реквием

07:15

Тэхен лежал без сна, сложив руки на груди и прокручивая раз за разом в голове события минувшей ночи. В ушах еще стоял звон пощечины, и хотя боль давно притупилась, в душе она распалялась с каждой мыслью все сильнее. Под боком спал его теплый, родной и любимый Чонгук, обнимая своего омегу так крепко, чтобы он не вырвался из объятий. Что было после того, как он догнал альфу, Тэхен помнил смутно. Он помнил, что рядом был Чимин, и ему было безумно жаль, что первая за такое продолжительное время встреча прошла при таких грустных обстоятельствах. Они не смогли даже обнять друг друга и поговорить обо всем, о жизни, о делах, но Тэхен чувствовал его крепкую поддержку. Так случалось всегда, когда омеге было плохо — он оказывался рядом несмотря ни на что. Чимин был его ангелом-хранителем. Как они с Чонгуком добрели до их общины, он тоже плохо помнил. Сказывался ужасный дождь, отпустившая истерика и совершенное бессилие. Чонгук его согрел в теплой ванне и напоил травяным чаем Хаку, который мастерски научился заваривать, принял ванну сам, а после они легли в комнате Чонгука. Он долго обнимал Тэхена, целовал в висок, гладил и вытирал слезы, пока тот беззвучно плакал. То, что случилось с его омегой, не пройдет через час или через день. У Тэхена целый мир рухнул, его жизнь разделилась на «до» и «после», Чонгук это прекрасно понимал и не торопил его, дал выплакаться и успокоиться, показывая, что он тут, рядом, держит его руку и никогда не отпустит. Теперь точно никогда. Лишь к трем часам утра Чонгук уснул, а Тэхен просто гладил его по голове, которую тот так удобно умостил на груди омеги, но к самому Тэхену сон не шел, уснуть он и не старался. Чай дал свой эффект, и он понемногу приходил в себя, анализировал произошедшее и думал, что ему делать дальше. С одной стороны было легко. Наконец те недосказанность и вынужденная ложь, которые он копил в себе столько лет, рухнули камнем с его плеч. Тэхен знал, что однажды он бы прокололся, ведь всякая ложь становится явью, сколько ни утаивай ее под семью печатями. Но с другой стороны… было тяжело. Неимоверно тяжело и больно. Тэхен не знал, мог ли он теперь вернуться домой, где оставил все, что у него было. Дом, свою прежнюю жизнь, свою семью. Об отце думать не хотелось. Тэхен не понимал, что он испытывал — то ли жгучую боль, то ли обжигающую ненависть. Он запутался и не хотел ненавидеть своего отца, ведь, как бы то ни было, любил его. Но что могла дать им эта любовь сейчас? Ничего. Может быть, они любили друг друга, но совершенно не понимали. Да и любили ли? Ведь когда любишь человека, нельзя ущемлять его в чем-то. Человек — это не собственность, будь он сын, отец, брат, друг. Неважно. Любить — значит поддерживать осознанный выбор любимого человека, а, если он этого просит, дать в нужный момент совет и протянуть руку помощи. Ограничение, эгоизм, ревность — это не любовь. В таком случае любовь — просто прикрытие для утех собственного «я». Именно это и произошло с Тэхеном и его отцом. Намджун пережил смерть любимого человека, пережил заражение своего ребенка, и он оказался пленником своих страхов и собственного эгоизма настолько, что не пожелал смотреть дальше своего носа. Он не видел, как душил своей гиперопекой Тэхена, не видел, какую боль причинял ему своими запретами, отказами и непониманием, а ведь Тэхен просил. И умолял, и разговаривал, и выпрашивал — все было бесполезно. Он не был услышан. И какого отношения тогда хотел отец? Тэхен — не покорная игрушка, готовая смиренно склонять голову и позволять надевать на свои запястья наручники. Он не должен был страдать, лишенный свободы, потому что Намджун боялся. Страх парализует волю, так значит ли это, что Намджун — трус? Тэхен отвел взгляд от окна и зарылся носом в макушку Чонгука. Мысли неизменно возвращались к отцу. Как он там? В порядке ли он? Что он делает? Он сожалеет о том, что произошло? Он хотел бы обернуть время вспять и сделать все иначе? Эти вопросы не давали омеге уснуть, даже дыхание любимого под самым ухом не усыпляли его, хотя и успокаивали. Это была одной из первых ночей, что они провели, не расставаясь, когда им не нужно было убегать друг от друга и прятаться. Они могли так лежать хоть вечность, и Тэхен наслаждался каждой секундой, запоминая каждый вздох Чонгука. За окном распускался рассвет. Здесь, дома у Чонгука и Хосока, все было какое-то совершенно другое, такое незнакомое и одновременно приятное. Даже рассвет тут был не оранжевый, а темно-фиолетовый. Он окрашивал небо постепенно, сантиметр за сантиметром, переходя в сине-фиолетовый градиент. Странно было и то, что здесь он не слышал привычных криков петухов, которые оповещали, что пора вставать, зато здесь гавкали собаки, и Тэхен решил, что их было много, невероятно много. Он хотел бы выйти и посмотреть на них, но не посмел потревожить Чонгука. Это чувство было сродни с тем, когда Тэхен оставался ночевать у Ханена и просыпался раньше всех, лежал на диване и пялился в потолок, дожидаясь, когда сладкая парочка проснется, и он пойдет домой. Но сейчас Тэхен понимал, что домой он уже не пойдет. Его дом теперь здесь. А еще Тэхен переживал за их с Чонгуком ребенка, как бы то ни было, он понимал, что пережил большой стресс, и это могло отрицательно на нем сказаться. Чонгук без устали гладил его живот и шептал, что все будет в порядке, что их сынок крепкий ребенок и точно не сдастся. Тэхен хотел ему верить, но беспокойство все равно одолевало. Хотелось бы ограничить себя от нервных потрясений, но он думал, что это, наверное, невозможно. Когда Чонгук перекатился на другой бок, Тэхен тихо встал и подтянул к себе свой рюкзак. Внутри вещи оказались мокрыми, как и ожидалось, и омега не удержался от тихого вздоха. Носить ему, видимо, придется одежду Чонгука. В доме было прохладно и тихо, хотя с нижнего этажа омега слышал непонятное шуршание. Он порылся в сундуке с вещами альфы и выудил оттуда старые спортивные штаны с дыркой на колене, теплый свитер, чтобы согреть прохладные пальцы, и шерстяные носки. Тэхен провел пальцами по рабочему столу Чонгука и увидел стопку рисунков. Он пролистал некоторые из них и наткнулся на скрепленную старой скрепкой серию рисунков, на которых… был он сам. Омега нежно улыбнулся и посмотрел на спящего альфу, который распахнул рот и иногда издавал храп, и аккуратно, рисунок за рисунком пролистал каждый. Чонгук изобразил его в разные периоды времени — зимой, когда они с Хаку ловили ртом снежинки, когда Тэхен сидел у озера возле их домика, когда он лежал, разнеженный после секса на рождество, когда он смеялся или просто смотрел прямо в глаза альфы. Так Чонгук его видел? Не удержавшись, Тэхен оставил нежный поцелуй на его губах, а Чонгук в ответ всхрапнул. Тэхен выскользнул за дверь, и его встретила утренняя прохлада. В воздухе пахло чем-то жареным, сладким и невероятно вкусным так, что во рту скопилась слюна, а желудок жалобно заурчал. Омега, обнимая себя за плечи и растирая их, медленно спустился по ступеням, прислушиваясь к голосам. На кухне были двое — Хаку, который жарил оладья на воде, и Хосок, который клевал носом за столом и пил кофе. Тэхен выглянул из-за угла, как пугливый котенок, и у альфы сон как рукой сняло. Он распахнул глаза и резко поднялся из-за стола, выпалив: — Тэхен? Что ты здесь делаешь? — от удивления губы Хосока раскрылись буквой «о». — Здравствуйте, — Тэхен улыбнулся уголком губ и слегка поклонился. — Хосок, я так рад с вами… — Прошу, давай на «ты», — широко улыбнулся альфа, провожая омегу своего брата за стол. Хаку стоял с таким же выражением лица, сжимая деревянную лопатку, а после кинулся обнимать друга, с которым не виделся уже очень и очень давно. — А ты, вижу, соскучился, — улыбнулся Хосок и взъерошил волосы младшего омеги. — Тэхен! — выдохнул Хаку и подцепил его пальцами за подбородок. — Как же это… Что случилось? У вас все нормально? — Хаку сразу понял, что Тэхен здесь не просто так, и принялся кусать губу. — Эй-эй, сначала давай покормим его, а потом все вопросы. У тебя оладья пригорают, шеф-повар, — усмехнулся альфа и слегка подтолкнул Хаку навстречу печи. Тэхен благодарно кивнул, потому что его голова и так была пустой, а на голодный желудок вовсе отказывалась работать. Хосок предусмотрительно заварил для Тэхена черный чай и добавил маленькую ложечку лакрицы, чтобы подсластить. Хаку в ускоренном режиме дожарил пышные оладья, от запаха которых Тэхен истекал слюной, и поставил перед другом целую тарелку угощений с брусничным вареньем и диким медом. Омега ел очень жадно, словно в последний раз, макал оладьи в варенье и подбирал его толстым слоем. Хосок рассматривал его и думал о том, что Тэхен был похож на маленького, голодного и сбитого с пути котенка. Он был такой уязвимый в вещах Чонгука, что хотелось похлопать его по плечу и сказать, мол, хорошо все будет, мы рядом. Хаку стучал ножкой лопатки по столу, ожидая, когда Тэхен наестся вдоволь и сможет рассказать, что приключилось и почему он здесь. Каждый удар отдавался легкой болью в плече, но омега не обращал на нее внимания. Когда Тэхен наелся, он выдохнул и слизал с губ сладкий вкус меда, запивая его не менее вкусным чаем. — Я уже и забыл, когда в последний раз так вкусно ел, — счастливо улыбнулся Тэхен и посмотрел на Хосока и Хаку с благодарностью. — Только вы ни кусочка не взяли… Я, наверное, лишнее съел? — тут же смутился омега. Из-за голода он совсем не подумал о том, что остальные тоже хотят поесть. — Даже не думай об этом, Тэхен, — махнул ладонью Хосок, и Хаку утвердительно кивнул. — Я вообще завтракать не привык, Хаку за фигурой следит, а тебе сейчас вообще надо много и вкусно есть, — он ущипнул любимого омегу за костлявый бок, и тот, не сдержавшись, хихикнул. — Я всегда приготовлю чего-нибудь еще, а скоро еще и этот троглодит встанет. — Ты про Чонгука? — усмехнулся Тэхен. — Ага. Он не только за себя, но и за всех нас ест, — засмеялся омега, и Тэхен вместе с ним. Но веселье сразу же стихло, потому что вновь всплыл вопрос, мучивший всех. — Тэхен, ты… расскажешь, что случилось? — аккуратно спросил Хаку и протянул руку вперед, обхватив прохладную ладонь омеги. Тэхен тотчас сжал ее в ответ, а пальцами второй руки медленно водил по ободку кружки, на дне которой остался чай. — С самого моего детства я не мог выходить туда, где не было забора нашей общины. После смерти мамы отец словно с ума сошел и решил, что мне непременно грозит опасность, но я этой опасности не видел никогда. Гораздо большая опасность была бы, если бы я слушался его запретов, не выходил во внешний мир, а потом внезапно оказался там и не знал, что делать, — нахмурился Тэхен, рассматривая чаинки. — Поэтому по ночам, когда отец спал, я и Чимин, мой лучший друг, — сразу же поправился омега, — начали ходить на охоту. Добычу делили поровну, но я не мог просто так приносить ее в дом, поэтому незаметно подбрасывал на общую кухню или на склад. Никто ничего не замечал, — пожал плечами Тэхен. — Да ты прямо-таки сталкер, — улыбнулся Хосок, подбадривая омегу. — Ага, — хихикнул Тэхен. — Ну, в общем, однажды это узнал мой дядя. Я до смерти испугался, что он расскажет отцу, и тогда мне точно крышка, но он сохранил мою тайну. Моя страсть к свободе была слишком сильна. Я не понимал, почему другие могут выходить и гулять, собирать травы, охотиться, а я нет? Почему я должен был страдать из-за страхов отца? — Как эгоистично, — принялся кусать губу Хаку и крутить в пальцах свою лопатку. — И ты пробовал с ним говорить, да? — Конечно. Сотни, тысячи раз, но все это было бесполезно. Он не слышал меня, он слышал только себя. А я не мог вечно сидеть в золотой клетке, мне было тесно в ней, ведь я уже не ребенок. И если бы я слушался отца, я бы никогда не встретил Чонгука, — теплая ладонь легла ему на плечо, и Тэхен поднял голову к любимому, заспанному лицу и нежно улыбнулся уголком губ, потершись щекой о его руку. Хосок не сдержал улыбки. — И никогда бы не познакомился с вами. Мне долго удавалось скрывать это, но в этот вечер… Не знаю, — со вздохом он покачал головой. — Мне уже стало все равно, узнает он или нет, убьет меня или нет. Я понял, что в моей жизни отец теперь не главный мужчина. — Я тебя тоже люблю, — Чонгук коснулся его подбородка, поцеловал в сладкие губы и уселся рядом, подтянув к себе тарелку с оладьями и миску с вареньем. — И последней каплей стало то, что он оказался против ребенка. Он сказал, что я еще слишком мал для такого, — сморщил нос Тэхен. — Считает, вероятно, что мне все еще восемь лет. — Все-таки против? — вскинул бровь Хосок и хмыкнул. — Ясно. А надежды на лучшее были. — Стоп-стоп-стоп, — размахивая лопаткой, остановил их Хаку. — Против какого ребенка? — у него на лице отразилось удивление и явное непонимание. Чонгук и Хосок с ухмылкой переглянулись, а Тэхен хлопнул любимого по плечу. — Рассказал уже, да? Вместе же договаривались. — Ну, детка, не вредничай. Хосок мой брат, я не мог не поделиться с ним, не дуйся, — Чонгук оставил слюнявый поцелуй на щеке омеги, отчего тот смешно скривился, вызвав у Хосока смех. — В общем, да, Хаку, — с улыбкой сказал Тэхен и обхватил руки омеги. — У нас с Чонгуком будет ребенок, а у вас с Хосоком племянник, — Тэхен рассмеялся, когда Хаку смешно запищал и кинулся его обнимать от радости и расцеловывать лицо. — Все-таки омеги и альфы воспринимают эту новость совершенно по-разному, — ухмыльнулся Хосок, наблюдая за обнимающимися омегами. Хаку с разрешения Тэхена щупал его уже округлившийся живот и ворковал, мол, он будет самым счастливым ребенком на планете Земля, самым лучшим и самым любимым. — Это все потому что они истерички, — сказал Чонгук, закрыв рот ладонью от омег, но те все равно услышали и поочередно врезали ему по спине, а Хосок снова хрипло рассмеялся со страдальческого лица брата. Он и подумать не мог о том, что когда-то у них все будет… так.

8:01

После завтрака Чонгук и Хосок собрались, чтобы пойти в кабинет и обсудить план, Хаку вызвался навести порядок дома, а Тэхен, несмотря на все протесты, угрозы и уговоры, увязался за альфами. Он имел право знать, что за черт возьми вокруг творится, и почему все говорят о какой-то опасности. Чонгук понимал, что спорить с ним бесполезно, а потому позволил пойти с ними, ведь от Тэхена слишком долго скрывали правду, и теперь он мог быть к ней не готов. Тэхен рассматривал общину братьев Чон, пока они шли в кабинет. Он уже успел убедиться, что здесь было совершенно все иначе, даже краски были более темными. У них не было полей, не было теплиц, не было и животных, и у Тэхена возник невольный вопрос — а как они вообще питаются? Краем глаза он заметил блеск озера, в котором играли солнечные блики. Здесь было красиво, но так… пусто? Люди медленно выходили из домов и разбредались кто куда, занимаясь каждый своими делами. В кабинете Хосока оказалось просторно, но достаточно темно. Кроме шкафа, стола, двух стульев и дивана, омега ничего не заметил. Чонгук отодвинул ящик стола, раздвинул карандаши, линейки и всякий мусор и достал карту, которую разложил на столе. Тэхен подошел с краю и обхватил себя за плечи. Подошли еще двое — Фэйт, которую Тэхен помнил по удачному спасению Юнги, и альфа, который представился, как Чонмин. Альфа уперся ладонями в стол и устремил взгляд в карту. — Чимин говорил, что Авель обосновался на севере, вот здесь, — Хосок обвел пальцем область карты. «Чимин? Да что здесь происходит?», недоумевающе подумал Тэхен. — Что ж, не так уж и далеко от нас. На лошадях за полтора-два часа можно добраться до границ. Может, двое людей на одной лошади? — Если возьмем двух лошадей, будет быстрее, — покачал головой Чонмин. — Две лошади заметнее, чем одна, — возразила Фэйт и свела брови. — А мы даже не знаем, что у них там, есть ли границы, посты, охрана. Рискуем. — Времени у нас не так много, — покачал головой Чонгук и принялся кусать губу. — Хосок, я с Чонмином согласен. Возьмем двух лошадей и понаблюдаем за ними. К обеду уже вернемся, если все в порядке, будем ждать дальнейших указаний Чимина. — Ты уверен в этом? — хмуро спросил Хосок. Он вновь устремил взгляд на карту и провел пальцем от обозначения их общины к общине Джина. — Расстояние намного больше. Мы должны быть готовы в любой момент. Слушай, может быть, будет разумно отправить на границу наших? Нам ничего не грозит, я уверен. Пока вы будете там, мы разобьем лагерь вот здесь, — он указал на кромку леса и устье Матерь-реки, что скрывали собой общину Кима. — А иначе можем много времени потерять. Убьем двух зайцев одним выстрелом, так сказать. — Хосок! — Чонгук широко улыбнулся и хлопнул брата по плечу. — Я даже не подумал об этом. Ты, блин, лучший стратег. — Да, это очень умно, — почесала бровь Фэйт, а Чонмин согласно кивнул. — По прямой будет гораздо быстрее, чем через нашу общину, а после скакать еще хрен знает сколько километров, лошади устают. Я с Хосоком согласна, думаю, этот вариант будет самым оптимальным, мы сможем укрыть Тэхена и отразить удар. Мы будем готовы, а он нет. — Чимин сказал, что он начнет действовать на днях, верно? Так мы мышеловку и захлопнем. Бам! — ухмыльнулся Чонмин и хлопнул ладонью по карте там, где была община Джина. — И нет его. Тэхен стоял, наблюдая то за одним, то за другим, и был совершенно сбит с толку. Он не понимал, о чем все говорили? При чем здесь Чимин? Авель? Община хена? Что здесь вообще происходило, какой к черту план они разрабатывали? Тэхен стоял и закипал, как чайник, у которого из ушей вот-вот повалит пар. Он ждал хоть каких-нибудь ответов, но получал лишь новые и новые вопросы. Его оттеснили от стола, словно он не имел никакого значения. Говорят об опасности, что грозит Тэхену, но даже не рассказывают, что это за опасность и откуда она исходит! Тэхену все это надоело. Сначала отец его охранял и не давал знать правду, теперь они. Тэхен вклинился между ними и разъяренно хлопнул ладонями по столу. — Тэхен, ты чего? — вскинул брови Чонгук. — Ничего. Почему вы мне не объясняете, что происходит? — он поджал губы и глянул сначала на своего альфу, а затем на всех остальных. — Почему? Вы постоянно говорите об опасности, я ведь не глухой, я все слышу. Сначала отец говорил, что меня нужно укрывать от чего-то, теперь вы. Сколько можно? Неужели я не заслужил знать правду? — поджал губы Тэхен. Он вперся взглядом в Хосока. — Послушай, — спокойно начал старший Чон и положил ладонь ему на плечо. — Никто из нас не хочет, чтобы ты нервничал и переживал. Мы держим все под контролем, а сейчас лишние мысли и телодвижения могут навредить тебе и вашему ребенку. Мы этого не хотим, Тэхен. Ты заслужил знать правду, безусловно, но иногда эта правда может причинить огромную боль. — Хосок, мне уже надоело сидеть в неведении и не знать, откуда идет эта опасность, если она вообще есть. Мне надоело, поэтому я иду с вами, и если за мою жизнь идет какая-то борьба, я должен сражаться за нее вместе со всеми, а не сидеть в бункере и трястись! С меня хватит. На кону стоит не только моя жизнь, как вы говорите, но и жизнь нашего ребенка, — Тэхен посмотрел на Чонгука. — И если я знаю, что мне угрожает, я смогу защитить себя. В конце концов, я ведь… — Просто беременный, а не больной, — с легкой улыбкой продолжил за него Чонгук и вздохнул. Тэхен улыбнулся уголком губ тоже и кивнул. Злость отступила, потому что на первое место встала любовь к этому человеку. — Тэхен, ты сам как думаешь, тебе хватит сил защитить себя? — спросила Фэйт, сложив руки на груди. — Ты сможешь это сделать? — Да, — твердо ответил Тэхен. — У меня есть силы, у меня есть мой лук, а еще у меня есть жадность к жизни и свободе. Я ее только обрел и не собираюсь терять, поэтому я уверен в своих силах. Вас я прошу лишь об одном — доверьтесь мне. Я не обуза, я ваш союзник и помощник, и против чего мы бы ни сражались, я буду рядом. — Боевой у тебя омега, — улыбнулся Чонмин, и Чонгук с ухмылкой кивнул. Это уж точно. — Хорошо. Тогда что ты предлагаешь? — прищурился Хосок и сел бедром на край стола. Как бы то ни было, Хосок его решение уважает, и если Тэхен считал, что так правильно, значит, так оно и было. Тэхен был живым человеком, у которого было право самостоятельно принимать решения. — Я пойду с Чонгуком, — решительно сказал Тэхен тоном, не терпящим возражений, и посмотрел в глаза Хосоку. — Возьмем одну лошадь. Да, медленнее, но зато для вас останется больше ресурсов. Тем более, мы ведь не собираемся задерживаться там, верно? Просто проследить, а после так же тихо уйти. Думаю, это будет не так сложно. Как он и сказал, до обеда вернемся и будем ждать… не знаю, что вы там собираетесь ждать. В любом случае, это мое предложение. — И от своего ты не отступишь? — вздохнул Хосок. — Не отступит, — хмыкнул Чонгук, которому эта идея совсем не нравилась, но если он не разрешит Тэхену пойти с ним, он потащится и без всякого разрешения. — Я переживаю о том, что ты беременный. Это может плохо сказаться на твоем здоровье, Тэхен, — со вздохом сказал альфа и взял его руки в свои, умоляющим взглядом смотря на омегу. — Ты еще можешь передумать. — Чонгук, — слегка поджал губы Тэхен, нахмурился и переплел их пальцы в крепкий замок. — Я знаю, знаю. Но срок еще маленький, я верю, что все будет хорошо. И ты сам сказал, что все будет в порядке, ведь так? — Моими же козырями идешь, — недовольно хмыкнул альфа. Хосок ухмыльнулся. — Мы играем в игру без правил, — улыбнулся уголком губ омега, и Чонгук его крепко обнял, тяжело вздыхая. Все вдруг почувствовали себя здесь лишними, словно подсматривали за сценой, которую видеть не должны были. — Но не дай бог случится что-то, ты мигом повернешь назад. — А ты? — хмуро спросил Тэхен. — Что может случиться с Цербером, я же охраняю вход в ад, — ухмыльнулся альфа, но под серьезным взглядом любимого сдулся. — Обещаю, со мной все будет нормально. Ты услышал меня? — Услышал, — тихо ответил Тэхен и прижался к нему. — Я подготовлю лошадей, — вздохнул Чонмин, хлопнул Фэйт по плечу, и они вместе пошли на выход. Хосок остался стоять, смотря на карту с обозначениями, нарисованными карандашом. Казалось, план был очень прост, но… Что-то ему не давало покоя, а что — понять не мог. И, словно назло, сегодня небо было необычайно хмурым, собирался дождь. Чувствовалось приближение бури, и глубоко внутри себя Хосок боялся. Боялся неизведанности и темноты, с которой надвигался и дождь. Утро было прохладным, накрапывала изморось. Тэхен поправил тонкую куртку и шапку на волосах, чтобы те не мокли и не лезли в глаза. Чонгук сидел верхом на Ветре, лицо его не выражало абсолютно никаких эмоций, но омега чувствовал, что Чон волнуется не меньше, чем он сам. Хаку тоже выбежал проводить их и обнять каждого на недолгое прощание. Хосок взял Тэхена за талию и помог залезть в не очень удобное седло, а омега сразу же обхватил руками Чонгука за талию и прижался к его спине. Отчего же сердце так громко и взволнованно стучало? Хосок коснулся ноги Чонгука и сказал одними губами: — Береги вас. Чонгук сжал прохладные губы и твердо кивнул. Ворота со скрипом открылись, и Чонгук натянул поводья, заставляя Ветра отправиться в дорогу. Тэхен сцепил руки на его животе и оглянулся на людей которые остались, чтобы проводить их. Хаку, Хосок, Чонмин, Енхи, Фэйт, — все они стояли среди небольшой толпы, и каждое лицо выражало одно — страх. Страх перед неизвестностью. Тэхен отвернулся, чтобы скрыть свои внезапные слезы, и уткнулся лицом в спину Чонгука. Колчан ритмично бился о бок, стрелы внутри шелестели, но это ему не придавало спокойствия. Над головой гремел гром.

14:43

Машина слегка дернулась, когда Авель нажал на тормоз и сдвинул рычаг на предохранитель. Дальше шел густой лес, через который машина точно не проехала бы. Они ехали всего час, и в голове альфы постоянно крутились мысли о том, как его мальчик мог ходить постоянно пешком? Каким обессиленным он возвращался? Как вообще смог пережить эту дорогу зимой? И каждый раз с восхищением возвращался к мысли о том, что Вин невероятный. Таких, как он, Авель больше нигде не смог бы найти. Всякий раз, смотря на профиль любимого омеги, в голове то и дело всплывали строки: «Я перестал принадлежать себе. Другой конец нити, которую дьявол привязал к моим крыльям, он прикрепил к твоей ножке». Нежная, почти блаженная улыбка появилась у альфы на губах. Если Вин был его Эсмеральдой, то Авель, бесспорно, готов быть Клодом Фролло. Вин потянулся на задние сидения и достал свой небольшой черный рюкзак, в который сложил свитерок и плед для Джастина. У омеги мелко дрожали руки от волнения, у него было ощущение, что он спит и совсем не верилось, что вскоре он заберет своего сына, который всегда будет с ним, и… покинет Кристофа. От мысли об этом в горле образовался тяжелый комок, а на глазах вновь появились слезы, что не ушло от внимания Авеля. Он бережно сжал запястья омеги и поцеловал каждый дрожащий палец, а после поднял взгляд к Вину и тихо сказал: — Не бойся. Все будет в порядке, мой мальчик, я клянусь, — он улыбнулся уголком губ и погладил Вина по щеке. Тот охотно прильнул к его ладони. В груди больно свербило от мысли, что он может навсегда потерять Кристофа, но эти слова так и остались торчать костью в его горле. Скажи он это, точно больше никогда не увидел бы альфу, без которого теперь не представлял своей жизни. — Да, — шепнул Вин и выдавил улыбку. — Все будет хорошо. Сынок наверняка уже соскучился. Авель на этих словах просиял. Вин никогда не видел его таким счастливым, взволнованным и одновременно боящимся. Это было так смешно — его всемогущий, богоподобный и грозный мужчина желал и одновременно боялся встречи с одним маленьким существом, которое дует свои пухлые губки и вымазывает толстыми пальчиками одежду. Для Вина это была абсолютно бесценная картина. Не сдержавшись, омега чмокнул его в губы и вышел из машины, захлопнув дверь. Впереди возвышались высокие деревья, скребущие листвой светло-серое небо. Эта дорога была ему до боли знакомой и родной, если бы понадобилось, Вин даже слепым дошел бы до Кристофа. Авель нагнал его, закрыв машину на ключ, и взял за руку, а омега охотно переплел их пальцы. Было прохладно, отчего его пальцы похолодели, и Авель грел их, скользя большим пальцем по худым костяшкам. В последнее время Вин был сам не свой, задумчивый и даже немного рассеянный. Лак на его ногтях облупился, он носил постоянно одну и ту же черную майку с драными джинсами, а отросшие волосы подвязывал в небрежный пучок. По крайней мере, постепенно и по чуть-чуть, Вин начал питаться. Что-то его беспокоило, но он не делился переживаниями. Вин всегда переживал все внутри себя, хотя Авель и подозревал, с чем это связано. И пусть признавать это даже самому себе не хотелось, не то, что слышать от своего омеги, но он думал, что дело в Кристофе, и теперь это было очевидно. Некоторое время они шли в тишине, сжимая руки друг друга и просто наслаждаясь лесом вокруг. Впервые Вин не спешил, а, наоборот, желал оттянуть момент встречи, ведь он понимал, что, чем ближе они к Кристофу, тем ближе момент прощания. Вин не мог. Он не хотел расставаться с ним, не хотел бросать его, но и понимал, что так не могло быть всегда. Вин оказался в тупике, из которого не видел выхода. На удивление, птицы не пели, а вокруг не было видно животных. Авель огляделся вокруг и свел брови, это было слишком подозрительно и странно. Он постарался переключить мысли на более приятные — альфа думал о Джастине, о том, как увидит его, возьмет на руки и поцелует его крохотные пальчики. — Знаешь, Авель… — тихо протянул Вин и поднял взгляд к небу, которое было закрыто плотными ветками деревьев. Омега с громким хрустом наступил на палку. — Папа всегда был для меня самым родным и близким человеком, несмотря на то, что я никогда его не знал, — омега улыбнулся уголком губ. — Я люблю его. Всегда любил. Хен всегда говорил о том, что папа ждал меня. Он отдал свою жизнь, чтобы я родился, а потом хен говорил, что я очень на него похож. — Хочешь рассказать, что с ним произошло? — аккуратно спросил альфа. Вин кивнул и облизал пересохшие губы. — Да. Папа искал пристанище, чтобы спокойно доходить беременность, а потом продолжить поиски моего отца. Но… случилось то, чего никто не ждал. Его укусили на восьмом месяце беременности. Это произошло слишком быстро, я знаю об этом лишь со слов хена. Папа умирал, и я мог умереть вместе с ним, но я не умер, потому что он любил меня сильнее всего, что было в мире. Он достал свой нож, дал хену и сказал: «Режь», — грустно сказал омега. — Как ты понимаешь, он умер от болевого шока и потери крови, но родился я… — Твой папа был невероятно сильным человеком, — Авель на мгновение прикрыл глаза и прижался губами к макушке Вина. — Угу, — шмыгнул носом омега и рукавом вытер самый кончик. — Пока не родился Джастин, я не понимал, каково это — отдать жизнь, чтобы твой ребенок выжил. Он бы в любом случае умер, но он дал мне жизнь и умер еще более мучительно, чем мог. Я бы многое отдал, чтобы увидеть его хотя бы на мгновение. Как бы сильно я хотел, чтобы он знал о тебе, о своем внуке, о… — Вин осекся. — Обо всем, что произошло в моей жизни. Гордился бы он мной? — омега посмотрел на Авеля, как маленький, побитый щенок. — Сказал бы он: «Этот мальчик — мой сын»? — Если бы я мог, я бы целовал его руки, Вин, — улыбаясь уголком губ, сказал альфа. — Потому что он дал жизнь такому прекрасному человеку, как ты. Он подарил жизнь не только тебе, но подарил ее и мне, и Джастину. Ты знаешь, я не верю в бога, но, — он обхватил омегу за плечи, — когда мы вернемся, я поставлю в нашей церкви свечу за его душу, и она всегда будет гореть в память о нем. Я уверен, он смотрит на тебя с небес и гордится, что ты — его мальчик, его сын. Он любит тебя, Вин, и ты не должен в этом сомневаться ни на мгновение, — Авель утер ладонью слезу омеги. — Спасибо, Авель, — хрипло прошептал Вин. — Спасибо за то, что ты говоришь… — Я говорю это не чтобы утешить тебя, — по-доброму усмехнулся альфа и поцеловал Вина в лоб, как ребенка. — Знаю, — улыбнулся омега и вытер нос. — Ты всегда говоришь правду. — Рад, что ты это усвоил, — тихо засмеялся Авель, и от его смеха у Вина побежали мурашки. Его смех был прекрасным и таким редким, что, если бы омега мог, он записал бы его и слушал вечность. — Когда Джастин подрастет и сможет говорить, он будет говорить тебе абсолютно то же самое, клянусь тебе. Мы с ним будем читать «Искусство войны», а ты будешь учить его играть на гитаре. Он будет нашим маленьким лидером. — А Кристоф? — спросил Вин, не успев прикусить язык. — Ну… — ухмыльнулся альфа и пожал плечами. Продолжения не последовало, и Вин понял, что ждать его и не стоит. Глупо, наверное, было надеяться, что что-то получится. Как бы сильно Авель не был благодарен Кристофу за спасение жизни своего омеги и сына, он все еще был чужим человеком, который не заслуживал его доверия. Авель не верил никому, кроме Вина, и он не был готов принять Кристофа. Даже сама мысль об этом была смешной и абсурдной — как Вин себе это представлял? Они будут жить втроем и воспитывать детей? От абсурдности захотелось рассмеяться и заплакать одновременно. Неужели у них с Кристофом все закончится вот так? Вин просто оставит его после всего, что было, после всего, что они чувствовали? Это было больно и несправедливо. Но Авель не собирался делить любовь своего омеги с кем-то, и Вин это отчетливо понимал. Его терзали мысли о том, какой будет их встреча. Поймут ли они друг друга, поговорят ли? Или все будет совсем ужасно? Скажет ли Авель то, что причинит боль? Будет ли груб с Кристофом? Это не давало Вину покоя, и альфа видел, что он нервничает, но нервозность эта была связана не с радостью. Вернее, эту радость он делил с непонятной болью. Авель хотел бы думать, что это потому, что он не хотел терять своего друга. Альфа переплел их пальцы еще крепче, сжимая их в неразрывный замок. Вин кинул на него взгляд и коротко улыбнулся уголком губ. Было странное предчувствие затишья перед бурей. Вин взглядом не наткнулся ни на одного зайца, птицу или оленя, хотя обычно в такое время года их здесь бывает много. Омега замедлил шаг и прислушался, отпустив руку Авеля. Он медленно потянулся к автомату, висящему за спиной, и прошел мимо раскидистого дерева, ветви которого слезами свисали вниз. Омега аккуратно переступил через сухую палку, которая могла слишком громко хрустнуть в тишине, и только хотел обернуться к Авелю, чтобы сказать, что впереди чисто, как услышал громкий крик альфы: — Пригнись! Вин без промедления выполнил приказ, вовремя обернулся и пригнулся, уходя от грязных, искривленных и изуродованных рук сталкера, который притаился в укрытии, заслышав людей. Авель четким выстрелом снес зараженного прямо в голову, и брызги темной крови испачкали лицо и шею Вина. В оглушающей, напряженной тишине, выстрел прозвучал, как приговор, и сразу с нескольких сторон послышалось мерзкое щелканье и крики бегунов. Вин начал быстро и тяжело дышать, стараясь унять панику, и резко утер рукавом кровь со своего лица. Авель подбежал к нему и сжал пальцами его плечи, заглядывая в глаза. — Ты в порядке? — его голос был обеспокоенный, но твердый. — Да, да, порядок. Авель, — шепнул в испуге Вин, оглядываясь. — Авель, их много! — Сука, — сплюнул под ноги альфа, крепко схватил Вина за запястье, и они вместе побежали в противоположную сторону. Вин понимал — сейчас Авелю он не мог помочь. Он был слаб, слишком худ и болезнен, чтобы сражаться сразу с несколькими зараженными. Даже Лиен смог уложить его на лопатки, а щелкуны гораздо сильнее, чем человек. Вину хотелось расплакаться от злости на самого себя — неужели своими глупыми мыслями о том, что он должен соответствовать каким-то чертовым стандартам, которые сам и придумал, им с Авелем теперь грозит опасность? Ветка больно ударила омегу по лицу, а обессиленные ноги путались и дрожали. Он не привык долго бегать, сердце стучало в ушах и колотилось в горле. Омеге казалось, что он сейчас свернется пополам и просто выплюнет свои органы, но Авель тащил его вперед, словно он ничего и не весил. А сзади их догоняли — Вин слышал рев зараженных и быстрый бег. Некоторые зараженные могли развивать скорость выше человеческой, и лучше бы омега этого не знал. Слезы так некстати покатились по его лицу, потому что он не был бойцом сейчас. Он был папой, что шел к своему ребенку, он был омегой своего альфы, он был человеком, для которого разлука с Кристофом тянулась вечно. Вин начал паниковать. Авель понимал — бежать им бессмысленно, он должен отбиваться. Он должен защитить Вина во что бы то ни стало, а потому он резко свернул с тропы под наклон, прижал омегу спиной к дереву и, глубоко дыша, заглянул ему в лицо. Он приложил палец к его губам и медленно покачал головой, видя, как любимые глаза наполняются слезами. «Неужели ты нас уже похоронил?», подумал альфа и нахмурил брови. Он наклонился и оставил на холодных губах самый нежный и чувственный поцелуй, на который только был способен, а после отстранился и снова заглянул в его глаза. Глупый мальчик. Авель сам умрет, но его спасет от смерти, Вин увидит их сына. И Авель его тоже увидит. Они не умрут здесь, вот так, пока они есть друг у друга, они будут жить всегда. Альфа взглядом показал, что собирается идти туда, а Вин прижал ладонь ко рту, чтобы не всхлипнуть, и сжал его запястье, не отпуская. Авель его крепко обнял и зажмурился. — Ничего не бойся, — хрипло прошептал альфа, чтобы их не обнаружили щелкуны с развитой эхолокацией. — Я с тобой, Авель, ты не пойдешь один, — едва сдерживаясь от громких всхлипов, прошептал омега дрожащими губами. — Не отпущу. Ведь мы всегда вместе, правда? Уйдешь ты, уйду и я, умрешь ты, умру и я, — Вин дрожал и плакал. Почему же его так терзало чувство, что произойдет что-то неизбежное? — Не смей прощаться, — грубо оборвал его альфа и резко утер ладонями его лицо, а после вновь поцеловал. — Идем. Будешь прикрывать мою спину, только осторожно. Вин шмыгнул носом и несколько раз покивал. Да, Авель прав, Вин должен был взять себя в руки и не поддаваться слепой панике. Страх парализует волю, а Вин никогда не боялся. Только не сейчас и не здесь, перед зараженными, которых бояться не стоит так, как людей. Вин снова и снова прокручивал эти мысли в своей голове и встряхнулся, крепко сжав автомат и следуя за Авелем прямо по тем следам, которые он оставил. Любая ошибка могла дорого им обойтись. Авель был напряжен, но старался сохранять хладнокровие, а у омеги дрожали пальцы. Он молился всему, чему только было возможно, чтобы он не промазал и не дал осечку в самый ответственный момент. Они присели перед высокими зарослями травы. Авель слегка приподнялся, быстро двигая губами и пересчитывая противников, а потом чертыхнулся и сел на корточки рядом с Вином. — Десять бегунов и три щелкуна. Не знаю, может, еще сталкеры есть, — прошептал Авель и проверил патроны в магазине. Всего девять. Захотелось выругаться и ударить по чему-нибудь кулаком. — Я возьму на себя пятерых бегунов, — твердо сказал Вин и облизнул губы. — С ума сошел? Нет. Максимум двух, — прошипел альфа. — Сейчас не время спорить! Вот что, у меня план, — омега потянулся к камню, лежащему на земле, и слегка подкинул его в руке. — Разделимся… — Дерьмо план, мне не нравится. — Дослушай. Разделимся, я брошу камень вон туда, — Вин кивнул на более просторное место между двумя деревьями. — Те, которые уйдут туда — мои, те, которые останутся — твои. Согласен? — Нет, — хмыкнул Авель. — Вин, ты, блять, понимаешь, что туда может пойти не один и не два? Они могут все ломануться туда. — У нас нет другого варианта! — поджал губы омега, а после вздохнул и на мгновение прикрыл глаза. — Авель, начнем стрелять отсюда — они сбегутся сюда все, и мы точно отстреляться не сможем. Так у нас хотя бы будет шанс, понимаешь? Мы сможем маневрировать, они не будут знать, откуда полетит пуля. Прошу, — омега сжал пальцами его ладонь и заглянул в глаза: — Верь мне. Авель глубоко вдохнул, стараясь успокоиться, и неотрывно смотрел в глаза Вина. Они были полны решительности, хотя омега сам в своем плане сомневался, но это было лучше, чем ничего. По крайней мере, он мог многих увести к себе, чтобы Авелю ничего не угрожало, но самому альфе об этом знать совершенно не нужно, тогда бы точно не согласился. Вин улыбнулся уголком губ, стараясь приободрить хмурого альфу. Совсем рядом с ними раздалось щелканье сгнивших челюстей, а после и мучительный крик бегуна. У Вина внутри все похолодело, но Авель, на удивление, согласно кивнул и порывисто поцеловал омегу на удачу, и, как бы сильно он не хотел, пришлось разорвать поцелуй. Разделились. Вин через заросли кустов, пригнувшись, начал красться к противоположной стороне, а Авель сидел и наблюдал, как его спина скрывается за травой. Хотелось крикнуть и остановить его, спрятать и уберечь, но поворачивать назад было поздно. Отчего-то сердце у альфы болезненно ныло, но он успокаивал себя мыслью о том, что его мальчик лучший, он всегда и со всем справлялся отлично, и в этот раз тоже справится. Нет никого, кто сделал бы это лучше. Авель поднял автомат, который плотно уперся ему в плечо, и через прицел навел дуло на зараженного, стоящего ближе всего. Они оба справятся, нужно только успокоиться и глубоко дышать. Вдох. Авель глубоко вдохнул полными легкими, он должен доверять Вину, только так они преодолеют вместе все трудности. Выдох. Альфа шумно выдохнул через нос, и палец на курке нервно дернулся. Послышался громкий хруст прямо там, куда указывал Вин, и несколько зараженных, дергаясь и рыча, двинулись в направлении источника шума. Авель четким движением снес первого зараженного и сразу же принялся за второго, пока бегун еще даже не успел упасть на теплую землю, по которой разметались брызги крови. Они блестели на сочно-зеленой траве. Одна рубиновая капля потекла вниз, к самому краю листа, и сорвалась, разбившись о камень. Вин вскочил на ноги, когда увидел, как к нему ломится щелкун, и отбежал чуть в сторону, направляя на него автомат. В прицел он никак не мог навести цель на его голову, потому что руки безбожно дрожали, и он сделал несколько выстрелов мимо, матерясь под нос. Щелкун с визгом кинулся на него, но омега вовремя выстрелил ему в голову, от которой отлетел нарост, и следом сделал еще несколько залпов, убивая мерзкое создание, свалившееся ему прямо под ноги. Омега не успел оценить, скольких врагов им еще предстояло убить, потому что следом за щелкуном на него напали сразу двое бегунов, остальные же отвлеклись на Авеля. Альфа ловко маневрировал между зараженными, отстреливая их одного за другим. Когда он развернулся, чтобы выстрелить бегуну промеж глаз, вдруг раздался глухой выстрел, и у Авеля с хрустом оборвалось сердце. Пули кончились, и он остался безоружен. Авель перехватил автомат и ударил прикладом зараженного в голову, когда тот схватил его за руку, поцарапав черную бандану, повязанную на бицепсе. Зараженный пошатнулся и упал на колени, и альфа в несколько быстрых и сильных движений добил его. Приклад пробил череп, на нем оставались ошметки мозгов и крови. Авель грубо толкнул зараженного массивным ботинком в грудь, и тот упал на бок, подняв вверх слой пыли. — Авель! Громкий крик Вина разнесся по воздуху, и альфа понял — все. То был не просто крик о помощи, то был крик умирающего, словно олень, загнанный в угол охотником. Он кричал не о том, что убивают, он кричал о том, что хочет жить. Для Авеля время застыло, а землю вырвало из-под ног. Руки, которые убивали зараженных с профессиональной точностью, задрожали, а сердце бешено стучало в груди. Он словно в замедленной съемке увидел, как Вин упал, держась пальцами, через которые сочилась кровь, на землю, а зараженный, скаля пасть, навис над ним. Авель сорвался с места и быстро побежал к нему, нападая на бегуна и сбивая его с ног. Они оба кубарем покатились на землю под уклон, царапаясь о камни и ветки, что больно били по лицу и в кровь рассекали кожу. Зараженный клацал зубами, рычал и выл, пытаясь дотянуться до Авеля, чтобы укусить его и оторвать кусок плоти побольше, но Авель вовремя скинул его с себя, когда они оба оказались на дне небольшого оврага. Авель заблокировал его от ударов, схватив обеими дрожащими руками за шею. Его лицо перекосило от злости, зараженный кидался все с большими силами и старался зацепить его, бездумно ударяя руками по телу и лицу. Авель крепко сжал кулак и ударил зараженного в нос, но тот словно и не почувствовал, а, ощутив ослабление хватки, лишь агрессивнее кинулся на альфу. Собрав силы, Авель пихнул его ногами в живот и откатился. На пригорке валялся автомат, с которым они и покатились вниз. Альфа рванул к нему и рухнул на землю, когда зараженный схватил его за ноги, но успел подцепить дуло оружия и с криком ударить зараженного прикладом. Он забрался на него сверху и бил до тех пор, пока тот совсем не затих. Альфа глубоко дышал, стараясь отдышаться, и сидел на нем, когда в голову ударила мысль. Вин. — Вин! — закричал Авель. Он вскочил, едва не падая, и как можно скорее взбежал наверх. Среди мертвых тел зараженных лежал и его мальчик, окровавленный и испуганно дышащий. Слезы текли по его лицу, а глубокая рана кровоточила. Авель подбежал к нему и прямо в беге упал на колени, смотря на Вина и не веря своим глазам. Нет. Нет, нет, нет, нет! Этого не могло быть, господи, нет. Авель тяжело сглотнул и помог Вину приподнять голову. — Тш-ш, я только посмотрю, я лишь посмотрю, — срывающимся голосом прошептал альфа и убрал руку Вина. Сквозь порванную кофту виднелся окровавленный след острых зубов. Авель смотрел на эту рану и не мог поверить в то, что видел. Его руки начали дрожать от ужаса. Он тряхнул головой и резко оторвал от своей футболки кусок, прижимая импровизированный бинт к ране. Его мальчик лежал на спине, лицо Вина было искажено болью и невообразимым страхом — таким, какого альфа никогда в своей жизни не видел, а под ним по земле расползлась небольшая лужа крови. В глотке застрял острый комок. — Авель, — всхлипнул Вин так обреченно, словно это был уже конец. Он поднял здоровую руку и коснулся грязной рукой его щеки. Было видно, что омега хотел сказать что-то еще, но… не смог. Слышать его Авель и не хотел. Вин хотел сказать, что все кончено, что он сам виноват в своей погибели, но так и не нашел в себе сил, чтобы причинить альфе еще большую боль. — Нет, — резко ответил альфа. — Нет. Слышишь меня? Нет, ты не будешь со мной прощаться. Замолчи. Мы сейчас… — растерянно сказал Авель и просунул руки под коленки Вина и под его спину, аккуратно поднимая на руки. В голову ударила мысль, которая казалась мелькающим маятником среди грянувшего шторма. — Джин. Он поможет нам. Авель не верил, что его мальчик был укушен, не верил, что через какие-то часы он начнет терять себя, не верил, что он начнет… Нет. Вин не умрет. Никогда. Джин ему поможет, как эта сука и обещала. Вакцина взамен на какого-то мальчишку — разве это высокая цена? Жизнь Вина стоит гораздо больше. Авель не думал об их с Чимином договоре, не думал и где он достанет Тэхена с одной имеющейся фотографией в ящике стола, ему было наплевать. Его мальчик не умрет ни сегодня, ни завтра, никогда, пока Авель рядом с ним. Он не умрет, потому что их маленький сын в нем нуждался, потому что, черт возьми, Авель в нем нуждался. Альфа прижимал к себе крупно вздрагивающего Вина и бежал до машины так быстро, как только мог. Вин дрожал от бессилия, потому что он не смог бы спастись от заражения. Будь он укушен в руку или в ногу, его можно было бы спасти, отрубив зараженную часть, но он укушен в изгиб шеи, и для него был подписан смертный приговор. Это даже было забавно — он с этой самой Смертью танцевал прекрасное танго, но оступился первым, и эта ошибка стоила ему слишком дорого. Она стоила ему жизни. Со Смертью не играют, хотя игра с ней так манит — она предлагает большой выигрыш, соблазнительно улыбается и манит прекрасными руками, но когда вы встречаетесь с ней в танце, она меняет правила игры. У Смерти не выиграет никто, даже само Время. И оно умрет. — Вот так, давай, — прошептал альфа, открыв дверь пассажирского места и усадив Вина. Он быстро обошел машину, сел на водительское сидение и достал ключи: — Заводись, сука! — прорычал он, ударил руль, трясущимися руками вставил с третьего раза ключ в замок зажигания и повернул до упора. — Авель, — вновь всхлипнул Вин и потянулся к нему, утыкаясь лицом в его шею. Вин плакал горько и надрывно, а альфа чувствовал, что еще чуть-чуть, и он разрыдается сам. Но он не станет плакать. Заплакать — значит начать признавать смерть его мальчика, значит начать его оплакивать и копать ему могилу. — Я не хочу умирать, Авель, нет, я не хочу… Прости меня! Прости, — завыл он раненным зверем, и альфа не выдержал. Одной рукой держа руль, второй он крепко обхватил омегу и зарылся носом в его пахнущие лавандой волосы. Глаза жгли болезненные слезы. — Нас ждет Джастин, малыш, — хрипло прошептал он. — Вот все это закончится, и мы будем с ним, будем целовать его крохотные пальчики. Он ждет своих родителей. Мы не придем сегодня, но это не страшно. Это всего лишь укус, ничего страшного, слышишь? Просто укус. Ты будешь в порядке. Мы будем. Уйдешь ты, уйду и я, умрешь ты, умру и я, — неестественно и больно рассмеялся Авель. — Я ведь жив, значит и ты будешь жив. Всегда, Вин. Всегда, — омега в его руках дрожал и пачкал его кожу кровью.

15:23

Тэхен прижимался щекой к спине Чонгука и наблюдал за сменяющимся пейзажем. Они скакали гораздо дольше, чем планировали, потому что Ветер, хотя и бежал быстро, не был приспособлен сразу к двум наездникам. Постепенно деревья встречались все реже и реже, становилось больше кустарников и трав. Чонгук считал, что это было проблемой, потому что они были, словно на ладони, и Тэхен был с ним согласен. Впереди маячил черный горизонт неизвестности. Они оба сохраняли спокойствие и молчание, хотя у Тэхена в душе бушевал ураган. Он хотел поделиться с альфой своими переживаниями, но не мог найти сил, да и угнетать и без того напряженную обстановку не хотелось. Он сцепил прохладные пальцы на животе Чонгука и принялся мычать себе под нос незамысловатый мотив колыбельной, которую придумал для их сына. Альфа же, слыша эту мелодию, отвлекался от гнетущих мыслей. Ветер копытами вспахивал мягкую землю и скакал вперед, ведомый поводьями хозяина. — Когда все это закончится… — тихо из-за воющего ветра прошептал Тэхен, — я хочу посадить клубнику. Мы ведь можем разбить маленький сад за домом, м? Я буду ухаживать за ним, а ты таскать воду из озера. Еще можем загнать диких птиц или кабанят. Только если кабаниха не заметит, а то меня она так однажды гоняла. — Тебя кабаниха гоняла? — улыбнулся Чонгук и глянул на омегу. — Ага. Ей показалось, что я ее кабанят трогал. — А ты трогал? — Ну да, — улыбнулся Тэхен и сморщил нос. — Они же милые, пока маленькие, а когда вырастают, становятся монстрами, вот как она. — Удивительно, как ты выжил, — тихо посмеялся Чонгук. — Мы с Чимином тогда на дереве долго сидели… — принялся кусать губу Тэхен. — Что связывает вас с Чимином? — спросил он, наконец, животрепещущий вопрос. Чонгук вздохнул. — Я думал, что вы познакомились на свадьбе Ханена и Джойза. — М-м-м, не совсем так. Мы давно знакомы и давно друг друга не любим. Мы с Хосоком «сотрудничали», — скривился альфа, — с его общиной, если можно так сказать. Но со временем я начал осознавать, что кормящая рука больно бьет. Они застегнули на наших шеях короткий поводок, мы стали слишком зависимы от них. Его отец больной на голову, Тэхен. Как думаешь, от кого мы тебя защищаем? — От хена? — у омеги лицо вытянулось от удивления. — Но этого не может быть! Я с детства знаю его, Чимина и дядю Минки. Я не… Чонгук, этого не может быть. Я не верю. — Я понимаю, — вздохнул альфа. — Но жизнь — это не сказки, Тэхен. Нельзя верить никому, ты должен доверять лишь самому себе, и Джин, и Минки тебе не друзья, и уж тем более не семья. Они враги, твои и наши. — А Чимин? — севшим от грусти голосом. Альфа снова сморщился, но больше от усталости, чем от раздражения. — Неужели ему тоже нельзя верить? — Благодаря Чимину мы узнали многое, и хотя я не могу доверять ему на все сто процентов, я все же ему верю. Он не обманывает, я вижу это, и он в такой же степени, как и я, заинтересован в том, чтобы предотвратить… — Чонгук осекся. Он не хотел говорить Тэхену то, что узнал, и хотя это было неправильно, он не мог рассказать, что Тэхена этот ублюдок хотел убить. — Что? Предотвратить что? — То, что можно избежать. Просто делай то, что тебе говорят, прошу, и все будет хорошо. Не лезь на рожон, стой за моей спиной. Я тебя защищу. Тэхен грустно вздохнул, но кивнул. Спорить было бы просто глупо, потому что Чонгук, хотя и не делился, знал наверняка больше него. Становилось холоднее и темнее, хотя был только третий час дня, а ощущение, словно наступил вечер. Сама природа умоляла их повернуть назад, но они проигнорировали шепот ветра и срывающиеся с небес капли дождя. Чонгук думал о том, что они могли там увидеть? Как убедиться в том, что Авель не причастен, что не тронет Тэхена, как и обещал? Будут ли там Цикады? Но, с другой стороны, что им там делать? Чонгук уже весь извелся, но долго изводиться возможности и времени уже не было. Впереди выросли пики разрушенных домов, где и обитала группировка Авеля. Даже издалека Чонгук увидел черные точки — машины, на которых те передвигались, и они с их уставшей лошадью явно проигрывали. Альфа натянул поводья, и Ветер с ржанием затормозил, оставляя след копыт на земле. — Почему мы остановились? — спросил Тэхен и выглянул из-за его плеча. — Ого… — Да. Поэтому идем пешком. Дальше пустырь, верхом нас сразу же заметят и снесут, если у них есть снайперы, охраняющие территорию. — Но слишком близко подходить не будем, верно? — омега тронул бинокль на груди Чонгука, и тот утвердительно кивнул. Альфа спрыгнул на пыльную землю, подняв ворох пылинок, и помог слезть Тэхену. Эти земли выглядели как никогда пустынно и заброшено, хотя поблизости жили люди. Ветер здесь гулял холодный. Их общины от непогоды скрывали деревья, а здесь они были, словно на ладони, но так только казалось. Они были вооружены до зубов и агрессивны, и в этом было их преимущество. А еще Чонгук не знал, сколько их там. На пятерых человек из их общины с относительно хорошим оружием приходился один человек из этой группировки, оснащенный разными видами оружия. Перевес посчитать было несложно. Дальше пошли пешком, Чонгук — впереди, а Тэхен — за его плечом, чтобы в случае чего, его можно быть закрыть от пули. Так решил альфа. Колючки царапали штанины, идти приходилось согнувшись, чтобы не стать слишком легкой добычей. В Чонгуке сидело неприятное, свербящее предчувствие, что им лучше повернуть назад, но уйти, не убедившись, что Авель не представляет угрозы, он не мог. Лучше ошибиться и вернуться к своим, чем вернуться и узнать, что они пропустили что-то важное. Чонгук надеялся увидеть хоть что-то, что помогло бы дать им информацию — машины, оружие, вооруженных людей, готовящихся к отбытию. Но все казалось таким спокойным, что даже не верилось. Альфа готов был уже ползти по-пластунски, когда они прошагали добрый километр навстречу к их поселению. Тихо, а вокруг — ни души. Чонгук даже подумал сначала, что они точно в чем-то ошиблись. — Подозрительно тихо, — прошептал Тэхен и облизнул пересохшие губы. Они остановились спустя пятнадцать минут и присели, все еще держась в оговоренных позициях. Чонгук снял бинокль с груди и посмотрел в него. — Что-нибудь видишь? — Пока нет, — тихо ответил Чонгук. Он увидел человека, который шагал туда-сюда, патрулируя въезд в поселение, двух каких-то людей в окне старого дома и пику старой церкви, но больше ничего. — Хм, кажется, они абсолютно спокойны. Не вижу ничего подозрительного, никакого снаряжения, коробок, никаких Цикад, — задумчиво сказал альфа. — А как ты Цикад определяешь? — шепотом спросил Тэхен. Для него не было ничего видно, только какие-то мелькающие точки, и всего-то. — Эмблема на спине, — нахмурился Чонгук и замер, когда увидел, что прямо на него смотрел другой человек. Тот самый, что патрулировал территорию. Он несколько минут смотрел в их сторону, а после крикнул что-то человеку, который был вне поля зрения альфы. — Сука, — вырвалось у него. — Сука, сука, сука! — Что? — испугался Тэхен. У него внутри все похолодело. — Что случилось, Чонгук? — Уходим! Тэхен, быстро! Пригнись! — прошипел альфа и помог испуганному омеге подняться на ноги и, пригнувшись, побежать. За спинами раздались выстрелы, которые погоняли вперед сильнее, чем промозглый ветер. Тэхен с трудом сдержался, чтобы не расплакаться от страха, когда в них начали стрелять, а после они услышали рев моторов. Была проведена черта, найдена точка невозврата, и «если бы» говорить было уже бессмысленно. Омега бежал так быстро, что горело в легких, и все равно не мог поспеть за альфой. Тогда Чонгук крепко сжал его руку, переплетая в крепкий замок пальцы, и потянул его за собой. Вперед, к лошади, и молился дьяволу, лишь бы они успели. Они бежали по пустырю, сильный ветер бил по щекам и закладывал уши, а позади была погоня из двух машин, которым двое бегущих людей явно уступали. Может быть, именно в этот момент Тэхен понял, о чем говорил отец. Его охватил дикий, непередаваемый страх, но не за себя, а за Чонгука и за их ребенка. Он не мог даже представить, что чувствовал сейчас Чонгук, потому что сам Тэхен через каждые два шага спотыкался о дикие колючки и едва не падал, и лишь сильные руки альфы удерживали его. Адреналин бурлил в крови и закипал лавой в его венах. Тэхену казалось, что он на волосок от смерти. Перед глазами пролетела вся жизнь, которая уместилась в секунду. Ветер, завидев опасность, громко заржал и встал на дыбы, рванув в сторону, и лишь привязанные поводья не дали ему сбежать. Он громко ржал и вспахивал копытами землю, казалось, до спасения подать рукой, ведь в деревьях огромные машины не смогли бы проехать, но Тэхен и Чонгук — ничто, особенно против творения цивилизации. Черные пикапы обогнали их и затормозили так резко прямо перед ними, что вверх поднялся слой пыли. Из окон показались люди с оружием наготове. Чонгук, быстро и тяжело вдыхая пыльный воздух, остановился, закрывая собой омегу, который цеплялся за его руку. Бежать дальше было бессмысленно. — Чонгук, — всхлипнул Тэхен и едва ли не ногтями впился в его локоть, боясь, что их разлучат. — Я рядом, — хрипло ответил Чонгук, готовый в любой момент закрыть его собой от пули. Он проговорил так тихо, чтобы услышал только Тэхен: — Выстрелят — я закрою тебя собой, упадешь и не дыши. Притворись мертвым, — ответить заплаканный Тэхен не успел, потому что из машины, спрыгнув с невысокой подножки, вышел мужчина. Он был в черной униформе, похожей на военную, в массивных ботинках и завязанной на руке черной повязкой, такие же черные волосы доставали ему почти до плеч, на одном из которых висел автомат, а поверх футболки был одет бронежилет. «Вот так выглядит смерть?», пронеслось в голове омеги. Она себе не изменяет, всегда носит черное. Следом за мужчиной вышли еще трое. Чонгук был так напряжен, что омега мог почти физически это почувствовать. Коленки подкашивались от страха, а перед глазами то и дело темнело. Лис нацепил на губы ухмылку, а в глазах мелькнуло необычайное удивление, он даже присвистнул. — На-а-адо же, — нараспев протянул он. — Джин за тобой гоняется столько времени, а ты сам к нам в руки пришел, — усмехнулся он. — Не подходи, — отчеканил сквозь зубы Чонгук, вскинув оружие. Лис глянул на альфу с неподдельным весельем и ухмыльнулся, отмахнувшись от него, как от мухи. — Не в твоем положении указывать. Забрел на нашу территорию, и для чего? — альфа улыбнулся и приподнял брови. — Что ты тут собирался увидеть? — его голос вдруг похолодел, и вместе с тем внутри Тэхена стало холодно. — Нашел, что искал? Я так не думаю, — вновь улыбнулся он. — Зато мы нашли. — Я от Чимина, — выпалил Чонгук первое, что пришло на ум. Он пытался ухватиться за последнюю соломинку. — И? — ухмыльнулся Лис. — Договор. Блять, у него с Авелем договор. — Ни о каком договоре я понятия не имею, — просто пожал плечами Лис, и надежды рассыпались карточным домиком по ветру. — Парни, берите, — кивнул он в сторону Тэхена. Чонгук не стал медлить и минуты, сразу же выстрелив в приближающегося к ним мужчину. Лис выхватил свой пистолет и четким движением выстрелил в руку Чонгука, просчитавшись лишь на миллиметр — пуля не вошла в плоть, а задела ее. Крик Чонгука на мгновение оглушил омегу, все произошло так быстро, что он даже не успел осознать, что случилось. Его схватили за шкирку, как ничего не весившего котенка, и поволокли по земле, истерично кричащего и сопротивляющегося, к машине. Противник воспользовался короткой заминкой, ударив Чонгука прикладом по голове. Из рассеченной брови хлынула горячая кровь, застелившая ему взгляд. — Нет! — завопил Тэхен, дергаясь и вырываясь. — Отпусти! Чонгук! Чонгук! — кричал Тэхен, не контролируя поток слез. — Сука, не смейте! — заорал Чонгук и кинулся к Тэхену, но ему преградил путь ударивший его альфа. — Далеко собрался? — с ухмылкой спросил он. — Ян, разберись с ним, — просто сказал Лис и кинул взгляд на Чонгука, обезоруженного и получившего удар в живот, но отчаянно рвущегося к своему омеге, пожал плечами и сел в машину. На заднем сидении вырывался и кричал Тэхен, молотя кулаками альфу, что держал его. — Выруби его, голова болит, — сморщился Лис. — Нет! — закричал Тэхен, видя, как Чонгук упал на четвереньки. Машина тронулась с места, скрывая от его взгляда любимого. Тэхен, рыдая, дергал ручку и прилип к окну, цепляясь взглядом за Чонгука. Неожиданно возле рта он почувствовал смоченную тряпку. Омега мычал, дергался, царапал держащие его руки, но постепенно ослаб и обмяк, с трудом цепляясь за дверную ручку. В голове стало темно, а на подкорке пульсировала мысль… «Чонгук». Очередной удар ботинком по ребрам вышиб из альфы весь дух. Он видел, как машина отдаляется от них, он слышал, как кричал Тэхен. Голова кружилась от удара прикладом, а раненое запястье ослабло. Сукин сын кружил над ним, как чертов ястреб, и клевал его порционными ударами, словно ему нравилось смотреть на чужие страдания. Так оно и было. У Чонгука темнело в глазах, но упасть в бессознание не позволяла мысль о Тэхене. Он с трудом перехватил ногу Яна, когда тот собрался нанести очередной удар, и тот, потеряв равновесие, рухнул рядом. Чонгук вновь так быстро, как только мог, вскочил на четвереньки и постарался дотянуться до брошенного пистолета, но альфа перехватил его за лодыжку и резко дернул на себя. — Далеко собрался, сученыш? — прошипел альфа и ударил Чонгука кулаком в лицо. Альфа почувствовал, как хрустнул нос, и брызнула кровь, заливая его губы и руки противника. С каждым ударом становилось все меньше сил, но Чонгук не смел лежать и принимать удары. Альфа завалился на спину и вовремя увернулся вбок от летящего в его лицо кулака. Ян прорычал что-то невнятное сквозь зубы, а Чонгук изо всех сил ударил его ногой в живот несколько раз, затем в грудь и контрольным — под подбородок. Он схватился за шею, дыша через раз. Ян хватал губами кислород и не мог вдохнуть. Чонгуку захотелось яростно рассмеяться и свернуть его чертову шею, но альфа вновь вскочил и в несколько бросков, прокатившись на животе, схватился за пистолет. Невзирая на боль, попытался схватить его, но было слишком поздно. Чонгук выстрелил сначала в его руку, затем в грудь, в горло, и последняя пуля жадно вгрызлась в его безобразное лицо. Ян не успел даже среагировать на боль, когда был убит. Хватка на ноге Чонгука ослабла, он с омерзением стряхнул его руку, и альфа завалился на бок. — Тэхен, — едва слышно выдохнул Чонгук. Его мир с хрустом ломался пополам, потому что Чонгук его не уберег. Он, блять, не смог. И теперь Тэхену грозила смерть. Чонгук с трудом поднялся на дрожащие ноги. Его тошнило и постоянно вело в сторону, а висок с невероятной болью пульсировал. Альфа, спотыкаясь о собственные ноги, побежал к беспокойному Ветру, который все еще пытался вырваться. Теперь ясно было одно — Тэхена не будут держать здесь, его сразу же отправят к Джину, а Чонгук в одиночестве не сможет сделать совершенно ничего. Он должен был попасть к Хосоку как можно скорее, пока Тэхена еще можно было спасти, и Чонгук откроет для них всех врата Ада, если с его омегой хоть что-то случится. Альфа не мог взять машину, потому что она была бесполезна в лесу, а другой дороги альфа не знал. Он ненавидел себя и хотел выть, раздирая грудную клетку за то, что позволил этому случиться. Пошатываясь, Чонгук добежал к Ветру и перехватил поводья, успокаивая лошадь. Отсчет для них пошел на минуты, не на часы.

16:01

Авель, держа Вина за талию, помогал ему перебирать ногами и поднял его в их комнату. Его обеспокоенные соседи повыползали из своих комнат, но вмешаться не решились. Вин больше не плакал, оно и к лучшему, но альфа совсем не мог прочитать эмоции на его лице. Он накрыл омегу своей курткой, чтобы никто не увидел его укус и не посмел сделать то, о чем Авель даже думать не смел. Его мальчик не умрет, он проживет долгую жизнь с ним и с их сыном. Авель так искренне верил в это, что почти убедил себя в том, что не случится ничего страшного, и этот укус не страшен. Вин рухнул на кровать, но все еще держался за шею Авеля и мелко дрожал. Его взгляд стал пустым и бесцветным настолько, что альфе хотелось кричать от бессилия. Он посадил Вина на свои колени и принялся покачивать и баюкать, как маленького. Скрывать свои слезы Авель больше не мог. Его не покидало чертово чувство, что они сидят сейчас здесь и прощаются, что это их последние минуты вдвоем, а Вин прощается с жизнью, так и не увидев сына и Кристофа. Если бы альфа мог, он бы заорал в голос от боли, его самого била дрожь, но он прижимал к себе Вина и улыбался так нежно, как только мог. Только губы его дрожали, уголки то и дело кривились. Горячая слеза упала омеге на макушку. «Вот и все, дорогой, это конец нашей истории», пронеслось в голове Авеля. Он резко мотнул головой и сжал Вина в своих руках. — Помнишь тот вечер в баре? — хрипло и сорвано прошептал Авель. Вин сжал пальцами его футболку и громко всхлипнул. — Тш-ш-ш, — покачивая его, зашептал он. — Мы с тобой обязательно сходим туда еще, и Джастина с собой возьмем. Просто представь, как он будет танцевать с Мартелем, — альфа засмеялся, и этот смех рвал омеге душу в клочья. Этот смех был неискренним, натянутым, он смеялся, чтобы ободрить и Вина, и себя, но омега в этот смех не верил. — Ты позаботишься о нашем сыне? — разлепил бледные губы Вин и полными слез глазами посмотрел на него. — Пообещай, что ты защитишь Джастина от всего, — омега положил ладонь на его щеку. Слезы одна за другой бежали по его лицу. — И Кристофа… Не причиняй ему боль, — всхлипнул он и уткнулся альфе в шею. — Тише, Вин, тише. Что же ты такое говоришь? Мой мальчик, мы вдвоем с тобой позаботимся о нем, — Авель принялся гладить его по спине. — Я и ты, он ведь… наш сын… — альфа зажмурился и зарылся носом в его волосы, подавив всхлип и крупно вздрогнув. — Я умираю, — шепнул Вин и вынес себе приговор. — Нет, — прошептал в ответ Авель и покачал головой. — Нет, нет, нет, ты не умираешь. Нет… — Убей меня, пока я еще жив, пока я еще помню и люблю тебя, — заплакал омега и вцепился в альфу, в свою маленькую соломинку надежды. — Авель, пожалуйста, я молю тебя, пожалуйста! — дрожал Вин и плакал, не поднимая лица к любимому, не в силах смотреть в его лицо и понимать, что он больше никогда его не увидит. — Лидер, — послышался тихий голос Лиса с первого этажа. — Подожди меня немного, я вернусь к тебе, слышишь? — прошептал Авель, обхватив лицо Вина ладонями и заставляя смотреть на себя. Отчаяние в нем боролось с надеждой. — Я спасу тебя, я весь мир переверну к чертовой матери, но ты будешь жить. Мой мальчик, — альфа зажмурился и прижался губами к его губам, невзирая на угрозу заразиться от его крови. — Я вернусь, как ты всегда возвращался ко мне, — твердо сказал альфа и насильно пересадил сопротивляющегося, не желающего отпускать его омегу на кровать, и пошел на выход. — Авель! — закричал Вин, но встретился лишь с запертой дверью. — Авель, нет! Прошу, не оставляй меня, не бросай меня! — у Авеля душа разрывалась на части, когда он слышал плач и удары кулаков о дверь, но так было лучше. Вина нужно было оставить там, чтобы никто не посмел причинить ему вред, а, самое главное, он сам не лишил себя жизни. — Следите за ним, — сказал Авель соседу Вина, бете, что стоял на последней ступеньке и кусал губы. — Будет угрожать, плакать, кричать — не реагируйте и не выпускайте его никуда. Дождитесь меня, ясно? — Да, — кивнул бета и поднялся наверх, перепрыгивая через ступеньки, чтобы остаться рядом с дверью омеги. — Авель, — к нему спешно подошел Лис и ободряюще улыбнулся. — Хорошие новости. Мальчишка сам к нам в руки пришел, не знаю, что они тут делали, но… — О каком мальчишке ты говоришь? — раздраженно спросил Авель и отдернул руку, идя на выход. — Мне некогда возиться, блять, с ними, я должен поехать к Джину. — Мальчика, которого Джин и искал, — сказал Лис, и Авель замер с дверной ручкой в ладони. Он посмотрел на Лиса, и тот увидел в его глаза вспыхнувший огонь надежды. Альфа показал бессознательного мальчишку, который лежал на заднем сидении, и Авель вспомнил его. Именно его он видел на фотографии, те же волосы, которые можно было узнать даже в толпе. Он крепко сжал пальцы в кулаки и резко открыл дверь водительского сидения, бросив изумленному Лису: — Оставайся здесь, — Авель выкрутил руль и до упора нажал педаль газа в пол. Теперь от этого мальчишки зависела жизнь его мальчика, и он не остановился бы ни перед чем, чтобы получить эту чертову вакцину. Авель в бога не верил, но именно сейчас был готов уверовать, потому что такое не было возможно. Сам бог послал этого мальчишку к нему в руки, чтобы спасти Вина.

17:21

Намджун не мог даже сомкнуть глаз. Он был на взводе с того самого момента, как Тэхен сбежал. Альфа не стал останавливать сына, потому что знал — он бы все равно ушел, а если бы и попытался задержать, все стало бы еще хуже, а его жизнь и так покатилась куда-то на дно. За эти долгие часы, проведенные наедине с собой, он о многом думал и многое испытал. Злость, непонимание, неприятие, раздражение… Что только не одолевало его сердце. Он видел осуждение на лицах родных, видел, как грустно смотрел на него Юнги, и от этого становилось паршивее. Он чувствовал себя моральным уродом, коим, собственно, и был. В глазах собственного ребенка точно. Намджун сидел на кухне, сгорбившись и сжимая пальцами свои волосы. Перед ним стояла кружка с остывшим чаем на дне и пепельница, наполовину заполненная сигаретами. Он курил прямо в доме, потому что не мог сдвинуться с места. Внутри скреблись кошки, так было там пусто, больно и… тревожно. Он не знал, где сейчас Тэхен, с кем, в порядке ли он, и от этой неизвестности хотелось выть и лезть на стены. Сидя ночью на кухне без сна, он о многом подумал, в частности о том, что сказал Тэхен. Неужели в слепой попытке защитить своего ребенка Намджун не увидел, как сам стал для него опасностью? Неужели Тэхен видел в нем теперь врага? Намджун ведь… просто хотел защитить свое дитя от тех опасностей, что скрывал внешний мир. Да, но как он это делал? Пресекал любые попытки узнать, какой он, что в нем может скрываться. Намджун думал, а правильно ли он поступил, лишив сына всего? Ответ он находил в той ночи, когда вспоминал полные боли и слез глаза своего ребенка. У него было все — кров, еда, книги, друзья, но не было чего-то важнее, того, что выходило за рамки материальных ценностей. Да, родной и любимый человек Намджуна умер именно там, за пределами забора, но… Но на то была воля судьбы, это была судьба Сэром. Человека, которому суждено умереть, можно спасти от всего на свете, укрыть в бункере и кормить горохом, и этим самым горохом он подавился бы и умер. Потому что сколько ни бегай от судьбы, но то, что должно случиться, случится всегда. Это закон Вселенной. Не Тэхен боялся внешнего мира, нет. Его боялся Намджун, и именно он заставлял сына поверить в опасность. Он хотел, чтобы сын разделил его страх, он хотел, чтобы его собственный страх парализовал Тэхена, ведь так намного проще. Проще контролировать ребенка, когда он сидит возле твоей ноги. Но это неправильно. Ребенок — это не приложение к родителю, ребенок не должен бояться того, что боится взрослый, он не должен нести чужой крест. Он — человек, а люди вершат сами свои жизни и выбирают то, что они должны делать. Они идут вперед, спотыкаются, падают, ошибаются, после встают и идут дальше, наученные горьким опытом. Люди умирают, и это неизбежно, ведь без смерти не было бы и жизни. Нужно быть сильным, чтобы принять это, а Намджун слабак. Альфа закрыл лицо руками, чувствуя, как жгутся слезы. Намджун забыл, как прекрасен внешний мир. Он больше не обращал внимания на раскидистые, сочно пахнущие ветви деревьев, на стелющуюся ковром по земле траву, среди которой мелькали то тут, то там насекомые, не обращал внимания и на мелкие стаи зайцев, прячущихся в кустах, на цветущие цветы и яркие ягоды, даже до теплого, пропитанного лесными запахами воздуха ему не было дела. Все это для него — одна огромная опасность, которая на самом деле исходила не извне, а из головы альфы. А Тэхен все это видел. Он понимал, что внешний мир может быть опасен, понимал, что снаружи не всегда все ярко и солнечно, но одновременно с этим он видел его прекрасную красоту. Искусство опасно, но люди всегда к нему тянутся, как цветы к ярким солнечным лучам. Потому люди и являлись людьми, а не животными, наделенными одними инстинктами. Намджун хотел переделать природу Тэхена, ведь так было выгодно ему. Он повел себя, как настоящий эгоист, и он не знал, было ли для него прощение. Сможет ли любимый сын простить его за все те грехи, что он совершил перед ним? Альфа тяжело вздохнул и посмотрел на руку, которой ударил сына. Она казалась ему чужой, не принадлежащей ему, но его злости, его беспочвенной, как теперь он думал, агрессии. Стоило ли оно того? Стоил ли разговор, который они могли провести спокойно, этой ссоры и боли, что они причинили друг другу? Намджун прикрыл глаза, достал из пачки сигарету и сунул меж губ, собираясь снова закурить, но Джойз мягко забрал ее и сломал пополам, выкинув в мусорное ведро. Намджун с горечью посмотрел на него, но тот лишь покачал головой и открыл окно на кухне, чтобы проветрить вредный запах сигарет. — Все еще можно исправить, — спокойно сказал Джойз, размахивая тряпкой. Сэми сидел возле своей миски и макал лапу в воду, выпрашивая чего-нибудь вкусного, но не было Тэхена, и его никто не баловал. — Он все еще твой сын, который любит тебя, несмотря ни на что, — сказал альфа и поднял кота с пола, принявшись его гладить, а Сэми начал кусать его руки. — Не думаю, — горько сказал альфа в ответ и зачесал пятерней волосы, слегка сжав их у основания. — Он ненавидит меня, особенно после того, что я сделал. Но, Джойз, я до самой смерти буду просить у него прощения и сделаю все, чтобы исправить свою ошибку. Клянусь, — Джойз тяжело вздохнул и посмотрел в окно. — Он тебя простит. Может, не через месяц и не через год, но простит. Мы все совершаем губительные ошибки, но ты ведь знаешь, что самое главное, да? Вовремя исправить их. У тебя есть время, и ты должен понять, что Тэхен уже не ребенок. Ему двадцатый год уже пошел, Намджун. Прими это и пойди дальше, у тебя, в конце концов, есть своя жизнь. У тебя есть Юнги, твой любимый человек, так может пора отпустить сына в свободный полет и подумать о себе самом? — улыбнулся уголком губ Джойз. — Тэхен будет тебе только благодарен, поверь мне. — Может… может, ты прав. Но для начала я должен дать Тэхену понять, что я его услышал и понял, — тихо ответил Намджун, тяжело вздохнул и допил остатки отвратительного на вкус чая. Только Тэхен мог сделать из этих ведьминских трав настоящую конфетку. — Я бы сейчас полжизни отдал, чтобы отмотать время вспять и не совершать этой ошибки. — Да уж, — кивнул Джойз. — Думаю, многие из нас отдали бы за это полжизни, но так не бывает. Мы должны принимать свои ошибки и делать из них выводы, чтобы такое не повторялось вновь, — альфа подошел к другу и похлопал его по плечу, подбадривая. — Я в тебе уверен. Будь уверен и ты. Юнги и Ханен, сидевшие на диване в гостиной, смотрели на альф через коридор, но о чем они переговаривались, не слышали. Младший омега тяжело вздохнул, прижался спиной к спинке дивана и прижал колени к груди. Гююн сидела в кресле и нервно вязала шерстяные носки для Юнги, у которого вечно мерзли ноги, а Ханен держал на руках проснувшегося Хенджина и кормил теплым сцеженным молоком. У всех в головах был только один вопрос — где сейчас Тэхен? — Мне кажется, что он сейчас с Чонгуком, — тихо сказал Юнги, обнимая свои колени. — Ему больше некуда пойти… Ну, или с Чимином? — Нет, не думаю, — покачал головой Ханен. — Я почти уверен, что он с Чонгуком. — Может, стоит Намджуну сказать? Больно смотреть, как он с ума сходит, — вздохнула Гююн и кинула на лидера взгляд. Ханен покачал головой. — Плохая идея. Ему нужно в себя хоть немного прийти, иначе… Он нестабилен сейчас, а с Чонгуком Тэхену ничего не грозит, — возразил Ханен и вытер потекшую мимо рта сына каплю молока. — Да и Тэхен сейчас, я уверен, видеть его не хочет. Это может все испортить еще больше, чем есть. — М-м-м, — промычал Юнги, ковыряя нитку на разрезе джинс. — Я согласен, им обоим сейчас лучше в себя прийти. Я вчера пытался его отвлечь, поговорить, уложить спать, но он меня совсем не слушал. Но, кажется, у Джойза это получилось. — Он сейчас поглощен собственными мыслями, — Ханен посмотрел на Намджуна, который по-прежнему сидел и не двигался. — Некоторым людям нужно гораздо больше времени на принятие. — Как думаете, все будет хорошо? — спросил Мин, посмотрев сначала на Ханена, а затем на Гююн. Они промолчали. Никто не знал, как будет дальше, но хотелось верить, что все, что ни делается — к лучшему. Юнги снова вздохнул и уперся взглядом в нитку на джинсах. Стояла тишина, был слышен лишь стук спиц друг о друга и тихие причмокивания Хенджина. Он рассматривал что-то на потолке, а после перевел взгляд на папу. Наверное, если бы не этот свернутый комочек на его руках, Ханен сошел бы с ума от волнения. Тэхен был беременным, и это придавало еще больше поводов для беспокойства, а ведь никто больше об этом не знал. Сердце за него болело, ведь за все время, что Ханен его воспитывал, Тэхен стал ему не просто младшеньким, он ему стал, как старший сын. Неожиданный, резкий и громкий стук в дверь заставил вздрогнуть всех. Намджун тут же подскочил со своего места и побежал в коридор, распахнув дверь в надежде увидеть за ней сына, но на пороге стоял неизвестный ему человек. Он был явно запыхавшийся, с мокрой от накрапывающего дождя челкой и запиской в руках. — Тэхен в руках Джина, — выпалил человек. — Меня зовут Аарон, я от Чимина. Это вам, — он вручил Намджуну короткую записку. Альфа негнущимися пальцами выхватил ее, развернул и бегло пробежался по строчкам. Там Чимин писал о том, что отец обо всем узнал, что все они все давно знали, и сам Чимин пытался защитить Тэхена, но не смог. Ему угрожала опасность, и он ждал Намджуна с его людьми и оружием, потому что противников слишком много, а союзников со стороны отца у Чимина очень мало. Он ждал подмогу и старался оттянуть время, как только мог. — Блять! — заорал Намджун и ударил кулаком по двери так, что она задрожала. Он ломанулся внутрь, надел свою кожаную куртку и ботинки, на плечо повесил винтовку и побежал наружу, но Джойз схватил его за руку прямо у двери. — Что происходит? Куда ты? — обеспокоенно спросил альфа. Юнги в страхе наблюдал за Намджуном, а Хенджин, испуганный громким шумом, начал кукситься и плакать на руках забеспокоившегося папы. — Мой сын в опасности, — дрожащим голосом сказал Намджун. — Я… — он глубоко выдохнул. — Мы скрывали это всю его жизнь. Помните, от чего погибла Сэром? В тот день был укушен и Тэхен, — лица всех присутствующих, кроме Юнги, от удивления вытянулись. — Но он жив, он жив и здоров. И этот ублюдок, которого я считал другом… — процедил альфа. — Джин прознал. Этот ублюдок был одержим вакциной, я знал это, потому оберегал Тэхена и держал здесь! Но эта сука все же пронюхала. И сейчас ему угрожает смерть! — закричал он. — Я с тобой, — твердо сказал Джойз и принялся одеваться. У Ханена сердце гулко застучало в груди от страха, а на глазах выступили слезы. — Я созову немедленно наших. Намджун, мы остановим этого ублюдка. — Я тоже! Я иду! — выпалил Юнги. — Нет! — твердо отрезал Намджун. — Ты не запретишь мне! — повысил голос омега. — Не посмеешь! Тэхен мой друг, он моя семья! Я иду, хоть с вами, хоть тайком. — Я тоже, — Гююн взяла Юнги за руку. — Или вместе, или никак. За несколько минут Джойз успел собрать людей, которые немедленно отозвались, не думав и секунды. Они не позволили бы Тэхену, мальчику, который так много сделал для них, пропадать в чужих руках. Ханен стоял на пороге с сыном на руках и смотрел на спины уходящих. Джойз крепко поцеловал его в губы и пообещал, что вернется, следом поцеловал Хенджина, и убежал к остальным. Некоторые оседлали лошадей, а некоторые бежали следом пешком. Ханен на них смотрел и плакал, потому что знал — вернутся не все. Он стоял там, махал им рукой и понимал, что провожает их на войну. Кровавую и беспощадную. — Господи, сохрани моих родных, близких и друзей, — прошептал он одними губами, к которым потекли слезы. Начинался дождь.

18:00

Чимин был как никогда зол на себя за то, что отвлекся на считанные часы и пропустил все, что только мог пропустить. Когда он вернулся с подстреленным зайцем и охапкой цветов для Юнри, первым делом он увидел длинный тормозной путь, припаркованную пустую машину Авеля, Цикад и вооруженных людей отца, которые начали патрулировать территорию. У входа в лабораторию стояли двое в спецформе с автоматами — тогда альфа и понял, что дело дрянь, и все уже началось. Букет цветов выпал из его рук, тонкие лепестки откололись от бутонов, а ветер подхватил их и принялся ими играть, точно дразня. Сломя голову несясь к домам гражданских, Чимин наступил на несколько лепестков, втаптывая их в грязь. Люди были перепуганы и не знали, что им делать. Они и раньше видели вооруженных, но сейчас их концентрация превышала все немыслимые нормы. Сколько бы Чимин подпольно ни агитировал сражаться против отца, немногие шли за ним. Боялись, помнили участь, постигшую Чимина, помнили, как тот был жестоко избит. Не остановился перед собственным сыном — не остановится ни перед чем, каждого из них стер бы с лица Земли, а потому предпочли сражаться за его отца. На стороне Чимина были только пятнадцать человек, а весть к Хосоку он передать не успел. Лишь для Намджуна впопыхах написал короткую записку и отправил ее вместе со своим человеком. Стало быть, пока оборону им держать придется в одиночку. Чимин кричал людям, чтобы они убирались подальше в лес. У них не было оружия, чтобы защищать себя, и они не были виноваты в том, что происходит. Они не должны страдать, не должны умирать из-за этого сошедшего с ума человека. Чимин старался, как мог, свести жертвы к минимуму. А жертвы, несомненно, будут. Но сейчас его волновал лишь один человек, которого он не видел среди остальных. Чимина постоянно дергали, трогали за руки и просили рассказать, что происходит, а он вытягивал шею в поисках Юнри. Омеги нигде не было. — Прошу вас, просто уходите! Идите в лес, там будет безопаснее, — взмолился Чимин и, проигнорировав старого бету, который хотел тронуть его за руку, побежал к дому любимого омеги. В голове были абсолютно разные мысли — отец его взял в плен, он узнал о ребенке, он хотел шантажировать Чимина, и что только не посетило его воспаленный страхом мозг. Но когда альфа ворвался в его комнату, Юнри безмятежно спал, свернувшись в трогательный комок, и если бы не война за пределами его комнаты, Чимин бы с ним остался навсегда. От громкого хлопка двери омега проснулся и сонно посмотрел на альфу, потирая кулаком глаз. — Чимин? — хрипло спросил Юнри и приподнялся на локтях. — Почему ты здесь? — Малыш, тебе нужно собираться, — стараясь сохранять спокойствие, сказал альфа. Он схватил корзину Юнри и принялся складывать туда первое, что попадалось на глаза. Неизвестно, сколько часов продлится все это, и… вернется ли Чимин вообще. — Все плохо, да? — сразу же понял омега и послушался Чимина. Он встал, накинул на себя свитер и ветровку, а ноги сунул в ботинки. Вместо ответа альфа только кивнул, потому что все было не просто плохо, но Юнри знать об этом и волноваться не нужно. — Чимин, ты ведь вернешься? — тихо спросил омега, когда Чимин вывел его наружу, держа за руку. Сказать горькую правду или соврать, чтобы сохранить его спокойствие еще хотя бы на несколько часов? Чимин крепко сжал его руку и быстрым шагом, едва ли не волоча за собой омегу, повел его к границе леса. Следом двинулись и остальные люди, без всяких пожитков они побросали свои дома и вещи, чтобы уберечь свои жизни. Чимин был единственным в этой суматохе, кто подумал о них и решил вывести, затратив такое драгоценное сейчас время. Среди людей прошелся шепот, что именно Чимин — их лидер. Лидер, думающий в первую очередь о своих людях. Они остановились у забора. Чимин резко развернулся к Юнри, обнял его и поцеловал так чувственно и сильно, как только мог. Чимин зажмурился до боли и обхватил ладонями его лицо. Глаза у омеги были такие испуганные, они вмещали в себя ужас, ведь Юнри видел вооруженных людей, а волосы растрепались от сна и после ветра. Юнри выглядел так, что его хотелось спрятать в карман от всех невзгод, но альфа просто не мог уйти с ними. Люди начали медленно отдаляться дальше, в лес, а они все стояли. Юнри все понимал и без слов. — Я найду тебя, Юнри, слышишь? Я тебя найду, — прошептал альфа и вновь прильнул к его губам. Его поцелуй был таким горьким и соленым на вкус, но он был полон веры в то, что Чимин его правда найдет. С трудом оторвавшись от его губ, одной рукой альфа слегка сжал его затылок, а вторую положил на живот и тихо сказал: — А теперь беги и не оглядывайся. И Юнри побежал, а Чимин с тяжелым сердцем вернулся назад. В дом пройти он уже не мог по приказу отца. «Подготовился, сука», со злой ухмылкой подумал альфа. «Но всего не учел». Чимин забежал на склад, в котором хранили оружие, через запасную дверь. Ею пользовались нечасто, да и пользовались ею не все ввиду ненадобности, и как кстати она пригодилась сегодня. Чимин взял автомат и два небольших пистолета, которые сунул за пояс и прикрыл футболкой, а оружие покрупнее спрятал в ком-то оставленном ведре, а сверху прикрыл тряпкой. Он пригладил ладонями растрепанные волосы и пошел прямиком к двум Цикадам, стоявшим у входа в лабораторию. Он хотел пройти мимо, словно их и не было, но тут же получил удар в плечо. — Какого черта? — прорычал сквозь зубы Чимин. — Не положено, — отчеканил мужчина, глянув на него злыми глазами через пластмассовые очки на маске. — Подготовка к операции идет. — Я его сын и участник операции, — поджал губы и вновь попытался пройти, за что его вновь грубо оттолкнули и направили в грудь автомат. — Не впускать тебя — его личный приказ, — Чимину показалось, что этот ублюдок слишком злорадно ухмыльнулся. «Мразь», подумал альфа. Захотелось врезать ему в рожу, но кому и стоило разбить лицо о кафельный пол — так это отцу. Именно он — зачинщик всего, что происходило вокруг, а не кто-то другой. Альфа лишь сжал челюсти, пиля его взглядом, развернулся и пошел прочь. Не хочет по-хорошему, будет ему по-плохому. Постепенно он перешел на бег и свернул за очередной жилой дом. Территорию полностью оккупировали Цикады и приспешники отца. Дело было уже не просто дрянь, оно трещало по чертовым швам. К нему подбежал молодой пацан лет шестнадцати с оружием, прижался спиной к стене, чтобы их не заметили, и отчеканил: — Калеб занял верхнюю позицию, оттуда будет отстреливать, если его не снимут. Наши тоже готовы. Когда начинаем? — спросил он, а в голосе было столько отваги и жажды сражаться, что можно было только позавидовать его боевому настрою. Чимин глянул на него и впервые коротко улыбнулся. — Хорошо сработано, Дил. Теперь ждите только моей команды, для начала нам нужно будет прорвать вход в лабораторию, — сказал он и выглянул из-за угла. «Тэхен, борись до последнего. Только, умоляю, не сдавайся. Дождись нас», мысленно молился он, а после глянул на Дилана и кивнул.

18:15

Тэхен начал понемногу приходить в себя. Первое, что он почувствовал — холод. Он сковал каждую частичку его тела, пальцы на руках и ногах онемели, а губы словно слиплись и примерзли друг к другу. Болела голова. Тэхен попытался открыть веки, но все было тщетно — веки казались слишком тяжелыми, а глазные яблоки пронзала боль. Постепенно к нему начал возвращаться слух и обоняние, и хотя он не мог разобрать, о чем говорят люди в комнате, он чувствовал сильный запах хлорки и химикатов. Хотелось закрыть нос и забиться в дальний угол, чтобы не чувствовать этот запах. Минки заметил, что Тэхен очнулся, и, пока его муж был занят разговором с человеком из группы Цикад, хотел подойти к омеге. Но с другой стороны… если бы он подошел и привлек к себе лишнее внимание, все в кабинете поняли бы, что Тэхен очнулся, и это значительно сократило бы время для Чимина. Минки стоял в напряжении, краем глаза поглядывая на Тэхена мысленно молясь, чтобы он не подал признаков жизни для всех остальных. Через несколько минут омега смог приоткрыть глаза. Он лежал в темном углу, хотя в кабинете горел тусклый свет, до него он не доставал. Тэхен увидел железные прутья, отрезавшие ему путь к свободе. Дыхание от страха участилось, но он постарался успокоиться, чтобы не дать понять, что он пришел в себя. Ему было ужасно холодно, потому что он лежал в одной больничной хлопковой рубашке, которая была ему чуть выше колен. В полумраке он смог разглядеть на руке бирку с подписью «Эксперимент 112». Сердце начало биться в бешеном ритме, и ему стало по-настоящему страшно. Эксперимент? Жизнь Тэхена была просто чертовым экспериментом? Нет. Тэхен не сдастся, он не позволит вот так просто убить себя. Он аккуратно коснулся своей гудящей головы и едва сдержал глухой всхлип. Его красивые, доходящие почти до плеч, волосы, были грубо острижены под ежика. Захотелось зажать рот и расплакаться, но главное, думал Тэхен, что его ребенок был в порядке. Он прижал ладонь к своему выпирающему животу, и это не ушло от взгляда Джина. Альфа широко и дружелюбно улыбнулся, подойдя к решетке и сложив руки в карманы. Тэхен так быстро, как только смог, подобрался, и прижался спиной к углу комнаты, увеличив расстояние между ним и человеком, который когда-то был другом для их семьи. — Ну, ну, Тэхен, тебе не стоит бояться, — спокойно сказал альфа. Тэхен не отрывал от него взгляд, полный жгучих слез, предательства и боли. — Ты послужишь великому делу, мой мальчик. Тебе была дана жизнь, чтобы ты спас других. Ты не умрешь, но отдашь свою жизнь на благо человечества, — лучезарно улыбнулся он. Тэхена затошнило от того, насколько ему было противно. — Ты не человек, — прошептал Тэхен дрожащими губами. — Ты… ты… — Ученый, — поправил его Джин. — Я ученый, а тебе лучше не сопротивляться. Видишь ли, не хочу колоть тебе успокоительные, тогда придется ждать, когда они выведутся из твоей крови, а времени, сам понимаешь, не так много, — он говорил об этом так, словно перечислял, что желал съесть на ужин. — Чудовище! — закричал Тэхен, подскочил со своего места и врезался в железные прутья, сжимая их пальцами. Он желал добраться до Джина, он желал убить его, но не мог дотянуться. — Ты предатель! Ты предал папу, ты предал меня, ты предал нашу семью! Я думал, что ты его друг, а ты… Чудовище! — отчаянно выкрикнул омега, задыхаясь в слезах. — Некоторые вещи важнее дружбы, Тэхен, — спокойно сказал Джин, достал из нагрудного кармана очки и надел их. — Некоторые вещи важнее тебя, важнее меня, важнее всего. И это человечество. Твоя жизнь не стоит жизни всех. — Я вижу человечество, — прошептал Тэхен, не веря в то, что человек, который был частью его семьи, который нянчил его в детстве, говорил сейчас это. Минки встретился взглядом с омегой, и так ему стало мерзко от самого себя, что захотелось отвести от стыда глаза. Выступили слезы. — Но я не вижу человечности. — Где начинается мораль, а где кончается человечность? — спросил Джин и мягко улыбнулся. — Вопросы морали самые сложные, Тэхен, но у меня нет времени разглагольствовать на эту тему. Будь сейчас другие условия, не будь у тебя иммунитета, а у меня ученой степени, все было бы иначе… Но все сложилось именно так. Доставайте его, — кинул Джин двум стоящим у входа Цикадам. — Мне же нужно подготовить операционную. Тэхен в страхе отпрянул от решетки и вновь прижался спиной к стене, словно он, беззащитный и безоружный, мог защитить себя. Незнакомые ему люди открыли клетку, зашли внутрь и, не обращая внимания на крики и попытки вырваться, схватили его подмышки и выволокли наружу, как тряпичную куклу. Свет люминесцентных ламп больно резанул по сетчатке, и Тэхен резко зажмурился, прижавшись щекой к плечу. Его выкинули из клетки и бросили на колени, отчего омега ударился бедром о кафельный пол, а Минки не сдержал испуганный вздох и прижал ладони ко рту. От угла отделилась тень, которую раньше Тэхен не видел. Авель подошел к нему, горой нависая сверху. Он схватил руку омеги и совершенно бесцветным взглядом посмотрел на рану от укуса, которая была покрыта тонкой коркой. — Сколько? — хрипло спросил альфа, не отрывая взгляд от его руки. — Сколько месяцев твоему укусу? — Тэхен крепко сжал бледные губы и с ненавистью смотрел на Авеля. — Сколько месяцев твоему укусу, сука? — теряя время и терпение, заорал альфа и еще сильнее сжал его запястье. Тэхен зажмурился от боли, но не ответил. Авелю это молчание надоело. Он выхватил пистолет из-за пояса и приставил его ко лбу Тэхена. Раздался щелчок возводимого курка. — Если не хочешь, чтобы твои мозги раскрасили стену, отвечай. — Двенадцать лет, — прошептал Тэхен. На лице Авеля вперемешку отразились злость, непонимание, отрицание, неверие и боль. Разрывающая на части жгучая боль, которая пронизывала каждую клетку его тела. Глаза жгли слезы, а легкие слипались, настолько тяжело ему было принять то, что Вина укусили. А Тэхен живет столько лет с этим укусом. Чем он лучше? Почему иммунитет достался ему? Альфа откинул его руку и убрал пистолет обратно, за пояс. — Двенадцать лет и ты, сука, жив и здоров. А моего мальчика укусили, и он… Авель резко замолчал, смотря на Тэхена, а после развернулся и вышел из кабинета. Тэхена вновь подняли с пола и потянули по длинному коридору в операционную. Он кричал, дергался, пытался кусаться и извивался изо всех сил. Слезы не давали ему дышать, но он не переставал бороться ни на одно мгновение. Мужчина, которого Тэхен укусил за большой палец, прорычал приглушенное сквозь маску: «Достал, сука», схватился за автомат и ударил омегу несколько раз в лицо, пока тот не потерял сознание.

18:23

Калеб сделал первый выстрел, и началась бойня. Цикады не понимали, от кого им отбиваться, и Чимин вместе со своей группой этим воспользовались. Они отстреливали их из укромных мест, но профессиональные солдаты сразу же сориентировались и нашли врага. Враг тот, кто стреляет. У отряда Чимина было лишь одно преимущество — это снайпер, который прикрывал их спины. Чимин подбежал к высокой бочке и со всей силы толкнул ее ногой, повалив на землю. Из открытой крышки начала хлестать жидкость с резким запахом бензина. Очередная пуля просвистела у него над головой, но он успел пригнуться и нырнуть за импровизированное укрытие, которое таковым совсем не было. Чимин привалился к ржавой бочке спиной и глубоко отдышался, пересчитывая пули в магазине. Всего пять осталось. Им бы только ко входу прорваться, а дальше остальных просто добить. Он резко привстал на колени, услышав шум с южной стороны. Большинство Цикад ринулись туда, альфа различил человеческие крики и залп выстрелов. «Знать бы еще в кого стреляют», судорожно подумал Чимин. Он вновь выглянул из своего укрытия и заметил, что возле входа остался только один, весьма обеспокоенный внезапным нападением мужчина. Чимин ринулся туда в надежде быстро и без лишней крови обезвредить его, но не успел он пробежать и метра, как на него налетел защитник отца. Он был зол и напуган, в них стреляли, и им двигал уже не приказ, а страх смерти. Чимин резко увернулся от ножа, вонзившегося в землю в сантиметре от его головы, и ударил его дулом пистолета в висок. Мужчина пошатнулся, в его глазах потемнело, но он не сдался и навел на Чимина пистолет почти вслепую. Это произошло так стремительно, что Чимин даже не успел закричать на помощь, однако выстрелить тот не успел. Раздался выстрел, и теплая кровь омыла лицо Чимина. Он скинул с себя труп, и к нему как раз в тот момент подбежал Хосок, протянув руку и спросив: — Порядок? — Да, — выдохнул Чимин и резко поднялся с земли. Голова немного кружилась. — Черт, вы так долго. Эти ублюдки защищают вход, мы прорваться не можем, их больше. — Сука, — сплюнул под ноги Хосок и заметил краем глаза целящегося в них Цикаду. — Пригнись! — закричал альфа и резко оттащил Чимина в сторону. Пуля со свистом пролетела мимо и врезалась в бочку. Раздался оглушительный взрыв, окативший жаром лицо альф. Люди, стоящие совсем близко к бочке, получили ударную волну огня, охватившего их тела. Одежда и волосы вспыхнули, и по воздуху разнесся нечеловеческий крик боли. Чимину захотелось зажмуриться и закрыть уши ладонями, ведь он понимал, что им уже ничем помочь нельзя. Те, кто говорят, что на войне не страшно, врут. На войне безумно страшно, вот, что понял Чимин. Над головами раздался праведный гром, а следом вспыхнула молния. Огонь охватил жадными языками дом, возле которого стояла бочка, и соломенная крыша начала сгорать слишком быстро, перекидывая кострище на соседние дома. Наступил настоящий апокалипсис. Чонгук со всей имеющейся злостью несколько раз всадил окровавленный нож в горло противника и, зарычав, выдернул его и откинул тело на землю. В его полыхающих яростью глазах отразился огонь, охватывающий дома и деревья. Чонмин и Фэйт вели за собой людей и распределяли четкие команды, но Чонгук думал лишь об одном человеке, который был неизвестно где. Чонгук резким движением вытер лезвие о грязные штанины. Воздух постепенно нагревался и отяжелел от количества крови и запаха горящего дерева и соломы. Голова гудела после ударов, криков и свиста пуль. На громкие крики стягивались зараженные, но Чонгук сразу понял, что что-то было не так. В руках некоторых из них было оружие, как когда-то давно он видел в лесу и когда атаковали их стену. Теперь не было сомнений в том, что все это — дело рук одного человека. Альфа, невзирая на опасность и перестрелку, рванул ко входу в лабораторию. Он был уверен — Тэхен там, иначе бы вход не защищали, а где Тэхен, там и этот ублюдок. Чонгук жаждал крови, он желал выпустить все внутренности этому больному ублюдку, но сначала он должен был прорваться к Тэхену. Альфа услышал крик Чонмина и обернулся ровно в тот момент, когда встретился взглядом с тем, кто должен был им помогать. Предатель. Авель выглядел разъяренным и отчаянным. Он без промедления выстрелил в Чонгука, но тот успел прыгнуть на землю, и пуля врезалась в горящий дом. Угольки отлетели в стороны, а на небе вновь разразился гром молота о наковальню. — Даже не думай, — хрипло сказал Авель и вновь выстрелил в сторону Чонгука. Его руки дрожали, и пули то и дело летели мимо. — Он сделает эту чертову вакцину. — Ты… ебаный предатель! — заорал Чонгук и кинулся прямо на Авеля, сшибая его с ног. Альфы кубарем прокатились по грязной земле, по которой начал бить дождь. Вокруг бушевал огонь. Фэйт отточенными движениями отстреливала зараженных, Чонмин прикрывал спину Хосока, который в рукопашную сражался с обезоруженным, но не сдавшимся солдатом Цикад, а Чимин прикладом добивал щелкуна. Царил полнейший хаос, среди которого дрались двое, потерявшие своих омег. Чонгук кричал проклятия и бил Авеля, а тот даже не сопротивлялся. Он отражал удары и сражался с Чонгуком так яростно, как только мог, думая о мальчике, о его любимом мальчике, который остался дома умирать. Один сражался за эту вакцину, чтобы спасти любимого, второй же сражался против, чтобы спасти своего. Слезы и жар от пожара щипали глаза. Чонгук ударил его окровавленным, крепко сжатым кулаком в лицо, и оба услышали хруст разбитого носа. Кровь застилала губы и щеки Авеля, уродливыми толстыми змеями полосуя лицо. Авель ударил Чонгука в ответ под челюсть, и альфа пошатнулся, но не упал и не ослабил хватку. Оружие валялось где-то позади, они дрались, царапая костяшки о кости друг друга, стирая их в кровь, кубарем катались по земле. Сначала сверху был один и наносил удары, затем второй, который бил еще сильнее. Авелем двигали лишь мысли о Вине, к которому он должен был вернуться. Он обещал вернуться. — Я хотел спасти своего омегу, — хрипло прошептал Авель, когда Чонгук схватил его за грудки и встряхнул, — как и ты. У Намджуна вышибло мир из-под ног, когда они добрались до общины его некогда друга. Огонь поглощал под собой дом за домом, вокруг дрались люди и зараженные, которые нападали на них, велась перестрелка, и не было понятно, кто свой, а кто — враг. Юнги замер в шоке, его сердце больно укололо от ужаса, творящегося вокруг. Он видел многое, но такого… такого безумия он не видел никогда. Громко закричав, Юнги кинулся в бой с винтовкой наперевес, и остальные ринулись следом. Джойз в беге встретился с щелкуном, который напал на него, издавая крики и щелканье. Он клацнул зубами прямо у лица альфы, но тот вовремя увернулся и вонзил нож в гнилую черепушку, пробив ее несколько раз острым клинком, а после пнул в живот мертвую тварь. Юнги с кличем запрыгнул на спину бегуна, который несся в сторону сражающейся Фэйт, и принялся его душить. Зараженный вырывался и агрессивно рычал, стараясь вывернуться, но Юнги крепко и с отвращением сжимал его шею, когда тот начал постепенно стихать. Гююн вырвала из рук поверженного солдата Цикад оружие, крепко прижала приклад к плечу и, глубоко вдохнув, прикрыла один глаз, целясь человеку в форме прямиком меж глаз. Выстрел отдался ей в плечо, но пуля достигла цели и образовала дыру и месиво из мозгов. Солдат упал на колени, а после повалился на землю. — Намджун! — закричал Хосок, завидев отца Тэхена. — Лови! Добив вставшего на его пути противника в лице солдатов Джина, альфа резко развернулся и поймал маленькую ручную гранату. Он выдохнул и посмотрел на Хосока, благодарно кивнув. Альфа показал палец и сразу же вернулся к бою, когда увидел несущегося в его сторону щелкуна. Намджун побежал напрямую ко входу, который охраняли десять солдат Цикад. Самодельная граната в его руке потеплела. Альфа посмотрел на нее и облизал пересохшие губы. Второго шанса не будет. Хосок пожертвовал ему свое оружие, и у него была лишь одна попытка, чтобы прорваться к сыну. Он поднял тяжелый взгляд на солдат, которые безоговорочно палили по своим и по чужим, не подпуская ко входу никого. Калеба нашли и убили, свернув его шею, и Дилан лежал на земле и смотрел вверх безжизненным взглядом. С неба рухнул дождь, смывая с убитых кровь и грязь, а огонь пожирал все живое и мертвое. — Никто… Никогда… Не встанет между мной и моим сыном, — прошептал Намджун, выдернув чеку. — Никогда! — заорал он и с размаху бросил гранату прямо ко входу. Раздался очередной взрыв, оглушивший Намджуна, который стоял слишком близко. Дверь взорвалась, от нее отлетели куски металла, а человеческая плоть кусками разметалась по округе. Те, кому удалось пережить удар гранатой, кричали в агонии. Намджун понесся прямиком в пекло горящего входа, пошатываясь и едва не падая на каждом шагу, потеряв ориентацию. Он бежал прямиком по остаткам от людей. Прямо слева от себя он увидел верхнюю часть человека, нижнюю же оторвало. Внутренние органы вывалились и рассыпались ореолом вокруг него. Намджун сквозь горящий вход нырнул внутрь, бегом спускаясь по обвалившейся и скрипящей лестнице вниз, прямиком в ад. Чонгука снесло с Авеля ударной волной. Он разлепил забитые грязью глаза и закричал от поразившей плечо боли. В нем торчала железка, оторвавшаяся от двери. Авель лежал, тяжело дыша. Чонгук не видел, однако, казалось, ему досталось тоже. Но ему было наплевать. Он стиснул зубы, встал сначала на четвереньки, а после поднялся на дрожащие ноги. Тяжело дыша, Чонгук крепко обхватил железку, резко выдернул ее из плеча и заорал от дикой боли. С минуту отдышавшись, он нагнулся и подобрал валяющийся пистолет, направив его на тяжело дышавшего Авеля. Тот перевернулся на бок и альфа заметил расплывшееся по футболке черное пятно, которое делало черный цвет еще темнее. — Все кончено, Авель, — прошептал Чонгук, превозмогая боль. Слезы и кровь катились по лицу. Палец нервно дернулся на курке, когда запыхавшийся, перемазанный в крови Чимин вырос перед ним с поднятыми руками и закричал: — Брось его! Он и так умрет, блять, вход прорвали, скорее! Там Тэхен! У Чонгука расширились зрачки. Он сунул пистолет в карман, в ту же минуту забыв об Авеле, и что есть мочи побежал к горящему входу, который начал захватывать пожар вместе с верхней частью дома. Балки медленно горели и рушились, и обрушившийся на землю дождь от огня не спасал. Чимин хрипло выдохнул и присел перед Авелем, помогая ему встать, пока никто не видел, и быстрым шагом повел его в более-менее безопасное место, без стреляющих друг в друга людей и нападающих зараженных. Авель, сотрясаясь в рыданиях, упал на колени. — Авель, почему? Почему ты сделал это? — прошептал Чимин, видя, что внутри него творится война хуже той, что происходила вокруг. — Мы ведь… договорились… — Я не мог поступить иначе, я не… — завыл Авель. Он стоял на коленях и сгребал пальцами землю под собой, воя от боли. — Мой мальчик, мой Вин… его укусили… Чимин… Чимин до боли зажмурился и крепко обнял Авеля, показывая, что он понимает, что он не злится. Он должен был ненавидеть его, но не смог. А как бы поступил он, если бы укусили Юнри? Смог бы он оставаться безучастным, зная, что его можно спасти? Вот и Авель не смог. Кто такой Чимин, чтобы судить его? Альфе самому хотелось выть от того, какую боль источал Авель. Он резко отстранился от него, крепко обхватил лицо альфы ладонями и прошептал: — Авель, уходи, слышишь? Немедленно. Ты нужен сейчас Вину. Если Хосок или Чонгук тебя увидят, тебя ждет смерть. Своему любимому ты сейчас нужнее, чем здесь. Уходи. — Чимин… — обессиленно сказал Авель, но Чимин уже его покинул, вновь возвращаясь на место бойни, а альфа, с трудом поднявшись на подкашивающиеся ноги, поднялся. Чимин был прав. Если Авель умрет, то только рядом со своим мальчиком. Уйдет Вин, уйдет и Авель, умрет Вин, умрет и Авель. Джойз упал на твердую землю и больно ударился затылком о камень, что сыграло на руку зараженному. Он противно заорал прямо над ним и хотел вцепиться зубами в его лицо, но Джойз вовремя выставил руки, блокируя его за шею. Но он не рассчитал расстояние, которого оказалось слишком мало — привязанный к его руке нож с длинными клинком полоснул альфу по лицу. Он заорал от боли рассеченного глазного яблока. Он никогда в своей жизни не испытывал такого. Кровь потоком хлынула на его лицо, попадала в рот и в ноздри. Он кричал от боли и изо всех стремительно утекающих сил старался защититься от нападений зараженного, но тот, завидев кровь, стал еще агрессивнее. Подбежавший Чонмин с размаху ударил мерзкую тварь ботинком в голову несколько раз, чтобы он отцепился от Джойза, а контрольным выстрелом в висок он его добил. Альфа, тяжело дыша, сел на корточки и помог Джойзу, у которого от боли даже кончики пальцев скрутило, приподняться. — Блять, мужик, дело просто дерьмо. Скорее, иди сюда, рану перевязать надо, — выпалил он и перекинул руку Джойза через свою шею, поднимая его. Джойз с трудом соображал, что с ним делают и куда ведут, но поддался ему. Эта боль была такой сильной, что альфа сам хотел застрелиться, только бы не чувствовать ее. Чонмин, прихрамывая, забежал за пустующий дом и привалил Джойза к стене. Он оторвал кусок ткани от своей футболки и принялся перематывать его рану, выглядывая, чтобы враги не подошли с других сторон. Пожар охватывал здание так быстро, что становилось страшно. Из-за ветра он раздувался лишь сильнее, пожирал языками все большие участки, переходя уже и на землю, и на деревья. Дождь лупил по щекам, но никак не помогал от пожара, слишком большой была его площадь. Гююн с ужасом подумала о том, что из горящего входа еще никто не появился, и ее секундное промедление стоило ей очень дорого. Она не заметила, как в воцарившемся ужасе сзади к ней подбежал зараженный и вцепился зубами в ее шею, отрывая кусок плоти. Омега закричала от ужаса и боли, прошедшей острой стрелой через все тело. Кровь хлынула из раны, заливая ее кожу и одежду. Юнги замер и сразу обернулся к сестре, закричав в ужасе: — Не-е-ет! Гююн! Фэйт замерла на мгновение и побежала на крик. Она перемахнула через горящий забор и выбежала к центральному входу, где сражение медленно утихало, и врагами оставались лишь зараженные и кучка недобитых Цикад. Впервые за долгое время она ощутила страх, не за себя, а за нее, в которую вцепился зараженный. Она отбивалась от него и плакала от невероятной боли, которую только могла испытать. Фэйт закричала, вскинула автомат и пустила очередь в зараженного. Тот стих и отцепился от девушки, упав на землю вместе с ней. Закинув автомат на плечо, она подбежала к Гююн с одной стороны, а Юнги — с другой. Омега плакал так сильно, что ему не хватало воздуха, он цеплялся дрожащими, перепачканными в крови пальцами за руку сестры и шептал: — Нет! Нет, нет, нет, прошу! Умоляю, не умирай, не бросай меня, — завыл Юнги и прижался ухом к ее груди, рыдая, как маленький ребенок на груди матери. Гююн смотрела на него и плакала, она пыталась что-то сказать, но не могла. Из ее рта выходило только неясное мычание, хрипы и кровавое бульканье. Кровь застилала ее губы и шею. Фэйт, не веря в то, что видела, взяла ее руку и, зажмурившись, припала губами к ее пальцам. — Что же ты наделала, глупая, надоедливая девчонка… — у беты жгло в носу от слез. Гююн перевела на нее взгляд, тот самый взгляд, которым смотрят в последний раз. Фэйт зажмурилась и вздрогнула от пронзающей сердце боли. Эта девчонка, некогда спасшая ее жизнь, такая дурацкая девчонка со своими вечно веселыми взглядами на жизнь, абсолютно неправильная, но такая заботливая и добрая, лежала на земле совершенно мертвая. Не дышала. Только смотрела на Фэйт застывшими, стеклянными глазами. Фэйт тяжело всхлипнула и резко утерла слезы, вскочив на ноги и подставив себя под удар. Она принялась бездумно палить. Почему эта ебаная жизнь всегда была такой? Сколько бы Фэйт ее ни отталкивала, она всегда молчаливым призраком была рядом, пусть бесила, пусть раздражала порой, но она была. А сейчас ее нет. Фэйт разъяренно кричала и палила, пока ее обойма не опустела, и не послышались пустые залпы. — Фэйт! Фэйт, на землю! — закричал Хосок, увидев, как в нее целится солдат Цикад. Он вскочил с мужчины, которого добивал ножом, и схватился за пистолет, но не успел. Всего через несколько секунд у Фэйт в груди зияла пулевая рана, а Хосок промедлил всего на несколько секунд, и потерял ту, благодаря которой у него было то, что он имел. Хосок точным выстрелом снес стрелка и рванул к Фэйт. Она быстро и тяжело дышала, прижимая ладонь, через которую сочилась кровь. — Идиотка, — со слезами на глазах прошептал Хосок, зажимая ее рану. — Блять, Фэйт, какая же ты идиотка. — Эта сучка меня с собой в ад потащить захотела, — хрипло рассмеялась бета и тут же закашлялась, повернув голову к Гююн, которая лежала на расстоянии вытянутой руки. Фэйт ее протянула и коснулась самым кончиком пальца ее остывающей щеки. Она хотела сказать Хосоку спасибо. Спасибо за то, что он ей помог, за то, что он стал ее младшим братом вместе с Чонгуком, спасибо за дом, спасибо… за все. Она хотела сказать, чтобы они позаботились о Клиффе, но так и не успела.

19:00

Минки стоял с дрожащими руками в углу комнаты и наблюдал за мужем, который был в прекрасном настроении, но действовал быстро и четко, словно знал, что время на исходе. Оно медленно тикало и утекало сквозь пальцы песком. Джин продезинфицировал пилу, которой собирался снимать скальп, приготовил необходимые растворы, колбы, пинцет и скальпель, которым нужно было вырезать необходимый участок головного мозга. Омегу невероятно тошнило, а еще хотелось рыдать от боли. Он больше не видел своего мужа, он видел перед собой монстра. Бессердечного, бесстрашного и всемогущего монстра. — Джин, он всего лишь мальчик, — сказал дрожащим голосом Минки, сжимая кулаки в карманах своего халата. В правой руке он сжимал незаметно украденный скальпель. — Ты и так заварил кашу, которую мы уже не сможем расхлебать, умоляю тебя… — Господи, ты когда-нибудь заткнешься, Минки? — раздраженно спросил Джин и кинул в мужа полный презрения взгляд. — Надоело уже твое нытье. Просто выйди отсюда, если твое хрупкое сердце не может вынести этого зрелища. Я вершу историю, а ты мешаешься у меня под ногами. — Ты прав, Джин. Ты вершишь историю, — сказал омега, медленно приближаясь к столу. — Историю одного безумца, который возомнил себя повелителем судеб и жизней! — закричал он и резким движением скинул со стола абсолютно все, что на нем стояло. Пустые колбы и растворы разбились с громким хрустом, а Минки несколько раз наступил на стекло, чтобы от них ничего не осталось. Джин шокировано смотрел сначала на разбитые приборы для операции, а потом медленно перевел взгляд на мужа. Совершенно безумный, яростный взгляд. Он взревел, как дикий зверь, и кинулся атаковать Минки. Омега закричал и выставил перед собой скальпель, защищаясь, но маленькое оружие не могло защитить его от неистовой агрессии некогда любимого человека, продавшего и любовь, и семью, и дружбу, и счастье на одну лишь идею — создать никому не нужную вакцину. Минки завалился на бок и больно ударился головой о пол. Джин в ярости поднял его за грудки и сильно встряхнул, резко прижав к книжному шкафу и прорычав в лицо: — Ты… Сука! — выкрикнул он и вновь отбросил не сопротивляющегося Минки в сторону, как ненужный мешок. В падении омега ударился локтем и приложился спиной. Он в страхе смотрел на мужа и начал отползать назад, пока тот наступал, как дикий, озлобленный зверь. — Ты понимаешь своей тупой головой, что ты наделал? — закричал альфа и в ярости смел с полки книги. Те разлетелись по полу, некоторые больно ударили Минки по ногам. — Я попытался спасти тебя от фатальной ошибки, — прошептал в ответ Минки, захлебываясь собственными слезами. — Я пытался достучаться до человека, которого люблю… любил! — Его нет. Его нет и больше никогда не будет! — повысил голос Джин. — Ты все испортил! Ты, сука, все испортил! — Джин ринулся на Минки, но Намджун, заплутавший по полупустым коридорам с мигающим светом, смог найти их по голосу, не позволил этого сделать. Он кинулся на Джина, преграждая ему путь к омеге, а Минки быстро вскочил на четвереньки и, вытирая застилающие глаза слезы, побежал в палату, где лежал под капельницами Тэхен.

19:15

Тэхен с трудом смог приоткрыть глаза. Все тело пронизывала огромная боль. Казалось, что на глазные яблоки давят изнутри острыми иголками. Левый глаз заплыл и не открывался, под носом запеклась кровь, а разбитая верхняя губа болела. Омега чувствовал, что лежал на чем-то холодном и небольшом. Когда зрение здорового глаза понемногу возвратилось, он приподнял голову, что сразу же отдалось болью в затылок, и увидел капельницу. Раствор медленно капал в трубку, подключенную к его вене. Омега начал быстро и испуганно дышать. Он потянулся к игле и выдернул ее, сбросив на пол. С другой стороны руки он был подключен к датчикам, отслеживающих его сердцебиение. Тэхен содрал их с себя с брезгливостью и постарался встать, но ноги его не слушались. Он едва понимал, где он находился и что с ним происходило. Слезы вновь подкатили к горлу. «Папа», первая мысль судорожно стрельнула его в голову. «Чонгук…». Неужели Тэхен уйдет из этой жизни и не увидит своего папу хотя бы еще один раз? Горячие слезы покатились к вискам. Несколько минут омега лежал, не в силах подняться. Его дыхание было слабым, а биение сердца он мог почувствовать так четко, словно оно билось в его руках. Так медленно, словно угасало. Тэхен сгреб пальцами одноразовую простыню, на которой лежал. По голове била мысль о папе, которому он наговорил так много. Тэхен не мог умереть со всеми теми злыми словами, что сказал ему. Омега с трудом свесил ноги с кушетки и упал на пол, сильно ударившись тазовой косточкой. Обессиленные руки не выдержали веса, когда омега в них уперся, и он повалился на пол. — Папа, — шепнул Тэхен, заходясь в рыданиях. — Папочка… Идти он не мог, поэтому он полз. Голова кружилась, тошнота скапливалась в глотке, ему хотелось свернуться и выблевать желчь. А вдруг папы здесь не было? Вдруг… Тэхен умирал в одиночестве? Совершенно один, закрытый за стеклянной дверью в полупустой и темной палате. Омега вновь попытался встать, и он с невероятным для себя трудом поднялся. Его дрожащие, слабые ноги едва могли удержать омегу вертикально. Тэхен едва не завалился на пол, но вовремя ухватился за дверную ручку и подергал ее. Закрыто. Он начал плакать и нервно, что было сил, дергать ее. Сознание уплывало от него, но он закричал так громко, как только мог: — Чонгук! — его дрожащая, бледная рука ударилась о равнодушное, толстое стекло. Лампы в коридоре замигали и погасли, и все погрузилось во тьму, только красные аварийные лампочки мигали, оповещая об опасности. Тэхен медленно опустился на колени, потому что сил стоять больше не было. Его дыхание стало тяжелым, он не мог вдохнуть полной грудью. Его руки становились все холоднее. Он положил ладонь на свой живот и свернулся на полу калачиком. Он задрожал в рыданиях, думая о том, как же сильно он хотел к папе, как сильно хотел сказать Чонгуку, что любил его больше жизни, как сильно он хотел извиниться за то, что не сберег себя и их ребенка. Его сознание медленно погружалось во тьму, и он не мог услышать Чонгука, который кашлял от дыма и кричал его имя. — Тэхен! Тэхен, ответь мне, я здесь, — взмолился альфа, подбегая к двери каждой палаты, и лишь через пару минут он нашел того, кого искал. У Чонгука внутри произошел взрыв радости и неверия, что он, наконец, нашел своего любимого. — Тэхен! — заорал Чонгук и ударил кулаком в дверь. Та дрогнула, но не открылась. — Малыш, я здесь, я с тобой, слышишь? Только не смей отключаться, только будь в сознании, умоляю тебя! — Чонгук резко обернулся в поисках чего-нибудь, чем можно было бы разбить стекло. В конце коридора стоял стул. Он обернулся к Тэхену и закричал: — Отодвинься от двери, Тэхен, если ты слышишь меня! Но Тэхен его не слышал. Чонгук в панике побежал за стулом и, когда вернулся, с криком ударил им по двери. Результата не было. Он бил до тех пор, пока на двери не появилась сетка трещин, а стул не развалился в его руках. Альфа грязно выругался, откинул его и, нервно облизнув губы, немного отошел для разгона. Он ее так выбьет, ни перед чем не остановится. Альфа оттолкнулся правой ногой, врезался раненым плечом в дверь и закричал от боли. Кровь толчками начала выходить из раны, но альфе было наплевать. Он бился о дверь, как раненный зверь, пока проклятое стекло не поддалось, и Чонгук не влетел всем телом в палату. По инерции он чуть не столкнулся с кушеткой. Битое стекло больно порезало его кожу, но, самое главное, не затронуло свернувшегося в калачик Тэхена. Чонгук рухнул перед ним на колени и дрожащими, окровавленными руками коснулся его головы. Он в страхе перевернул его на спину и жадно припал к груди. Дышал! Тэхен дышал! Чонгук от радости готов был орать во весь голос. Влетевший в палату Минки застыл на мгновение с перекошенным от ужаса лицом, но тут же кинулся к Тэхену, проверяя его пульс и дыхание. — Слава богу! — взмолился омега. — Чонгук, немедленно неси его наверх, — приказал Минки и вскочил, судорожно собирая медикаменты, которые могли понадобиться для того, чтобы привести Тэхена в сознание. — Как он? — прошептал в слезах альфа. — Прошу, ответь мне, умоляю! — Чонгук, я ему не дам умереть, — твердо ответил Минки и тяжело сглотнул, дрожащими руками набрав из-под крана, установленного в палате, воды. — Когда окажетесь наверху, ты должен дать ему подышать воздухом, он должен долго дышать, слышишь? Затем напоишь его, это важно, Чонгук! — альфа судорожно кивал, запоминая все, что говорил ему Минки, которого он знал больше, как Рен. — Я понял, понял, — Чонгук аккуратно поднял Тэхена на руки, а Минки сложил небольшую бутылку воды и несколько препаратов Тэхену на живот. — А как же вы? — обеспокоенно спросил альфа. — За нас не волнуйся, — помотал головой омега. Он резко оторвал от своего халата две повязки и обвязал одну вокруг рта и носа Тэхена, а другую — Чонгука. — Ты дорогу помнишь? — Да, — сглотнул альфа. — Тогда бегите! — прикрикнул Минки, а сам побежал обратно, к дерущимся Намджуну и Джину.

19:21

Альфы, словно двое сумасшедших, вцепились друг в друга. Джин был быстрым, ловким и сильным тигром, а Намджун — опытным и разъяренным львом. Намджун откинул его с такой силой, прильнувшей к нему от выброса адреналина, что Джин влетел спиной в стеклянный стол и завалил его. Послышался звон битого стекла, а приготовленные инструменты разлетелись по полу. Намджун метнулся к врагу, который успел вскочить на ноги и схватить нож для дробления костей, невзирая на порезы и боль. Альфа взялся за первый попавшийся стул и кинул его в человека, которого считал членом семьи, но Джин смог увернуться. — Ради чего? — заорал Намджун, когда они кружились вокруг друг друга, ожидая удара. — Ради чего ты предал меня?! — Я хотел… спасти человечество, — окровавленными губами прошептал Джин, покрепче сжимая острый нож. Из-за пожара свет начал мигать, постепенно лампочки затухали, и они остались в тяжелой, горячей полутьме. — Я хотел создать вакцину, чтобы спасти… всех. Всех нас. Намджун закричал и кинулся на него. Джин ловко маневрировал ножом, и альфа уворачивался, как только мог. Лишь счастливая случайность ему помогла — Джин споткнулся о торчащую ножку и повалился в груду стекла. Халат пропитался кровью из порезов на спине, стекла больно впились в кожу. Намджун навалился сверху и закричал прямо в его лицо, ударив Джина кулаком. Когда он замахнулся второй раз, ударить его он не успел, потому что рука встретилась с острием ножа. Кровь из разрезанной до кости плоти полилась рекой. Намджун заорал не своим голосом от боли, которая заполонила собой сознание. Джин размахнулся и вновь ударил его по руке, проходя в кость. Альфа едва не обезумел от дикой боли. Его рука безвольно повисла, как тряпка. Джин отпихнул его от себя и, тяжело дыша, поднялся, опираясь о каркас разбитого стола. — Ты не понимаешь, Намджун, — прохрипел Джин. — Я не могу оставить его в живых и создать вакцину. Этот мутировавший вирус, мы понятия не имеем, откуда он взялся, но если, как я и предполагал, его вывели искусственно, значит, я мог создать вакцину! Я мог! Пока вы все не вмешались со своей ебаной моралью, — хрипло засмеялся он. — Если бы все дело было в его крови, я бы его и пальцем не тронул! — заорал он. — Но дело в мозге, и, чтобы спасти всех, я должен убить одного, — тяжело дыша, сказал он. Джин крепко сжимал нож в своей руке, собираясь добить Намджуна. Альфа лежал на спине и дышал раскрытым ртом, его глазные яблоки беспокойно двигались под прикрытыми веками. Боль его почти парализовала, но вперед двигала лишь одна мысль — сын. — Какая разница, откуда взялся иммунитет или вирус, если самая главная опасность — это люди? — шепотом ответил Намджун и посмотрел на бывшего друга. Альфа до крови сжал в левой руке осколок стекла, резко перевернулся на бок и вонзил его острием Джину в носок тонкой обуви. Тот закричал так громко, что заложило уши, и свалился на пол, а нож вылетел из его руки. — Этот ебаный мир уже ничто не спасет! — заорал Намджун и вонзил то же острие стекла Джину в горло. Альфа начал задыхаться. Намджун в ярости вынул стекло и еще несколько раз ударил его в шею, рыдая и крича что-то бессвязное. Он даже не почувствовал, как чьи-то руки пытались оттянуть его от Джина, которого стремительно покидала жизнь. — Намджун! Намджун, прошу тебя, уходим, — плакал Минки, оттягивая разъяренного мужчину. Стекло с громким стуком выпало из его кровавых, порезанных пальцев, и альфа словно пришел в себя. — Тэхен… Тэхен, мой мальчик… — прошептал Намджун. — Он с Чонгуком! Прошу тебя, Чонгук понес его наверх, — всхлипнул омега, помогая Намджуну встать. Альфа и не заметил, как медленно лаборатория начала наполняться дымом. Пожар медленно проникал вглубь здания, и из-за дыма и выключенного света он с трудом мог не то, что бежать, он едва мог что-то видеть. Альфа вскочил на ноги и, закрыв нос изгибом локтя, быстро вышел из кабинета, обернувшись лишь у входа и посмотрев на Минки. Тот сидел на коленях перед Джином и плакал. Альфа с трудом поднял кровавую руку и провел пальцами по его щеке, стирая слезы, и из последних сил шепнул последнюю в своей жизни фразу: «Беги». Минки в последний раз прижался к его губам, с трудом встал на ноги и побежал за Намджуном, прочь из объятой пламенем лаборатории. Джин остался умирать внизу, там, где он провел большую часть своей жизни. Там он и нашел свой покой.

19:35

Пожар проник внутрь, и некоторые проходы оказались заблокированы обвалами, и, если бы с Намджуном не было Минки, он не смог бы выбраться, задохнулся бы в одном из коридоров и сгорел. Но Минки его вывел. Раскаленные прутья обжигали кожу здоровой руки, а Намджун даже не мог закричать из-за дыма. Правая рука безвольно висела и при каждом движении отзывалась дикой болью. Намджун понимал, что этой руки ему придется лишиться навсегда, но ему было наплевать. Если бы ради спасения сына пришлось отрубить обе, он бы не раздумывая согласился. Минки и Намджун вывалились из двери, которая раскалилась и не сразу поддалась. Они свалились на землю и тяжело дышали, жадно вдыхая свежий, чистый воздух. Минки перевернулся на живот и закашлялся после дыма, а Намджун сразу же подскочил на ноги, игнорируя кружащуюся голову. Вокруг были тела. Множество мертвых тел людей и зараженных, догорали здания и деревья, а дождь лупил по щекам. Внезапно на него налетел плачущий Юнги, который крепко обнял его за шею и прошептал: — Ты жив! Жив! — Где Тэхен? — обеспокоенно спросил Намджун, взяв Юнги одной рукой за щеку. Он был счастлив, что Юнги жив и здоров, но не мог думать ни о чем, кроме Тэхена. Юнги бегом повел Намджуна и Минки к месту, где сидели Чонгук и Тэхен. Омега был в сознании, но еще слишком слаб. Альфа, как Минки и сказал, отпаивал его водой, а вокруг стояли люди — те, кому удалось выжить. Чимин сидел на корточках и курил грязными руками, Чонмин помогал Джойзу обрабатывать рану водой и обеззараживающим средством, Хосок сидел рядом с Чонгуком и держал руку на его плече, говоря что-то очень тихо. Завидев папу, Чимин подскочил на ноги и кинулся к нему в объятия, и Минки, наконец, мог вдоволь наплакаться. Он мог выместить всю боль на плече любимого сына. Намджун сорвался с места и понесся к Тэхену, упав перед ним на колени и сдирая их в кровь. Чонгук аккуратно передал любимого отцу, а сам повернулся к Хосоку и крепко его обнял. Чувств не сдерживал никто. Чонгук плакал, сжимая в руках порванную футболку Хосока, а тот гладил его по спине, уткнувшись носом в пахнущую порохом и кровью макушку. — Мой мальчик, — прошептал Намджун, не скрывая своих слез. Тэхен лежал на его руках, совсем как в детстве. Намджун плакал и вздрагивал, поглаживая рукой его грубо остриженные волосы. Он согнулся над сыном и завыл так громко, как только мог, раскачиваясь из стороны в сторону. — Тэхен… Тэхен, прости меня. Прошу, прости меня. Я за тебя отдам свою жизнь, только дыши всегда, мой мальчик, умоляю. Я люблю тебя! Сын, я тебя люблю! — рыдал Намджун, покачивая Тэхена в своих руках. — Папа, — прошептал Тэхен и коснулся ладонью его руки. Тэхен лежал на руках отца. Его ресницы затрепетали, отбрасывая тени на раненные щеки, а после открылись глаза — бледные, как мутная вода, уставшие, но живые. Намджун прижал сына к себе, содрогаясь в рыданиях, а вокруг летали догорающие искры пепелища.