реквием

Несколько часов спустя

Бесконечное и всепоглощающее отчаяние — вот, что испытывал Авель, пока пытался встать с холодной земли. Раны сочились кровью, ныли и болели, но он знал, что должен быть дома, там, где его ждет любимый мальчик. Ему было не страшно умереть, если умирать он будет в любимых, родных руках. Катились слезы, застилающие глаза, Авель ничего не мог видеть. Зацепившись ногой за выступающую корягу, он вновь упал. Колени и локти саднили от ударов, но эта боль была ничем по сравнению с отчаянием, которое он испытывал. Война — это страшно, смерти сотни убитых людей — это страшно, полученные ранения, иногда не совместимые с жизнью — это страшно. Но страшнее всего было возвращаться домой и знать, что человек, на которой держится целая Вселенная, умирает. Авель не скрывал своих слез и несколько раз приложился кулаком о руль. Вот и все, все кончится для них вот так? Но он не посмеет поднять оружие на Вина, до самых последних минут Авель будет рядом с ним, даже если Вин забудет его, даже если его мальчик перестанет быть собой. Альфа крепко сжал дрожащими пальцами руль и шумно выдохнул, на мгновение прикрыв глаза. Под колесами шелестел грунт, фары освещали ночную дорогу, а в салоне, казалось, витает запах Вина. Авель не хотел думать, что все кончилось. Нет, ничего не кончилось. Он думал о том вечере в баре, о том, как Вин сидел рядом с ним, закутавшись в куртку Авеля — маленький, любимый и живой. Пелена слез не давала видеть дорогу. Вин сходил с ума, запертый в своей комнате, словно в клетке, в которой должен был дождаться смерти. Он рвался к Авелю и плакал так, что глаза опухли, а голова раскалывалась на части. Омега требовал, чтобы его выпустили, и хотя он знал, что за дверью кто-то есть, этот кто-то его молитвы, просьбы и угрозы игнорировал. Вина терзали мысли о том, что Авеля могли убить или что он уже мертв, что он больше никогда не вернется, и они оба умрут на разных клочках земли. Он рвался к своему любимому, но его держали здесь насильно. В темной маленькой комнате он кричал и колотил дверь кулаками. От долгих и сильных ударов кожа на руках лопнула, и они были в крови, но он не переставал ни на секунду. Обессилев, он упал на колени и уткнулся лбом в дверь, перепачканную в его крови. Дышать было тяжело. Воздух был раскаленным, а легкие горели. Омега перевел взгляд на свое окно и нервно облизнул губы, поднявшись на дрожащие ноги. Он выглянул вниз, со второго этажа расстояние казалось не таким высоким. Даже если Вин мог себе что-то сломать, ему было наплевать. Единственное, чего он хотел — это к Авелю, а здоровый или со сломанной ногой, значения не имело. Прямо под окном не было карниза, на который можно было бы опереться и спрыгнуть. Вин открыл окно и глубоко вдохнул. Прохладный ветер забрался под его одежду, взлохматил и без того лохматые волосы и принялся целовать сухие и холодные губы омеги. Укус болел, и боль отдавала в руку, но Вин на нее не обратил внимания. Он свесил вниз ноги, а после резко спрыгнул прямо на землю. Острая боль пронзила правую ногу, которой он в первую очередь наступил на землю, и омега тихо завыл. Он завалился на землю всем телом и несколько мгновений лежал, собираясь с силами, а после, упираясь ладонями в землю, поднялся и поковылял к посту охраны, где обычно стояли все машины. Омеге было наплевать, как он собирался найти Авеля, но сидеть здесь, в мучительном ожидании, он уже не мог. Авель хлопнул дверью машины и вывалился наружу. Он прислонился к кирпичной стене стараясь, не упасть. Опираясь о стену, он сделал несколько шагов вперед, но у него помутнело в глазах. Осталось так мало, до его мальчика было рукой подать, а после и умирать не страшно, но от полученных ран, эмоционального потрясения и бесконечной усталости он был на грани потери сознания. Несколько раз альфа остановился, чтобы подышать, а после снова шел вперед, пока не увидел маленькую, прихрамывающую фигуру, что бежала к нему. — Авель! — прокричал Вин со слезами на глазах. Он рванул к альфе и налетел на него, едва не сшибая с ног. Они вдвоем осели на колени. — Что же ты сделал, Авель? Глупый, что же ты наделал, — плакал омега и принялся целовать его раненое лицо, перепачканное в своей и чужой крови. — Ты жив господи, ты жив, — Авель и сам незаметно вздрагивал, зарывшись лицом в плечо омеги. Они оба плакали, раненые, почти убитые. — Что же ты наделал…

Двадцать восемь дней спустя

Стоял солнечный, жаркий полдень. Птицы пели песни, по-особенному красивые сегодня. Перед небольшим алтарем из живых цветов, над которым Ханен, Тэхен и Юнги корпели добрую неделю, стояли двое, а приглашенные гости и жители общины сидели на стульях, с невероятной теплотой и любовью смотря на двух людей, что решили навсегда связать себя узами брака. Перед ними стоял Минхо, вызвавшийся проводить церемонию. Хосок откопал кремовую рубашку у Чонмина в шкафу для такого праздника, рядом с ним сидел Хаку, который, хотя и не видел всей этой красоты, был счастлив, как никогда. Ханен держал на руках Хенджина, увлеченного играющего своей соской, а Джойз смотрел на них с небольшой сцены, на которой и возвели алтарь. Он улыбался так ярко, словно сам стоял вместо жениха. В кармане его рубашки была ромашка для свидетеля, точно такая же была и у Тэхена, стоящего с противоположной стороны. Чонгук с невероятной гордостью смотрел на своего мальчика и на женихов, что держали друг друга за руки, лишь иногда отвлекаясь на разговоры с рядом сидящим Чимином, а Юнри и Минки тихо обсуждали, как прекрасны были сегодня влюбленные. Юнги был невероятно прекрасен в белом. Длинная приталенная рубашка так подчеркивала его фигуру, а собранные заколкой волосы, на которых сверкал венок, блестели золотом в свете солнца. Омега держал в правой руке букет фиалок и улыбался так нежно и ярко, что Намджун не мог оторвать от него взгляд. Альфа так волновался перед церемонией, что замучил Джойза вопросами: «Как я выгляжу?», «А вдруг он откажет?», «Джойз, мне кажется, или я поправился?», что его единственный свидетель едва не сбежал через пятнадцать минут. — Сегодня самое прекрасное и самое незабываемое событие в жизни не только вашей, но и ваших друзей, родных и родственников. С этого дня вы пойдете рука об руку, вместе переживая радость счастливых дней и, возможно, когда-то огорчения, — Тэхен поднял взгляд вверх, чтобы не расплакаться, а Юнги взял одной рукой руку Намджуна, а второй — культю, и улыбнулся с нежностью, что грела теплее солнца. — Создавая вашу семью, вы взяли на себя великий долг перед друг другом и перед будущим ваших детей. Как трудно в нашем сложном, огромном и прекрасном мире встретить человека, который поймет с полуслова, будет ценить каждый миг, прожитый вместе, который сможет полюбить и принять твои недостатки, — Минхо посмотрел на Намджуна, и по рядам гостей пронесся смешок. Намджун и сам не удержался от смеха. — И восхищаться достоинствами, — альфа перевел взгляд на Юнги и улыбнулся, — который всегда поддержит и подставит свое плечо. Судьба подарила вам такое счастье, с сегодняшнего дня вы будете строить свое совместное будущее, а мы, ваши друзья, ваши родные, близкие и люди, которые безгранично уважают вас, всегда поможем вам в этом непростом деле! Раздался гул аплодисментов и одобрительных выкриков. Намджун с теплотой окинул всех, кто пришел сегодня поддержать их, понимая, что семья — это намного больше, чем просто люди, связанные кровью. Это люди, связанные одной целью, люди, смотрящие в одном направлении, люди, которые готовы всегда подставить свое плечо. А потом его взгляд упал на Тэхена. Он украдкой плакал, смотря на своих любимых, счастливых людей — Юнги и отца. И пусть Тэхен теперь не так часто навещал своего старика, он о нем никогда не забывал. Намджун, не сдерживая слез, шепнул одними губами сыну: «Я тебя люблю», и он незамедлительно ответил: «Я тебя тоже». — Ким Намджун, хочу спросить вас, согласны ли вы хранить и оберегать своего избранника, несмотря на тернии и годы, лишь в его глазах искать ответы на вопросы, лишь в его прикосновениях находить уют и покой? — спросил Минхо, обратившись к альфе. — Да, — громко и твердо сказал Намджун, широко улыбаясь так, что обнажились любимые Юнги ямочки. — Мин Юнги, обещаете ли вы стать для Ким Намджуна не только любимым и заботливым мужем, но и самым верным другом, поддерживать его во всех начинаниях и подарить ему прекрасных малышей? — Да, — улыбнулся Юнги, не отрывая взгляда от любимого, который светился от радости. — В знак верности и непрерывности брачного союза, в знак любви и преданности друг другу, прошу вас обменяться обручальными кольцами, — Джойз подал им два небольших кольца на красной подушечке. Эти кольца они сделали сами друг для друга. Они были деревянными и не совсем ровными, но Есан помог им обоим, чтобы они навсегда скрепили свой союз. Юнги снял с подушечки кольцо и надел его Намджуну на безымянный палец, на котором была маленькая буква «Y», а после и Намджун надел на палец Юнги кольцо с первой буквой его имени, и теперь перед всеми этими людьми и перед теми, кто не смог быть сегодня рядом, они стали мужьями. Юнги засмеялся и крепко обнял Намджуна за шею, порывисто целуя его в губы. Гости начали аплодировать, выкрикивать поздравления, и самые родные и близкие кинулись к молодоженам, чтобы сказать им лично самые теплые слова и подарить самые теплые объятия. Тэхен упал в объятия отца и расплакался, как маленький, от счастья. Больше всего на свете он хотел, чтобы папа был счастлив. К вечеру, когда солнце начало клониться к закату, люди сидели за столами, которые ломились от еды: запеченные кабаны, зайцы, изобилие фруктов и свежих овощей, запеченная в костре картошка с салом, нарезки салатов, пироги, вкусное вино и компот — чего там только не было. Некоторые, как Есан, предпочли танцевать до упаду. Тэхен же сидел в окружении семьи. Его волосы отрасли совсем немного, поэтому Юнги одолжил ему свой венок. Чонгук сидел справа, а Хосок и Хаку — слева. Над столом летели разговоры, которые не прекращались ни на секунду. — Ну вы хоть на ночь-то останетесь? — вздохнул Джойз, подперев щеку кулаком. — Мест полно, найдем, где вам спать! Намджун, вон, на полу поспит, — все рассмеялись. — Мы бы с радостью, но дел много, — широко улыбнулся Чимин и посмотрел на любимого омегу и папу. Минки сначала смущался, его гложила вина, но Ханен быстро взял его в оборот и увлек занимательным делом — кормить Хенджина, который стал есть втрое больше и потолстел так, что щеки свисали. — А как у вас дела, кстати? — спросил Хосок, пережевывая сытную картошку, которой его кормил Хаку. — Пока трудно, но мы держимся. Уверен, к зиме сможем отстроить все дома, чтобы люди спокойно могли в них заселиться. Пока тепло, альфы спят снаружи, а омеги и старики в нетронутых домах. В промежутках охотимся, пополняем запасы продовольствия, всего сразу и не перечислишь. Но, думаю, все будет отлично. — Под руководством Чимина дела пошли в гору, не скромничай, — улыбнулся Юнри и ткнул его пальцем в ребра. Чимин усмехнулся и поправил соломенную шляпу на голове омеги. — Мой племянник лучший лидер! — гордо вздернул подбородок Ханен. — Эй, а я? — возмутился Джойз, и Тэхен не удержался от смеха. — Русалочка, а ты надо мной не смейся! Кстати, не считаешь забавным? Я — пират, — указал он на свою черную повязку на глазу, — ты — русалочка. — Уверен, ты такие сказки начнешь детям нашим рассказывать, что они все до единого поверят в каждое слово, — ухмыльнулся Чонгук. — Вы во мне не сомневайтесь! Мне вот что интересно, вы для ребенка имя уже выбрали? — поиграл бровями Джойз. Хаку хихикнул и слегка хлопнул Чонгука по плечу, пока брал со стола миску с салатом для Хосока. — Давай, расскажи им! — Ой-ой, — сморщился Чонгук. — В общем, это имя лучшее из всех, что было придумано человечеством, оно величественное, легендарное, самое лучшее, я бы сказал, гениальное, ведь… — Тэгык, — хихикнул Тэхен, и Чонгук посмотрел на него, как на предателя. — Ну, не дуйся! — Я эту речь знаешь сколько готовил? — проворчал альфа. — Тэгык? Серьезно, что ли? — громко засмеялся Джойз, хватаясь за живот. — Ну и имечко вы придумали! — Ты вообще хотел Хенджина назвать «Джойз Второй», так что помолчи тут, — возмутился Ханен и треснул альфу по плечу. — Ауч! Ну ничего, зато тебя точно назову в честь отца, — расплылся в улыбке альфа и принялся наглаживать живот Ханена. Тот лишь наигранно обреченно вздохнул, улыбнулся и погладил любимого альфу по волосам. Хенджин закряхтел на руках Минки, и Джойз поднял к нему голову: — Да, малыш, у тебя братик будет. Ты рад? — Он просто пописал, отстань от ребенка, — хихикнул Ханен и дал любимому альфе щелбан. Все рассмеялись. — Хен, давай, я поменяю ему пеленки. — Ну-ну, не лишай старика радости. Я так жду своего внука, Ханен, ты бы знал, дай мне поухаживать за этим крепышом, — улыбнулся Минки, остановив омегу. Ханен согласно кивнул, уж очень ему хотелось посидеть со всеми. — Па-ап, ну какой вы старик? — улыбнулся Юнри. — Старик, еще какой! И не спорь со мной, солнышко, — Минки чмокнул Юнри в макушку и слегка подкинул на руках Хенджина. — Отдыхайте, молодежь, а я пока этому богатырю поменяю пеленки. — Вот, Юнри, а вы как ребенка назвать решили? — вклинился огорченный Чонгук. Тэхен тихо посмеялся и погладил его по плечу, успокаивая. — Это теперь вопрос принципа, Тэхен, даже не думай успокаивать меня! — Тэгык реагирует на твою злость, — проворковал Тэхен, и Чонгук сразу же переменился в лице, принявшись гладить выпирающий живот любимого, чувствуя, как слабо пихается малыш. Для Чонгука весь остальной мир перестал существовать, остался только он и Тэгык, который мог общаться с отцом только через живот папы. — Он залип часа на полтора, можем говорить дальше, — объявил Тэхен. Хосок засмеялся, наблюдая за братом, а потом перевел взгляд на Хаку. Однажды он тоже будет так ворковать с животиком своего омеги. — Мы решили назвать его Уен, — улыбнулся Юнри, сунув в рот листья салата и принялся с хрустом пережевывать. — Вот, это уже по-нашему! Это я уже понимаю, имя просто супер, — ухмыльнулся с набитыми щеками Джойз и увернулся от полетевшего в его сторону полотенца. — Между прочим, — проворчал Чонгук, — мы решили совместить наши с Тэхеном имена, только «гук» заменить на «гык». — Бедный Тэгык, — вновь заржал Джойз и едва успел поймать ложку из-под салата. Присутствующие смеялись над перебранкой двух молодых отцов, и только Хаку прислушался к голосам, а после спросил: — А где Юнги и Намджун? Намджун сидел на мягкой траве, словно горящей из-за закатных лучей солнца. Мягкий и теплый солнечный свет ласково гладил его бритое лицо, которое он вскинул к небу. Приятный ветер трепал свободную рубаху, вздувая ее, как парус. Он слышал море. Оно билось о скалы и накатывало на берег пеной, унося на морское дно красный песок. В воздухе витал запах цветов — дикие розы, фиалки и пионы. Намджун приоткрыл глаза и посмотрел на Юнги, который стоял у самого обрыва. Он держал в руках букет. От него исходило тепло, настолько родное, что он понимал — это не солнце грело, его грел Юнги. Омега опустил руки и развернулся лицом к Намджуну. Голубая бабочка с раненным крылом вспорхнула с лепестка фиалки. Папа поздравил его с днем свадьбы, Юнги знал это, а букет он сохранил, чтобы возложить его Гююн на могилу. Пусть сегодня она не могла быть рядом, в сердце она была всегда. Его светлые волосы с вплетенными цветами трепал ветер. Он шел к Намджуну, касаясь пальцами бутонов диких роз. Альфа прикрыл глаза, чувствуя, как нежный пионовый запах проникает его легкие и по-хозяйски пускает внутри семена. Намджун этот запах никогда забыть уже не сможет. — Эй, — тихо позвал его Юнги и протянул к нему узкую ладонь, которую Намджун тут же с нежностью обхватил. Омега уселся между разведенных ног Намджуна. Тот положил свою широкую загрубелую ладонь на его живот и зарылся носом в белокурые волосы, прикрывая глаза и глубоко вдыхая аромат его тела. — Как ты? — хрипло спросил Намджун, заглядывая в лицо любимому. — Тс-с, — он приложил прохладный палец к губам Намджуна, а сам прильнул спиной к его груди и закрыл глаза. — Слушай… Намджун притих, обнимая свое бесценное сокровище и оглаживая его живот под тонкой хлопковой рубашкой. Вдалеке пели птицы звонкими голосами, а ветер подвывал им меж высоких трав, кренящихся к земле. Не спеша напевал и прибой. Намджун не видел, но знал, что Юнги улыбался. Он просто чувствовал это всеми фибрами своей души, и сам сдержать нежную улыбку не смог. В его сердце, наконец, наступил покой. Буря схлынула, оставив Намджуна лежать на полуразрушенном корабле, смотря в мирное голубое небо… Намджун хотел раскрыть рот, чтобы все-таки спросить о его состоянии, но Юнги, словно почувствовав, поднял голову и коснулся своими теплыми губами губ Намджуна. — Я люблю тебя, — прошептал альфа. В ответ Юнги улыбнулся уголком губ и, приблизившись к его уху, прошептал: — Ты у меня вот здесь. И ты безошибочно знаешь, где.

***

Вин застегнул черную рубашку у самого горла, закрывая укус, и вздохнул. До Кристофа осталось совсем немного — меньше получаса, если быть точным. Было солнечно и жарко. Под ногами хрустела высушенная солнцем трава, а он… был жив. Он не знал как, не знал и почему, но его это больше и не интересовало. Каждый день он мучился в ожидании, что сегодня станет монстром, но не стал, не лишил себя жизни, и все благодаря Авелю, который не разрешал даже думать об этом. А после он рассказал о мальчишке, Тэхене, который двенадцать лет жил с укусом. Так, может, и у Вина был шанс? Он невесомо коснулся изгиба шеи. В груди все замирало от мысли, что вскоре он увидит Кристофа. Наверное, в последний раз. Авель был в сладком предвкушении, что он вот-вот увидит своего ребенка, а Вину было ужасно от мысли, что он не мог целиком разделить это чувство со своим альфой. Он был безумно счастлив, что Авель, наконец, увидит его, но то же время Кристоф… От одной мысли о нем все скручивалось внутри. С последнего раза, когда омега тут был, они укрепили забор. Появилось больше зараженных, и защита должна была становиться сильнее. Вин гордился работой, что они проделали под руководством Кристофа, но ноги то и дело подгибались. От хороших мыслей он метался к грустным, его качало, как корабль в шторм. Часовой сразу узнал Вина — здесь он был частым гостем, а потому пропустил внезапных гостей без лишних слов. Авель шел следом за Вином, который выглядел обеспокоенным и предвкушающим. Внезапно он побежал вперед, не сдержав порыв своих чувств, и налетел на Кристофа, который кинул охапку наколотых дров и поймал омегу в своих объятия. Родной запах лаванды окутал его теплым одеялом. Кристоф стоял, глубоко дышал его запахом и не мог поверить, что Вин — его любимый, теплый, незаменимый мальчик в его руках. Его не было здесь так долго, что альфа изводил себя мыслями о том, как он, в порядке ли, жив ли вообще. Страхи разъедали его, но в тот миг они лопнули мыльным пузырем, потому что Вин был в его руках. Омега цеплялся за его горячие плечи едва ли не ногтями и быстро дышал, наслаждаясь теплом и запахом его тела. — Я так скучал по тебе, — прошептал Кристоф и погладил ладонью его щеку, смахивая большим пальцем слезу. — Вин… Я так переживал, изводил себя терзался мыслями о тебе, почему ты не приходил, волновался, что что-то произошло. — Тш-ш, — прошептал в ответ Вин, покачав головой. — Все в порядке, я тут, Кристоф, я тут… Я тоже по тебе очень скучал, — тихо сказал он. Кристоф перевел взгляд за спину Вина, и ощутимо напрягся, так, что Вину оставалось только вздохнуть. — Это… Авель, — он отошел от Кристофа, перевел взгляд на Авеля, подошедшего к ним, и коснулся пальцами его руки. Выражение лица альфы было нечитаемым. У Авеля в душе бушевал ураган. Его мальчик понесся к этому Кристофу, позабыв обо всем, кажется, вообще позабыв обо всех, и об Авеле в том числе. Никто в тот момент не имел никакого значения для Вина, кроме Кристофа. Вин спал с ним, а значит, что у него есть чувства к нему. То, что сейчас произошло — только подтверждения этого. Но Авель внешне старался не показывать свою злость, потому что он обещал Вину не злиться, он обещал, что поймет его и примет любую правду. Правда у него перед глазами. Сейчас ему важнее был сын, к которому он пришел и которого он хотел забрать домой. Авель выдавил из себя улыбку, которую понял только Кристоф — злую и ядовитую. Вин даже не смог поднять взгляд. Альфы, невзирая на неприязнь друг к другу, пожали ладони слишком крепко, чем полагалось. В Авеле в ту же секунду родилось желание сломать его руку. — Так ты, очевидно, Кристоф, — сказал Авель. Он усмехнулся чему-то своему, а после задал самый главный для него вопрос: — Где Джастин? — Кристоф, пожалуйста, отведи нас к Джастину, — тихо сказал Вин, посмотрев на альфу. В его глазах было столько боли и печали, что это можно было ощутить физически. — Хорошо, — хрипло ответил альфа и вновь посмотрел на такого чужого Авеля, который смотрелся здесь, как инородный элемент. В голове пронеслась ревнивая мысль: «Он не твой сын, а мой», но он постарался откинуть ее. В первую очередь, Джастин — сын Вина. Слегка поджав губы, Кристоф пошел в дом, где оставил Джастина, и они двинулись следом. Джастин сидел посредине кровати, растопырив ножки, и большой пальчик смешно торчал вверх, и листал старую книжку с выцветшими страницами. Он разглядывал старые картинки, тыкал в них пальчиком, слегка соскребая краску ногтем, и издавал тихие звуки, похожие на смех и угуканье. Он сосал соску и увлеченно рассматривал книжку, слегка покачиваясь. Когда Авель увидел его, такого крохотного, увлеченного и совершенно нереального, он почувствовал, что мир вокруг взорвался. Нет, не мир. Вселенная. Это что-то неземное и инопланетное, это словно увидеть всю Вселенную перед своими глазами, а у этой Вселенной твои глаза. Эта Вселенная — его сын, это маленькое существо, которое он уже готов был защищать и любить. За это маленькое существо он готов был отдать жизнь, а прикосновение к нему, к его маленьким пальчикам, было похоже на разрыв снаряда, и это происходило в голове Авеля. Он никогда не думал, что у него будет любимый омега, а что уж говорить о сыне? Но теперь сын, о котором он даже не смел мечтать, сидел перед ним. Удивительно, как взрослый человек может переживать, бояться и страшиться реакции маленького ребенка, который по своей сути практически ничего еще и не понимает. Авель боялся Джастина. Вин не смог сдержать теплой, искренней улыбки при взгляде на своего альфу. Он, кажется, был шокирован и поражен в самое сердце. Омега никогда не видел его таким до этого момента. Он хотел было сам подойти к Джастину и взять его на руки, но первым это должен был сделать Авель. — Не бойся, иди к нему, — прошептал Вин и положил ладонь на его спину. — Он полюбит тебя, я обещаю. Авель глянул на него слишком растерянно, словно не знал, куда себя деть и как правильнее повести. Вину захотелось посмеяться, тихо и по-доброму, но он слегка сжал ладонь Авеля, подбадривая его, и слегка подтолкнул к сыну. Он долго смотрел на него, а после сделал шаг вперед, очень осторожно, чтобы не напугать увлеченного малыша. Он подошел к нему, присел возле кровати, смотря на него, как на настоящее чудо во плоти, и тихо сказал: — Привет, Джастин, — услышав свое имя, ребенок весело встрепенулся, ткнул пальцем в картинку, на которой заяц и мышь сидели за столом и пили чай и замычал, словно хотел что-то сказать, но пока не мог. Авель присел на край кровати и спросил с улыбкой: — Ты мне хочешь показать свою книгу? Вин с улыбкой смотрел на них, не привлекая к себе внимание ребенка. Авель дотронулся своими большими пальцами до маленького плечика Джастина, и словно оказался в другом измерении. Это было… слишком. Это было просто слишком для него. Джастин был такой мягкий, такой теплый и такой маленький, что у альфы в голове вновь произошло осознание, что это маленькое существо — его сын. Авель издал смешок, неверящий, но очень нежный. Он мягко улыбнулся, снова погладил его по плечу, осознавая, что «как раньше» уже не будет никогда, и прошептал: — Джастин, я знаю, что ты будешь скучать по этому месту, по всем этим людям, по… Кристофу, и это место стало твоим домом, но у тебя есть еще один дом, и я хочу тебе его показать, — Авель испытывал огромное желание взять сына на руки. — Не бойся меня, хорошо? Он протянул к нему руки и дотронулся до пальчиков. Из-за этих маленьких пальчиков Джастина у Авеля внутри вновь и вновь раздавались взрывы. Он взял его прохладную, перепачканную чем-то липким ручку в свою и приложил к своей ладони. Альфа не мог перестать улыбаться из-за огромной разницы между ними. Ручка Джастина была такая маленькая, а его — большая и грубая. У Джастина кожа очень нежная, мягкая и чистая. Невинная, не запятнана кровью, и он держал его ручку и трогал так осторожно, словно боялся сломать пальчики. Не сдержавшись, он очень аккуратно поднял Джастина на руки, и они начали смотреть друг на друга, прямо в глаза. Он сидел у Авеля на руках и сосал соску, громко дыша через носик, а потом тронул своим крохотным пальчиком татуировку отца под глазом. Пока Джастин не понимал, что это, но он долго смотрел Авелю в глаза и внезапно заулыбался, снова тыкая пальчиком в лицо отца — в губы, в кончик носа, в татуировку, и начал дергаться на его руках и хихикать, потому что татуировки Авеля были похожи на картинки, как в его книжке. Авель сам засмеялся и подставил лицо, чтобы Джастин тыкал в него, сколько хотел, а сам целовал каждый его пальчик. Кристоф стоял рядом с Вином возле двери и бесцветным взглядом смотрел на них. В груди все ныло и противно скреблось от боли, потому что… это было правильно? Авель его отец, а не Кристоф, Авель хотел его воспитывать, а для них пришла пора прощаться. Но альфа не мог представить своей жизни без Вина и Джастина, он не мог представить, что лишится этого сейчас. Он не доверял Авелю и следил за ним, за каждым его движением, потому что этот человек причинял боль Вину, а ребенку и подавно мог ее причинить. — Если бы сейчас Джастина не было на моих руках, я бы тебя убил, знаешь? — сказал Авель и повернулся к Кристофу. Вин тяжело сглотнул. — И ты знаешь, за что. Когда Джастин увидел папу, он взвизгнул и прямо на руках Авеля потянулся к нему. Альфа отдал малыша Вину, который несколько раз чмокнул его в щеку. Для Джастина папой был Вин, а отцом был Кристоф, человек, которого он видел с самого рождения, которого любил, с которым проводил дни и ночи, даже когда его папы не было рядом. Авелю все это только предстояло пройти. Когда Авель глянул на Кристофа, его взгляд снова стал жестким. Джастин, словно почувствовав настроение папы, обхватил его руками и ногами и прижался щекой к его груди, а свободной ручкой вцепился в футболку Кристофа. Вин прижал его к себе, самое драгоценное, что у него было. Джастин глянул на Авеля и снова заулыбался, но крепко обнимал Вина, пока тот покачивал его на руках. — Но если бы не ты, я бы вообще никогда не смог подержать его на руках. Ты спас Вина, ты спас Джастина, он был в безопасности с тобой. Ты его воспитывал все это время, и его явно хорошо кормили, он тут не нуждался в чем-то, особенно в любви, — альфа перевел взгляд на пухлые щечки сына, а после вновь перевел взгляд на Кристофа. — Спасибо, я перед тобой в долгу. Кристоф ему ничего не ответил, потому что делал он это не для Авеля. Авеля здесь вообще не должно было быть. Вин негнущимися руками собирал вещи сына, которого успел несколько раз поцеловать в щечки и лоб. Джастин, завидев и почувствовав папу, стал веселым и активно дергался на руках Кристофа, угукая о чем-то своем. На альфу смотреть было невыносимо и так больно, что хотелось выть. Он попрощался с Мингю и Юно, поблагодарив их за все, что они сделали для них с сыном, а теперь… настала пора прощаться с Кристофом. Они стояли друг перед другом возле ворот их общины и смотрели в глаза. У Вина они были наполнены жгучими слезами грусти, он хотел кинуться Кристофу на шею, поцеловать его и обнять, но не мог. — Малыш, мы же с тобой еще вернемся к отцу? — сказал Вин словно Джастину, но смотрел только на Кристофа. Кончик его носа покраснел от слез. — Скажи «Я люблю тебя, спасибо, что терпел меня и моего ужасного папу. Мы доставили тебе много неудобств, но мы любим тебя», — прошептал Вин. Слезы катились по его щекам к подбородку. Кристоф не выдержал и крепко обнял их с Джастином. Малыш, не понимая, что они прощаются, звонко засмеялся оттого, что родители его обнимали. Альфа сам еле сдерживался, чтобы не забрать их навсегда, чтобы они всегда были вместе, но… это был выбор. Кристоф не знал, чей, и он в этот выбор явно не входил. Между их губами были непреодолимые сантиметры, которые никто не мог сократить. Кристоф хрипло прошептал, смотря на Вина: — Я люблю вас, — он прижался к омеге, положил ладони на его спину, и зарылся носом в его волосы. — Без вас тут будет совсем пусто. Как я буду без вас… — Мы вернемся, — прошептал Вин, сглотнув тяжелый комок. — Клянусь, Кристоф, мы вернемся. Я не брошу тебя, не оставлю, не забуду… — Пора идти, Вин, — сказал Авель, с трудом пряча свое раздражение, и забрал Джастина из его рук. Вин в последний раз коснулся руки Кристофа, а после пошел прочь, заливаясь слезами, которые не мог показать при них. — Авель, — холодно окликнул его Кристоф. Альфа неохотно остановился и повернулся к нему. — Он не только твой, и ты это знаешь, — Авель улыбнулся и едва сдержал смех. Он слегка подкинул Джастина на руках и спросил: — Ты это сейчас серьезно? Джастин, Кристоф выдумщик и сказочник, да? Он, наверное, тебе тут сказки рассказывал, — ухмыльнулся альфа, развернулся и пошел за Вином. Джастин смотрел через плечо Авеля на отца, который остался у ворот совсем один.

Двести семьдесят четыре дня спустя

Наступила холодная зима. Снег пушистым одеялом укрыл землю и оголенные ветви деревьев. Белый заяц замер в кустах и повел ухом, услышав стук копыт, а после поскакал дальше. В доме Намджуна и Юнги было много голосов. Юнги и Хенджин наряжали рождественскую елку, Ханен крутился возле стола, накрывая на скатерть угощения, Намджун и Джойз упаковывали подарки и прятали их под елку. Главных гостей они еще ожидали. В воздухе пахло теплым пирогом, елью и горящими свечами. Хенджин подхватил толстыми пальчиками елочную игрушку-шар и принялся ее кусать. Юнги завопил и кинулся спасать бедную игрушку от растущих зубов ребенка. — Посторонись! — выкрикнул Ханен, подняв над головой салат и лавируя между альфами, которые расселись прямо на полу, но те даже не сдвинулись с места, настолько им было лень. — Нет, ну послушай, я тоже заслуживаю быть в вашей команде, — возмутился Намджун, одной рукой заклеивая подарок для внука. — Чем это я хуже? Я тоже с чудовищами сражался! — Мы это уже обсуждали! Ты старый, я стариков не беру в свою команду, — сморщился Джойз. — Да ты младше меня на год! — Год — это целая жизнь, знаешь ли, — хмыкнул альфа и прилепил к коробке бант. — Вот, мой капитан тоже так считает, да, Хенджин? — с улыбкой спросил он у ребенка, который на четвереньках подполз к ним, приманенный блеском упаковочной бумаги. Джойз прилепил ничего не понимающему Хенджину на лоб бантик, и они с Намджуном заржали. — Джойз! Ты сейчас сам получишь в лоб, не издевайся над ребенком, — возмутился Ханен и слегка пнул альфу по попе, неся груду тарелок в столовую. — Хенджин наш главный подарочек, — засмеялся Юнги, присел на корточки и смачно чмокнул ребенка в щеку. Хенджин отлепил ото лба бантик и принялся трепать его из стороны в сторону. — Второй подарочек уже в пути, а третий еще не вылупился. — Если на следующее рождество я снова буду беременным, Джойз, клянусь богом, я тебя прибью. — Ты что, против детей? — надулся альфа, на что получил щелбан от Юнги. — Ай! Да хватит мутузить меня. — Дай ему отдохнуть, — хмыкнул Юнги. — Между прочим, это огромный труд — ребенка вынашивать. Сам бы попробовал. — Тс, Намджун, скорее бы у вас дети появились, чтобы эта мелочь перестала меня бить и нотации читать, — проворчал альфа и прилепил бант на подарочную коробку. Намджун нежно улыбнулся, глянув на Юнги, а тот смущенно убежал на кухню, чтобы помочь Ханену с остатками еды. Раздался стук в дверь, и Намджун резво подскочил на ноги и пошел в коридор. За дверью стояли Чонгук и Тэхен, который держал на руках Тэгыка в огромном, меховом комбинезоне. Он сосал соску и смотрел на деда огромными карими глазами. Намджун едва не превратился в теплую лужу от вида снежинок на его длинных, черных ресницах, и розовых щек, больше похожих на наливные яблоки. Издав какой-то непонятный дедовский писк, он кинулся к любимому внуку, забирая его из рук сына. Тэхен засмеялся и только успел, что чмокнуть его в щеку. — Всем привет, — крикнул из коридора Чонгук, обивая снег с ботинок. Он за собой тащил холщовый пакет с подарками не только от них с Тэхеном, но и от Хаку с Хосоком. К ним сразу же вышли Ханен и Юнги и принялись обнимать, поздравляя с наступающим рождеством. — А нашего деда уже можно не искать, да? — засмеялся Юнги и заглянул в гостиную. Намджун ворковал над Тэгыком, который махал ручками и ножками и пытался рассмотреть все, что было от него скрыто. Хенджин во все глаза смотрел на своего маленького брата, а Джойз смеялся с него и хлопал по попке, рассказывая, что Тэгык — его младший брат, которого он должен защищать и оберегать. Чонгук с улыбкой приобнял Тэхена за плечи, поцеловал его в висок, и омега прижался к его спине. — Для него теперь другого мира не существует, — улыбнулся Чон и растер руками плечи Тэхена. — Да уж, не зря говорят, что любимые дети — это внуки, — Ханен тихо хихикнул, когда Хенджин начал щупать ножку Тэгыка. Тот выглядел, как маленький, растерянный совенок, огромными глазами рассматривающий старшего брата. — Так, нечего стоять. Юнги, дуй за пирогом, Чонгук, расставь вилки, — омега вручил Чону вилки, чтобы никто не остался без дела. Тэхен под всеобщий гам голосов прошмыгнул в свою комнату, тихо взбежав по ступеням. Он аккуратно приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Здесь все осталось нетронутым. На столе так и лежали его книги, тетрадки и записки. Омега с улыбкой провел пальцами по изголовью кровати, кинул взгляд на комод и зеркало, к которому Намджун прикрепил фото сына, сделанное Юнги на прошлое рождество. «Надо же, сколько времени прошло, сколько всего поменялось», с теплотой подумал Тэхен. Он успел отправить даже подарки к Чимину и Юнри, не обделив и заботливого дедушку Минки. Не так давно у них на свет появилось новое чудо, которое осветило их жизнь. Как и планировали, назвали его Уен. Хотелось сходить к ним в гости, узнать, как они теперь живут, но все потом. Времени у них теперь очень много. Тэхен зацепился взглядом за записку, которую писал для папы, когда они уходили строить гидроэлектростанцию. Омега ласково улыбнулся, вытащил ее и развернул. Если бы… все закончилось совсем не так, эта записка, наверное, стала бы единственным, что осталось у его папы. — Тэхен, Юнги без тебя все печенье съест! — приглушенно прокричал Джойз. — Уже иду, — крикнул в ответ омега, сложил записку пополам и сунул в задний карман джинсов. Внизу его ждала семья.

***

— С рождеством! — прокричали в один голос люди, сидящие за столом. Хосок засмеялся и поднял бокал, чокаясь со всеми, кто сидел близко к нему. Вино выплескивалось и капало прямо в еду, но было слишком весело и хорошо, чтобы переживать об этом. Хаку смеялся с шуток Билли, который сидел рядом, и попивал свой компот. Хосок сел на место и аккуратно чокнулся с небольшой рюмкой водки, накрытой черствым куском лепешки. Эту рюмку никто не тронул, потому что она была для Фэйт. Хосок улыбнулся уголком губ и незаметно вновь приподнял бокал, шепнув ей: «За тебя, сестренка», и залпом осушил его. Чонмин сидел довольный, как наевшийся сметаны кот, потому что его маленькая колючка Енхи вот уже несколько месяцев официально был его омегой. Одному богу известно, сколько альфа добивался этой неприступной крепости, но оно того стоило. Енхи стал для него маленьким, домашним и любимым котенком, к которому Чонмин всегда спешил после тяжелого дня. Билли же нашел свое призвание в том, чтобы приносить радость другим. Некоторым людям для счастья большего и не нужно. Хосок нежно погладил выпирающий живот Хаку и оставил поцелуй на его округлившейся щеке. Омега сразу же прильнул к нему и обхватил обеими руками, потираясь кончиком носа о шею Хосока. В просторном помещении играла музыка, звучали разговоры, смех, шутки, и люди были просто… счастливы. Хотя Хосоку не хватало брата, Тэхена и Тэгыка рядом, он знал, что вскоре они вернутся. Внезапно между ними вклинился Клифф, громко гавкая и облизывая щеку Хаку. Омега засмеялся и слегка постучал пса по боку. — Кыш, кыш, плохой пес! — Иногда мне кажется, что он любит тебя даже больше, чем я, — ухмыльнулся Хосок. — Эй, парень, это мой омега, — пригрозил ему альфа, а потом потрепал по голове и улыбнулся. Клифф гавкнул, размахивая хвостом. — Вряд ли меня сможет полюбить кто-то сильнее, чем ты, — с нежной улыбкой сказал Хаку. Хосок аккуратно поцеловал его в губы, кусая то верхнюю, то нижнюю. Послышались шутливые возмущенные возгласы, просящие их прекратить, и Хаку с тихим смехом отстранился от него, но напоследок еще раз поцеловал. — А вы не заглядывайтесь, — ухмыльнулся Чонмин и поставил стакан на стол. — Почему стаканы пустые? Наливаем! У нас каждое рождество может быть последним, поэтому давайте отметим его как следует, — люди согласно заулюлюкали, и, наполнив стаканы вином, снова начали чокаться и поздравлять друг друга.

***

Вин приобнял себя за плечи и прислонился плечом к дверному косяку, смотря на своего альфу и ребенка. Джастин сидел на коленях Авеля, который читал ему «Искусство войны», ту самую книгу, которую подарил любимому на прошлое рождество. Авель заметил Вина и улыбнулся ему, возвращаясь к чтению. Омега в ответ тоже улыбнулся уголком губ, но улыбка тут же пропала. За окном шел крупный снег. У них многие люди, которых они пригласили к себе со старого рынка, отмечали этот праздник семейно, в кругу друзей, которые появились и у Вина. Даже с Лиеном они смогли построить нормальные отношения. Здесь все знали друг друга. После того, как Авель и Вин провели чистку, у них все переменилось. Они больше не были похожи на стайку агрессивных шакалов, они стали сплоченной группировкой, где каждый человек преследовал общую цель. Вин больше не ловил на себе плотоядные и ненавидящие взгляды. Он вместе с Авелем учил этих людей драться, охотиться, обращаться с оружием — словом, они дали им все, прося взамен только верность. Большего им было и не нужно. На рождество Вин запек дикого гуся, они вместе поужинали, обменялись скромными подарками и весь вечер просидели у камина, а затем Авель и Джастин отправились читать перед сном, а омега остался внизу убирать со стола. Было хорошо. Вина переполняла любовь к этим двум людям, которые подарили ему новый смысл в жизни, и в тот момент, стоя в дверном проеме и слушая, как тихо Авель читает сыну книгу, омега думал обо всем, что с ними произошло, как было им сложно привыкать жить втроем, как Авель учился заботиться о ребенке и быть отцом, как Джастин плакал, потому что рядом не было Кристофа, и как плакал Вин по той же самой причине, только тайком от Авеля. Он был по-настоящему счастлив теперь, он любил своего мужчину и сына, он желал проводить с ними каждый час своего времени, но иногда мысли о том, кто остался так далеко, терзали его. На подоконнике стоял стеклянный шар, внутри которого находился маленький дом, а если потрясти — шел снег. Это был подарок Кристофа для Джастина. Вин покрутил кольцо Кристофа на указательном пальце, оторвался от дверного косяка и тихо подошел к кровати, забравшись на нее с ногами и прижавшись к Авелю. Альфа сразу же обхватил его одной рукой, а Джастин медленно погружался в безмятежный сон. Вин погладил сына по волосам, наклонился и чмокнул его в макушку, а после прижался губами к губам Авеля и шепнул тихое: — Я тебя люблю.

«привет, мой Кристоф. как ты там? не забыл нас еще? мы тебя ни на минуту не забываем, помним и очень скучаем. у Джастина хорошо получается ходить и даже бегать. мне кажется, что он своим маленьким лбом поймал каждый косяк в этом доме. он учится разговаривать, и знаешь, что я говорю ему каждый день? я учу его говорить «Кристоф» и «отец», чтобы, когда мы вернемся к тебе, ты смог услышать, как это говорит твой сын. он все еще твой. и я все еще твой. прости, что не смог прийти к тебе раньше. я не мог. когда заводил об этом разговор, Авель злился, но под моим напором он сдается. он знает о моих чувствах, я вижу это по нему, но мы никогда не говорили об этом. я скучаю по тебе так сильно, что разлука становится невыносимой. я знаю, что мы еще встретимся, я не хочу расставаться, но пока… прошу тебя, подожди меня еще немного. помни о том, что мы оба чувствуем, но чего почти никогда не говорили. я тебя никогда не забуду. пожалуйста, передай мой пламенный привет Мингю и Юно и скажи, что я люблю их, поздравь с рождеством от меня. в следующий раз письма не будет. в следующий раз буду я и Джастин, который научится говорить. веришь мне? эта разлука длилась вечность, но и вечность однажды кончается. и наша с тобой кончится. с рождеством, Кристоф. всегда твой, Вин.»

Кристоф перевел взгляд на маленький отпечаток ладошки в углу страницы и шумно выдохнул, стараясь успокоиться. Ураган боли, не стихающий ни на секунду, разгорелся с новой силой. Альфа дунул на одиноко горящую свечу, от которой вверх пополз сизый дым, и потянулся к стакану с бренди.

Триста шестьдесят четыре дня спустя

Тэхен сидел в шляпе, закрывающей голову от теплого весеннего солнца, Чонгук таскал тяжелые ведра воды, чтобы полить посаженные семена клубники, и пыхтел от усталости. Шланги, как назло, сломались, а Тэхену вот именно сейчас захотелось посадить клубнику. Он долго и упорно обогащал землю минералами, даже парочку ведер земли из общины отца притянул, чтобы разбить свой небольшой сад. Тэгык, покачиваясь, стоял на бедрах папы и крепко вцепился в его шляпу, чтобы не упасть. Чонгук вытер пот со лба, ухмыльнулся, смотря на них, поставил ведро на пыльную землю и подошел ближе, слегка шлепнув сына по попке. — Ну, здоровяк, как успехи? — Лучше всех, — похвастался Тэхен. — Скоро будет бегать так, что не поймаешь, да, сынок? — расплылся в улыбке омега, чмокнув слюнявые губки Тэгыка. Ребенок взвизгнул и принялся приседать. — Что он делает? — засмеялся Чонгук. — Мне кажется, танцует, — хихикнул омега. — Давай, Тэгык, зажигай, взорви танцпол, детка! Чонгук смеялся так громко, что на него начали оборачиваться люди. Тэгык, видя реакцию родителей, становился еще веселее и активнее вертел толстой попой. Чонгук подхватил его на руки и закружил, изображая самолет. Ребенок издал смешок и принялся весело махать руками, паря в воздухе. Внезапно альфа схватил его за одну ногу и повесил вниз головой, а у Тэхена едва не случился инфаркт от страха. — Только ребенка не убей, прошу! — взмолился омега, со страхом в сердце наблюдая, как Тэгык висит вниз головой. Чонгук ухмыльнулся и поднял сына на руки, поднимая его над головой и, опуская каждый раз, даря ему новый поцелуй. — Слышал, толстый? Твой папа мне не доверяет, — Чонгук оголил сыну животик и сделал ему громкое «пф-ф-р» губами, заставив Тэгыка звонко рассмеяться. — Я не доверяю не тебе, а гравитации, и не называй нашего сына толстым, — засмеялся Тэхен и шлепнул альфу по бедру. — Он в меру упитанный. — Да где там? А ну, жиртрест мой маленький, иди-ка сюда, — он посадил сына к Тэхену на колени, и омега сразу же обнял его, а Чонгук задрал маечку, облегающую животик, и принялся пересчитывать складки, заставляя сына смеяться и дергаться: — Раз, два, три, четыре… Четыре! И это только на животе, а если на ноги посмотрим? А руки? Тэгык, ты маленький кабанчик. — Сам ты кабанчик, он у нас будет самым прекрасным альфой на планете Земля, да, сынок? — Тэгык взвизгнул, когда папа снова смачно поцеловал его в щечку и захлопал ладошками. — Я чистая гора мышц, хочешь проверить? — сексуально заиграл бровями альфа. — Ага, подними футболку и покажи мне свою огромную мышцу на животе, больно интересно посмотреть, — хихикнул омега, а Чонгук скорчил прискорбное выражение лица. — Я что, виноват, что ты постоянно готовишь свои печенья, пироги, торты? Я что, железный? — возмутился он. — Кстати, наделаешь нам пирожков завтра? — промурчал, как самый наглый в мире кот, альфа, потершись щекой о ладонь омеги и смотря на него самыми чистыми и невинными глазами. По части выпрашиваний Тэгык был точной копией своего отца. — Да куда тебя денешь, гора мышц моя, — ухмыльнулся омега и потянулся к любимому, чтобы оставить на его губах поцелуй. К обеду к дому, который переделали под своеобразную больницу, начали стягиваться люди. Обычно там работал Енхи со своими помощниками, но сейчас он не мог работать в силу определенных обстоятельств. Люди собрались и живо обсуждали, кто же родится — альфа или омега. Чонгук десять минут возмущался, что они вообще решили делать ставки, а двадцать минут во все горло доказывал, что родится альфа. Тэхен стоял рядом с Чонмином и Енхи и придерживал Тэгыка за ручки, когда тот, покачиваясь, старался стоять и с интересом смотрел на собравшихся людей. Многие спрашивали разрешения его потискать за толстые щечки, и Тэхен, конечно, соглашался. Чонмин обнимал Енхи за талию и слегка покачивал его в свои руках, поглаживая по выпирающему животу, а омега просто прижимался к его груди, закрыв глаза, и не думая ни о чем. Он просто был счастлив. Ожидание было томительным, но люди не спешили расходиться. Принесли старый проигрыватель, включили музыку, Билли даже сделал прохладный яблочный сок, чтобы люди могли утолить жажду. В их общине жизнь открылась с другой стороны. Они были не бестелесными призраками, которые слонялись и машинально делали свою работу, они были… людьми. Каждый со своей историей, каждый со своими страхами, со своими умениями, со своими хобби. Менялся их лидер, он менял их общину, и менялись они сами. Пришлось даже строить еще несколько домов, в которых могли жить новообразованные семьи. А сегодня случилось грандиозное по меркам их общины событие. Хосок появился из дверей, уставший, с мокрой челкой и держащий на руках маленький сверток. Чонгук подскочил с земли и не мог скрыть самую радостную и счастливую улыбку. В глазах брата блестели слезы, и его собственные глаза мигом стали влажными. — У меня родился сын! — закричал Хосок. Раздался шквал аплодисментов и выкриков. Чонгук первым подбежал к нему, улыбаясь во весь рот, и заглянул спящему ребенку в лицо. — Он такой страшненький, прямо как ты, — засмеялся Чонгук и аккуратно обнял смеющегося от счастья брата, прошептав ему: — Поздравляю, Хосок. Я так, блять, счастлив за вас. — Тэгык, у тебя родился братик! — принялся радостно улыбаться Тэхен и слегка подкидывать сына. Он подошел к Хосоку вместе с Чонмином и Енхи. — Как Хаку? — улыбнулся Енхи, заглядывая в маленький сверток. — Он набирается сил. Я так им горжусь, — полным теплоты и любви голоса сказал Хосок, аккуратно и бережно поглаживая сына по голове. Хосок плакал и не стеснялся своих слез. — Итак, как же зовут нашего нового члена семьи? — спросил Чонмин, не в силах перестать улыбаться. — Субин, — шепнул Хосок, провел указательным пальцем по щеке сына и повторил чуть громче: — Его зовут Субин!

Четыреста восемьдесят четыре дня спустя

Солнце припекало макушку. Вин достал из рюкзака панамку и надел ее самостоятельно топающему сыну на голову. Джастин оглянулся на папу и заулыбался во весь рот, а потом отвернулся к отцу, крепко сжимая своей маленькой ручкой его ладонь. Вин шел чуть позади и грелся на солнце. Джастин болтал о чем-то своем, детском, а Авель его внимательно слушал и иногда вставлял свое слово. Было приятно вернуться туда, откуда все началось. Джастин шел, прижимая свободной ручкой подаренный Кристофом шар к груди и облизывал губки. Теплый ветер трепал полы его слегка великоватой панамки, закрывающей блестящие глаза. Вин нагнал Авеля и взял его за руку с другой стороны. Омега был по-настоящему счастлив. Авель не только отпустил его к Кристофу, но и пошел с ними сам. Хотя прошло много времени, Вина здесь не забыли. У него было ощущение, что он снова вернулся домой, где его ждали. Иметь два дома — это как-то по-особенному тепло. Ладонь Вина была слегка влажной от переживания, и альфа сжал ее, подбадривая любимого. Вин посмотрел на него с улыбкой и кивнул, благодаря за то, что он был рядом. Перво-наперво, омега искал Кристофа, но его не было нигде видно. Он прошел через ряд домов к самому краю, где был дом Кристофа. Альфа нашелся почти сразу — он курил, присев на пороге дома, и смотрел в землю. — Кристоф! — выкрикнул Вин и расплылся в улыбке. Альфа поднял голову, и его взгляд, какой-то слишком размытый, стал удивленным, а брови взметнулись вверх. — Джастин, ты помнишь Кристофа? — спросил с улыбкой он сына. Джастин стал слишком хмурым и серьезным. — Нет, — тихо ответил он, покрепче сжав палец отца. Авель улыбнулся сыну. Кристоф откинул потухшую сигарету в сторону и поднялся слишком быстро, отчего закружилась голова. Вин упал в его объятия и прижался щекой к груди альфы, а тот, не веря в то, что видел его после долгих месяцев разлуки, даже не сразу отреагировал. Лишь спустя несколько секунд он осознал, кто был в его объятиях. Его руки тисками сомкнулись на талии Вина, и он изо всех сил прижал его к себе, зарываясь носом в его волосы и выдыхая. — Вин… Ты здесь… Джастин, — прошептал альфа, опаляя губы омеги хмельным дыханием. — Как ты вырос, малыш. Привет, — сказал альфа как можно дружелюбнее и протянул Джастину ладонь, но тот еще сильнее нахмурился и спрятался за ногу Авеля, сжимая пальцами его штанину и выглядывая из-за нее, как из укрытия. Сердце больно кольнуло от этой картины. Наверное, Джастин его забыл. — Ты пил? — резко и немного грубо спросил Вин, отстранившись от альфы. — Пил. И что? — хмыкнул Кристоф. Вин недовольно поджал губы и поднял на руки Джастина, смерив альфу злым взглядом. Кинув «Я иду к Мингю», он пошел вместе с сыном к другу, которого также давно не видел. Не так он представлял себе их первую встречу, не думал, что найдет альфу пьяным, и продолжалось это явно не день и не два. Вин вспыхнул, как спичка, но решил не обращать на него внимания и провести время с Мингю и Юно. Авель же остался стоять на месте, сложив руки на груди и рассматривая Кристофа, который хотел посильнее ударить себя по лицу. «Это забавно», подумал Авель. Когда Вин пропал, он сходил с ума, пил, принимал и молился лишь об одном — увидеть Вина хоть живым, хоть мертвым, а он был у Криса. А сейчас сходит с ума и пьет Крис, и он явно молился о том, чтобы увидеть Вина еще раз, но он был у Авеля. Вселенная смеялась над ними. Если у Авеля не будет Вина, он умрет, если у Криса не будет Вина, он умрет, если у Вина не будет Авеля и Криса, то и он умрет без них. «Вселенная подталкивает нас к друг другу». — Знаешь, моя рука так и тянется к пистолету, когда я тебя вижу, но вот ради них, — альфа глянул на Вина и Джастина, к которым присоединился радостный Мингю. Крис тоже посмотрел на них. — Я этого никогда не сделаю. Я думал, что в тебе что-то есть, думал, что Вин в тебе нашел? Почему он так яростно за тебя сражался? Он шел против меня, — альфа ухмыльнулся, а у Кристофа внутри все переворачивалось. Его мальчик действительно делал это, пока он сам тут опускал руки и пил? Авель ухмыльнулся. — Пока он сражался и хотел к тебе, ты пил. И что же Вин в тебе нашел? Повисло молчание. Крис сжимал кулаки и смотрел на Авеля, раздувая от раздражения ноздри. Но раздражен он был на себя, ведь Авель был прав — пока он занимался самобичеванием, его омега делал все, чтобы вернуться к нему. Ему ответить было нечего, душу терзал стыд перед Вином и вина. И что он сделал, когда его мальчик пришел? Надрался и нагрубил ему. Если бы Авель захотел ударить его в лицо, он бы даже не стал сопротивляться. Это было заслуженно. Авель выгнул бровь и высокомерно ухмыльнулся. — Ты выглядишь не самым лучшим образом. Иди умойся и приведи себя в порядок. Я не подпущу тебя в таком состоянии к Вину и тем более к Джастину. Кристоф препираться не стал. Он пошел обратно в дом, сохраняя молчание, а Авель двинулся вслед за ним. Пока из ванной комнаты доносился плеск воды и тихие удары по щекам, он заглянул в кабинет Кристофа и подошел к книжной полке, пробегая пальцами по корешкам. Крис выплеснул в лицо ледяной воды и уперся ладонями в тумбу, смотря на себя в треснувшее зеркало. Он выглядел не просто погано, он выглядел дерьмово. Хотелось приложиться лбом об эту тумбу, но холодная вода привела его в чувства. Альфа достал зубную щетку и принялся чистить зубы, перебивая запах перегара. Вин сражался за них, а Кристоф сдался и ждал с моря погоды. Он непонятно чего ждал, когда как Вин хотел к нему и шел против Авеля, заставляя и умоляя его увидеться с Крисом. Какой же он придурок. Когда он вышел из ванной, вытирая лицо полотенцем, он застал Авеля в своем кабинете. Кристоф сложил руки на груди, прислонился плечом к дверному косяку и спросил с ухмылкой: — Нашел что-нибудь интересное? — Нет, — пожал плечами Авель, переворошив пальцами бумаги на его столе. — Абсолютно ничего, — бросил он и вышел на улицу, к Вину и Джастину. Он думал о том, что Крис скучный, а Крис думал, что Авель клептоман, который хотел у него что-то стащить. Неправы были оба. Вин сидел на траве, перекатывая травинку меж губ, и с широкой улыбкой смотрел, как Джастин с визгом убегал от Авеля и Мингю, которые притворялись зараженными и гонялись за ним. Малыш звонко смеялся и носился, как угорелый, а взрослые ему специально поддавались, давая возможность обогнать их и выиграть. Крис тихо подошел к омеге и сел рядом, думая, что он еще злится. Он умылся и переоделся, чтобы неприятный запах алкоголя совсем исчез. Вин глянул на него, улыбнулся уголком губ и положил голову на его плечо. Авель засмеялся, устав бегать по солнцу, поцеловал сынишку в макушку и медленно пошел к Вину, нежно ему улыбаясь. Он завалился по другую сторону от Вина, и так они сидели, наблюдая за тем, как сын и Мингю носились по небольшой полянке. Солнце пробивалось искристыми лучами сквозь кроны деревьев, вокруг порхали бабочки, пчелы и шмели, на ветках деревьев пели птицы. Было так хорошо. Так спокойно. — Папочка! Папочка, спаси! — завизжал Джастин и понесся прямо на Вина. — Сыночек, беги скорее ко мне! — засмеялся омега и распахнул руки для объятий. Джастин налетел на него так, что они оба со смехом повалились в траву. Вин прижал сына к себе и принялся целовать его покрасневшие пухлые щечки. Альфы легли рядом с ними и смотрели на них, каждый по-своему, но оба — с огромной любовью. Вин лежал на траве, чуть склонив голову, и смотрел на своего сына, думая о том, что он невероятно счастлив. Джастин наклонился и поцеловал папу в нос, закрывая их обоих полами своей панамки, а Вин обнял его так крепко, как только мог. Его переполняла любовь к этому маленькому созданию, которое дало ему новый смысл жизни. Это совершенно новая любовь, которую Вин никогда в своей жизни не испытывал. Она долготерпима, милосердна, не превозносится, не раздражается. Каждый новый шаг и каждое новое слово Джастина для омеги словно его личное достижение. Он не мог побыть со своим папой, но он, как папа, всегда будет со своим сыном. К горлу подкатил комок. Джастин обхватил толстыми ручками щеки Вина и снова чмокнул его, показывая, как сильно он любит папу в ответ. Если бы не Мингю, схвативший завизжавшего Джастина за ножки и утащивший его играть дальше, Вин бы точно расплакался. Омега лежал и смотрел на голубое небо. Пушистые облака медленно плыли, унося с собой куда-то далеко все плохие мысли. Он хотел лишь одного — чтобы этот момент никогда не заканчивался. Вин чувствовал, что и Крис, и Авель смотрели на него. Он медленно спустил руки на землю и нашел сначала руку Авеля, а затем руку Кристофа. Аккуратно взял каждого и переплел их пальцы в крепкий замок. Так они и лежали. Вин держал их за руки и поглаживал их большими пальцами по костяшкам. Кристоф смотрел в небо и сжимал его руку, чтобы показать, что он больше никогда не отпустит ее. Авель повернул голову к Вину. Он не улыбался, но его взгляд был полон любви. Посмотрев на омегу несколько секунд, он тоже обратил взгляд на небеса, а после прикрыл глаза.

***

На землю опускался закат. Он раскрасил небо приятными оранжевыми красками и тепло согревал последними лучами. Стоял легкий гам голосов. Ханен и Тэхен накрывали на стол, Хаку возился со столовыми приборами, заботясь о том, чтобы не обделить никого, Намджун держал на руках Сону, младшего братика Хенджина, который был еще совсем маленьким, и с громким смехом слушал историю Чонгука о том, как Тэгык облил себя ведром воды. Хосок качал на руках засыпающего Субина, который держал отца за большой палец и боролся со сном, упорно смотря на улыбку родного и любимого человека. Джойз же сидел перед Хенджином и Тэгыком, которые, распахнув рты, внимательно слушали отца и дядю. Он рассказывал им о том, как бороздил моря, сражался с чудовищами, знакомился с прекрасными русалками и нашел своего верного друга — волнистого попугая. Он рассказывал и о том, что побывал на всех континентах — от Америки до Африки, как ел кокосы и пил ром, а дети едва не пускали слюни до самой земли, желая отправиться в такие же приключения. Юнги сидел неподалеку на траве, уперевшись ладонями в землю, и, закрыв глаза, подставил лицо последним теплым лучам перед долгой ночью. Его рубаха, которую трепал легкий ветер, закрывала внушительных размеров живот. Трава мягко касалась его рук и лица, и Юнги наслаждался теплом, согревающим макушку. Внезапно на его живот опустилась синяя бабочка с пораненным крылом. Юнги приоткрыл один глаз и расплылся в широкой улыбке, шепнув тихое: — Привет, пап, — крылья у бабочки дрогнули. — Я тоже по тебе скучал. Тебя так долго не было, — вздохнул омега и слегка сжал пальцами траву. Бабочка спокойно сидела на животе. — Это твои внуки, пап. Почему внуки? Я уверен, что он там не один. Я чувствую, — нежно сказал Юнги и коснулся живота ладонью. Бабочка сидела и словно ждала, когда Юнги продолжит. — Мы с Намджуном уже выбрали имена. Хенджун и Енджун. Мы не очень оригинальные, да? — хихикнул омега. — Я рад, что ты пришел… Я ждал тебя. Как думаешь, я стану хорошим папой? Я смогу быть таким, какой… был ты? — прошептал он. На глаза навернулись слезы, но не слезы боли, а ностальгии. Он думал о них с папой. — Я буду стараться всю свою жизнь, чтобы стать для них тем, чем ты являешься для меня. Я тебя ни на минуту не забываю, пап. Я тебя люблю, даже если не могу держать тебя за руку, — бабочка словно встрепенулась и подползла ближе, медленно перебирая лапками по его животу. — Прости, что-то я совсем расклеился, — виновато улыбнулся Юнги и перевел взгляд на семью. Они суетились и разговаривали обо всем, что только приходило в голову. Его взгляд упал на профиль Намджуна. Он был таким… родным. Раньше Юнги говорил лишь папе о том, что он любит его, но сейчас… Он любил всех их. Они дали ему дом, в котором Юнги нашел покой, оставив позади всю боль, все обиды, они залечили каждую рану и были рядом, что бы ни произошло. Юнги тихо всхлипнул и утер нос ладонью. Бабочка взлетела и присела на указательный палец Юнги. — Пап, это моя семья, — прошептал Юнги, смотря на всех собравшихся за столом. — Я ее нашел… Я сам ее нашел, — вновь всхлипнул омега. — Она маленькая… и неполная, — он подумал о Гююн, которая больше не могла быть рядом, но всегда была в его сердце. — Но все же хорошая. Да… все же хорошая… Юнги потерял многое. Он потерял свое детство, он потерял своего папу, он потерял свою сестру, но… чтобы обрести нечто новое, что-то нужно потерять. Юнги рискнул, чтобы стать счастливым. Ведь его жизнь могла закончиться совсем не так. Он мог умереть несколько лет назад или вчера, но этого не случилось, потому что его место — здесь, рядом с этими людьми, рядом со своим любимым человеком. Все они стали другими. Юнги теперь был не один. У него была семья, у него был муж, а теперь у него были и любимые дети, для которых он станет самым лучшим папой на свете, таким, каким был их дедушка. Юнги ни за что не потеряет свою семью, ведь… Есть сто причин, по которым они могли не дожить до сегодня. И еще сто, по которым они могут не дожить до завтра. Но они борются за каждую секунду, что могут провести вместе. Пусть всего две минуты. Или два дня. Они бесценны. — Юнги, ну ты там где? — прокричал Тэхен, махая ему рукой. — Иди сюда! — Иду, — крикнул ему в ответ омега и поднялся с земли, идя навстречу своим любимым людям. Бабочка сидела на травинке, слегка покачивая крыльями. Юнги утонул в объятиях любимого человека, и бабочка вспорхнула с листа. Заходящие солнечные лучи проглотили ее, пока она не стала маленькой, едва заметной точкой, а после не исчезла совсем.