Обманы Локи

Ночь прошла в беспокойстве и вечных пробуждениях. Иногда Локи, только-только провалившись в сон, слышал, как ворочался Тор, придвигался ближе и начинал целовать его лицо. Отказать Локи не мог, да и не хотел — слишком давно они не забывали обо всех проблемах, а предаваться объятиям и поцелуям там, где их точно никто не побеспокоит, было очень приятно. В Йотунхейме Локи позволил себе расслабиться. Любить Тора после того, как на запястье появилась альвхеймская брачная нить, оказалось на удивление легко: потаённые страхи отступили, когда обнажилось последнее, что Локи никогда не умел показывать — своё сердце. То, что было начато из-за Тьяцци, в итоге стало чем-то гораздо большим и важным для них обоих. Если несколько дней назад всё выглядело так, словно брак заключался исключительно ради того, чтобы избавиться от назойливого внимания Тьяцци с ненаглядной дочуркой, то теперь всё воспринималось совершенно иначе. Тьяцци отступил на второй план, а на первый вышло именно осознание того, что Локи теперь полноправно связан с Тором. А ведь когда-то именно это было его самым огромным страхом — привязаться к кому-то настолько, чтобы начать воспринимать двоих как единое целое. Рано утром Локи проснулся от холодных рук Тора, которые тот положил ему на талию в поисках тепла. Сам Тор едва ли не по уши кутался в одеяло, и вид у него был таким забавным, что Локи невольно улыбнулся. Хорошо, что заклинание для простого обогрева дома было лёгким, поэтому использовать его он мог даже в полусонном состоянии. Локи это и сделал. Сначала, правда, пришлось обогреть постель, чтобы не замёрзнуть самому от жавшегося к нему ледяного Тора. После, когда холод отступил, Тор сладко вздохнул и уткнулся носом между ключиц. Локи пришлось фыркнуть, чтобы в нос не лезли всклокоченные после сна волосы. — С тобой даже снега Йотунхейма не страшны, — невнятно пробормотал он. Локи, обняв его, положил ладонь, из которой сочилась тёплая магия, ему на голову и зарылся пальцами в шевелюру. — Цени меня, — сказал он то ли в шутку, то ли всерьёз. — Ценю. Разве нет? Пререкаться теперь было бессмысленно — колдовская нить открывала самую сокровенную тайну. В ящиках нашлись сушёные овощи, из которых удалось сделать лёгкий суп. Без мясного навара, правда, но это лучше, чем ещё целый день слушать урчащий желудок Тора, привыкшего к хорошей кормёжке в дворце Асгарда. Ели из округлых плошек прямо в постели, периодически что-то вспоминая и смеясь. Тор не сказал ни слова о том, что суп получился достаточно пресным и безвкусным — казалось, он этого вообще не заметил, с аппетитом умяв всё до последней ложки. Локи это польстило. Он отлично разбирался в зельях, но редко готовил что-то съедобное, призванное просто утолить голод. Они долго лежали рядом, пока Тор не переполз на другую сторону постели и не добрался до ступней Локи, выудив их из-под одеяла. Стал разминать настойчивыми, мягкими движениями. Локи лежал поперёк кровати, подсунув под голову уголок примятой подушки, и, прикрыв пах одеялом, лениво наблюдал за большими отогретыми руками Тора. Прошедшая ночь лишила прикосновения сексуальной жажды, и сейчас он просто наблюдал, как вечно неуклюжий Тор с таким усердием старался сделать ему хорошо. От поцелуев, правда, не спасла даже лёгкая усталость — закончив со ступнями, Тор потянулся выше и, подмяв разнеженного Локи под себя, добрался до губ. Приятная возня продолжалась, наверное, не один час, пока в окно не заглянул редкий гость — йотунхеймское солнце, однако оно быстро вновь спряталось за тяжёлыми облаками. Время неумолимо бежало вперёд. — Нужно отправляться к поселению, — нехотя сказал Локи. — Чем скорее разберёмся, тем лучше. — Я бы остался здесь, — ответил Тор, и Локи удивлённо на него глянул. — Мы не взяли с собой никакой тёплой одежды, а возвращаться сейчас в Асгард… — Не дать тебе замёрзнуть у меня сил хватит, — усмехнулся он. — Но здесь есть старая меховая шкура — специально держал её на всякий случай. Соскользнув на пол, Локи открыл скрипнувшую дверцу покосившегося шкафа и, сбросив магическую защиту с нескольких вешалок, достал нужную. Тор внимательно смотрел за ним, пока с досадой не спросил: — Почему вчера не отдал? — Вчера я справился сам, — пожал Локи плечами и, положив шкуру на край постели, принялся одеваться.

***

В Йотунхейме стоял морозный солнечный день. Они пробирались по привычной тропинке к поселению. Локи шёл впереди, обходя всевозможные ловушки, которые йотуны продолжали ставить — иногда в них попадались звери, облегчавшие охоту, иногда — незваные гости. С тех пор, как они угодили в подобную ловушку в первый раз, Локи больше не попадался на подобные магические уловки. Стоило им добраться до первого часового, передавшего их в руки другому йотуну, как Локи замедлил шаг, сначала поравнявшись с Тором, а потом и вовсе оказавшись за его спиной. То, что произошло ранее, не выглядело полноценной ссорой, но нежелание Локи разговаривать с Лафеем ощущалось даже на расстоянии. На этот раз он оказался не в пещере, а на улице около одного из костров, и разговаривал с какой-то женщиной, к ногам которой жался ребёнок. Бледно-красные огромные глаза тут же устремились на Тора. Маленький йотун выглядел таким ошеломлённым, что дружеская улыбка Тора только сильнее его испугала. Вытаращившись, он встал по другую сторону от матери, прячась, и крепко стиснул её руку. — Когда я привыкну к тому, что здесь на меня вечно пялятся? — спросил он у Локи, обернувшись через плечо. Тот хмуро смотрел на Лафея, но, как только заметил ребёнка, понимающе хмыкнул. — Никогда, — качнул он головой. — Я вот до сих пор чувствую, что в Асгарде на меня смотрят во все глаза, хотя живу там не первый день. — На тебя смотрят по другой причине. — Разве? — уголок его губ дёрнулся, и Локи, сделав шаг, встал рядом с ним, касаясь руки рукой. Тор сразу мягко пленил подвернувшуюся ладонь и, подняв вверх, другой рукой подцепил рукав, поглаживая пальцами альвхеймскую нить. — Теперь — совершенно точно, — улыбнулся он и с наслаждением увидел, как дрогнули веки Локи, но глаз, устремлённых на их руки, он так и не поднял. — Кажется, за эти три дня вы успели натворить дел, — раздался властный голос Лафея, отвлёкший от диалога. Альвхейм славился не только вечнозелёными растениями и особой тонкой магией, но и свадьбами. Вряд ли нашёлся бы кто-то, кто не слышал о том, что в этом мире правит любовь, как бы забавно это ни звучало. Те, чьи избранники по каким-то причинам выходили за общепринятые рамки, сразу начинали задумываться о побеге в Альвхейм. Или же, если всё-таки они не слышали, рано или поздно при поиске выхода натыкались именно на свадебные традиции Альвхейма. Судя по насмешливому взгляду Лафея, он прекрасно знал, что обозначали магические нити на запястьях. Тор хоть и не собирался скрывать то, что Локи стал его супругом, в самую последнюю очередь желал бы видеть насмешку в глазах Лафея — родного отца Локи, с которым он и без того в прошлый раз расстался на не особо приятной ноте. — Надеюсь, это не вызовет недопонимания, — осторожно сказал Тор. Как-никак, Локи всё равно приходился ему сыном, пусть йотуны и не особо дорожили родственными связями. — Несмотря ни на что законы Асгарда остаются нерушимы. Странно, что сам царь, в чьих руках власть изменить что угодно при должном подходе, отправился заключать брак в иной мир, — Лафей не чурался правды, вертевшейся на языке. — Я не могу изменить законы по щелчку пальцев и убедить народ безропотно всё принять. Сейчас самым худшим будет пошатнуть их веру в меня, а я не готов жертвовать своим положением хотя бы потому, что на мне лежит ответственность за безопасность Локи и наших детей, — Тор почувствовал, что он попытался высвободить руку, но не позволил даже отойти от себя на шаг. — К тому же в нашем распоряжении было всего три дня. В Асгарде же только подготовка к царской свадьбе занимает минимум две недели. Лафей прищурил алые глаза. В такие моменты Тор ловил себя на мысли, что Локи прищуривается точно так же. — То есть брак заключён только для того, чтобы отделаться от Тьяцци? Это было правдой, но, судя по скептичному настрою, признание не вызовет ничего, кроме очередного презрения. Лафей хоть и являлся правителем некогда побеждённого мира, нисколько не боялся Тора как нынешнего царя. Конечно, когда они попали здесь в плен, жизнь Тору сохранили только благодаря умению Локи приходить к соглашению. И потом Лафей согласился повременить с выводами о Торе, узнав, что он состоял в отношениях с Локи. Как ни крути, но Лафей прислушивался к Локи, пусть всячески отрицал привязанность к нему. Поэтому Тор, предполагая, что хоть какие-то отеческие чувства и переживания у него имеются, боялся нарушить перемирие неловким словом. — Я его люблю, — напомнил Тор — рука под стиснутыми пальцами дрогнула. — Нас связывает куда больше, чем легкомысленное увлечение. Наверное, Тьяцци оказался лишь поводом. Толчком, — повернувшись, он заботливо посмотрел на Локи, который несмело поднял широко распахнутые глаза. — А Локи опередил меня. Это должен был сделать я. Я… Но Локи… — Опередил тебя, — растянул он губы в кривой язвительной усмешке, и Тор неловко кивнул. — Ещё немного, и я действительно поверю в эту бесполезную силу любви. Хотя то, что вы до сих пор вместе, толкает на мысль, что ваш случай скорее исключение, чем правило. Идём. Тор посмотрел вслед удаляющейся женщине с ребёнком, который до последнего выворачивал голову и смотрел на него в ответ, и грешным делом подумал: а не брат ли он Локи? Хотя, если Лафей делил ложе со множеством женщин, у него должно быть много отпрысков. Косясь на Локи, Тор решил не поднимать эту тему, которая наверняка устремилась бы в проблему различия культур миров. ...Лафей откровенно обсмеял план, в котором Скади предполагалось познакомить с кем-то другим и переключить её внимание. — Перевёртыши — очень тяжёлые колдуны. Они могут принимать любые обличия, тем самым они вольны выбирать, подстраиваться под того, кто им нравится. Если уж Скади выбрала, она выбрала всерьёз — даже была готова оборачиваться мужчиной. А вы двое… взяли и заключили брак, заранее пообещав, что Скади получит желаемое. Вы хоть понимаете, каким сильным может быть её гнев? — голос Лафея звенел от напряжения, а рассерженный взгляд переходил от Тора к Локи и обратно. — Неразумные дети! — Ты их боишься? — спокойно бросил Локи, и вопрос повис в наступившей тишине. Затем повторил уже увереннее: — Ты их боишься. Готов на что угодно, лишь бы не встречаться с ними самому. Что ж, и не встретишься, если я не приглашу тебя на этот дурацкий асгардский пир! — Локи, — одёрнул его Тор, но вскочивший на ноги Локи только зло сверкал глазами и стискивал руки в кулаки. — Асгардский пир? С чего ради мне хотеть присутствовать на пиру среди асов? — спросил Лафей с откровенной издёвкой. Тор буквально физически ощутил его… расстройство? Да, Локи был расстроен, и это читалось в лихорадочно блестевших глазах. Он редко задумывался о том, как Локи относился к Лафею. Внешне их отношения оставались подчёркнуто вежливыми, будто у них не было общей крови, и в какой-то степени это не вызывало беспокойства: раз Локи не тянется к Лафею и йотунам, значит, нет никакой опасности, что однажды ему захочется уйти в родной мир. Однако сейчас Тор не смел ничего говорить, видя, как тяжело Локи сдерживаться. — Пир будет посвящён нам. Нашему браку. Асы уже в курсе. — Полагаю, асам действительно нужно время, чтобы осознать повод, по которому случится пир, — гнул своё Лафей. — Я думал!.. я надеялся, что тебе хоть немного интересна моя жизнь, — голос Локи звучал надломленно. И, когда Лафей лишь с ожиданием склонил голову, ему пришлось закончить: — Потому что я твой сын. Тор хотел было поддержать, взяв за руку или обняв за спину, но так и застыл, понимая, что любое действие только потревожит Локи. Выпрямившись, Лафей окинул его пристальным взглядом. Поджав губы, он долго смотрел, словно решал, что именно сказать. Вот только фраза, которая прозвучала, совсем не обрадовала Тора. — У меня таких сыновей, как ты, несметное количество. Мне к каждому ходить на пиры, если его вдруг потянет на аса или асинью? В тот момент Локи не выдержал. От него исходили ледяные волны магии, и Тор, находящийся близко, чувствовал, как они колют подобно острым кинжалам. Перед тем, как сорваться с места, Локи отпустил себя, колдовским всплеском потревожив всю пещеру — пламя костра отчаянно затрепетало и почти погасло, несколько шкур на полу прибило к стенам, а кувшин с водой разбился вдребезги. Затем Локи быстрым шагом бросился наружу, обогнув Тора и даже не задев плечом. Хуже всего пришлось обожжённой холодом правой руке: кожа покраснела и болела. Стиснув зубы, Тор упорно молчал, не спеша кидаться вслед за Локи. Когда шаги стихли, он перевёл взгляд на Лафея, который уныло смотрел на разбитый кувшин, и спросил: — Зачем ты так? Казалось, вопрос доставил только неудобства. — Я с самого начала говорил, что у йотунов не ценятся родственные связи. Наше поселение — одна большая семья, мы не разбрасываемся на мелкие привязанности. — Но я же видел, что Локи вызывает в тебе эмоции! Ещё после самой первой встречи. Почему хотя бы не поддержать его? Лафей слегка повернулся. — Теперь ты его муж — тебе и поддерживать. — Я-то поддерживаю, — нахохлился Тор, — но у Локи никогда не было семьи. Родителей. Я и подумать не мог, что всё так обернётся, когда мы угодили в плен. Честно говоря, я боялся, что Локи проникнется местным бытом, традициями и рано или поздно решит покинуть Асгард навсегда, но теперь я боюсь, что он решит сюда не возвращаться. Костёр пугливо съёжился в центре просторной пещеры. Тор видел, что и Лафей, и Локи умели поддерживать пламя магией, однако сейчас разговор не располагал к тому, чтобы уделить ему внимание. А Тор, который сразу почувствовал обступивший со всех сторон холод, потрудился добраться до сваленных около дальней стены поленьев и подбросить в огонь. Костёр благодарно фыркнул, взвился ввысь и постепенно начал разгораться с новой силой. Тор не был тем, кто запросто мог читать души. Он и сам-то далеко не сразу понял, что Локи испытывал к нему симпатию, пока Бальдр не открыл завесу тайны, хотя это имело к нему прямое отношение. Что уж говорить о том, что касалось его весьма косвенно… Потоптавшись у костра, Тор сел на свободный угол широкого просторного ложа (промелькнула мысль, что даже его постель во дворце не была такой огромной) и попытался собрать воедино свои собственные воспоминания о недомолвках с отцом. — Мой отец, будучи царём Асгарда столько, сколько я себя помню, никогда не проявлял тёплых чувств. Вернее, проявлял, но, как мне кажется теперь, не мог вести себя так, как ведут остальные, — вздохнув, Тор подпёр подбородок кулаком. — Сыновей у него было всего двое, но ни к одному из нас он не проявлял любви больше или меньше по сравнению с другим. Так было проще — отстраниться от обоих, оставив всю заботу и родительскую любовь на плечах матери. Он решил, что Лафей пропустил краткое излияние воспоминаний мимо ушей, но всё же дождался тихого ответа: — У Одина вас было всего двое, а у меня… — Лафей усмехнулся, и Тор с любопытством повернул голову. — Если я хоть немного выделю Локи на фоне остальных, как считаешь, что за этим последует? Ты ведь тоже теперь царь. И у тебя есть свои дети. Честно говоря, Тор никогда не старался вести себя по отношению к Нарви и Магни как-то… иначе. Не пытался исправить ошибки Одина. Он просто с головой погрузился в воспитание, перемешанное с царскими делами, потому что дети были желанными. И — главное — они были общими с Локи. Всё получалось само собой, хотя из-за этого пострадали любовные отношения, которые, к счастью, удалось восстановить. Что касается любимчика, то в Магни Тор видел себя самого. Магни был похож на него повадками, характером и даже взрослением. Нарви больше являлся отражением Локи, но именно это пробуждало в Торе особенно нежные чувства ко второму сыну. Он любил их по-разному, но не мог сказать, что кто-то занимал в сердце места больше, чем другой. Смотря на ситуацию под таким углом, Тор понимал Лафея. Вполне возможно, что он не знал, сколько именно у него отпрысков. А раз речь шла о том, что всё поселение как одна большая семья, вполне логично сделать допущение, что буквально в каждом йотуне-ребёнке он видел своё продолжение. — Но ты хоть что-то чувствуешь к нему? — и сразу же заверил: — Я никому не скажу о нашем разговоре, даже Локи, если ты не пожелаешь. Усмехнувшись, Лафей обречённо покачал головой. — Какие же вы, асы, сентиментальные. — Локи тоже наполовину ас — ему простительно поддаваться эмоциям. Он был удивлён, что Лафей вообще обсуждал с ним тему родственных связей. Конечно, благодаря заключённому браку теперь они тоже были как семья, но Тор прекрасно понимал, что больших дружных пиров у них никогда не случится — как-никак, у йотунов и асов слишком разные понятия о родстве. — Я не могу быть равнодушным к Локи — я чую в нём свою кровь и магию, — признался Лафей. — Однако, как я и сказал, мне не позволительно выделять его среди остальных. Когда Локи впервые объявился здесь вместе с тобой, сын Одина, и все поняли, кто он такой, мне пришлось пережить нелёгкое время. Только благодаря заверениям, что положительное общение с Локи сыграет нам только на руку, ведь мой отпрыск находится в отношениях с самим царём Асгарда, я до сих пор сохранил позицию правителя. Внимательно выслушав, Тор постарался сначала обдумать следующую фразу прежде, чем что-то брякнуть невпопад. — Я всё понимаю, — покусав губу, сказал он, — но Локи всегда был один. В Асгарде не принято относиться ко всем как к семье. Да, сейчас у него есть я, Нарви и Магни… и моя матушка. Но мне кажется, он хотел бы получить ещё и отца. Родного отца, который жив. Тор не сразу заметил, что Лафей уже повернулся к нему всем корпусом и прожигал внимательными глазами. Почувствовав себя крайне неудобно, Тор потупил взгляд. — Я вроде бы объяснил… — Не обязательно ставить в известность всё поселение, — горячо продолжил Тор. — Я бы и с асами повременил, не говорил бы им пока о нашем браке, но так получилось, что детали жизни царя всегда становятся всеобщим достоянием. Ты же можешь просто поговорить с Локи наедине. И всё. Ты ведь и так с ним общаешься, что плохого в том, чтобы проявить хоть немного увлечённости? — Никогда бы не подумал, что глупый несносный старший сын Одина однажды заговорит такими мудрыми речами. Тор даже не посмел обидеться на «глупого и несносного» — в конце концов, именно таким он и являлся когда-то. Забавно, насколько легко йотуны относились к любовным утехам, нисколько не стесняясь и даже не скрываясь, зато родственные чувства однозначно ставили их в тупик. Решив, что он сделал всё возможное, Тор поднялся на ноги. — Вечером или завтра утром нам нужно отправиться в Утгард. Будет неплохо, если ты всё-таки решишься побеседовать с Локи — в нервном состоянии он ведёт себя крайне неразумно. Выйдя из пещеры на улицу, Тор впервые с наслаждением вдохнул холодный воздух заснеженного мира. Дышать было необычайно легко и приятно. Жизнь в поселении находилась в самом разгаре — многие йотуны сновали туда-сюда, поглощённые бытовыми нуждами. Около одного из самых крайних вигвамов, на поваленном около потухшего костра бревне, в одиночестве сидел Локи. Сейчас он выглядел не столько злым, сколько расстроенным, и Тору оставалось надеяться, что, будучи новоявленным супругом, ему хоть как-то удастся поднять ему настроение.