Тайна по имени Кристиан

      Осень радовала последними теплыми днями. Казалось, на улице не октябрь, а начало сентября. Выходные выдались такими, что я не мог подобрать слова. Казалось, что я попал не то в сказку, куда мечтал в далеком дошкольном детстве, не то на карнавал, не то на съемки исторически-приключенческого фильма. Или - участвую в гигантском спектакле. Точнее, не участвую – я тут в роли зрителя.       Крис потащил меня на «полевку». Я охотно согласился – вообще с ним было интересно, а поехать за город с кучей народу, пускай и незнакомого, с ночевкой в палатке и песнями у костра. Кто ж откажется? Мама, как обычно, стала выспрашивать, кто едет, зачем и почему, будут ли взрослые, и вообще, не опасно ли это. - Как это – без взрослых? Почему? А там, небось, алкоголь будет и сигареты? Отец сказал веское слово: - Пускай едет. Ты, мать, до старости собираешься его к юбке привязать? Тогда уж в коляску посади и выгуливай возле дома. Мама обиделась и ушла на кухню греметь посудой. А я стал рыться на антресолях – искал спальный мешок. Выехали около шести в субботу. Кроме нас с Крисом, в электричку набилось человек двадцать пестрого народа. С топорами, мечами, луками. У Кристиана была гитара. И тот меч, который я видел в его комнате. Немногочисленные «цивильные граждане» косились на них – кто с интересом, а кто с неодобрением. Крис вроде бы забыл обо мне, болтая с другими, затем посмотрел своими изумрудными глазищами, взял гитару. Когда-нибудь мы вернемся, за всех обещать не буду Там, может, планы другие, но я – я точно вернусь Получится – стало быть, в белом, с победой и неподсуден, Не выйдет – значит, не выйдет, Хоть над собой посмеюсь. Песня была незнакомая, очень красивая и какая-то тревожная. Будто там, впереди случится что-то непоправимое. Потом гитару у него взял здоровенный дядька с бородой, в байкерской косухе и шлеме с рогами и начал играть что-то юморное. Я не запомнил, потому что ржал до слез.       Мы высыпали из вагона на станции со смешным названием «Третий хутор». Народ тут же сказал, что первый и второй отсутствуют, так как их сожгли во время предыдущих полевок. И мы толпой двинулись куда-то через лес. Крис по пути рассказывал о том, что там будет и как. - Ты, главное, не удивляйся и вообще, не бери в голову. Развлекайся вместе со всеми. Вот я и развлекался, глядя на рыцарей – почти настоящих, в реальных доспехах и со средневековым оружием. И на колдунов – или магов, как они себя называли. У многих на голове были такие шляпы с рогами, остроконечные колпаки в звездах. Много девушек с боевым раскрасом – действительно, лицо покрыто гримом. Крис сражался за крепость – тоже настоящую, из частокола, с воротами, которые нападавшие под конец снесли. Его «убили» быстро – и он ушел ко мне просвещать и потирать по-настоящему ушибленное плечо. - Тут реальных травм не бывает, синяки да шишки. Оружие такое. Потом были соревнования лучников. И к вечеру – костры и песни под гитару. Вот там я и оценил искусство менестрелей. Кристиан пел: Страшна, неприступна стоит цитадель, И войско у стен ждёт команды на штурм. Вдруг к каменным стенам пришёл менестрель И тихо коснулся серебряных струн. В плаще, без доспехов, с гитарой в руках. Безумец, уйди, здесь война, страх и смерть. За поясом флейта на месте клинка. Не страшно ему. Он, вздохнув, начал петь. И снова от его голоса по спине побежали мурашки. И призрак неясной тревоги опять замаячил где-то в необозримом будущем. А костер горел так ярко. И рядом были незнакомые, но талантливые, интересные люди. Он пел о деревьях в зелёных лесах, О ветре, звенящем в высокой траве, О звёздах, что ночью горят в небесах, О быстрой реке и осенней листве. О том, что должна миром править любовь, Что в мире сильнее, чем ужас войны. Что в битвах зазря проливается кровь, А жизнь на земле не имеет цены.       Мама зря боялась – спиртное, если и было, то в умеренном количестве. Мы с Крисом не пили вообще. - Тут и так кайф, без этой пакости, - усмехнулся он.       В воскресенье все вернулись домой – в цивилизованный, немного скучный мир. И я, сидя за столом и делая вид, что готовлюсь к урокам, вспоминал: И в душах у многих, стоявших у стен, Откликнулась, песней задета, струна. Во взгляде исчезла враждебности тень, И стало не ясно, зачем здесь война. Вдруг – звон тетивы, и запела стрела. Безумец упал, не допев до конца. Он больше не сможет напевы слагать И песней людские тревожить сердца. Убить менестреля. Есть больше вина? - Здесь нет виноватых. Война есть война.