Так как ехать на ночь глядя не самая лучшая идея, Германия, как хороший хозяин, устроил гостям места для проведения одной ночи в его доме. Россия долго отпирался и убеждал друга, что час езды на машине русского и всё будет чик-пук, но строгий немчик наотрез отказался выпускать троицу. Впрочем, только омега и возникал да пыжился, старшие немцы не стали возражать и приняли приглашение остаться. На правах одного из альф РФ Рейх и Россия остались на кровати ФРГ, которая отличалась специфическим размером — не на одну персону, а на полтора. Очень странная кровать, по мнению русского, но не ему критиковать.
Уложив, грубо говоря, сладкую парочку, Республика вежливо предложил кайзеру гостевую комнату, но тот внезапно отказался от возможности поспать, сославшись на свою привычку бодрствовать по ночам. Германию такой ответ удивил. Германская Империя, когда ФРГ гостил у Федерации, всегда днём присутствовал рядом со всеми (относительно рядом) и отнюдь не выглядел уставшим. Врёт? Что же, его право. Младший уж точно не в праве что-то указывать старшему да и не осмелится. Но было в этой ситуации одно «Но»: очень уж не хотелось оставлять милитариста одного. Так что под предлогом «Я тоже страдаю бессонницей», младший немец решил составить компанию своему предку. К удивлению, кайзер охотно шёл на контакт, плавно и неторопливо рассказывая любопытному внуку что-то со времён правления старшего.
ФРГ и ГИ устроились на диване, для удобства. Младшая страна притащил заранее два пледа, но по итогу укутался в них с головой, так как Империя прямо отказался от тёплого укрытия. Не привыкни Германия к таким странностям благодаря русскому другу, парень подумал бы, что это сон — сидя почти бок о бок рядом с великим предком, о встрече с которым грезил в далёком детстве, младший немец с трудом напомнил себе, что это реальность.
Ненароком беседа свелась к войне. Всего лишь один неосторожный вопрос, но кайзер ни чуть не удивился ему. С не присущей ему лёгкостью ГИ углубился в омут своих воспоминаний, акцентируясь больше на своих эмоциях и чувствах, чем на всплывающих перед глазами картинках.
-Война — не что-то особенное, — мужчина приложил к щеке кулак, облокачиваясь о собственные колени. —
Есть лишь ощущение «здесь и сейчас», а не где-то там в будущем. Когда умирали мои люди, я вёл лишь сухой подсчёт. — Германия стушевался от жесткости слов, хотя альфа говорил лишь правду. На войне не до высоких моральных чувств.
Под тихий баритон старшего немца, Германия вскоре сладко задремал, откинувшись на спинку дивана и укутавшись по самый нос в плед. Кайзер не сразу приметил тихое сопение под боком, и только когда его за руку обняли ручки младшего немца, милитарист умолк, уставившись нечитаемым взором на Германию. Свободная рука потянулась легонько отодвинуть внучка в сторону нормальной подушки, но замерла в нерешительности и в итоге легла на макушку черноволосого парня, небрежно потрепав волосы. Его же никто не видит, так что, почему бы не позволить маленькому потомку немного детской наивности?
Кивнув своим размышлениям, Империя вновь глянул на мирно спящего ФРГ, после метнув взор на вход в гостиную, где застыла нагло улыбающаяся фигура нациста в просто отвратительной, по меркам самого ГИ, позе: облокотившись локтем о стену и выпятив бедро, всем своим видом нарываясь на знаменитый убийственный взгляд кайзера. А Третий Рейх, честное слово, никак точно не собирался навестить отца с сыном, дабы скрасить им ночь. Отнюдь, он шёл исключительно на кухню, да, за стаканчиком
вискаря воды.
Бесшумно отлипнув от стены, фюрер плавно направился в сторону дивана и, не обращая внимание на метавший молнии взгляд отца, уселся с другого бока от него, закинув ногу на ногу и по-хамски раскинув руки по спинке дивана. ГИ цыкнул.
-Вам есть что мне сказать, отец? — слащаво растянул губы в ухмылочке Дитрих, наблюдая за тем, как вокруг милитариста словно тучи сгущаются. Всё это напускное фамильярство, не более, но Империя всегда отличался взрывным нравом, так что позлить батюшку — дело теперь святое, но не обязательное, конечно.
-Не думай, что раз мы с тобой оба побывали за чертой и стали «не такими» — это не повод хорошенько отлупить тебя. — с холодным равнодушием процедил альфа и, искривив губы в оскале, дополнил. —
Мой маленький сынок.
Рейх закатил глаза, не оценив угрозы, но руки всё равно убрал, скрестив их на груди. Иногда он задавался вопросом: как часто у них отношения меняются от «Уважаю, понимаю» до «Холодного фронта»? Стоит получше разобраться в их отношениях, а то они выглядят чересчур «Токсично» — сие занимательный термин нацист вычитал недавно и не особо задумывался над ним, пока они с отцом вновь не вернулись к их эмоциональным каруселям. Однако, всегда легче сказать, чем сделать — привычки уже встали на один уровень с рефлексами.
Дитрих условно проглотил свои язвительные фразочки, глубоко вздыхая.
-Ладно, пособачились и хватит. — фриц неопределённо крутанул кистью руки, осмотрев комнату, и якобы случайно остановился на глазах напротив.
-Я хотел с тобой поговорить.
Германская Империя почти разочарованно фыркнул:
-Я так и понял.
-Спасибо. — на одном выдохе вымолвил Рейх, на мгновение прикрыв тяжёлые веки. Как бы он не огрызался на отца, он не испытывал к нему ненависти (в отличии от отношений Союза к РИ). В голове мелькают лишь отголоски былого разочарования от его феноменального проигрыша в первой мировой войне, но нацист не лучше, так что и это досадное чувство постепенно сходит на нет. Кайзер вопросительно изогнул брови.
— Это ведь ты Россию переместил куда-то? — милитарист заторможенно кивнул, по-прежнему не понимая, к чему клонит его отпрыск.
— Да ладно, отец, ты спас его, среагировав быстрее чем я, и не понимаешь сейчас, за что я тут в кои-то веки кого-то благодарю? — в голосе фрица явственно слышались наигранно весёлые нотки. Дитрих до этого ощущал тяжкое чувство обиды на самого себя, ведь как это так? Это он должен был быть быстрее и хитрее того существа, что напало на них, и вытащить из-под острых когтей не только сына, но и любимого омегу. Это омерзительное «должен», постоянно вертелось в голове. Он же сам так для себя решил.
Империя пожал плечами. Откровение сына удивило, но мужчина не считал свой поступок благородным, за который стоило бы благодарить.
-Сын, — сухо протянул кайзер, сцепив пальцы на коленях в замок. Раз у них такая ночь откровений, то старший немец хочет узнать кое-что такое, что давненько мучило раздражённое сознание ГИ. Третий Рейх возмутиться не успел, заинтересованно прикрыв рот.
— Как так получилось, что ты, мой сын, моя гордость и продолжитель великой немецкой расы, влюбился до беспамятства в русского? — альфа поднял взор, одарив сидящего сбоку от него фрица суровым взглядом. Рейху показалось или в словах отца действительно чувствовался упрёк? Разочарование?
— Почему именно он?
-Жизнь так повернулась, вот и влюбился. — на полном серьёзе буркнул нацист, ощетинившись, почувствовав незримую угрозу со стороны родного отца. А Рейх, наивная душа, и в правду подумал, что раз Германская Империя не заикался об этом больше с самого первого дня его пребывания в доме РФ, значит тот смирился и принял решение своего дитя. Видимо нет, ждал подходящего момента для «переговорить», спасибо хоть, что не на публике завёл этот разговор.
-Я жду подробного изъяснения, а не философичного оправдания. — мужчина смягчился, запоздало понимания, что изначально не настроил отпрыска для обычной беседы, начав сразу нападать. Германец немного отвернул голову в сторону, дабы не напрягать сына своим и без того ледяным взглядом. Дитрих скептично прыснул.
-Откуда такой интерес к нашим скромным персонам и нашей истории? — иронично приподняв брови, спросил нацист, откровенно говоря, ни капельки не веря в то, что его отцу просто хочется послушать задушевные истории о том, как Россия и Рейх познакомились. На войне.
-Хочу понять, что тебя так в нём цепляет, да и не только тебя. — Германская Империя прозрачно намекнул на соперников сына, не сдержав ехидной ухмылочки. Дитрих автоматически повторил жест отца, намериваясь шокировать его не только явным откровением, но и их с Россией, общим прошлым.
-Что же, раз сам отец желает узнать такие интимные подробности, то постараюсь поведать всё правдиво. — театрально поклонившись, умудрившись это сделать, будучи сидячим на диване, Рейх постарался отогнать не самые приятные эмоции и сосредоточиться на главном.
1943 год
Ненавижу позднюю осень. Ещё больше я ненавижу позднюю осень на территории СССР. Ужасная слякоть, заморозки, заставляющие кутаться в зимние куртки раньше положенного. С самого утра пришлось глотнуть немалую дозу отвратного настроения. Пусть война идёт по-прежнему в мою пользу, это не отменяет колоссальных потерь среди людей и техники. Каждый беглый взор по отчётам с фронта вгонял меня в раздражённое уныние — да когда же эти русские проиграют! От жгучего желания застрелить очередного тупицу, что не мог и двух слов связать, меня удерживала мысль о том, что люди и так мрут, как мухи. Как оказалось, держал себя в руках я не зря, и молодой, совсем зелёный юноша, поведал мне увлекательную историю о том, что моим агентам удалось захватить в плен одного из крысят Советов. Я заинтересованно уставился на солдата, но парнишка уточнил, что это маленькая омега. Интерес также быстро угас, как и появился.
Что взять с этих омег? И какого чёрта мои шпионы, лично отобранные мной и мной же воспитанные, притащили в концлагерь омегу? Можно было прям на месте допросить и отпустить на все четыре стороны — такие слабохарактерные существа от одной мысли о пытках выдадут всю интересующую информацию на блюдечке. Марать камеры не придётся.
-М-мой фюрер, в этом и проблема… — солдат шумно сглотнул, вызывая во мне очередной приступ раздражения. У меня дел и так достаточно, чтобы слушать бесполезные россказни об омегах. — Омега д-даёт отпор и ничего нужного не говорит. Почти молчит всегда. А при попытке захвата, — парнишка испуганно затих, подбирая слова. Ну-ну, пусть ещё скажет, что возникли проблемы из-за одной омеги. — Омега долго сопротивлялся и смог ранить одного из Ваших агентов. Командир предположил, что мальчишка может знать что-то действительно стоящее… — под конец монолога голос юнца совсем затих.
Звучало бредово. Вся история, начиная от транспортировки омеги в лагерь до её строптивости. Но потом я задумался. Речь шла о ребёнке Советского Союза, логично предположить, что коммуняка смог воспитать даже омегу до уровня альфы, слепив из неё если не борца, так молчаливого партизана. Вводила в сомнения неопределённость того, кого же именно из пятнадцати крысят поймали шпионы. Однако, сопоставляя факты, в голову закрадывались будоражившие догадки. Стоит проверить их самолично.
Отложив встречу с советской республикой на пару дней, уже у порога концлагеря я узнаю, что омега предпринял попытку к диверсии. Омега. Всё больше я начинал думать, что республика отнюдь не омега и каким-либо образом скрывает свою истинную сущность. Не может омега так себя вести. Мой разум отказывался в это верить. И вот передо мной железная дверь камеры, за которой находится неправильная омега. Солдаты расступаются, пропуская меня вперёд.
Мальчишка. Омега-партизан оказался совсем мелким мальчуганом. Издалека замечаю потемневшие синяки на руках и ногах неказистого, юношеского тела. Стоило тяжёлой двери захлопнуться, как омега вздрагивает и поднимает на меня свои голубые, совсем не подходящие для военного времени, яркие глаза. Сомнений не осталось. Мальчик точно являлся советской республикой и, к своей гордости, я даже помнил его имя, брошенное беспечным коммунистом во время одной из наших бесед. РСФСР. К сожалению, больше никакими знаниями об этой стране я не обладал.
-Какая многообещающая персона стала моим гостем, — растягиваю губы в подобии доброжелательной улыбки, отчего мой «гость» испуганно округлил глаза. Не ожидал услышать родную речь, вероятно. — Здравствуй. РСФСР, верно? — медленно подхожу к прикованному к стене омеге, а тот лишь замер, не сводя с меня взора, и молчал, более не выглядя испуганно. — Как не культурно, с тобой здоровается высокопоставленное лицо. Отец не учил тебя этикету?
Ребёнок стушевался. Верно, не простой солдат перед ним стоит, и даже не командир. Я такая же страна.
Желаю продолжить своеобразную беседу, как услышал чёткий, уже сформировавшийся запах. Хмурюсь и отхожу на пару шагов, дабы не принюхиваться. А малыш уже и не малыш, сколько ему лет? Шестнадцать и более, раз я, как альфа, смог вполне распробовать его природный аромат за такой короткий миг. Вот тебе и проблемный омега. Расстрелять всех поганцев, что смели заявлять о таком. Мерзкие животные, что не могут обуздать собственную природу, будучи на войне!
-Что ты забыл на поле боя? — небрежно бросаю я, мысленно уже отправив пару десятков пуль в голову своих солдат. Русский опустил голову, уводя взгляд. Это начинает надоедать. — Спрашиваю ещё раз — что омега забыл на войне?
Опять это чёртово молчание. Впиваюсь ногтями в сжатый кулак и отсчитываю до десяти. Нельзя. Мои солдаты и так руки распустили, причинив немалый вред жалкой, слабой омежке, чтобы ещё я на ней срывался. Хотя очень хочется. Ещё раз осматриваю мальчишку и подмечаю кровавую ссадину у виска. По голове стукнули?
-Сколько тебе лет? - решаю пойти по другому пути, дабы разговорить мальца. Мне эта информацию абсолютна не нужна, но если получится узнать ответ, значит не всё потеряно. Да и надо же узнать, сколько лет несчастному ребёнку, которого родной отец отправил на войну.
РСФСР вскинул взгляд, от которого мне стало смешно. Русские точно все без чувства самосохранения. Смотреть так на врага, который может одним выстрелом решить твою судьбу, дело последнее, но мальчишка так не считал, судя по всему. Широко улыбаюсь, медленно чеканя слова. - Сколько. Тебе. Лет.
-Пятнадцать. - сквозь шипение боли проговорил малец, зажмурившись как от выстрела пушки. Точно по голове не раз стукнули.
-Для такого молодого омеги ты пахнешь слишком сильно. - легкомысленно подмечаю неожиданный факт, в который раз неприятно удивляясь особенностям омег. В росте они отстают от альф, что даже возраст тяжело угадать, а тут ещё выясняется, что феромонами они обзаводятся раньше. РСФСР неожиданно вскинул голову, по-детски смешно нахмурившись.
-А Вы не вкусно пахнете! - заявляет мне военный пленник и дерзко пялиться мне прямо в глаза. Не ожидав столь необдуманного поступка, я рассмеялся с детской наивности в то, что мне правда есть дело до того, какого обо мне мнения пленник и нравится ли ему мой запах.
-Мой маленький junge, - обманчиво ласково обращаюсь к ребёнку, наклоняясь к обнаглевшему мальцу в притык. - Ты сейчас не в том положении, чтобы дерзить мне.
РСФСР сильнее хмуриться, поджимая губы и, пока я не успел отстраниться, показал мне язык.
