелось истыкать твою куклу вуду иголками, но… — У тебя есть моя кукла вуду? — улыбнулся Намджун и вскинул брови. — Я планирую сделать, если будешь меня обижать. Поверь, я умею, — Юнги издал зловещий смешок и подхватил с тумбы тарелку с фруктами, относя ее в столовую. Там уже стояла корзинка с позавчерашним печеньем, но для Юнги оно было баснословно вкусным, а в совокупности с чаем так и вовсе предел мечтаний. — Ну так вот. А кто такие вообще эти цикады? Я о них слышу-то впервые. — «Цикады» — группировка революционеров, еще в самом начале пандемии, до твоего и тэхенова рождения, они требовали восстановления всех государственных органов власти и упразднения военного гнета. Тогда всем жилось непросто, существовали такие особые районы в городах, где жили люди. Эпидемия тогда еще не дошла до своей крайней точки, мы еще пользовались какими-никакими благами цивилизации. Но система жизни там была ужасной, ведь военные очень жестоко обходились с простыми жителями, которые не могли себя защитить, — нахмурился Намджун, вспоминая, что ему и его семье пришлось пережить в те времена. — Но, конечно, все это было бесполезно. Цикады устраивали нападения, взрывы, убивали военных и мирных жителей, но к чему это привело? Мне, матери Тэхена и моему отцу удалось сбежать вместе с небольшой группой людей в лес. Здесь зараженных было намного больше, но, по крайней мере, не было самых опасных тварей — людей, — альфа поставил две кружки и насыпал в них сушеных трав, а после залил водой, заваривая чай. Когда он отдал Юнги его кружку, тот с благодарностью кивнул. — Сейчас это уже не важно, важно кое-что другое… Насколько мне известно, Цикады — одна из немногих групп, которые до сих пор занимаются поисками вакцины от кордицепсной церебральной инфекции, и эти люди, поверь мне, не остановятся ни перед чем, чтобы получить ее. — Они еще думают, что этот мир можно спасти? — удивился Юнги, откусив кусочек печенья и запив его чаем. — Но это же… идиотизм. Даже если они найдут вакцину, и, как я понимаю, с ней связан Тэхен, то каким образом это поможет зараженным? У них ведь мозгу уже давно кранты. — Дело в том, что они не собираются помогать уже зараженным, — ответил альфа, размешивая чаинки в кружке, отчего ложка постукивала по ее стенкам. — Они собираются вакцинировать здоровых людей, но они не учитывают очень многих факторов. А как здоровый организм вообще отреагирует на вакцину? Это же не так просто, создать вакцину и сразу же раздать всем желающим. Во-первых, это ограниченный ресурс, во-вторых, он требует долгих исследований и человеческих жертв. Кто-то в здравом уме пойдет на это? — вскинул бровь Намджун. — Я тоже не понимаю, к чему сейчас заниматься этим. Уже появилось поколение, которое не знает иного мира, без зараженных. Мы просто идем дальше, ищем, за что сражаться, защищаем свою семью… — А каким был мир до всего… этого? — заинтересованно спросил Юнги, забравшись на стул с ногами. Он и забыл, как интересно слушать этого альфу. Намджун был необычайно умным человеком, который мог вызвать к себе лишь уважение. — Ну… — усмехнулся старший и отпил чай, призадумываясь. — Хорошие были времена, как ни крути. У нас был холодильник, телевизор, стационарный телефон и магнитофон. Если у тебя был магнитофон, то ты был самым крутым парнем в округе, и все омеги хотели пойти с тобой на свидание. — Так ты был крутым? — улыбнулся бета, доедая печенье. — И даже не таким старым… Ого, я не могу в это поверить. — Юнги-я, не такой уж я и старый, — беззлобно улыбнулся Намджун, возражая. — А магнитофона у меня не было, как и времени на свидания с омегами. Я был слишком занят учебой и работой, чтобы иметь время хотя бы поспать лишний час. Обидно, конечно, что все это кануло в лету… Но я ни о чем не жалею. Жаль, что вы с Тэхеном не попробовали ни бургера, ни мороженого, ни картошки фри, ни даже чипсов. Это было ужасно вредно, но ужасно вкусно. По выходным люди ходили в кино на премьеры новых фильмов, ели попкорн, пожилые пары гуляли в парке и кормили голубей, молодые ездили к морю и устраивали вечеринки с пивом и громкой музыкой. Никто из нас не мог и предположить, что когда-то все это станет лишь воспоминанием. Сейчас очень не хватает баночки пива и холодильника, конечно, — вздохнул Намджун и подпер щеку кулаком. — Офигеть… — протянул Юнги, с открытым ртом слушая чужой рассказ. У него едва не вывалилось печенье изо рта, но он тут же его захлопнул и принялся жевать дальше. — А что такое мороженое? Оно соленое? — Нет, — хрипло засмеялся альфа и покачал головой. — Это такая… м-м, как бы объяснить. Это вкусная, сладкая масса, которую очень долго взбивали, а после заморозили. Вкус у мороженого разный — ванильный, карамельный, шоколадный, фисташковый, да какой угодно и на любое предпочтение. Обычно мороженое ели жарким летом, чтобы остудиться. Его можно было есть со всякими там примесями, присыпками, даже с вафлями. Сладкий сэндвич называется. — Охренеть! — воскликнул Юнги, дернувшись на месте. — Юнги, язык, — строго сказал Намджун. — А какое мороженое ты любишь? — бета уперся локтями о стол и чуть наклонился, придвигаясь ближе к альфе. Ему было жуть как интересно узнать у Намджуна все. — Наверное, фисташковое. До сих пор помню этот вкус, — улыбнулся альфа, допивая чай. — Хотя столько лет прошло, я даже точно сказать не смогу, когда ел его в последний раз. Знаешь, Юнги, жизнь такая штука, что ты никогда не знаешь, когда делаешь что-то в последний раз, оттого и не запоминаешь этого. — А мы можем попробовать сделать мороженое? — свел брови сосредоточенно Юнги. — Ну пожалуйста, ну пожалуйста, ну пожалуйста, — заканючил он, сложив руки вместе в молитве. Намджун засмеялся над такой реакцией. — Ого-го, как это вы в одном помещении, да до сих пор не поругались? — сонно улыбнулся Тэхен, заставший эту картину. Он широко зевнул и потер глаза, подходя сначала к папе, которого поцеловал в щеку, а после к Юнги. — Что обсуждаете? — Намджун рассказал, что такое мороженое, — воодушевленно ответил юноша, посмотрев на старшего. Тэхен улыбнулся уголком губ и встал позади него, собирая волосы Юнги в пучок. — Вот я и прошу его тоже сделать. — Честно говоря, я его делать совсем не умею, но может быть, если вы попросите Ханена… — Где-то я видел рецепт вишневого мороженого, — сказал Тэхен, перегнулся через Юнги и подцепил свою книгу с рецептами, пододвигая ее к бете. — Вот, ищи, а я тебя пока причешу. — Его бы и постричь не мешало, — сказал Намджун и отставил кружку с допитым чаем. — Сынок, я тебе не сделал, думал, ты еще поспишь. — Ничего страшного, — улыбнулся Тэхен. — Я сегодня и так очень хорошо поспал. Вообще, я хочу сегодня поужинать всем вместе, позовем Ханена, Джойза и Гююн, ты не против? — Конечно же, нет, мы уже сто лет не собирались вместе. — Нашел, — радостно объявил Юнги, пока Тэхен аккуратно расчесывал его запутанные вихры. — Итак, нам потребуется молоко, сливки, сахар, вкусовые и ароматические вещества… А где это можно взять? — спросил бета, подняв голову к Намджуну, и зашипел от боли, потому что Тэхен случайно дернул прядь волос. — Юнги, не крутись, — сказал омега и, извиняясь, погладил его по голове, как ребенка. — Вместо вкусовых и ароматических веществ можно использовать сок от ягод, так что это не проблема. В общем-то, мне уже пора приступать к работе, — альфа поднялся со своего места и подошел к сыну, оставив поцелуй на его макушке, омега же прижался к нему на мгновение, а Юнги он потрепал по щеке. Оставшись наедине, Юнги продолжил читать способ приготовления мороженого, а Тэхен, с трудом расправившись с его непослушными волосами, завязал ему небольшую пальмочку на макушке. — Да уж, папа прав, надо бы тебя постричь, — вздохнул Тэхен и сложил руки на груди. Он уже успел переодеться из пижамы в повседневную одежду и, подобно отцу, был готов приступать к работе, а вот Юнги еще сидел в домашнем. — А чем мы будем сегодня заниматься? — спросил Юнги заинтересованно. — Только не желуди, умоляю! У меня уже голова болит от них, — вздохнул бета. — Сегодня я планирую заняться стиркой, нужно убрать в доме, а ближе к вечеру начну готовить ужин. Сейчас ты должен переодеться, а потом пойти помогать папе, они как раз собираются пропалывать огород и утеплять растения к зиме. Но если хочешь, можешь остаться со мной и помочь стирать, вещей скопилось очень много, — грустно усмехнулся омега, представляя, сколько ему предстоит стирать руки в кровь. — Пойду помогать Намджуну! — сказал Юнги и слез со стула, отправляясь в зал. — Переодеться только не забудь, — крикнул ему в след Тэхен. Это было так необычно, что теперь у них дома всегда будет три человека, но Тэхену это безумно нравилось. В душе он всегда хотел, чтобы у него был младший братик или сестричка, потому что ему доставляет удовольствие заботиться о ком-то. Он, конечно, много времени уделяет папе, заботясь о нем, но это все равно не то. Это папа, это уже взрослый человек, который просто позволяет ухаживать за собой, а ему хотелось быть для кого-то хеном, вот как Ханен для него. И с появлением Юнги он понял, каково это — быть старшим братом. Но еще больше Тэхен любил то, что рядом с Юнги его папа сам становится словно на двадцать лет моложе. Достаточно вспомнить их вчерашнюю перепалку, как у омеги сразу же на губах появляется улыбка. Они как две противоположности. Папа — большой, взрослый и самостоятельный человек, который способен контролировать себя и свои действия, он спокоен и благоразумен. А Юнги же, наоборот, маленький и взбалмошный подросток, которому свойственно совершать импульсивные поступки, он любит смешить, сам того не подозревая, и, самое главное, обладает по-настоящему детской непосредственностью. Они дополняют друг друга, и Тэхен видит, что им вместе комфортно, хотя никто из них об этом никогда не скажет. Вот что у них есть общее — так это упрямство. Когда Юнги переоделся, он обулся и вылетел на улицу в поисках Намджуна, а Тэхен же остался в доме. Он убрал со стола все, что оставили после себя эти двое недоразумения, попутно закинув в рот дольку яблока, протер стол и перемыл испачканную посуду. Он вернулся в прежний ритм жизни, когда рядом были близкие и родные люди, а плохие времена остались позади. Рядом с ними Тэхен чувствовал себя цельным, собранным и правильным, и даже такие мелкие заботы стали ему в радость. Что Юнги, что папа даже не удосужились заправить свои постели, потому сделать это пришлось Тэхену. Он пособирал по дому всю грязную одежду и сложил ее в специальную плетеную корзину. Взяв в одну руку мыло и доску для стирки, а во вторую корзину с бельем, омега пошел к озеру. Там он уже застал трех женщин, стирающих белье. В общине жизнь снова начала кипеть, а от этого Тэхен чувствовал себя счастливым, как никогда. Под ногами бегали курицы, клюя уже засыхающую траву и зерно, коровы изредко мычали, хлестая себя хвостом по бокам, дети бегали во дворах, играя в салочки, женщины и омеги смеялись и переговаривались, готовя в общей кухне обед, а мужчины принялись за свою обычную работу — прополку огорода, починку домов, уборку курятников и коровников. Вот она та жизнь, которую так любил Тэхен. Теперь все правильно. Теперь все на своих местах. И даже Чонгук, поселившийся в его сердце и мыслях, был на своем месте. На улице начинало холодать. Постепенно температура опускалась почти до нуля, но Тэхену было тепло как никогда, и сегодня, словно по заказу, светило солнце. Он бодро шагал к озеру, держа в руках корзину с бельем, и с каждым шагом улыбка на его губах становилась все ярче. Он помахал женщинам, которые стирали вещи, и получил в ответ радостные улыбки. Они были счастливы, что их близкие вернулись домой. В общине царило счастье, которое омрачало лишь горе от потери троих со-общинников… Тэхен присел на колени, положил рядом доску для стирки с кусочком мыла и вытащил из корзины папину грязную рубашку. Опустив ее в прохладную воду и намочив, Тэхен принялся мылить ее, отстирывая прилипшие комки грязи. Ему даже не хотелось думать о том, каково сейчас тем, чьи сыновья, мужья и братья не вернулись домой. Его руки начали постепенно краснеть и замерзать от холодной воды, а на глазах выступили слезы, которые он поспешил вытереть о плечо. Ему было грустно думать о смерти этих людей, но… никто от нее не защищен. Жизнь — это всего лишь короткий промежуток времени, который дает людям смерть, а после она его забирает. Никто над ней не властен. Ни папа, ни Тэхен, ни они… Никто. Тэхен принялся тереть рубашку о стиральную доску и шмыгнул носом. Ему хотелось поскорее увидеться с Чонгуком и обнять его. И когда же этот альфа стал ему настолько дорог, что при малейшем моменте грусти он сразу же хотел прижаться к нему? Тэхен улыбнулся от собственных мыслей и продолжил стирать, только они выходить из головы никак не желали. Поэтому Тэхен начал тихо напевать их с папой любимую мелодию себе под нос, веселя самого себя. Капельки воды попали ему на свитер. Она расплескивалась каждый раз, когда омега резким движением проводил рубашкой по доске. Солнце приятно грело макушку, на скрипучих ветках деревьев, сбрасывающих листву, пели птицы, а со стороны доносился женский смех. И пусть в их общине безмолвной нитью тянется скорбь по ушедшим, все они помогут этим людям пережить горечь потери, как они сами помогали ему и его папе переживать смерть мамы и дедушки. А иначе зачем нужна семья? — Они были огромными, — воодушевленно сказала Гююн, высоко над головой поднимая руки. Дети восхищенно ахнули, внимательно слушая новую учительницу. Намджун, который притих за дверью, слушая небольшую лекцию, улыбнулся уголком губ. — Выше меня в сто, нет, в тысячу раз! Они жили на нашей земле, когда нас не было. Они были царями планеты, ходячие и летающие. А вы знали, что у диплодоков была самая длинная шея из всех живущих динозавров? Шесть метров! — девушка уперлась руками в стол, оглядывая детишек. — Онни, какой динозавр был самым маленьким? — девчушка шести лет подняла ручку, задав интересующий ее вопрос. — Хм-м, дай-ка подумать, — Гююн потерла подбородок, призадумавшись. — Так и не вспомнишь… — Это был компсогнат, — подсказал Намджун, приоткрыв дверь в комнату, которую переделали под школьный класс. Внутри висели плакаты, изображающие краткую эволюцию Земли, процесс митоза, изображение неандертальцев и таблица химических элементов — все то, что они успели взять из разрушенных школ для того, чтобы обучать детей. Сидящие в классе дети радостно поприветствовали лидера общины и захлопали в маленькие ладоши, а Гююн немедленно поклонилась, встречая лидера. Лично она его еще не видела. — Гююн, правильно? Вижу, у вас здесь все отлично складывается, — вежливо улыбнулся альфа, пожимая омеге руку. — Благодарю вас, и очень приятно познакомиться, — она улыбнулась и перевела взгляд на класс из пяти детей. — Да, кажется, они вполне довольны, но это только второй рабочий день, так что… Ханен отдал мне учебную программу, у нас как раз мезозойская эра. Спасибо вам за помощь, — еще раз поклонилась девушка. — Значит, комп… согнаты, — с трудом выговорила девочка, — могли бы быть нашими маленькими питомцами? Как кошечки или собачки! — Это уж вряд ли, — хохотнул Намджун и покачал головой. — Они бы нас точно слопали, как собачка — косточку. Простите, Гююн, что помешал вам, хотел убедиться, что все в порядке. Продолжайте и удачного дня, — альфа ободряюще улыбнулся омеге и вышел из класса, не желая прерывать урок, который Гююн с удовольствием продолжила. Намджун вышел на порожек и упер руки в бока, полной грудью вдыхая родной запах общины. Он не знал почему, но здесь дышалось как-то по-особенному хорошо. Лесной воздух, конечно, прекрасен, но то, как пахнет его собственный дом, ничто не смогло переплюнуть. Он был счастлив вновь влиться в привычную стезю, даже не жалея о том, сколько сил было брошено на постройку гидроэлектростанции. Было обидно бросать все вот так, не сделав и половины, но дома он был нужнее. Жизнь его общины и сына никак не могла стоять ниже обычного электричества. В конце концов, они столько лет жили без него, спасаясь печью, подвалом и свечами, неужели и дальше так не протянут? Намджун уверен, что протянут еще столько же лет. Альфа спустился по ступенькам и ступил на землю, уверенно шагая к огородам. Работа там уже начинала кипеть, ведь время неумолимо близилось к обеду, а у них в общине не принято отлынивать. Дети учатся в школе, взрослые работают в общине, подростки помогают им или иногда бездельничают и гуляют — но Намджун не злился, молодость как-никак, хотелось и погулять, и просто помаяться дурью. Внезапно сзади на него налетело нечто, что чуть не сбило его с ног. — Нашел! — крикнул Юнги и оббежал альфу, идя спиной вперед. — Ты где был? Я тебя обыскался! — Я проверял школу и заодно познакомился с Гююн, а ты чего как угорелый носишься? — с усмешкой спросил альфа и достал из заднего кармана рабочие перчатки, которые тут же надел. — Я думал, ты Тэхену помогать останешься. — Не, он стирать пошел, а потом готовить будет, а я в этом деле полный ноль, как мы уже выяснили. Так что вот, решил помогать тебе, — весело сказал Юнги и повернулся лицом к огороду. — Аккуратнее, — вздохнул Намджун и схватил невнимательного бету под локоть. — Под ноги хоть иногда смотри, там же яма. Когда-нибудь ты себе шею свернешь, я в этом даже не сомневаюсь… — Ха-ха, — сморщил нос Юнги. — Ну, зануда, пойдем уже! Хватит от работы отлынивать. Юнги побежал к огороду, а Намджун улыбнулся, потирая переносицу. День обещает быть крайне веселым вместе с этим неусидчивым мальчишкой, и альфа уже представляет, как у него будут ломиться кости. Он к тяжелой работе привык, но с чрезмерно энергичным Юнги эта работа станет еще тяжелее, ведь Намджун привык работать в спокойствии. Юнги скакал как горный козлик навстречу приключениям, а Намджун же тянулся за ним, как черепаха. И где его молодые годы, когда он мог так же скакать и работать и денно, и нощно? Забрав из подсобки лопаты и тяпки, альфа повел его к грядкам дикого лука, который предстояло прополоть, а затем выкопать всю картошку. Мужчины с противоположной стороны окучивали огурцы и помидоры, некоторые собирали урожай тыкв. Они немного перезрели, но все еще должны быть сладкими и вкусными. В этом году собрали достаточно много болгарского перца, чеснока, тех же огурцов и помидоров, абрикосов, которые уже засушили на зиму, яблок, моркови, а теперь вот и картошки. Помимо всего прочего, женщины закрутили достаточно много солений из овощей и мяса. Эту зиму они точно переживут не в голоде и холоде. — Ты когда-нибудь ел тыкву? — спросил Намджун, вручив бете в руки тяпку. Юнги призадумался, поднимая взгляд вверх. — Не-а. Это вкусно? — Мин, получив в руки орудие труда, сразу же кинулся в бой со злостными сорняками, и Намджун даже опомниться не успел, как Юнги срубил куст дикого лука. — Подожди, подожди, не так бы… — но было уже поздно. — Юнги, это был лук, — бета округлил глаза от удивления и виноватым взглядом посмотрел на альфу, ожидая ругательства или наказания, но альфа лишь слегка ухмыльнулся и покачал головой, потирая виски. — Прости! Я не знал, я думал… Ох, вот идиот, — с искренним сожалением сказал Юнги. Он сразу же кинулся на землю в попытках спасти уже срубленное растение, чем заставил Намджуна расхохотаться. Альфа потрепал его по волосам и присел рядом на корточки, подбирая срезанные веточки лука. — Ничего страшного. Отдашь Тэхену, он приготовит. Но впредь дождись указаний, а потом уже беги рубить все, что видишь, идет? — с улыбкой сказал альфа. — Ты мне Тэхена напоминаешь в детстве. Я однажды захотел посадить тюльпаны, посадил уже целую грядку, а мать Тэхена почему-то надо мной смеялась. Я понять не мог, почему, а когда обернулся, увидел, что мое маленькое недоразумение идет следом по моим тюльпанам и вырывает их, — Юнги улыбнулся от представления маленького Тэхена, который портит грядку своего папы. — Это забавно. — Не тогда, когда тебе потом приходится вновь все пересаживать, а Тэхен плачет, потому что папа запрещает ему помогать, — ухмыльнулся альфа. — Вот с тобой та же история. Смотри, вот эту траву нужно вырывать с корнем, бодяк называется. Хорошо? Только аккуратно, не повреди лук, — с доброй улыбкой сказал альфа. Юнги кивнул и принялся за работу, а Намджун поднялся с корточек и начал взрыхлять землю, обогащая ее кислородом. Ему еще нужно не забыть починить крышу дома, иначе зимой и во время сильных дождей она точно начнет течь. — Так вот, насчет тыквы. У нас зимой это вообще незаменимая вещь, и очень вкусная. — Как желуди? — спросил Юнги, вырывая с корнем траву. Теперь он бережно обходил каждый кустик дикого лука. — Тэхен вчера рассказывал… А вы прямо так едите тыкву? Не выглядит вкусно! — Ты даже представить себе не можешь, сколько всего можно сделать из тыквы. Пирог, пюре, суп, можно просто запечь в печи, а можно сделать блины. Если правильно приготовить, вкус просто невероятный. Я раньше очень хорошо готовил, а после смерти жены и отца совсем как-то нет времени на это, да и на уборку дома тоже. В общине слишком много дел, каждому человеку ты нужен, поэтому готовку и уборку взял на себя Тэхен. Получается у него не очень, однако он старается, — улыбнулся альфа. — По правде скажу, готовит он хорошо, просто у нас это уже семейная традиция — подтрунивать его за готовку. — И он не обижается? — удивился бета, ползая на коленках перед луком и вырывая сорняки. — Нет, конечно же, нет. Мы ведь семья, а в семье принято подшучивать друг над другом. Он, например, называет меня динозавром или стариком, но мне даже приятно. — А-а-а, это как Гююн называет меня мешком с костями, да? — улыбнулся Юнги, убрав тыльной стороной ладони выбившуюся прядь волос на лбу. — Ты вот рассказал про тыкву, и я вспомнил, чем питался, когда был маленьким, ну, после смерти папы. Я очень долго был один и скитался по лесу в поисках того, что мне могло бы помочь выжить. — Хочешь поговорить об этом? — аккуратно поинтересовался Намджун. Ему было очень интересно узнать лучше человека перед ним, ведь он знал, какой глубокий океан скрывается внутри этого мальчика, и он видел, что Юнги нужно этим поделиться. — Ну-у-у… — протянул бета, сведя брови к переносице. — Не скажу, что это приятно вспоминать, но это закалило меня, наверное. Мне приходилось есть ягоды, жевать кору дерева, траву и иногда даже снег, чтобы хоть как-то прокормиться. Убивать мне было нечем, да я и не умел, у меня был только револьвер и папина книга. А еще моя кошка, Мэй, она была со мной каждый мой день, не убежала и не спряталась. Она грела меня по ночам, и, может, именно благодаря ей я не умер. Иногда она даже ловила мелких птиц и приносила мне, — грустно улыбнулся Юнги. — Я правда очень сильно любил ее. Она была нашей с папой, а еще у нас была корова. Мы были одной маленькой семьей. Мэй умерла совсем недавно, и… это так трудно, терять своего члена семьи, терять друга, который помог тебе выжить. — Понимаю тебя, — протянул Намджун. — Это просто ужасно, что тебе пришлось пережить такое, и самое настоящее чудо, что ты сейчас тут вырываешь мой лук, — послышалось возмущенное «Эй» снизу. — У нас был пес, Эйса, очень давно. Он всегда ходил с нами на охоту и был верным другом нашей семье, но проходит время, мы молодеем, а они, питомцы, стареют. Когда он умер, Тэхен очень долго плакал и грустил, детская травма осталась. Потому я и не разрешаю ему заводить питомцев, он слишком тяжело переживает их уход, — вздохнул альфа. — Тэхен такой добрый и тонко чувствующий человек, — Юнги выпятил нижнюю губу, совсем как ребенок. Ему очень сильно нравился Тэхен, Намджун, Ханен, да и вообще каждый человек в этой общине. Он чувствовал себя так… по-домашнему уютно? — Намджун, я хотел спросить… Я же могу вернуться в дом, где мы с Гююн остановились? Там вещи наши остались, я забрать их хочу. Они нам дороги очень. — Юнги-я, издеваешься, не так ли? — вскинул брови альфа. — Обязательно заберем их. — Спасибо! — просиял Юнги, счастливо улыбаясь. — Слушай, а я видел у тебя так много книг… Намджун и Юнги спокойно занимались своей работой, попутно разговаривая о своих жизнях и жизни общины в целом. Юнги с ним было спокойно и хорошо, он чувствовал от альфы исходящее спокойствие и уверенность в своих словах. Он рассказывал так интересно, что Мин заслушивался с открытым ртом и едва не оттаптывал коленями лук. Тэхен уже с трудом мог разогнуть затекшую спину, но белье спустя три часа безостановочной стирки было чистым, а вместе с ним омега посдирал и кожу с рук. С горем пополам дотащив корзину с бельем до дома, он взял простыню и встряхнул ее, отчего холодные капли взмыли вверх, а после повесил простыню на бельевую веревку и закрепил прищепками, чтобы в случае ветра не улетела. Тэхен любил их задний дворик, здесь было по-особенному уютно, особенно летом. Яблоня с сочными плодами кренилась к земле от изобилия урожая, солнце приятно грело кожу, а трава щекотала пятки. По вечерам они с папой выходили ужинать здесь за небольшим деревянным столиком, который Намджун собрал самостоятельно. Вот еще виноград у Тэхена зацветет, распустятся лозы, и красота станет вовсе неописуемой. Но и глубокой осенью здесь было очень красиво — ветерок гонял пожелтевшие листья по земле, на столике лежали сухие овощи, а у стены покоились папины сложенные инструменты, поросшие травой. Каждая деталь была на своем месте, даже раскачивающееся по ветру белье, которое Тэхен закончил вешать тридцать минут спустя. Он практически без сил завалился в дом и убрал стиральные принадлежности на свое место, а ведь ему еще предстояло приготовить ужин. Испечь он решил пирог с фруктами, которые утром нарезал Юнги — не пропадать ведь добру, потушить куриное мясо с кусочками овощей и нарезать свежих салатов. Омега подвязал растрепанные ветром волосы в пучок, вымыл с мылом руки и надел фартук, который завязал на поясе. Начать он решил с мариновки мяса — порезал его крупными кусочками и сложил в миску, туда же отправил специи из сушенных трав, домашние сливки, которыми все перемешал, и накрыл крышкой, чтобы мясо хорошо пропиталось маринадом. Он стоял, насвистывая незамысловатую мелодию под нос, и нарезал овощи, когда в дом ураганом влетел Юнги. Дверь аж отскочила от стены, чем сильно напугала готовящего омегу. Юнги с болтающейся на веревочке на шее шляпой вихрем пронесся на кухню и принялся судорожно что-то искать. — Мин Юнги, прогноз погоды был благоприятный, шторма не предвиделось. Ты чего носишься? — выгнул бровь омега, отложив нож и вытерев руки о фартук. — Мы с Намджуном поспорили, что я за пять минут успею принести воды и его шляпу, но я не могу воду найти! — бета почти отчаялся в ее поисках. Тэхен хихикнул и указал на обеденный стол, где всегда стоит графин с чистой водой и пара стаканов. Юнги перевел взгляд по указанию руки Тэхена и принялся победно улыбаться. — Я выиграю, выиграю! — он схватил графин и, едва не разливая воду, наполнил стакан. — На что поспорили хоть? — с улыбкой спросил Тэхен, прислонившись бедром к тумбе. — На то, что он мне свою гитару отдаст, — расхохотался Юнги. — Глупец! А гитара теперь моя. — Вот уж сомневаюсь, — засмеялся омега. — Отец никогда не будет спорить, если не уверен в своей победе. — Тс, ну я ему… Ой, а что это у тебя тут? — он заглянул на тумбу и стащил кусочек помидора. Тэхен даже не стал комментировать то, что он сделал это грязными руками, кажется, он начинает просто с этим мириться. — Ну все, теперь я утру ему нос! — Юнги-я, дверь закрой, — только и успел крикнуть ему вслед Тэхен. Несколько минут стояла тишина, а потом раздался хлопок двери. Все-таки вернулся. С появлением Юнги, как показалось Тэхену, их семья оживилась еще больше, а сам Тэхен стал более взрослым и самостоятельным, ведь ему теперь нужно было заботиться и о Юнги, как о своем младшем брате. Свою роль сыграло еще и то, что он долгое время был вдали от папы, и за это время он научился отвечать не только за самого себя, но и за людей, которые находятся под его опекой. Дорезав овощи, Тэхен выложил их на противень, туда же отправил мясо и накрыл его фольгой, чтобы как следовало протушилось, а после отправил в выемку в печи, которую прикрыл крышкой. В детстве готовка казалось омеге чем-то невообразимо сложным, но с возрастом, по мере привыкания ко взрослой жизни и самостоятельности, она начала даже нравиться. Это своеобразный способ подумать, покопаться в себе и расслабиться, хотя вот есть все это потом Тэхен не любил. Папа тоже, но деваться было некуда, однако теперь появился Юнги, который готов любую стряпню Тэхена засосать, как пылесос, и не заметить. Пока на печи грелось молоко в металлической миске, Тэхен достал из шкафчика холщовый пакет с мукой и пересыпал в миску несколько стаканов, туда же отправил дрожжи и стевию. Они использовали сушеную стевию вместо сахара, которого теперь и не сыщешь. Вкус специфический, но делать нечего. Это растение они сушили и мелко перетирали, после чего добавляли вместо сахара в чай, кофе, тесто. Ханен, как специалист по растениям, первый догадался использовать подобный рецепт, хотя многие уже отвыкли от сладкой пищи. Когда молоко подогрелось, Тэхен вылил его в миску и принялся перемешивать до однородной густеющей массы, которую после накрыл полотенцем, чтобы подходило. Он взял немного муки и рассыпал по тумбе, подготавливаясь к тому, чтобы начать его замешивать. Вкусный аромат готовящегося мяса расползся по дому, и Тэхен бы ни капли не удивился, если бы в эту же минуту Юнги пробил бы своим телом стену, чтобы первым поесть. Когда Тэхен собирался уже вымыть руки от муки, дверь снова хлопнула, но уже тише, чем в прошлый раз. Тэхен улыбнулся и встал в проеме кухни, ожидая, когда же Юнги начнет ругаться на папу, мол: «Так и знал», «Он меня обманул», «Чтобы я еще раз поспорил с ним». Но вместо Юнги он увидел того, кого никак не ожидал встретить сегодня. Чимин наступил на пятки старых черных кроссовок, снимая их, и повесил куртку на крючок. Его нос и щеки были красными после улицы, но на губах играла довольная улыбка. Он не заметил Тэхена, а присел на корточки перед рюкзаком и достал оттуда увесистый сверток. Не выдержав более ни секунды, Тэхен сорвался с места и побежал к нему, едва ли не запрыгивая сверху. Чимин от неожиданности чуть не выронил небольшой гостинец, но сразу же обнял омегу и прижал его изо всех сил к себе, плюя на то, что он пачкает руками его толстовку. Он вдохнул запах волос Тэхена, которые пахли ландышем, свежестью улицы и готовящимся ужином. Чимину не хотелось ничего говорить, чтобы не прерывать этот момент, альфа хотел бы, чтобы он длился вечность, а Тэхен никогда не покидал его рук. — Я так соскучился, — прошептал Тэхен, утыкаясь лицом в его крепкую шею. Омега сжал пальцами толстовку, прижимаясь к лучшему другу. Он вдруг отстранился и посмотрел в его глаза серьезным, но грустным взглядом: — Где ты пропадал? Что с тобой было? Почему ты мне ничего не сказал, не предупредил! Я каждый день думал о том, в порядке ли ты, — Тэхен слегка хлопнул хрипло смеющегося альфу по груди. — Прости, солнышко, были некоторые проблемы в семье, — Чимин погладил его большим пальцем по подбородку и наклонился, желая поцеловать родные теплые губы. Но в последний момент Тэхен вдруг слегка, но ощутимо отпрянул, и альфа отстранился. Его сердце болезненно сжалось, но альфа лишь улыбнулся уголком губ. — Злишься, да? — Очень злюсь, — надулся Тэхен, но потом новь прильнул к альфе и прижался щекой к его груди. — Разве можно вот так пропадать, Ким Чимин? Ни словом, ни полсловом не обмолвился и пропал! Вот и думай, какой зараженный тебя укусил… — Зараженный бы меня никогда не укусил, не переживай, — альфа позволил себе чмокнуть его в макушку. Тэхен сопротивляться не стал. — Как… вы тут? Все в порядке? Прости, что меня не было так долго, я правда не мог появиться раньше. Как только выдалась свободная минута — сразу к тебе. — Просто предупреждай меня впредь, ладно? У нас все хорошо! — вдруг улыбнулся Тэхен. — Папа вернулся здоровый, Джойз тоже в порядке, они с Ханеном обручились и скоро сыграют свадьбу, на которую ты безоговорочно явишься, и ничего слышать не хочу, Ким Чимин. А еще у меня появился тут кое-кто! Ну вообще-то не у меня, а у папы, но вы обязательно познакомитесь. К нам сегодня все придут, так что домой ты точно не пойдешь, — усмехнулся омега. — А как там хен? Как дядя Минки? — Кстати, папа вот это тебе и передал, — Чимин протянул омеге сверток, который держал в левой руке. Вопрос о семье Чимин проигнорировал, что не осталось незамеченным Тэхеном, но наседать тот не стал. — Его домашние пирожки, как ты любишь. — С картошкой? — в глазах у Тэхена буквально были звезды. — Ага, и он сказал, чтобы ты съел все до последней крошки, — улыбнулся Чимин. Впервые за такой промежуток времени он улыбался искренне, а не потому, что его заставляют. — Обязательно! Пойдем, будешь помогать мне, — Тэхен схватил его за руку и потащил на кухню. Чимину омега поручил сервировать стол на семерых, потому из зала пришлось нести дополнительные стулья. Он убрал графин и стряхнул белую скатерть, которой накрыл столешницу, а после начал расставлять тарелки и стаканы. Альфы сегодня планировали выпить вина, а вот Тэхен от него категорически отказался — хватило ему уже вина, теперь он будет пить исключительно компот. Пока Чимин сервировал стол, Тэхен суетился над пирогом, который они будут есть с чаем. Он смазал форму для выпечки маслом и выложил туда уже готовое тесто, которое распределил по всей форме, внутрь положил нарезанные фрукты, а сверху украсил ленточками из теста. Мясо и овощи были уже давно готовы и остывали на большой тарелке, из которой каждый сможет взять себе по кусочку. В шесть часов раздался стук в дверь, и Чимин встретил гостей — Ханена и Джойза, которые незамедлительно принялись обнимать любимого младшего альфу. — Чимин-а, словно тысячу лет не виделись, — сказал Джойз, крепко пожимая ему руку. — Я ж тебя еще во-о-т таким помню… — альфа указал рост примерно сорок сантиметров, вызывая у Чимина смех. — Да отстань ты от него, старик, — усмехнулся Ханен и ткнул своего любимого локтем в бок, за который тот сразу же драматично схватился. — Чимин, выглядишь просто потрясающе, — похвалил его старший. — Наверное, омеги за тобой толпами бегают? — Да нет, вообще-то, — смущенно улыбнулся Ким и почесал затылок, бросив взгляд на суетящегося на кухне Тэхена. — Некоторым нужно для этого время, — подмигнул ему Ханен и улыбнулся, уходя к младшему, чтобы помочь с готовкой. С собой Джойз и Ханен принесли жареную утку, которую поставили на стол с курицей Тэхена, и бутылку вина. — Хен! — вскрикнул Тэхен, порывисто обнимая Джойза, который только-только присел на стул, чтобы перевести дух. Он сегодня занимался починкой коровника, у которого начали гнить доски, и колол дрова, заготавливая те на зиму. Спину ломило, но Ханен отказался делать ему массаж, ссылаясь на сильную занятость, хотя Джойз уверен — мстит ведь, мелкий упрямец. Тэхен смазано чмокнул дядю в щеку и прижался щекой к его макушке. — Русалочка моя, а ты с каждым днем все хорошее и хорошее. Как там твоя еда? Не сгорела еще? А то, знаешь, у стариков не такой сильный желудок, как у молодежи… — Чимин рассмеялся, а Тэхен с легкой улыбкой почти невесомо стукнул его по плечу. — Ха-ха-ха, ну ты юморист, а, — омега слегка сморщил нос и упорхнул на кухню, чтобы убедиться, что его пирог действительно в порядке. Папа и Джойз такими шуточками вселяют в него страх. — Уверен, ты еще добавки попросишь, — крикнул он из кухни. — Вот-вот, кое-кто без остановки сейчас ест, — пожаловался Джойз Чимину, который облокотился локтем о стул и подпер голову кулаком, слушая хена. — Я имею в виду, ты вообще видел моего омегу? Он же почти как шарик стал… — Я все слышу, между прочим, — Ханен склонился над ним и слегка укусил за щеку, как кот. Джойз тут же перехватил его поперек талии и легонько поцеловал в губы, сразу же отпуская. — Сам говорил, чтобы я поправлялся. — По-моему, хен, ты стал выглядеть еще лучше, — улыбнулся Чимин. — Округлые щеки тебе идут. Тэхен-а, давай помогу, — альфа поднялся со стула и перехватил у Тэхена, благодарно ему кивнувшего, две пиалы с разными салатами из свежих овощей, только один был заправлен маслом, а другой — домашней сметаной. — Вот Чимин умеет делать комплименты, не то, что ты, — буркнул омега, выкладывая на тарелки порезанные кусочки хлеба, который они сами и пекут. — Спасибо, Чимин-и, некоторым бы поучиться у тебя. — Ну, малыш, даже если ты буквально примешь форму шара, я не перестану тебя любить. А то смотри какой худой, — Джойз отвесил ему шлепок по попе, отчего схватил убийственный взгляд Ханена и смешок Тэхена. — Понял, понял, не трогаю… — А я говорю, что я выиграл! — послышался возмущенный оклик из коридора после того, как хлопнула дверь. Намджун рассмеялся, снял шляпу и покачал головой, стряхивая волосы. Юнги волчком вился вокруг него, на ходу снимая ботинки путем наступания на пятки. Он уже тридцать минут талдычил свое, но альфа был непреклонен. — Мы как договаривались? Пять минут. Ты за сколько управился? Пять ноль одна. Чистый проигрыш, — альфа спокойно снял куртку и повесил ее на крючок, а Юнги смял ее кинул на стул. Любопытное лицо Джойза появилось в дверном проеме, а следом выглянул и Чимин. Они оба удивленно уставились на Юнги, чье лицо мрачнело с каждой секундой. — Ты жулик! — возмутился Мин. — Я точно видел там ровно пять, даже нет, четыре пятьдесят девять. О… — он вдруг застыл, смотря на незнакомые лица. Намджун ободряюще похлопал его по спине и, приобняв за плечо, повел в столовую. — Здравствуйте, — уже тише сказал он, смотря исподлобья на альф. Первым опомнился Чимин. Он улыбнулся и протянул Юнги ладонь, которую тот пожал после легкого толчка Намджуна. — Меня зовут Чимин, а ты?.. — Юнги, — сказал он. Второго альфу бета уже точно видел, а вот Чимина видел впервые, и даже немного завис, разглядывая того. У него был тяжелый взгляд, легкая полуулыбка на пухлых, бледных губах, над бровью сверкал едва заметный шрам, руки, испещренные нитями вен, покоились на столе, а по шее тянулась вниз татуировка, скрывая за воротом его свитера. От него исходила странная для Юнги аура, которую, казалось, замечал он один. Но в этом альфе было что-то такое… непривычное? Тяжелое? Бета не знал, да и думать об этом не хотелось. Если он здесь, среди этих людей, значит, он заслуживает этого, а всякие сомнения Юнги не имеют места быть. Нужно было признать самому себе, что Чимин был бесспорно красив, но потом Юнги перевел взгляд на Намджуна и подумал о том, что красивее него он вряд ли кого-то встретит. — А-а-а, тот самый Юнги, — улыбнулся Джойз, слегка хлопнув себя по колену. — Как же это я не догадался. Намджун много о тебе рассказывал, Юнги. Приятно познакомиться, а меня Джойз зовут. Я альфа вон того противного омеги, — он кивнул за спину, на суетящегося Ханена. — Джойз, — хмуро, но с улыбкой сказал Намджун. — Ты преувеличиваешь, я не говорил о нем много. — Еще как говорил, — Чимин прыснул от выражения лица Джойза. Тот явно желал поставить лидера в неудобное положение, но ему подобное поведение прощалось. Всем им было известно, что это по-доброму, как семейная традиция, и Чимин был счастлив от одной мысли оказаться здесь и сейчас. — Правда? — с совершенно детским интересом спросил Юнги. В его глазах родилась надежда, будто он действительно хотел услышать утвердительный ответ. Но ответа на свой вопрос получить он так и не смог, потому что в комнату вошел Тэхен, держа тарелку с порезанным на нем пирогом, а следом и Ханен с графином компота для младших и самого себя. Вино ему пить теперь нельзя будет несколько месяцев точно. — Руки уже помыли? — спросил Тэхен. Он поставил в центр стола пирог и подошел к папе, поцеловав его в щеку. Юнги при слове «помыли» сморщился. — Да у меня скоро кожа с рук слезет, если я буду так часто их мыть, — возмутился бета, но Тэхен и слушать ничего не стал, посылая обоих мыть руки, а сам принялся ухаживать за родными, раскладывая мясо и овощи по тарелкам. — Тебе как и всегда, мяса побольше? — улыбнулся омега, глянув на Чимина. — А где, кстати, Гююн? — Ты же знаешь, что да. От твоего мяса оторваться сложно, и никакой это не сарказм, даже не думай хмуриться, — усмехнулся альфа, и складка, уже успевшая залечь меж бровей омеги, разгладилась. — Гююн сказала, что хочет позаниматься и выучить новый материал, поэтому попросила прощения, что пропустит ужин. А пока вас не было, Тэхен очень даже ощутимо развил свой навык в готовке, знаете ли. Зря вы над ним издеваетесь, — вступился за младшего Ханен. Он отколол вилкой кусочек картошки и отправил ее в рот, а тем временем Юнги, пулей вылетевший из ванной, уселся за стол и принялся уплетать все, что видел на тарелке. — Юнги, тише, ты же подавишься, — засмеялся Тэхен, слегка похлопывая его по спине, но тот, казалось, и не слышал, настолько был поглощен едой. Намджун же вытер влажное лицо полотенцем и присоединился к трапезе через несколько минут. Джойз разлил по стаканам вино, а Ханену, Тэхену и Юнги налил компот. Все подняли свои стаканы в честь возвращения альф. Тэхен сделал несколько глотков вишневого компота и прикрыл глаза, думая о том, насколько же он все-таки счастлив. Слева сидел Чимин, внимательно слушающий рассказ Джойза о том, как трудно было вбивать деревянные крепления в дно реки, Юнги справа, он изредка поднимал на Джойза глаза, явно заинтересованный рассказом, но еще больше — теплой и вкусной едой, а Ханен переговаривался с Намджуном о школьных делах — папа делился своими впечатлениями о новой учительнице, Гююн, а Ханен в свою очередь рассказывал, какие корректировки внес в школьную программу. А Тэхен просто был счастлив. Он смотрел на свою семью, жуя мягкую морковку, и улыбался. Омеге трудно было не заметить взгляд папы, который он периодически кидал на Юнги, и если он сначала думал, что Юнги для него почти то же самое, что и сам Тэхен, то с каждым днем теперь он все больше убеждался в обратном. Да, между ними была очень большая разница в возрасте, но… Но было маленькое «но», при мысли о котором Тэхен начинал улыбаться. После смерти мамы папа никого не мог к себе подпустить, хотя никогда не был обделен вниманием. Наверное, каждый омега, каждая незамужняя женщина в их общине желали оказаться рядом с его отцом и стать для него опорой, но папа не мог этого допустить. Слишком крепка была его любовь к Сэром и слишком свежи были былые раны, оттого он отвергал всех, кто хоть как-то проявлял к нему внимание, как к альфе. Но делал он это деликатно и достаточно мягко, не желая обижать, да только Тэхен видел, как тяжело ему это дается. Однажды у них выдался непростой разговор, и папа признался, что боится вновь полюбить кого-то, боится… «предать» свою жену. Но прошло уже столько лет, а папа так и не испытал с кем-то любви еще раз. Тэхен никогда даже не видел других людей в их доме, не считая Ханена и Джойза, которые были частью их семьи. Долгие годы папа был совсем один. Но вдруг… появился маленький лучик света посреди затяжной зимы внутри его души. И этим лучиком был Юнги. Он стал глотком свежего воздуха, он пришел извне и принес с собой суматоху, смех, беспокойство, радость, — то подростковое буйство, о котором так много читал Тэхен в книгах. Юнги был настолько живой, что заразил этой жизнью даже его старика, который улыбается украдкой, смотря на объедающегося Юнги, и даже не подозревал, что был пойман с поличным. Но Тэхен поспешил отвести взгляд и наколол на вилку несколько овощей из салата, протягивая ее ко рту Чимина: — Вот, попробуй. Новый рецепт, сам придумал, — улыбнулся Тэхен. — М-м-м, — промычал Чимин, тщательно пережевывая салат. — Кажется, добавил больше капусты? — А вы так и не рассказали причину вашего возвращения, — сказал Ханен, посмотрев сначала на Намджуна, а после на Джойза. — Детка, это не та тема, которую хочется поднимать, — вздохнул Джойз, запивая кусочек мяса вином. — Да все нормально, Джойз, — покачал головой Намджун и, наколов несколько картошин на вилку, отправил их в рот. — Есть определенные люди, которым мы, видимо, перешли дорогу, — уклончиво сказал альфа, не желая раскрывать абсолютно всех карт. — К нам пришел один парень, который связан с этими людьми, и рассказал об их плане. Говорит, мол, должен был убить меня, но сделать этого не пожелал. Причин он также не назвал, но после разговора с ним и Джойзом мы коллективно приняли решение о том, что лучше будет уйти. Жаль, что так много потратили впустую, но что может быть дороже самой жизни? — Эти люди… — нахмурился Ханен. — Кто они? — Цикады? — спросил Юнги с набитым ртом, смотря на Намджуна, который только легко кивнул. У Чимина внутри все похолодело. То мимолетное счастье, которое ему довелось испытать в этот час, тут же разбилось о скалы реальности, и он самому себе напомнил, что тут он чужой. Тут он Цикада, а не часть дружной семьи Ким. Они ужинают за одним столом с врагом, а Тэхен слегка приобнимает его за плечо, соскучившись, и не подозревает, что именно на Чимине лежит вина и ответственность за их жизни. Его начало тошнить от съеденной еды, и кусок уже не лез в горло. Хотя альфа, наученный долгими годами тренировки, внешне никак не изменился, внутри него вновь разверзлась кротовая нора, которая затягивала его внутрь. Чимин не знал, сколько он еще выдержит, не сломавшись, но та маска, которую ему вновь пришлось нацепить на лицо, пошла мелкими трещинами. — Да, Юнги, это Цикады, — подтвердил Намджун. Тэхен задумчиво молчал, ковыряясь вилкой в тарелке, ведь он, в отличие от Ханена, Джойза и Чимина знал, почему Цикады решили напасть на папу и почему Чонгук спас его. Атмосфера потихоньку начала сгущаться, и над столом словно пополз черный туман. Все как-то притихли, и лишь стук вилок о тарелки и звон стаканов перебивал тишину. Казалось, что эта атмосфера не коснулась только Юнги, который с удовольствием уплетал свою порцию. Вдруг Ханен расправил плечи и поднялся со своего места вместе со стаканом компота, и все взгляды обратились на него. — Ну, довольно сегодня проблем, — он улыбнулся и положил ладонь Джойзу на плечо. — Я очень рад, все мы рады, что вы вернулись домой целыми и невредимыми. Теперь вы дома, и ничего не угрожает вам, ведь вместе мы — сила. И… — он прочистил горло, Тэхен видел его волнение и покрасневшие щеки. — Я уже давно должен вам рассказать, но как-то не находилось момента. — Только, умоляю, не говори, что ты потерял мой охотничий нож, — пробормотал под нос Джойз, вызывая всеобщий смех. Этот альфа умел портить атмосферу своими шутками, но даже Ханен посмеялся. Ему было тяжело собраться, чтобы рассказать своей семье такую волнующую душу новость, но откладывать дальше было некуда. — Нет. Я хотел сказать, что у нас появится новый член семьи, — на одном дыхании скороговоркой выговорил Ханен. Намджун вскинул брови и хрипло засмеялся, сразу же все понимая, а Джойз вопросительно выгнул бровь, смотря на своего омегу. — Джойз, у нас будет ребенок, — он слегка улыбнулся, и на этих словах у Тэхена по телу побежали приятные мурашки. — Ура! — радостно воскликнул Тэхен и подорвался со своего места, порывисто обнимая улыбающегося Ханена. — Это потрясающая новость, хен. Поздравляю, — Чимин тоже заключил его в крепкие объятия и потер ладонями по спине. — Стало быть, на одного Кима на земле станет больше, — хохотнул Намджун, очередь которого настала обнимать омегу. — А когда он появится? — поинтересовался Юнги, улыбаясь и смотря на Ханена. — А где он сейчас? — Вот здесь, Юнги-я, — засмеялся старший омега, положив свободную ладонь на свой живот. У Юнги брови взметнулись вверх. Папа никогда не рассказывал ему, откуда появляются дети, а Гююн и подавно эту тему не заводила, поэтому ему было искренне удивительно слышать, что ребенок сейчас находится у Ханена в животе. — А как он там помещается? — удивился Мин. — Он еще совсем маленький, — Ханен расплылся в улыбке. — Понадобятся месяцы, чтобы он вырос и окреп, а потом он родится. — Вау… — Юнги, у нас будет младший братик, — радостно сказал Тэхен, нежно обняв младшего и прижавшись щекой к его макушке. — А ты как думаешь, кто родится? — спросил Чимин. — Вот я бы хотел племянника-альфу. Могли бы вместе ходить на охоту, рыбачить, подстреливать диких уток. — Я даже не думал об этом, — улыбнулся Тэхен, все еще обнимая Юнги, который уже не вырывался из объятий, как кот. — Все равно! Я буду одинаково сильно любить его или ее, — Намджун с теплой улыбкой смотрел за этими тремя, а после перевел взгляд на Джойза. Он смотрел на Ханена, не отводя взгляда, будто видел впервые в жизни. Альфа хохотнул в кулак, ведь вполне мог понять такую реакцию, он и сам так отреагировал на беременность Сэром. Полнейшее непонимание ситуации и осознания, что вскоре у вас будет ребенок. Он был рад за Ханена и Джойза, потому что, он уверен, их отношения станут только крепче, и у обоих появится тот смысл жизни, который не испытаешь, пока у тебя не родится собственное дитя. Намджун глянул на смеющегося Тэхена, сидящего рядом с Чимином, которые уже обсуждали, как изменится их жизнь с появлением малыша, и невольно вспомнил о том, как сам впервые взял своего маленького сына на руки. Ему сейчас даже не хотелось браться за ружье, чтобы разогнать их. Они, наверное, были бы очень красивой парой… Но думать об этом альфа даже не собирается. Тэхен еще ребенок, не видать Чимину никакой свадьбы с его сыном, пока тому не исполнится шестьдесят. Он вспомнил те эмоции, тот страх, то счастье, ту неуверенность и безграничную радость — не передать словами, не описать, не изобразить. Это… просто не кажется чем-то реальным, когда держишь своего ребенка на руках. Когда держишь свою частичку, свою плоть и кровь. От этих мыслей у него даже защипало в носу. Но был единственный человек, который по-прежнему ничего не сказал. Ханен прикусил губу и посмотрел на молчаливого Джойза, который мыслями был явно не здесь, а где-то очень далеко. — Ты… не рад? — тихо спросил Ханен и поставил стакан с компотом на стол. Он хотел поднять тост, но после реакции Джойза ему уже не хотелось ничего. Да, признаться, он в первую очередь ждал реакции именно от своего альфы, но тот сидел с совершенно неясным выражением лица. Ханен даже на секунду подумал, что зря начал все это. — Не рад? — хмуро спросил Джойз. — Да я… Ханен! — повысил голос альфа и встал со своего места, заключая омегу в крепкие объятия. Он оторвал его от пола и начал кружить, чем вызвал смех парня. Покружив его, он поставил омегу аккуратно, как драгоценность, и прильнул к его теплым губам, утягивая в непродолжительный поцелуй. Тэхен радостно улыбался, смотря на влюбленных и абсолютно счастливых хенов. Его буквально распирало от счастья, которое ему нужно было срочно куда-то вылить, и он прильнул к Чимину, обнимая его поперек талии. Альфа от неожиданности даже дернулся, но после так же крепко обнял Тэхена и прижался щекой к его макушке. А Юнги сморщил нос, наблюдая эту картину, чем вызвал добрую усмешку у Намджуна. — Ты чего морщишься? — шепотом спросил альфа, наклонившись к Юнги. — А зачем они облизывают друг друга? — так же тихо, чтобы во всеобщем разговоре и смехе его услышал только Намджун, задал он вопрос. — Это типа… традиция ваша? — Нет, — засмеялся Намджун, потрепав Юнги по волосам. — Они не облизываются, Юнги, а целуются. Так делают, когда люди любят друг друга, понимаешь? Когда хотят выразить свои искренние чувства, — бета задумался на секунду, а потом его словно осенило. — Целуются, когда… тепло вот здесь? — он положил грязную от еды ладонь Намджуну на грудь слева. — Да, Юнги, — улыбнулся он уголком губ, смотря в глаза Юнги. — Когда тепло вот здесь. — Я не могу в это поверить, — сказал Джойз, взяв лицо Ханена в ладони. — Ты и я… родители? О боже, мне нужно выпить. Я не могу поверить, — пробормотал альфа. Его растерянная реакция вызывала смех, но выпить ему действительно нужно было, поэтому Чимин налил альфам в опустошенные стаканы еще вина. — Ты ведь не хотел… Не так скоро, а тут вот — бам! И все, я отец, — Джойз в шоке потер лицо. — А ты меня не спрашивал, когда делал это, — все, кроме Юнги, не понимающего о чем речь, принялись смеяться, а сам бета, пожав плечами, продолжил свою трапезу. — Я так счастлив, Ханен, — прошептал ему на ухо Джойз, прижимая к себе. — Я не думал, что могу быть еще счастливее. Боже, у меня просто каша в голове… — Понимаю твои чувства, — сказал Намджун, улыбаясь. Он встал со своего места со стаканом вина, и все остальные повторили за ним. — Дайте друг другу время подумать, вскоре ты в полной мере осознаешь, что у вас будет ребенок. Это непросто, — альфа перевел взгляд на Тэхена, который неотрывно смотрел на него. — Но вы поймете, что все, что было до этого в вашей жизни, уже не имеет значения. Только вы, ваш ребенок и ваше безграничное счастье. Будет сложно, но мы, ваша семья, всегда будем рядом. Вы вырастили Тэхена, а теперь он будет помогать вам растить вашего ребенка, Чимин будет ему верным учителем, — альфа кивнул, подтверждая слова старшего, — а Юнги… Ну, будем надеяться, что они с малышом не станут драться за молоко, — все вновь рассмеялись. У Юнги от смеха даже едва не вывалилась картошка изо рта. — Поэтому давайте выпьем за нового члена семьи, которого все мы будем ждать с нетерпением, — все подняли стаканы и начали стукаться, а после выпили. — Хен, прекрасный тост, — сказал Чимин, усаживаясь на место. В доме вновь воцарилась атмосфера теплоты и уюта. Джойз не отлипал от Ханена и держал руку на его едва начавшем выпирать животе, все еще не в силах поверить, что там сейчас их ребенок. В это даже поверить сложно — их ребенок! После всего, что между ними было, после столького непонимания, отвержения, а после и принятия, и любви, у них будет ребенок. Джойзу даже подумать страшно, сколько всего предстоит сделать для него. Юнги, наевшись, принялся слушать рассказ Намджуна о тех временах, когда Тэхен был совсем маленький, а еще он припомнил песенку про помидор, которую маленький омега напевал буквально каждые десять минут, и как у Намджуна от этого дергался глаз. На некоторых моментах он громко смеялся, ему было забавно представлять Тэхена маленьким. После альфа переключился на общие воспоминания Тэхена и Чимина, о том, как они просили поженить их, ведь они хотели стать «лучшими друзьями на всю жизнь». Сама же парочка лучших друзей неловко посмеивались над собой и припоминали свое бурное детство. Тэхен, например, вспоминал, как Ханен гонял его и заставлял учить огромную энциклопедию трав, но сейчас омега лишь благодарен ему за это. Он предвкушает, как тоже будет для их малыша «противным хеном», который будет заставлять его учиться и делать домашнее задание, а Чимин воодушевленно думал о том, как они с ним будут охотиться. Он твердо был убежден, что родится именно альфа. Заканчивали трапезу пирогом Тэхена и его же вкусным чаем, от которого все, особенно Юнги, остались очень довольны. Омега заставил Юнги повторно помыть руки, выслушивая целую триаду о том, что тот уже взрослый и сам может решить, когда ему мыть руки, но все его попытки не увенчались успехом. Юнги ел, как настоящий поросенок, и даже не думал меняться, а Намджун уж молчит про грязное пятно на своей рубашке, оставленное Юнги. — Он всегда мечтал о младшем брате, — улыбнулся Джойз, смотря поверх макушки Ханена, прижавшегося к его груди. — Я думаю, они хорошо ладят вместе. — А я сказал, иди мой! — возмутился Тэхен, упирая руки в бока. Он сжимал полотенце в одной руке и строго смотрел на бету. — Я уже взрослый! — Юнги едва ногой не притопнул. — Сказал — не буду. Отстань от меня! — Ах ты мелкий… — Юнги успел со смехом увернуться от летящего в его сторону полотенца. — Не то слово, — усмехнулся Намджун, подперев голову кулаком и наблюдая за этими детьми. Когда с чаепитием было покончено, все начали медленно расходиться. Первым сдался папа, у которого разболелась голова от усталости и слишком ярких впечатлений, поэтому, заварив ему травяной чай, Тэхен отправил папу в обнимку с книгой в свою комнату отдыхать, Ханен и Джойз ушли домой спустя тридцать минут. Им о многом нужно было поговорить и, в конце концов, насладиться обществом друг друга. Это, наверное, будет непростое время для них обоих, но счастливое, и их семья окажется рядом, чтобы поддержать. Тэхену и самому не терпелось расспросить Ханена о его самочувствии, о его планах на будущее, даже о имени для малыша, хотя, он уверен, старший еще и не думал об этом. Даже не верилось, что вскоре в их семье появится малыш, которого все будут любить, играть с ним, заботиться о нем… Тэхен мечтал о младшем братике, и получил его в лице Юнги, но даже представить не мог в то, что у Ханена и Джойза появится ребенок! Он испытывал щекочущее чувство предвкушения вперемешку с счастьем. Юнги ушел в ванную после долгих препираний о том, что он не привык купаться так много и вообще ему это не нужно, но Тэхен слышать ничего не хотел. В конце вечера Чимин и Тэхен остались одни. Альфа убирал тарелки со стола и относил их на кухню, где Тэхен не спеша мыл их мыльной тряпкой, а после споласкивал в тазике. Стояла приятная тишина, и Чимин был счастлив оттого, что хотя бы на короткое мгновение его ужасные мысли отступили и дали вздохнуть полной грудью. Теперь за каждый момент, проведенный с Тэхеном, он хватался, как за спасательную ниточку, ведь он понимал — в полной темноте именно они станут его светом, именно они вытянут из беспроглядной пучины тьмы. Тэхен всегда будет его светом. Отец говорит: «Потерявшись во тьме, ищи свет». И Чимин его нашел. Альфа в последний раз протер тряпкой стол и собрал грязные стаканы на поднос, относя их Тэхену. У того на губах играла счастливая улыбка, за которую альфа отдал бы все на этом свете. Он опустил стаканы в теплую воду, в которой Тэхен мыл тарелки, и приобнял его сзади, обвивая руками за талию. Тэхен не отпрянул, даже слегка склонил голову, открывая вид на шею. Чимин уткнулся носом в его затылок и прикрыл глаза. Он был счастлив даже стоять вот так с ним, в полутьме и одиночестве. — О чем думаешь? — тихо спросил альфа хриплым голосом. — Обо всем, — прошептал Тэхен, проведя тряпочкой по тарелке. — О тебе, о папе, о Юнги, о Ханене и Джойзе, я думаю о том, что я счастлив сейчас. А ты? — омега повернул голову вбок, глянув на Чимина. — Не знаю, — покачал головой альфа, прижав к себе Тэхена. — Я просто рад быть здесь и сейчас, — Чимин наклонился ближе, и омега уже чувствовал его дыхание на своих губах. — Чимин… — шепнул Тэхен, прикусив губу. Но так ничего и не продолжил. Чимин прильнул губами к его губам и, наконец, ощутил, что значит «жить». Все эти дни без Тэхена он не жил, а просто волочил свое существование. Он был не собой, он был кем угодно, но не Чимином. Он был поломан, разрушен, растоптан, но вот он здесь, и Тэхен своими мыльными руками, которые обнимал за шею, собирал его вновь, по каждому маленькому кусочку, как паззл. Омега даже понятия не имел о том, какое влияние оказывал на него, понятия не имел о том, что заставляет его жить и двигаться дальше одним своим существованием. Если бы не он, то Чимин, наверное, и не выдержал бы. Тэхен приоткрыл губы, разрешая альфе скользить по ним языком, а в груди свербило, что неправильно, а у Чимина внутри распускались цветы. Тэхен рядом. Тэхен позволяет себя целовать, обнимать, прижимать еще теснее, чтобы между телами не было расстояния. Знал ли Тэхен о том, как сильно Чимин любит его? А… любил ли его в ответ? Альфа углубил поцелуй, прижимая Тэхена поясницей к тумбе, а тот прошептал что-то нечленораздельное в поцелуй, хотя Чимин даже разбираться не хотел, что. Пальцы Тэхена запутались в его волосах и потерялись там, и его разрывало от противоречивых чувств. По вискам набатом стучало любимое имя, но перед ним был его лучший друг, которому Тэхен просто не мог отказать. Он не мог, только не сейчас. Что-то на подсознательном уровне кричало о том, чтобы он не отталкивал его, а Чимин целовал его с такой… горечью, что Тэхен буквально ощутил вкус этого поцелуя. Так целуют в последний раз, так целуют тех, кто больше никогда не вернется, и оба понимали это, хотя не произносили вслух. У Тэхена сердце сжалось так, что стало тяжело дышать. Он совсем позабыл о том, что папа мог спуститься в любой момент и, увидев это, настучать им обоим по головам, но их поцелуй разорвал неуверенный кашель. Они разом отпрянули друг от друга и посмотрели в сторону источника звука. В дверном проеме стоял Юнги, уже переодетый в свою пижаму, с весьма озадаченным лицом. — Я просто хотел взять оставшийся кусочек пирога… — смущенно сказал Юнги. — Простите. — Все хорошо, мы уже закончили, — улыбнулся уголком губ Чимин. — Тебе помочь чем-нибудь еще? — повернулся он к Тэхену. — Не-а, — Тэхен и сам, видимо, смутился от внезапного появления Юнги. — Можешь идти ложиться, я почти закончил, — Тэхен коснулся спины Чимина. — Хорошо. Доброй ночи, Юнги, — попрощался с ним альфа и пошел на второй этаж, где Тэхен ему уже расстелил место. Альфа изъявил желание спать на полу и никак иначе. — Доброй ночи, — сказал ему вслед бета. Тэхен вернулся к мытью посуды, а Юнги достал из шкафчика два последних кусочка пирога. — Тэхен, а… — Юнги замялся, не зная, как спросить. Тэхен домыл стакан и перевернул его дном вверх на полотенце, чтобы сушилось. Омега вытер руки о полотенце и обратил все свое внимание на над чем-то задумавшимся бету. — Да, Юнги? Что такое? — А ты целовал Чимина, потому что у тебя от него тепло вот здесь? — спросил он у Тэхена тот вопрос, на который он ответа не знал. Омега опустил взгляд и положил полотенце рядом с собой на тумбу, а сам уперся в нее ладонями сзади. — Прости, если это слишком личное, просто… У меня от Намджуна тоже тепло вот здесь, — Тэхен чуть не подавился собственной слюной, удивленно уставившись на бету. — Это плохо? — Нет, Юнги, — Тэхен тут же собрался и подошел к нему, приобнимая за плечи. — Это совсем не плохо, просто мой папа, он… Как бы тебе сказать… — Идиот? — выгнул бровь Юнги. — И самодовольный индюк? Так я знаю! Но от этого все равно… тепло, — Тэхен улыбнулся и потрепал младшего по волосам. Юнги фактически сказал ему сейчас, что влюблен в его папу? Тэхен, наверное, никогда не перестанет приятно удивляться его детской непосредственности, но это было столь прекрасно, что омега даже не находил слов. — Прямо-таки тепло-тепло? — аккуратно спросил Тэхен. — Да. Очень тепло. Как будто солнышко пригрело, и знаешь, такое… бр-р-бур-р-р, — он сжал пальцами свою пижамную рубашку и сделал какие-то круговые движения, выражая то, насколько сильно ему нравится Намджун. — Вот так… И Тэхен как никто понимал его вот это «бр-р-бур-р-р», потому что у самого так же с Чонгуком, от одной мысли о котором сердце начинало стучать, как бешеное. Омега вздохнул и поцеловал Юнги в светлую макушку. Он-то Юнги понимает, а вот поймет ли папа? Тэхен очень надеялся, что да. Хотя он и говорил, что деда, вероятно, является отцом Юнги, но это ведь могло быть и не так? Тэхен запутался в этом мире, слишком сложно все стало для него. Но даже если и так… кому какая разница? Ну что изменится от этого? Ни папа, ни Юнги никогда не смогут принимать друг друга по-братски. Тэхен ведь видит его взгляды и безмолвное восхищение этим маленьким беспризорником, который вдохнул в него жизнь. Юнги забрал тарелку с пирогом и утащил ее в комнату, а Тэхен, завершив мытье посуды и расставив ее по местам, поднялся на второй этаж. Тихонько открыв дверь в свою комнату, он увидел Чимина, лежащего на полу. Не желая будить альфу, Тэхен аккуратно переступил через него и забрался на кровать, ложась на спину. Он накрылся одеялом до подбородка и посмотрел в окно, за которым была темная, беспроглядная ночь и голые ветки деревьев, царапающих стекло. И как-то странно у него на душе было. Чимин заворочался, вызывая у омеги легкую улыбку, и он свесился с кровати, смотря на спину альфы. — Не спишь? — тихо спросил Тэхен. — Не-а. — Иди сюда. И дважды просить было не нужно. Чимин сразу же лег к нему в постель, а Тэхен прильнул к нему, положив голову на его грудь. Под ухом размеренно билось его сердце, а под ладонью омега ощущал родное тепло, но это скверное чувство никак не покидало. Чувство того, что прямо сейчас вся их крепкая дружба падет прахом. Тэхен никогда не испытывал дефицита внимания со стороны альф, но всегда это внимание отвергал, ему просто это было не нужно. У него был лучший друг, с которым они проводили вместе время, играли, веселились, охотились и проказничали. Но когда они выросли, их дружба перетекла в нечто странное, и им обоим это казалось правильным… Да только с появлением Чонгука Тэхен больше не думал, что такие поцелуи и объятия были чем-то правильным. Юнги задал ему верный вопрос. Тэхен это делает потому, что у него от Чимина тепло вот здесь? И его ответ — нет. Не тепло. У Тэхена был комок в горле от этих мыслей, и он уткнулся лицом в грудь Чимина. Он никогда не думал о том, а тепло ли у самого Чимина от Тэхена вот здесь? Он боялся услышать ответ. Он боялся, что тепло. — Чимин, давай больше не делать это? — едва слышно попросил Тэхен, чувствуя, как дрожат его губы. — Что именно? — спросил альфа, глянув на его макушку. — Эти поцелуи… Это неправильно. Пожалуйста, давай прекратим это, — каждое слово ему было невероятно сложно говорить, и он даже не представлял, каково это слышать Чимину. Но так было правильно. Так было нужно. Каково это, когда забирают то, что было с тобой столько лет? Что буквально стало частью тебя? Чимин знал, каково. Он чувствовал, что что-то не так с тех самых пор, как только переступил порог их дома, как только увидел Тэхена, как только обнял его. Он хотел бы верить, что ему просто кажется, но нет. Не казалось. А теперь Тэхен просит у него вот это. Сначала дал то, чем Чимин начал дышать, подарил ему кислородную маску, а после наступил на горло, перекрывая доступ кислорода. Чимин словно получил удар в грудь, который отбросил его назад, во тьму, и он начал задыхаться. Тэхен по-прежнему в его руках, но что-то безвозвратно ушло, и Чимин не знал, что, а Тэхен понимал, что вот он, конец. Так, как прежде, не будет уже никогда. — Прости меня, — дрожащими губами прошептал Тэхен. — Прости меня, Чимин… — Все в порядке, — ответил альфа и прикрыл глаза. Все в порядке. Лопнувшие розовые очки вонзились острием в глаза, и Чимин рад бы был не видеть ничего больше и не чувствовать. Все кончено. Тэхен, тянувший его от края пропасти, отпустил его руку, и теперь альфа чувствовал лишь свободное падение. Он не винит Тэхена, он ведь не знал, что на дне этой бездны острые камни. Чимин ему этого не рассказывал, и сам же за это поплатился. «А чего ты хотел?». От этой мысли на его губах выступила горькая ухмылка. «С чего ты вообще решил, что кто-то должен любить тебя?». Альфа лежал очень долго с закрытыми глазами, а после почувствовал, как Тэхен дрожит в его руках, а майка на груди становится влажной. — О боже, ты плачешь? — тихо спросил Чимин и прижал его к себе, чувствуя, как теснее жмется к нему Тэхен. Ответа не последовало, потому что да, плакал. Потому что Чимин лежал рядом с ним и обнимал его, но Тэхен чувствовал, что между ними образовалась пропасть. Это ли счастье? Счастье — это когда один теперь может свободно выдохнуть, а второй не знает, как ему продолжить дышать? Неужели оно и вправду выглядит так? Тэхен сжал пальцами майку Чимина и зажмурился до боли. «По крайней мере», — пронеслось в голове Чимина, — «у меня еще есть эта ночь». Последняя ночь, когда он может быть рядом с тем, кого любит так сильно. Поэтому их поцелуй выглядел, как прощание, и как жаль, что альфа понял это только сейчас.

🍃

— Доброе утро, — хрипло сказал Чонгук сидящему за столом Хаку. Альфа широко зевнул и почесал живот, задрав футболку. Мальчик поднял голову к нему, а после снова опустил, перемешивая чай в своей чашке. Альфа слегка нахмурился и подошел к нему, трогая тыльной стороной ладони лоб и шею. — Как ты себя чувствуешь? — Все в порядке, — тихо отозвался он и сделал глоток чая. — Настойки помогли. — Хорошо. Почему ты такой мрачный? — спросил Чон, со скрипом подтянул стул к столу, уселся на него и закинул ногу на ногу. — Что-то случилось? — Нет, — Хаку заломил брови и слегка сжал губы, задумываясь над чем-то, а после снова поднял голову к альфе. — Вернее да, но… Я просто запутался и не знаю что мне думать. Эти мысли уже разрывают голову. Я должен бояться тебя или нет? Я могу доверять тебе или нет? Это то, над чем я думал все это время, пока болел. И, честно, я ни к какому выводу не пришел. Так ответь мне, почему ты причинил боль Юнги? — Мне кажется, что вы с Тэхеном точно поладите, — слегка улыбнулся Чонгук. Он поднялся со своего места и налил в стеклянную прозрачную кружку кипяченой воды, а после кинул горсть чаинок, которые тут же окрасили воду в темно-бордовый цвет. — Ты не должен бояться меня, Хаку. То, что произошло с Юнги — мой долг. Он сделал плохую вещь, за которую и поплатился, но сейчас уже это в прошлом. Прости, что напугал тебя, бусинка, — альфа взъерошил его расчесанные волосы, чем заставил Хаку слегка сморщить нос. — Если Хосок говорит «надо», значит надо. Он знает, что делает. Не всегда ему удается размышлять трезво, но в этой ситуации он был прав. — Это только с одной стороны. — Верно. А с другой стороны не прав, как и я. Но это не значит, что мы совершили ошибку. Просто… понимаешь, на свету видно только одну сторону медали, вторая же находится в тени. Невозможно увидеть их вдвоем сразу. Правда, я не знаю, будешь ли ты относиться ко мне как-то иначе, — вздохнул Чонгук и отпил чай. — Но уже ничего не исправить, Хаку. Это были ужасные, выматывающие дни. Я не стану просить прощения за то, что сделал, и ты наверняка понимаешь почему. Но для тебя я никогда не буду представлять угрозу. Я обещал защищать тебя, а я всегда сдерживаю свои обещания. Хорошо? — альфа подошел к нему и положил ладонь ему на плечо. — Да… — тихо протянул Хаку, чувствуя, как Чонгук поглаживая его по затылку, словно заботливый старший брат. От этой мысли у Хаку пробежалась по телу дрожь, которую он поспешил унять новым глотком чая. — Хорошо, просто дай мне время, ладно? — Конечно, — кивнул Чон. — Но мне кажется, что тебя беспокоит что-то еще. — М? — поднял голову Хаку и слегка нахмурился. — Да нет, все в порядке. Не обращай внимания. — Я знаю, что ты обманываешь меня, — вскинул бровь Чонгук. — Но в душу тебе насильно лезть не хочу. Я всегда здесь, и если ты захочешь, можешь поделиться со мной. Я поддержу тебя и выслушаю, — альфа нагнулся и оставил у него на макушке легкий поцелуй. Хаку обхватил прохладными пальцами пузатую теплую кружку и прикрыл глаза. На самом деле было кое-что, что мучило его уже очень давно. Вернее, с того самого разговора с Хосоком. Он не понимал поведения альфы, его мыслей и мотивов. Вернее, он как бы понимал, что это связано с прошлым Хосока и с тем, что тот видит в Хаку себя, но… Хорошо, он помог ему единожды — забрал из подвала, искупал, отогрел и уложил спать, однако зачем ему интересоваться каждый день о его самочувствии? Зачем следить за приемом лекарств? Хаку узнал это совершенно случайно. Два дня назад он сильно температурил, глаза горели огнем, а голова раскалывалась, как гнилой орех. Он тогда спал всю ночь, проснувшись лишь однажды, и услышал тихие переговоры. Один голос он точно определил, как Чонгука, а вот второй понял не сразу. То был Хосок. И самое удивительное было то, что братья не ссорились, не орали друг на друга, а спокойно разговаривали о Хаку, который, как они думали, в это время спал. Из разговора Хаку узнал, что альфа принес ему какие-то фрукты и антибиотики в шприце. Где он их достал? На что выменял? Неужели это действительно был Хосок, а не воспаленное воображение мальчика? Он думал об этом несколько минут, пока не провалился в беспокойный сон. Его лихорадило. Становилось то мучительно жарко, то невероятно холодно, то он просыпался и просил пить, то спал по двенадцать часов. За время болезни Хаку еще сильнее похудел, хотя, казалось бы, куда еще сильнее. Чонгука по-настоящему волновал вес младшего, потому что на него уже даже смотреть страшно. Щеки ввалились, кости на руках выпирали, а жилы натягивались, как струны. Если вскоре он не начнет есть, то станет похожим на живую смерть. Чонгук знал, что такое дистрофия, и, кажется, Хаку станет настоящим дистрофиком. Но альфа этого не допустит. Он поставил на печь сковороду, которую смазал маслом, и разбил в нее три яйца, которые тут же зашкварчали, разнося по кухне приятный аромат готовящейся еды. Посыпав яйца солью и добавив в них зелень, он принялся перемешивать яичницу, чтобы Хаку было комфортнее ее есть. Он не жаловался на больное горло, но Чонгук видел, что он с трудом глотает тяжелую пищу. От ароматного запаха у омеги жалобно скрутило желудок, который начал разрываться жалобными стонами. — Ты что делаешь? — спросил Хаку, допивая остатки чая. Он поднялся из-за стола и помыл кружку в тазу с водой. — Как, что? Готовлю тебе завтрак. — Но я не… — Лучше помолчи. Один мой скелет весит больше, чем ты, поэтому помалкивай. Давай, садись, — сказал альфа и переложил не очень аппетитную на вид яичницу на тарелку. Хаку обреченно вздохнул и вернулся за стол. Он не испытывал психологического голода уже очень и очень давно. Это осталось еще от его жизни с братом, где он привык получать мало или не есть вовсе. — Надеюсь, не пересолил. Но ты же простишь меня, да? — Конечно, — слегка улыбнулся омега. — Уверен, что это будет очень вкусно. — Не перехвали меня, — усмехнулся Чонгук и поставил тарелку с завтраком перед Хаку. В одну руку он вручил ему вилку, а в другую — кусок домашнего хлеба, который специально подогрел на сковороде, чтобы тот стал теплым и мягким. Желудок у Хаку вновь начал протяжно выть, смущая мальчика. — Сколько ты уже нормально не ел? — нахмурился альфа, усаживаясь рядом с ним. — Эти жалобные завывания мне душу рвут… — Я уже не помню, — честно ответил Хаку, заставив Чонгука вздохнуть. Он немного помедлил прежде, чем начать есть, но все-таки наколол на вилку кусочек яичницы и боязливо отправил его в рот. Он боялся вырвать все это через несколько минут после того, как поест, а ему очень не хотелось расстраивать Чонгука. Дело было вовсе не в том, как альфа приготовил это, а в том, что… Ну, Хаку был болен, и он об этом знал. Он медленно жевал яичницу, чувствуя давящий комок в горле, но все-таки сглотнул, молясь, чтобы пища не пошла обратно. Раньше он был достаточно пухлым ребенком и не только потому, что брат его называл поросенком, просто он чувствовал на себе лишний вес, хотя его это нисколько не смущало. Но шли годы, он рос и менялся, а пищи становилось все меньше и меньше, и тогда Хаку начал стремительно терять вес. Со временем он настолько отвык есть в нормальных количествах, что после приемов пищи иногда просто надрывался, отплевывая желчь. Он поднес кусочек хрустящего хлеба к губам и аккуратно откусил, прикрывая глаза. Он приятно разбух во рту и отдавал сладким. Чонгук с легкой улыбкой наблюдал за ним, как гордый отец, заставивший свое чадо поесть. — Вкусно? — спросил он. — Очень. А чем ты сегодня заняться планируешь? — перевел тему Хаку, тщательно пережевывая каждый кусочек. — У нас доски гниют, нужно чинить, пока морозы не наступили, — вздохнул альфа и зачесал отросшие волосы пятерней назад. — Нужно почистить все оружие, привести в порядок склады, утеплить дома. Мы тут нашли отличное место, откуда можно забрать войлок, так что эту зиму переживем, — улыбнулся уголком губ альфа и сделал последние глотки чая. — Дел невпроворот. Отдыхать и веселиться, конечно, круто, но дела в общине никто не отменял. — А я сегодня пойду в псарню, — Хаку оживился, предвкушая времяпровождение за любимым делом — уходом за собаками. — Я их так давно не видел, как они там без меня? За ними ухаживали? — Никуда ты не пойдешь. Тебе нужно лежать и набираться сил, — покачал головой Чонгук. — С псами там и без тебя разберутся, ничего не случится. — Нет, Чонгук, — хмуро ответил омега. — Я больше не могу лежать без дела, и так провалялся несколько дней. Скоро зима уже, и ты сам сказал, что в общине много дел. Я и так отлынивал. — Ты не отлынивал, ты болел, — закатил глаза Чон. — Тем не менее. Не спорь со мной, я все равно тут не останусь. — Вот ведь противный мальчишка, а, — хмыкнул альфа и слегка потрепал его за щеку, вызывая у младшего улыбку. — Ладно, раз уж ты все равно не слушаешься, тогда подожди пару минут, — на этих словах Чонгук встал и пошел куда-то, а Хаку остался доедать пищу. Ему нужно было подкрепиться, чтобы иметь силы выполнять свои обязанности. Вернулся альфа через несколько минут и поставил перед мальчиком что-то с тихим стуком. — Я сделал это для тебя. Это трость. — Правда? — выдохнул Хаку. Иногда Чонгуку безумно сильно хотелось увидеть эмоции в его неподвижных, подернутых серой пеленой глазах. — Правда. У нее железный наконечник, а не деревянный, так что ты будешь лучше определять предметы по звуку. — Я не знаю, как тебя благодарить, — ответил мальчик, оглаживая свой подарок. Трость была длинной, с удобной рукояткой и достаточно легкой, а еще у нее была маленькая веревочка, чтобы цеплять ее на запястье и не терять. — Будь здоровым и не получай ушибы, и это будет самая лучшая благодарность для меня, хорошо? — улыбнулся альфа и приобнял прильнувшего к нему Хаку. — Ну ладно. Доедай свой завтрак, а потом можешь приступать к делам. Только оденься тепло, иначе я приду и проверю, и если на тебе не будет шапки… — Ладно, ладно, я понял, — тихо посмеявшись, ответил мальчик. — Вот и отлично. До вечера, бусинка, — альфа вновь чмокнул его в макушку и оставил доедать свой завтрак в тишине и спокойствии. Чонгук надел куртку и завязал шнурки на ботинках, выходя на улицу. Он так был погружен в свои собственные проблемы, что совсем не обращал внимания на дела в общине, а ведь они не стоят на месте. Фэйт переговаривалась с мужчиной-охотником, и, увидев Чона, махнула ему рукой в знак приветствия. На улице было очень мало людей, но все они занимались тяжелой работой — таскали камни для замены дороги, затачивали бревна для укрепления забора, кузнец отбивал раскаленное железо, отчего вверх взмывали красные искры, омеги вручную стирали вещи и отбивали их камнями, горбясь от рассвета до заката. Над общиной нависли темные свинцовые тучи, которые в любой момент были готовы разразиться ливнем. Чонгук закатил рукава и взял в руки ящик с необходимыми инструментами, приступая к выполнению порученной ему работы. Холодный ветер гонял по земле сухую листву, которая скреблась о камни. Хаку держал в руках расческу, которой вычесывал запутанную шерсть пса, а тот в свою очередь спокойно стоял перед ним, виляя хвостом. Его тело иногда подрагивало от холодных порывов, поэтому Хаку подумал о том, чтобы приготовить теплые спальные места и для животных. Хотя его идею вряд ли Хосок поддержит, но попробовать стоило. Закончив расчесывать пса, Хаку погладил его по спине и подозвал к себе следующего. Собаки были рады видеть человека, который ухаживает за ними и дарит тепло и внимание. Мальчик всегда думал, что собаки лучше людей. Животные, в отличие от них, никогда не предадут, и будут с хозяином до конца. Клифф громко гавкнул и слегка укусил Хаку за пальцы, просясь поиграть. — Ну, не вредничай, — пробормотал он, поглаживая пса пальцами по голове и носу. — Стой спокойно, — щенок разочарованно заскулил и принялся кидаться на его ноги и кусать за штанины, желая утащить играть. Фэйт с ним играть было некогда, да и он больше тянулся к Хаку. Животные — это не люди, они чувствуют добрые сердца и тянутся к ним. Тишину общины нарушали редкие переговоры. Пока Хаку сидел и расчесывал собак, ему казалось, что он остался совсем один на земле. Эти люди были призраками, и мальчик боялся, что однажды он и сам станет таким — безликим, тихим и пустым. Это место нагоняло на него тоску, и если бы не верные друзья под боком в лице собак, он бы, наверное, сошел с ума. Его новая трость лежала у него на коленях, поэтому Клифф так и норовился стащить ее, запрыгивая на Хаку. Благо, рост еще не позволял дотянуться до нее, иначе давно бы утащил. Одной рукой отбиваясь от приставучего Клиффа, второй рукой он расчесывал взрослого пса, который периодически рычал на путающегося под ногами щенка. Вдруг Хаку услышал тихий стон со стороны и повернул голову к источнику звука. Перед открытыми дверьми псарни стояли деревянные коробки, в которых хранился собачий корм и различная дворовая утварь. Зачем она там, Хаку понятия не имел, как и, наверное, все люди здесь, но убирать их никто не спешил. Или они никому не мешали, или всем было попросту все равно, и отчего-то Хаку склонялся именно ко второму варианту. На одну из этих коробок опустился мужчина преклонного возраста. Он издал тихий стон и опустил голову, его небритый подбородок с сединой упал на грудь. Под старую одежду пробирался промозглый ветер, пересчитывая старые косточки. Его натруженная тяжелой работой спина ломилась и скрипела, как старый механизм, давно не смазывающийся маслом. Морщинистые ладони массировали затылок, чтобы хоть как-то облегчить боль, но она уже стала вечной спутницей. Поскребя черными от забившийся пыли и грязи ногтями кожу, он тяжело вздохнул, уперся локтями в колени и достал из внутреннего кармана куртки сигарету — единственную радость его бессмысленной жизни. Огонек вспыхнул в серости дня и потух, когда кончик сигареты зажегся. Хаку отложил расческу на землю и поднялся со своего стульчика, аккуратно подходя к мужчине. — У вас что-то случилось? — тихо, боясь потревожить, спросил Хаку. Пожилой мужчина слегка дернулся, посмотрев на слепого мальчика, о котором уже был наслышан, но никогда доселе не видел. — Спина болит, — вздохнул он и стряхнул пепел. На сигарете остались следы золы, которой были перепачканы его пальцы. — Дьявол бы побрал эти ужасные печи. — Почему? — приподнял брови омега. — Здорово их топить и получать тепло, а вот вычищать их — дело грязное и тяжелое. Не каждый захочет этим заниматься, но деваться некуда, — мужчина сморщился, пытаясь размять спину. — По двенадцать часов работы с согнутой в моем возрасте спиной, и вот я уже не могу ее разогнуть. — Я могу вам помочь, — улыбнулся Хаку и подошел ближе, касаясь красными от холода пальцами плеч мужчины. — Позвольте мне… — Спасибо большое, — искренне сказал мужчина и повернулся спиной к Хаку, который принялся массировать его плечи круговыми движениями, постепенно переходя на позвоночник. — Правда, это вряд ли поможет. — Но, по крайней мере, мы можем попробовать, правда? — подбодрил его Хаку. — Лучше сделать и пожалеть, чем жалеть, что не сделал. — И то верно, — устало усмехнувшись, ответил мужчина. Он затушил окурок о коробку, на которой сидел, и позволил омеге массировать свою ноющую спину. Порой продолжать работу с такой болью было уже просто невозможно, а ему предстояло выполнить еще очень много дел, поэтому он был не против любой помощи. Хаку массировал мужчине больную спину, аккуратно надавливая на различные точки, из-за чего тот издавал выдохи облегчения или дергался от боли. Он даже не представлял, сколько лет этот альфа не получал должного лечения, чтобы хоть как-то облегчить свою боль. Клифф возился под ногами и подбежал к сидящему мужчине, нюхая его ботинки, а после громко чихнул, вызывая у того улыбку. Хаку провел ребром ладони по позвоночнику, и мужчина зажмурился от удовольствия. Мальчишка массировал его спину около десяти минут, расслабляя мышцы и разгоняя кровь, и пусть боль не ушла насовсем, но она, по крайней мере, притупилась. Ему совсем не хотелось идти работать дальше, а руки мальчика дарили настоящее облегчение. — Тебе бы врачом стать, а не за псами ухаживать, — пробормотал он, жмурясь. — Зря талант такой пропадает, руки ведь золотые. — Одно дело помогать животным, а другое — людям. Это сложнее, — покачал головой мальчик и улыбнулся. — Да и не пустят меня, я же… — И чего ты расселся? — недовольно спросил Хосок, толкая язык за щеку. Его руки, испачканные чем-то черным, были сложены на груди, а ничего хорошего не предвещающий прищур был устремлен на расслабившегося мужчину. Хаку тут же отпрянул от него от неожиданности и схватился за свою трость, сжимая ее пальцами. — Какого черта вы тут курорт устроили? — Простите, лидер-ним, — извинился мужчина и поспешил встать с ящика. Отдыхать и получать заботу — это здорово и полезно, но не когда это замечает лидер. Он и сам трудится, не покладая рук, и бывает явно недоволен, когда кто-то отлынивает от работы и затягивает перекур дольше, чем на десять минут. — Твои «простите» нас зимой не прокормят. Работай. — Есть, — он виновато кивнул и, подцепив шляпу с ящика, поковылял дальше. Никакое счастье длиться долго не может. Хосок смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за поворотом, а после хмыкнул и перевел взгляд на Хаку. Тот, словно почувствовав его, отвернулся и пошел обратно на свое место в псарне. Но Хосок, уже несколько разозленный подобной картиной, уходить не желал, а потому двинулся за ним. Омега уселся обратно на свой стульчик, поднял с земли расческу и принялся расчесывать тех собак, которых еще не успел. Хосок прислонился плечом к дверному косяку и едва заметно ухмыльнулся, наблюдая за ним. Чувствует себя, видимо, лучше, раз выперся на улицу работать, так еще и куртку расстегнул. Ну хотя бы шапку надел. — Может и мне массаж сделаешь? — вскинул бровь Хосок. Хаку раздражала насмешка в его голосе, отчего он плотно сжал губы. — Нет. Не мешай мне работать. — Даже так. А ему ты почему-то спокойно его делал, — хмыкнул альфа. — А ты ревнуешь? — Хаку не успел подумать прежде, чем выпалить это. Его щеки вспыхнули пунцовым, и он поспешил опустить голову, чтобы Хосок не заметил этого. — В любом случае, это не твое дело. Захотел и сделал. — Хочешь — делай, мне плевать, — пожал плечами альфа. — Но делай это во внерабочее время, понял? Не смей отвлекать людей от работы. — Я не отвлекал! — омега задохнулся возмущением. — Да как ты вообще… — Да вот так, Хаку. Мне необязательно знать всех подробностей, я сказал не отвлекать и самому не отвлекаться, значит берешь и делаешь. Все понял? — Хаку поджал губы и нарочито проигнорировал его вопрос. Хосок ухмыльнулся и склонил голову вбок, наблюдая за ним. Он расчесывая пса и не поднимал голову, явно намекая на то, чтобы альфа оставил его. — Я повторяю, ты понял меня? — Понял, — буркнул омега. — Отлично. На самом деле я пришел не препираться с тобой, а чтобы кое-что тебе отдать. — Что? — удивился Хаку, подняв голову. Пес лизнул его ладонь, чтобы тот продолжал вычесывать шерсть. — Ты потерял свою зубочистку из-за меня, так что вот, — послышались неторопливые шаги, а после Хаку почувствовал что-то рядом со своим лицом. — Аккуратнее, — сказал Хосок, — можешь порезаться. Хаку обхватил расписную рукоятку длинного ножа. К сожалению, он не мог увидеть рисунка, над которым альфа корпел несколько дней. На черной рукояти блестели алые бутоны не распустившихся роз, золотые нити, сворачивающиеся узлом, и белые всполохи-молнии. Этот нож лежал у Хосока в закромах бесхозным, он даже не использовал его почти никогда. Его острие не было окроплено кровью, оно было девственно чистым. Когда Хаку получал свое наказание, он отбивался перочинным старым ножиком — единственным оружием, которое у него было, и из-за Хосока он его потерял, потому альфа чувствовал необходимость возместить этот убыток. Омега скользнул указательным пальцем по острию, не боясь порезаться, и Хосок по его лицу читал искреннее восхищение и радость. Альфа протянул ему и кожаный футляр, в котором он мог хранить свое новое оружие. — С близкого расстояния легко нанести сопернику смертельную рану. Я не использовал его для убийств, потому что предпочитаю огнестрельное, поэтому можешь не бояться, что он испачкан чьей-то кровью. — Так может, ты станешь первым? — улыбнулся Хаку и поднял к нему голову. Хосоку впервые захотелось искренне рассмеяться. — Твой язык острее этого ножа, но ты рискуешь сам порезаться. Как твое самочувствие? — Вроде бы неплохо, — вздохнул мальчик и спрятал острие ножа в футляр. — Чонгук ухаживает за мной и так много делает для меня, я не знаю, чем мне ему отплатить. — Можешь сделать массаж. — Хосок, — хмыкнул Хаку и поджал бледные губы. — Что? — Спасибо… за то, что сделал, — Хаку принялся вновь перебирать пальцами рукава своей куртки. Хосок вскинул бровь, наблюдая за его пальцами. Он всегда так делает, когда переживает или смущается? — Я тебе уже говорил, почему сделал это. — Я о другом. Я про… антибиотики и фрукты. Это ведь ты их принес, правда? — Чонгук рассказал? — закатил глаза альфа. Брату уже хотелось дать по башке, но, впрочем, все равно. — Я сделал лишь то, что должен был, не больше и не меньше. Не бери на себя слишком много. — Я сам услышал, — пожал плечами Хаку. — И я всего лишь хотел поблагодарить тебя, а не брал на себя что-то, — ощетинился он сразу же. Хосок просто бесит, даже поговорить, как нормальный человек, не может. — Оставь, — отмахнулся он так, словно это ничего не стоило. На самом деле Хосоку пришлось обменять парочку своих пистолетов на один шприц, но он не жалел об этом, ведь медикаменты Хаку помогли, и он по крайней мере перестал температурить. — Ты лучше бы в тепле побыл. Уверен, к вечеру поднимется температура. — Ты заботишься обо мне? — удивился мальчик. — Скорее не хочу, чтобы мои труды осыпались прахом. — Хосок! — послышался громкий оклик Фэйт с улицы. Альфа неохотно отвернулся от Хаку и вышел из псарни. Фэйт, которая была очень хмура и сосредоточена, увидела его и твердым, но прихрамывающим шагом направилась к нему. Еще одна непонятная для альфы ситуация — каким таким образом его самого лучшего бойца подбили? Верилось ему в это с трудом, а, если быть точнее, не верилось совсем. Он услышал тихое шуршание позади себя и кинул взгляд через плечо, замечая идущего Хаку. Он слегка постукивал перед собой тростью, чтобы не врезаться во что-нибудь. Когда Фэйт подошла и протянула ему то, что держала в руке, оказавшимся конвертом, Хосок вскинул бровь: — Что это? — Это от Джина. Я не читала. — А кто такой Джин? — спросил Хаку. — Как-нибудь потом расскажу, — отстраненно ответил Хосок и забрал из ее рук пожелтевший от времени конверт, который был неплотно заклеен. Хосок сжал челюсти, на подсознательном уровне понимая, что ничего хорошего он там не увидит. Молчание Кима затянулось на долгие недели, и теперь к нему пришло письмо. Фэйт смотрела на него ожидающе, а Хаку стоял сзади, перебирая пальцами веревочку своей трости. Хосок вынул письмо и пробежался взглядом по содержимому.

«Доброго времени суток, мой уважаемый коллега. Или уже не уважаемый? Писать много и долго вам я не собираюсь, пугать вас времени нет, но хочется сказать одно. Когда я заключил договор с вашей общиной, мы четко обговорили правило — вы делаете то, что я прикажу, взамен получаете все, что попросите. Мой сын дал Чонгуку четкие указания, что нужно сделать, где и когда, и мы ожидали от вас наилучшего результата. Но что мы получили? Верно, ничего. Следовательно, вы решили вести какую-то свою игру против меня? Решили, что мой приказ — это не то, что нужно выполнять, чтобы получить желаемое? Но вы глубоко ошиблись. А теперь давайте я покажу вам, что значит идти против меня. Птички на хвосте принесли мне, что наступают суровые холода. А что, если ваши люди начнут голодать? Вы сможете прокормить их сами? Ха-ха-ха, я даже не сомневаюсь. А что насчет медикаментов? Уверен, у вас их целый склад, точно так же, как и оружия. Ты понял, к чему я веду, Хосок. Мне не нужны никакие извинения, мне нужна была качественно выполненная работа. Но вы ее не сделали, за что теперь я перекрою вам доступ к кислороду. И мне глубоко плевать, как вы будете переживать эту зиму. Насчет нашего договора я еще не решил, но, скорее всего, он будет расторгнут. Как я выяснил, один мой дорогой друг Авель может сделать для меня гораздо больше, чем вся ваша шайка дворовых псов. Вы у меня на мушке, и еще одна ваша ошибка приведет к самому наихудшему исходу. Мне не нужно говорить какому, ты ведь и сам знаешь, верно? С глубоким разочарованием в тебе, Ким Сокджин».

Хосок начал играть желваками и сжал письмо в кулаке с тихим хрустом. Фэйт даже не успела открыть рот, когда он сорвался с места и быстрым шагом направился куда-то. Сердце у Хаку начало беспокойно ныть, и он, повинуясь внутреннему чувству, поспешил за альфой, хотя Фэйт попыталась его остановить. Этот дурак лезет в самое пекло и даже не подозревает об этом. Камни под ботинками Хосока громко хрустели. Он сжимал челюсть до боли, а в ладонь с жатым письмом впились короткие ногти. В нем словно за доли секунды облили внутренности бензином и кинули спичку, которая вспыхнула адским пламенем. Чонгука хотелось не просто убить. Его хотелось уничтожить. — Хосок, постой! — окликнул его Хаку, с трудом поспевающий за альфой. Но Хосок его словно и не слышал. Младший брат нашелся через несколько минут. Он прибивал доску к дыре в ангаре и сжимал губами гвозди, когда увидел приближающегося к нему Хосока, чье выражение лица не предвещало ничего хорошего, а следом и обеспокоенного Хаку. Альфа нахмурился и отложил молоток и гвозди в сторону, поворачиваясь к брату, но его тут же ослепил удар в челюсть. На руки Хосока брызнула кровь из разбитой губы младшего, но он на этом останавливаться не желал, а Чонгук терпеть не собирался. Он сразу же отреагировал на выпад и крепко сжал кулаки, замахиваясь на Хосока, но тот увернулся от удара, он был к нему готов. Завязалась короткая драка, которую прервал вклинившийся между ними омега. — Что вы делаете? Перестаньте! — повысил он голос. Хосок в порыве злости не заметил мальчишку, путающегося под ногами, и случайно толкнул его слишком грубо, отчего тот едва не повалился на землю. От силы удара у Хаку заныло плечо, на которое тот и пришелся, но его вовремя подхватил Чонгук и не дал упасть. Хосок, увидев, кого ударил, немного протрезвел и сглотнул вязкую слюну, тяжело дыша. Чертов Хаку, зачем он вечно лезет под горячую руку? Идиот малолетний. — Ты совсем спятил? — прорычал сквозь зубы Чонгук. — Что, блять, на тебя нашло? — Вот что, — холодно ответил Хосок, ударив брата по груди не больно, но ощутимо, ладонью, в которой сжимал письмо. Чонгук подхватил его и нахмурил брови, внимательно читая текст, а после поднял голову на брата. — Против кого ты играешь? Против него? Против меня? Я, блять, чувствовал, что ты недоговариваешь мне, но хотел верить, что все это лишь паранойя, а ты действительно сказал мне все. Но, сука, нет. — Хосок, это не тот человек, с которым мы должны иметь дело, — спокойно сказал Чонгук и скомкал письмо. — Мне плевать на его угрозы. Я не шел против тебя, но я не собираюсь больше выполнять каждый приказ этого урода. Ты вообще знаешь, что им движет? — прищурился альфа. — Нет. Мы, блять, обычные марионетки в его руках, а ты и рад ему служить. — Неужто? — нервно ухмыльнулся Хосок. — Интересно, Чонгук. А чем ты будешь кормить своих людей? Какое оружие дашь им в руки и скажешь защищаться? Ты же рвался до власти, так хотел быть вторым лидером. Но какой из тебя лидер, если ты даже интересы своих людей отстоять не можешь? Ставишь собственные прихоти выше их жизней? — Хаку прикусил губу и потер запястье, низко опустив голову. — Ты все проебал, Чонгук. И теперь знаешь, что? Авель выйдет на арену, — омега вдруг замер, думая, что ему послышалось. Сердце гулко забилось в груди. — А наша община пойдет ко дну. — Не пойдет, — уверенно ответил Чонгук. — Ты не понимаешь, что, находясь в отношениях с ним, мы каждый раз подвергаем нашу общину и нас опасности? Мы должны учиться обеспечивать себя сами. У нас есть охотники, у нас есть оружие, но почему мы снова и снова должны делать все, что он скажет? Потому что привыкли есть с руки? — альфа отплюнул кровь на серую землю. — Я больше так жить не хочу. — Ты даже, блять, не представляешь, какую кашу заварил, — процедил сквозь зубы Хосок и развернулся, уходя прочь. Ему срочно нужно было унять эту дрожь, прошивающую тело, и успокоить орущих в голове демонов, иначе он не продержится более ни секунды. Как только он думает, что жизнь начинает понемногу налаживаться, происходит это, и его снова отбрасывает назад, в темноту. Чонгук тяжело вздохнул, смотря, как брата поглощает наступающий мрак, и опустился на ящик, потирая лицо ладонями. А все ли он сделал правильно?

🍃

Меня зовут Авель, и это не то имя, которым меня нарекли при рождении. Это то имя, которое я дал себе сам. В самом деле, если задуматься, это забавно — нас нарекают теми, кем мы будем до конца своей жизни, и я имею в виду не только имя. Говорят, как корабль назовешь, так он и поплывет. Может быть, отчасти я с этим согласен, а потому носить свое прежнее имя более не желал. Я не тот человек, которого хотели видеть мои родители. Того человека больше нет. Он умер несколько лет назад, и родился я. Настоящий я. Без приукрас, без лживых масок и без слоя напускной человечности, о которой в нынешнем мире речи и быть не может. Деревянные глаза Спасителя, распятого на кресте, смотрели в мои глаза — настоящие, но неподвижные и мертвые. По каменному полу ледяными языками скользил сквозняк, который оплетал старые молитвенные скамьи, треснувшие вазы, в которых цветы превратились в прах, ветхий орган, покрытый слоем пыли. В каждую щель меж камней заползал ветер, гудящий меж стен и в пустых трубах. Эта церковь пустовала с самого начала пандемии. Вернее, раньше в нее приходили верующие люди и молились о спасении, приходили и те, кто до пандемии в Бога не верил. В этом вся человеческая суть. Они обращаются к высшим силам тогда, когда происходит нечто такое, от чего спасения не найти. Люди слабы перед этим огромным миром настолько, что ищут спасение у Бога, в которого никогда не верили. Люди лицемерны, оттого противны, и Авель рад, что девятую из десяти части человечества скосило. Последняя часть осталась волочить свое существования и выживать в естественном отборе. Альфа поднял татуированную руку, в которой держал сигарету, и приложился холодными губами к фильтру. Ветер вновь завыл, как одинокий волк. Только он и Авель были постоянными посетителями этого места, давно забытого, заброшенного, полуразрушенного. Каменный потолок грозился обвалиться в любой момент, но Авель любил сидеть, задрав голову, и рассматривать росписи на высоких куполах. Там перекошенные от времени и перепада температур ангелы порхали меж белых, мягких облаков, там святые лики были обращены к нему и взывали встать на путь истинный, а Авель улыбался им в ответ и затягивался сигаретой. Он изучил каждую трещинку и каждый изгиб полопавшихся узоров, но все равно разглядывал каждый раз, как в первый. Каждый раз, когда ему надоедал этот серый однообразный мир, он приходил сюда для беседы с самим собой и Спасителем, что все так же смотрел на него деревянными глазами и молчал, точно понимая без слов все, что Авель хотел сказать. Я регулярно посещаю церковь и подолгу смотрю на него, распятого, на ангелов над моей головой и многочисленные кресты, которые разбухли от воды и морозов. Но я хожу сюда не потому, что я верую в бога, а потому, что ни один бог не властен надо мной. Тут спокойно. Нет полчища зараженных, нет вечно чего-то желающих от тебя людей, нет твоих обязанностей, нет мира, в котором ты постоянно должен выживать. Тут нет ничего. Тут нет никого. Только ты и твои мысли, которые крутятся в голове, как на заезженной пластинке. Только ветер гудит в старых трубах, составляя тебе компанию, чтобы было не так одиноко. И думаешь, и думаешь, и думаешь… Серый свет блуждал по грязному полу, а в нем летали пылинки. Авель перевел взгляд на разбитое витражное окно. Когда-то оно было красивым, с изображением одного из святых, но сейчас его лик разбит — вандалами или под воздействием времени, кто бы знал. Разноцветное стекло блестело на солнце и играло бликами внутри, но здесь солнца уже не было давно. Сколько Авель себя помнит, над этим местом всегда тяжелые тучи, придавливающие к земле, и привкус одиночества, которое семенами прорастает изнутри него. Оно растет и крепнет, как огромное дерево с раскидистыми ветвями, и чем крепче оно становится, тем чаще Авель приходит сюда. Здесь он чувствует себя как никогда свободно. Его большой палец со скоплением грязи под ногтем скользил по стволу штурмовой винтовки, как по телу горячо желанной любовницы. Он затушил с тихим шипением сигарету о подлокотник скамьи и поднялся со своего места, возвращаясь к выходу. Сегодня бог как никогда был занят, вероятно, расправляясь с душами грешников, что даже не мог уделить время своему горячо любимому сыну. На землю крупными хлопьями с серого неба опускались снежинки. Авель громко шагал по вымощенной камнем улице. Его винтовка ритмично билась о бок. На камуфляжные карго, заправленные в высокие черного цвета берцы, и крепкие плечи падал первый в этом году снег. Он наступил на замерзшую лужу, и та хрустнула, привлекая к себе внимание задремавшего на ветви ворона. Он гаркнул, зыркнув на Авеля черными глазами, и вновь спрятал клюв в крыло. В некоторых домах горел тусклый свет, но таких домов — пересчитать по пальцам. Группы людей по несколько человек рассредоточились по периметру, то разжигая в бочках костер, чтобы согреться, то обсуждая очередную вылазку, то распивая алкоголь, которого у них было предостаточно в подвалах. Авель натянул черную шапку, на которую лип снег, ниже на лоб, и толкнул скрипучую дверь. Вин сидел на старом стуле, закинув ноги на стол, и вычищал своим ножом грязь и запекшуюся кровь из-под ногтей. Он вскинул рассеченную бровь и равнодушно глянул на молчаливого Авеля, который принялся проверять по ящикам оружие — Вин понятия не имел, зачем, ведь все было уже давно проверено, но для него это не имело значения. От лидера никогда нельзя ожидать, что он сделает в следующий момент. Он был слишком непредсказуем и импульсивен в своих действиях, и потому Вин даже не старался уже понять причины. Над потолком медленно раскачивалась керосиновая лампа, от запаха которой уже закладывало ноздри, но все здешние к подобному привыкли. Авель повесил винтовку через плечо и открыл ящик, пробегая взглядом по черному блестящему в свете лампы оружию. Он достал немецкий пистолет-пулемет и принялся проверять магазин. — Одной пули не хватает, — вынес вердикт Авель. — Почему? — Понятия не имею, — пожал плечами омега и принялся крутить нож между подушечками больших пальцев. — А должен, — хмыкнул лидер и бросил оружие обратно на место. То стукнулось о стенку ящика, а после Авель захлопнул крышку. — Я сказал, чтобы каждая пуля была на месте, и каждая деталь была проверена. — Я все проверял. — Не похоже, — настроение у Авеля начинало стремительно становиться раздраженным, и ничего хорошего это не сулило. — В последние дни ты еще раздраженнее, чем обычно, — сказал Вин и прищурился, наблюдая за лидером, который продолжил проверять ящики. — Все дело в нем? — Тебе лучше заткнуться, — Вин видел, как напряглась его спина. Авель перебирал оружие, которым мог воспользоваться в любую секунду и пристрелить Вина, но его это ни капли не пугало. Наоборот, на его обескровленных губах появилась широкая ухмылка, переходящая в оскал. — Мне плевать, что ты хочешь трахнуть своего братишку, просто интересно… — буднично протянул омега, крутя в руках нож. — Нахер он тебе нужен? — Ты ставишь под сомнения мои приказы? — Сначала сам его вышвырнул, как собаку, а теперь готов полпланеты перерыть, чтобы найти его, — с долей ядовитого сарказма сказал Вин. Он не успел и моргнуть глазом, когда Авель навис над ним с его же ножом в руках, острие которого было прямиком на горле Вина. На его коже еще сверкали сапфиры, оставленные лидером после недавней ночи. Авель с такой силой жал на него, что кожа лопнула, и по лезвию побежала багровая кровь, рубиновыми каплями собираясь на самом кончике. В его темных, как сама бездна, глазах, горело пламя, но в то же время они были поразительно равнодушны. Вин знал, что вывести его проще, чем зажечь спичку, и иногда пользовался этим развлечения ради. Он не боялся Авеля так, как боялись другие, он уважал его, а оттого и заслужил место правой руки. Лидер в любой момент может перерезать его горло, но до сих пор не сделал этого, потому что Вин не испытывал страха. Он считался с Авелем и, наверное, был единственным человеком, которого тот мог назвать другом. Другом, которого трахал, когда омега позволял. Они были друзьями и врагами в одном лице. Авель замахнулся ножом и вонзил его в стол в пару миллиметрах от ноги Вина, но тот даже не дернулся. Он в Авеле уверен. — Сдался? — его наполненный презрением голос проник в сознание. Он был похож на змея, что медленно оплетал сначала его тонкую щиколотку, после — бедро, торс, грудь, шею, а после добрался до ушей, заползая в черепную коробку. Вин лежал на земле, а холодный дождь барабанил по его лицу, смывая пот, грязь и кровь. Его кровью омывалась земля, но Авель и не думал останавливаться. Ему жалость была ни к чему. Он терпеть не мог, когда его жалели, и реагировал всегда агрессивно. Ему плевать хотелось на свой пол, он собственным потом и кровью готов доказать всем, что заслуживает это место рядом с лидером. — Я не удивлен, — точным ударом добил его Авель. Вин до боли сжал челюсть и перекатился на живот, с трудом поднимаясь на дрожащие колени и локти. Его мокрые волосы прилипли к лицу, а изо рта то и дело вырывались хриплые выдохи вперемешку с горячим паром. Его трясло, но не от усталости, а от злости. Лидер ухмыляется над ним, омега это чувствовал, хотя внешне тот был холоднее тысячи льдов. Вин сжал пальцы в кулаки, сгребая прибитую дождем траву и грязь, и на мгновение прикрыл глаза, собираясь с силами. Авель кружил рядом, как тигр вокруг загнанной в клетку газели. Но Вин для него не гребаный ужин. Вин — такой же хищник, как и сам Авель. Он резко подался вперед, хватая выбитый из разодранных рук нож, и подскочил на ноги, кидаясь на лидера. Тот явно этого добивался, но не ожидал, что у него хватит сил подняться, однако Вин был до верха наполнен выливающейся из него агрессией. Его удары стали крепче и четче, несмотря на усталость и дождь, он был быстр и агрессивен, как разозленная пантера. Его кошачьи глаза блестели нездоровым блеском, а в вспышках молнии сверкали клыки, желающие вонзиться в шею лидера. Авель не скупился на силу, но эта пантера была быстрее и хитрее альфы. Он вовремя пригнулся и ударил Авеля под коленом с размаху, заваливая его на землю. Он сразу же навалился сверху, прижимая его к земле собственным телом. Дождь яростно бил по растекающейся рядом луже, а Вин навис над ним, одной разодранной рукой сжимая его майку, а вторую держа у горла вместе с ножом. Авель облизнулся, смотря в его глаза, и впервые почувствовал гордость за своего соперника. Вырастить достойного врага — значит обзавестить лучшей защитой, и Вин стал первым человеком в этой общине, который пошел против него, изъявив желание стать «правой рукой». Авель лишь ухмыльнулся в его лицо тогда, а теперь лежал под ним и смотрел, как рубиновые капли стекают с его лица. Его тело ломило от боли и концентрации злости, растекающейся по венам ядом. Дождь бил его по слегка подрагивающей спине, а кожа была усыпана подарками лидера — свежими кровоподтеками и наливающимися фиолетовыми синяками, но омега даже не морщится, когда лидер грубо сжимает его талию татуированными пальцами. В ту ночь, когда у Авеля появился достойный соперник, Вин впервые узнал, каково это — заламывать брови под Авелем от дикого удовольствия, а не боли, и выкрикивать его имя в ночную тишину, разрывая и без того израненные губы. — Если к ночи все оставшееся не будет пересчитано до деталей и не предоставлено отчетом мне, завтракать мои люди будут тобой. Авеля выводили разговоры о брате. Его выводило даже упоминание о нем из чужих уст. Его выводило все, что было связано с ним. Выводило и одновременно вспарывало кожу, потому что Авеля от него выворачивало наизнанку. У каждого человека есть если не слабое, то менее защищенное место, и у Авеля оно, без сомнений, было. Альфа очень долго думал о нем, пытался анализировать самого себя и свои чувства, размышлять, но только сильнее путался в клубке своих мыслей. Было бы справедливо спросить, а почему именно Авель? И он нашел ответ на этот вопрос. Его собственный брат предал его. Тот человек, от которого меньше всего ожидаешь предательства, разверзнул перед ним врата Ада и выпустил наружу всех бесов, которые таились на дне его души. Он был человеком, который одновременно вдохнул в него свободу и жизнь и одновременно сомкнул свои тонкие, болезненные пальцы на татуированной шее альфы. Его разрывало на части от одного взгляда на этого человека — родного и чужого одновременно, и постепенно его чувства начали делиться надвое, само его существо разрывалось. Одна часть рвалась к нему, желала коснуться костяшками пальцев теплой щеки, а другая желала за это уничтожить. Авель сходил с ума. Его чувства и мысли мешались в один ураган, в котором он не мог разобрать ничего, ему даже дышать становилось трудно, не то, что контролировать себя и мыслить ясно, а Авель никогда не отличался рациональным мышлением в таких вопросах. Его брат был для него как запретный плод, то самое яблоко, которое до ломоты хотелось вкусить. В этом разрушенном мире больше нет «правильно» и «неправильно». Нет морали, нет устоев, нет нравственности, нет ни-че-го. Он абсолютно пуст и потерян. А там, где нет ничего, нельзя получить осуждение за свои похоти, за свои желания. Но все равно нечто тянуло Авеля прочь. Он желал и ненавидел. Он метался на этой безумной карусели, что каждый день сводила его с ума. Он думал, что избавиться от корня своих терзаний — это правильно, но нет. Чем дольше Авель был без него, тем яростнее желал свое. Ему плевать, кто должен сдохнуть, чтобы оно вернулось, хоть все оставшиеся на земле люди, но Авель свое получит. «С чего ты вообще взял, что он еще жив? Он слепой пацан, я не удивлюсь, если его уже загрызли зараженные или дикие звери», звучит набатом в голове голос Вина. Он как демон всплывает в голове и будит только утихшую ярость. У Авеля начала болеть челюсть от силы, с которой он сжал зубы. Его тут же захлестнула дикая злость, раскаленной лавой пронесшаяся по венам. Он знал. Он чувствует это своим обуглившимся куском, которое зовется сердцем, его внутренний голос подсказывал, что брат не умер. Он бы многое отдал, чтобы вернуть время вспять и вновь посмотреть на его лицо, когда тот спит, коснуться губами мягких волос, вдохнуть родной и теплый запах и прижать неподвижное тело к себе. Он всегда притворялся спящим, но Авель знал — он не спит, потому что под холодной ладонью дико колотилось любимое сердце, которое одновременно хотелось защитить и разорвать голыми руками. Но в моменты, когда брат действительно спал, а не притворялся, Авель гладил его волосы, тонкую шею и угловатые плечи, и в груди было спокойно. Он просто чувствовал… тепло. И все остальное было уже не важно. Авель был ужасным человеком по его мнению, который всегда причинял боль. Но альфа делал то, о чем его глупый младший брат даже и не подозревал. Авель до сих пор помнит, как он рыдал, упав на колени, когда их общую собаку пришлось застрелить. Он думал, что Авель сделал это специально, чтобы отнять единственного друга, причинить ему боль, но он никогда не узнает теперь, что ее пришлось застрелить, когда она заразилась бешенством и представляла угрозу его младшему брату. А Авель даже не постарался объяснить — в его слепых глазах он навсегда останется монстром и убийцей. Его брат никогда не узнает о том, что по-настоящему двигало альфой, когда он не заставлял его есть человечину, потому что есть, блять, больше было нечего. Он будет думать, что Авель специально морил его голодом, когда сам альфа переворачивал каждый дом вверх дном, чтобы найти хоть что-то съестное для своего брата. Он никогда не узнает, что Авель накрывал его худые ноги по ночам, когда тот раскрывался и дрожал от холода. Он никогда не узнает этой второй стороны медали попросту потому, что Авель ему не позволит ее узнать. Ему так даже привычнее, быть монстром. Не нужно носить маску заботливого старшего брата, когда он таковым не является для него. Авель посмотрел в глаза сидящего перед ним на коленях человека. У него по щекам бежали горькие слезы, а с губ то и дело срывалось хрипящее «Нет». Так ведут себя все люди, которые смотрят в глаза своей смерти и видят за ней приготовленный гроб. Но Авель ничего слышать не желает. — Это первобытный инстинкт — пожирать себе подобного в экстремальных условиях. Это заложено природой, ведь человек хочет выжить, — Авель замолчал на несколько секунд, а после ухмыльнулся. — Но я ведом вовсе не инстинктом выживания. Меня ведет естественный отбор. Сильный пожирает слабого. Лев пожирает антилопу. Охотник убивает жертву. Я — лев. Я — охотник. И в этом нет иного смысла. Я их ем, потому что я хочу, потому что я могу, потому что они — всего лишь жалкая антилопа в моих глазах, — альфа приставил пистолет ко лбу мужчины, у которого дрожали от слез плечи. Он крепко сжал связанные за спиной руки. — Нельзя брать у меня. Ты всего лишь хотел украсть часть моих антибиотиков, а я… всего лишь заберу за это твою жизнь. Раздался оглушающий в тишине выстрел, и теплые капли крови омыли его руки. Даже среди своих людей найдутся те, которые захотят себе больше. Люди — лицемеры, помните? Чем больше им даешь, тем больше они хотят получить, и совсем не важно, что они забирают это из той руки, которая их кормит. Авель протер краем куртки пистолет от крови и сунул его за пояс. Холодные хлопья снега укрывали землю тонким одеялом. Иногда люди говорят «монстр во мне». Но во мне монстра нет. Я — монстр.