Золотой Лотос

Наступал любимый час, фаворит среди времен, проведенных здесь, в мнимом убежище, вдали от всего и ближе всего к ощущению эйфории. Рассветное солнце ласково опаляло водную гладь, редкую иссиня-зеленоватую ряску и ансамбль из деревянных мостиков и окружающих их хитросплетения садов. Было ли это обманом глаз, или же действительно все светилось изнутри, из самых глубин озера доходил этот свет, из густых крон изящных деревьев или даже из чьей-то души, сердца переполненного чувствами? В окне одной из южных башен стоял юноша, скрываясь за невесомостью белоснежных штор. Его неспешный, слегка сонный взгляд скользил по завораживающей картине за окном, запоминая каждую деталь, боясь упустить хоть одно изменение и нарушить целостность образа. Легкий ветерок, еще не нагретый первыми лучами приятно холодил кожу, словно снимая легкими касаниями усталость душной и бессонной ночи в ожидании наступления нового дня. От его трепета хотелось наружу еще больше, но порядки местного двора вряд ли бы позволили такую роскошь, да и делить момент не хотелось ни с кем, это было его время и его личный рассвет, полный нежной страсти. Тонкие изящные пальцы с легкой дрожью потянулись к завязкам ночного одеяния и в одно движение, не крепкий узелок распутался, отпуская ткани скользить вдоль тела на пол, где были оставлены равнодушным хозяином. Босые ноги украдкой переступили через ворох ненужных одежд, юноша одернул занавески и подставил обнаженное тело под будоражащий бриз, под косые лучи золотого солнца, но этого было так мало, хотелось вдохнуть свежесть в себя, полностью отдаться ей во власть, потому, почти невесомо приподнявшись на руках, он сел прямо на деревянную раму окна, закинув ноги на сторону дворика. Так чувства обострялись, разгоняясь по крови, оттого и стучало сердце хоть размеренно, но в то же время тяжело, щемя в груди. Прикрыв глаза, Цзян Чэн все же распустил нетугой пучок и темные локоны рассыпались по его телу, струились под напором ветерка и скрывали прядями разлеты ключиц и поджарое тело юнца. В такую рань он мог себе позволить что угодно, дать волю всем своим фантазиям и не быть пойманным с поличным, ведь все еще спали, прислуга встает на час раньше господ, а значит, у него еще было предостаточно времени понежится здесь, не стесняясь своей наготы. Но все же этот день был исключением из правил жизни юного Юнмэнца. В саду уже давно сидел мужчина, облаченный лишь в легкую рубаху и золотой халат, он никак не мог оправится от головной боли, потому, прихватив с собою кувшин вина, глава ордена спасался здесь, в одиночестве распивая дурманящий напиток и вдыхая запах цветущих лотосов. В некой мере это успокаивало не только тело, но и душу, а потому, он не мог так просто уйти отсюда, к тому же, время подъема было столь близко, что толку ложиться уже не было, да и не хотелось. От безделья мужчина решил развлечь себя рассматриванием всего и все: водная гладь отражала подсвеченные розовым светом облака и темную листву с золотой кромкой, вслед за озером взгляд скользил все выше, на травы, на сады и конечно же на ближайшее лоу*. Скучающим взглядом обводя прикрытые тканями окна он вначале не поверил своим глазам, но даже отведя взгляд и снова подняв его, мужчина обомлел от увиденного. Словно нежный бог, на окне сидел кто-то обнаженный и непозволительно обаятельный, точно не человек-божество, сошедшее на землю. Внутри все перевернулось, горело и клокотало, кровь кипящими потоками приливала к голове и вся боль уходила, оставляя лишь какое-то смутное, давно забытое чувство заливать уже ощутимым румянцем щеки. Так, оставаясь незамеченным, он продолжал с жадностью изучать тело, пытаясь хоть немного разглядеть лицо, но волосы скрывали обаятельного незнакомца, пока тот сам не откинул мешающие пряди назад. Не было и сомнения, что это почетный гость, сын главы ордена Юнмэн Цзян, брат его невестки. И все это было бы препятствием, но какой же страстью был окутан его образ, какое желание вызывал, несмотря ни на пол, ни на возраст, а уж тем более на статус. Цзинь Гуаньшань решил во что бы то ни стало завладеть этим великолепным юношей, а в случае отказа немного поиграть на чувствах того, чтобы все-таки выйти победителем и получить желаемое. Грязные игры еще никогда не подводили в любовных делах, ведь хороший политик как любовник и наоборот, в этом то опыт уже имелся. И все же, трогательность момента развеяла позорные мысли, оставляя лишь первое восхищение и желание приласкать. Дождавшись, когда юноша покинет свое место и скроется в темноте комнаты, мужчина отправился в покои, откуда дал указания подготовить купель и начать приготовления к завтраку, на котором будет собственнолично присутствовать вместе с почтенными гостями. По такому случаю, немедленно были отосланы все кто имел дела в садах, ведь главе ордена захотелось провести утреннюю трапезу непосредственно в тине**, когда воздух еще недостаточно нагрет и свежесть окружающего озерца пробуждала бы от недавнего сна. Пока было время, Цзян Чэн неторопливо, все еще раскрасневшийся от собственных действий лег на прохладные шелковые постели и потянувшись, улыбнулся собственным мимолетным желаниям, оглаживая теплыми ладонями изгиб шеи и острые плечи, подушечками пальцев ощущая волну мурашек. Закусив губу, он с трепетом повел ниже, по ровно вздымающейся груди, невзначай просчитывая каждый выступ ребер, пока рука сама не остановилась на чуть впалом, но крепком животе, не силясь двигаться дальше. Отдернув руку, юноша резво поднялся за брошенными на пол одеждами и развернулся в сторону массивного белого шкафа, но так и не успев приодеться, он был нагло прерван стуком в дверь, поспешив накинуть ночное одеяние он велел войти. -Молодой господин Цзян, прошу прощения за столь ранний визит, глава ордена Цзинь велел подготовить вас к завтраку и просит вашей аудиенции, -слуга в бледно-желтых одеждах поклонился в приветственном жесте, поднимая взгляд на растерянного юношу, -ваши личные слуги ждут вашего позволения войти. Расценив нерешительный кивок за согласие, мужчина вышел, впуская за собой пестрых девиц с чем-то ароматным в руках, которые тут же окружили собой Цзян Чэна. Нежные тонкие пальчики искусно перебирали волосы, проводя по ним щеткой для расчесывания, втирали приятные масла в них, массажируя голову и затылок. Такие практики массажа заставляли мысли уходить, принося легкость и блаженство, а стимуляция многих точек бодрила и придавала каких-то особых сил, словно и не было бессонной ночи прежде. Когда юный господин очнулся от наваждения, он уже был одет в свои свежие клановые одежды и полностью готовый выйти на завтрак, даже волосы его были собраны в привычный пучок, но как-то по-особому завязанный. От тела исходил непривычный ему запах чего-то знакомого: сладкий и немного горьковатый, такой приятно вязкий аромат мог принадлежать только одному растению… Иланг-иланг, конечно это был он, ведь многие из заклинателей знали о любви Цзинь Гуаньшаня к этому цветку и его маслу, коим пропахли его одежды, некоторые даже подшучивали, что пионы не достойны такого ценителя, а вот ему, Вань Ину, очень даже нравится, сам он лотосы любил, но из ароматов все-таки выбирал более крепкие, яркие как нероли, который сочетал в себе горечь и сладость цитрусов, слегка недозревших плодов померанца и древесины. «Но не менять же из-за этого символ, что достался от предков!» Из размышлений его снова выдернули, на этот раз уже служанка, что должна была сопроводить гостя к назначенному месту. По дороге юноша отмечал про себя хитросплетение мостиков и каменных композиций, выглядывающих местами из-под зеркальной воды, где резвились золотые карпы, изящно виляя около подводных растений. Сады тоже были прекрасными, но на них он насмотрелся утром сполна, так что пребывая в прекрасном расположении духа, он поднял голову и увидел перед собой вымощенные камнем ступени, что вели внутрь изящно украшенной беседки.