Проснись, хён!

Никогда ещё в жизни Юнги так не уставал. Он продюсер. Он не гребанный слуга. Но этот напыщенный айдол, возомнивший себя пупом земли, решил иначе. Стоило Юнги один раз не одобрить мнение этого грёбанного Минсона, так он из просто бесящего самовлюблённого парня превратился в грёбанного властного садиста. Прости, парень, но партнёр для садо-мазо, если Юнги вдруг такое заинтересует, у него есть. Мин не выдержал такого обращения к себе и отказался от проекта. При этом он потерял довольно большую сумму денег, зато спас свою и так раненую гордость. Юнги любил себя и уважал, поэтому не позволил какому-то там придурку помыкать собой. Домой он вернулся чертовски уставший и злой. Порой он ненавидит свою работу. Какого черта он подался в продюсеры? Лучше бы продолжил свою карьеру рэпера. Решено. Он завтра же берет Хосока за подмышки и тащит записывать собственную песню. Заебало продюсировать чужие песни, которые, к тому же, ему ещё и не нравятся. Заебало. — Юнги-я, рад тебя видеть! — Чимин с улыбкой встретил парня с работы. — Я час назад вернулся с занятий и, представляешь, дома никого нет. Я всех обзвонил и выяснил, что у нас с тобой есть ещё четыре часа, чтобы побыть наедине! — Не сегодня, Чимин, — произнес Юнги, сдерживая порыв лечь спать прямо на пороге. К сожалению, Мин не обладал той магической способностью улыбаться, когда всё дерьмово. Если всё дерьмово, значит, он должен выглядеть так, чтобы с первого взгляда было понятно — всё дерьмово. И он пытался максимально точно отобразить на лице всю свою усталость и гнев, который появлялся лишь при мысленном упоминании Минсона. — Ты спать? — с явным разочарованием спрашивает Чимин. — Это всё, чего я сейчас желаю, — вздыхает Юнги, направляясь к себе в комнату. Чимин вздыхает и плетется следом. Юнги, стоило ему оказаться в своей комнате, плюхается на кровать и блаженно закрывает глаза. Чимин снова вздыхает и принимается раздевать своего парня. — Ты настолько устал, что даже переодеваться лень? — спрашивает Чимин. Вместо ответа он слышит неясное мычание. Пак с мрачным лицом и обиженно поджатыми губами снимает с парня носки, галстук, расстёгивает ремень, стягивает брюки, а потом тянет за руки, требуя подняться. — Ты собираешься спать в пиджаке? — язвительно спрашивает он. — Да хоть в бальном платье, лишь бы поспать, — недовольно хмыкает Юнги. — Впервые с того дня, когда мы первый раз переспали, дома никого, кроме нас, а ты даже подняться с кровати не желаешь! — недовольно бурчит под нос Чимин, кое-как стягивая с хёна пиджак. — Дело не в моих желаниях. Дело в моих возможностях. Я не могу, понимаешь? — пытается разъяснить Юнги, и Чимин чуть ли не задыхается от возмущения. Не может?! Не может, это Чимин после пятичасовой тренировки с редкими пятиминутными перерывами, что проводятся периодически у них в университете! Он мало того, что встать не может, он даже пошевелиться не в силах! Чимин не пытается доказать, что Юнги преувеличивает и что он вовсе не устал, а симулирует, просто, разве входят в обязанности продюсера какие-то физические нагрузки? Нет? Тогда почему Юнги ведёт себя так, будто это не Чимина сегодня гоняли по залу как собаку с новыми танцевальными движениями, а Юнги?! — Я сделаю тебе массаж, хён, — говорит Чимин, расстёгивая черную рубашку Юнги. — Охх… Спасибо, солнце, в такие моменты я тебя особенно люблю, — произносит Мин. Ну ладно, за «солнце» его можно простить… Чимин окончательно снимает с Юнги рубашку, тот переворачивается на живот, подкладывает руки под голову, Чимин залезает сверху и начинает разминать плечи хёна. Медленно, но с такой силой, что тот невольно вскрикивает. — Я думал, ты будешь делать мне массаж, а не вымещать свою обиду! — Прости, хён, я всегда именно так делаю массаж Чонгуку, — поясняет Чимин и жмёт с куда меньшей силой. Юнги стонет от наслаждения, пока до него не доходит смысл чиминовых слов. — Ты делал массаж Чонгуку? — спрашивает он. — Да, каждую пятницу я делаю ему массаж. Когда я только въехал сюда… Это, вроде, было на второй неделе с тех пор, как я сюда въехал… Я проиграл ему в компьютерной игре. И он потребовал, чтобы я делал ему массаж каждую пятницу на протяжении трёх месяцев. Я и Тэхёну проиграл. Но он меня пожалел. Сказал, что наказания Чонгука будет достаточно. Где-то на половине рассказа Юнги забыл про свою ревность и просто стал вслушиваться в голос Чимина, наслаждаясь массажем и медленно засыпать. — Эй, хён, — позвал Чимин, но он так и не ответил. Чимин немного поменял позу, сев так, чтобы ему было удобней сделать задуманное. Он поцеловал хёна в поясницу, а потом стянул резинку боксеров чуть вниз и оставил ещё один поцелуй уже ниже поясницы, после чего стал проводить языком. Вдоль хребта, от линии попы к пояснице, и выше, выше, выше, медленно, мокро, одновременно сминая его плечи руками. Юнги под Чимином заметно напрягся — весь сон сошёл на нет. — Даже не пытайся, Чимин, — говорит он своим хриплым голосом, но Чимин только начал свою попытку, а остановиться сейчас ему не позволяла небольшая обида, затаённая на хёна. Чимин понимал, что нечестно обижаться на Юнги из-за того, что он устал, что также нечестно кусать его сейчас за плечо, сжимая руки на талии и упираясь пахом тому в задницу. — Чимин-а! — слышится возмущенный голос Юнги. Он резко разворачивается на спину, хватает Чимина за руки и прожигает таким же обиженным взглядом, как и Чимин его. — Я не поверю ни одному твоему объяснению, если оно будет звучать как «у меня жёсткий недотрах»! — восклицает он. — Я хочу, я безумно хочу провести время с тобой. Но не спящим. Я бы, честно, согласился на просмотр фильмов с тобой, но ты бы просто спал, и это нельзя назвать совместным времяпровождением! Секс — это единственное, чем мы можем заняться на данный момент, чтобы ты не заснул в процессе! — восклицает Чимин. — В кои-то веки дома никого! — Это будет очень медленно и не должно затрачивать и половины энергии, которую мы обычно затрачиваем в процессе, ясно? — вздыхает Юнги. — Ты можешь просто лежать и ничего не делать, — неожиданно произносит Чимин. — Я всё сделаю сам. Всё, что от тебя требуется — наслаждаться и не сопротивляться. — Меня пугают твои слова, — хмурится Юнги, мысленно паникуя, потому что Чимин какой-то слишком уверенный и взбудораженный, и хрен знает, что там ему пришло в голову. И Юнги пугается ещё больше, когда Чимин неожиданно встаёт с кровати и выходит из комнаты. А потом возвращается с довольной улыбкой. — Сядь и повернись ко мне спиной, — требует он. — Может, мне ещё и спеть? — хмыкает Мин. — Не надо, я слышал, как ты поёшь, и это испортит всю атмосферу, потому что я буду ржать как ненормальный, — отвечает Чимин, взбираясь на кровать. — И когда это ты слышал, как я пою? — спрашивает Юнги, принимая сидячее положение. — Хосок-хён предложил мне обмен, он показывает видео, где ты поешь в караоке, а я прибираюсь в туалете целую неделю вместо него. — Хреновый обмен, я того не стою, — высказывает свое мнение Юнги, поворачиваясь к Чимину спиной. — Неправда, — отвечает Чимин с улыбкой. И Юнги видит перед собой черную атласную ленту, а следом — ничего. — Ты завязал мне глаза. — Да, ты мне недавно приснился. С завязанными глазами. С того момента я не могу перестать представлять это. — Надеюсь, это всё и никаких наручников в твоём сне не было? — спрашивает Юнги. — Нет, не было. Не в этом сне. — О боже… — Не беспокойся, в наручниках был я. — Ну хорошо. — Но зато в другом сне был уже ты. — Почему тебе такое снится? — хмыкает Юнги. — Я похож на мазохиста? — Развернись, хён, — требует Чимин. — И ляг. — Ты так и не ответил мне на вопрос. — Нет, ты вообще не похож на человека, которого хоть чуточку интересует БДСМ. Но если бы интересовало — ты был бы садистом. И мазохистом. Потому что мы бы с тобой постоянно менялись. — Прекрати об этом говорить, — требует Юнги, морщась. — Как ощущения с завязанными глазами? — спрашивает Чимин, склоняясь над хёном. — Ничего странного. Я будто бы натянул маску для сна и лёг спать, но тут пришёл ты и начал мне мешать, — отвечает Юнги. — Запомни, тебе не требуется вообще ничего делать. Если попытаешься, то у меня для тебя новость — я прихватил наручники. — Чимин-а, солнышко. Если наденешь на меня наручники, я запихну тебе в жопу дверную ручку, которую Намджун оторвал от двери в ванную. — Ладно, наручники я, пожалуй, использовать не буду. — Ты хоть что-то будешь делать, или я могу поспать наконец? — Заткнись, — хмыкает Чимин и проводит языком по губам хёна. И когда Юнги непроизвольно тянется ему навстречу для поцелуя, Чимин хватает его за плечи и надавливает, тем самым напоминая, что Юнги ничего не должен делать. Чимин проводит носом по шее хёна, после чего кусает легонько за подбородок, проводит языком по кадыку, оставляя засос. И ещё один, и ещё, а потом кусает Юнги за шею с такой силой, что из старшего вырывается полустон-полукрик. Он тут же касается шеи на наличие крови, потому что это было реально больно, но Чимин грубо хватает его за руку и фиксирует над головой. Пак проводит языком там, где укусил, зализывая рану, оставленную им. Левой рукой он держит руку хёна, а правую опускает тому на пах и сжимает. Юнги не может поверить, что его всё это возбуждает. Гребанная повязка на глазах, болезненный укус… Это уже реально смахивает на БДСМ. И это вызывает такие странные чувства. Хочется ещё. Немного страшно, но хочется. Он не знает, как об этом попросить. Но он должен, потому что Чимин снова делает это, снова начинает нежничать, как раз тогда, когда Юнги жаждет обратного. — Ещё, — тихо произносит он, и губы Пака отрываются от его шеи. — Сделай мне ещё больнее. Юнги не слышит ответа. И не видит реакцию Чимина. Не может увидеть из-за этой чертовой повязки. Он чувствует, как Чимин отстраняется, как убирает руку с паха Юнги, но продолжает держать руку хёна. Юнги ненавидит повязку. Он не может ничего увидеть, зато Чимин видит его, кажется, полностью. Все его самые потаенные уголки и секреты. И это бесит дико. И Юнги уже тянется свободной рукой, чтобы сдернуть повязку, но и его левую руку перехватывает правая рука Чимина, заносит над головой, и Юнги чувствует резкую боль в запястьях — Чимин с силой сжал его руки. Юнги хочется вырваться, возможно, даже ударить своего парня, но он сам его об этом попросил… Тут Мин чувствует, как Чимин усаживается прямо на его пах и припадает губами к его шее. Он проводит языком, иногда покусывая, то легонько, то так, что у Юнги чуть ли слезы на глазах не появляются. И это так заводит, у него уже стоит. И от чего? От гребанных укусов и невозможности видеть и держать происходящее под контролем. Да что там, он сам у Чимина под контролем. Младший снова вгрызается в его шею, тянет её, снова лижет, оставляя засосы. Юнги уже сбился со счёту, который это уже был засос. Он просто знал, что потом, когда посмотрит в зеркало, увидит полный пиздец. Тем временем Чимин отстраняется от его шеи, оставляет короткий поцелуй на губах и неожиданно усиливает хватку на руках. Юнги их уже почти не чувствует. — Ты мне руки оторвать пытаешься? — хмыкает он, и Чимин неожиданно ослабляет хватку, перехватывает его запястья и тянет к своим губам. Начинает покрывать короткими поцелуями и проводить языком. — Останутся синяки, хён, — сообщает он. — Попрошу без спойлеров, — хмыкает Юнги и, он готов поклясться, Чимин сейчас улыбнулся. Пак отпускает запястья хёна, опускается ниже, снимает черные боксеры, и у Юнги сами собой срываются следующие слова: — Только там не кусай, идёт? Чимин тихонько хихикает перед тем, как провести языком по члену хёна, после чего берёт его в рот. Юнги вдруг понимает, что Пак ему до этого ещё ни разу не делал минет, при том, что член Чимина побывал у Юнги во рту уже кучу раз. Несправедливость… Мин ненавидит повязку ещё больше, когда понимает, что пухлые губы Чимина сейчас на его члене, а он не может даже посмотреть. Остаётся только представлять и наслаждаться ощущениями. — Ты… о боже… Ты точно… в первый раз… делаешь минет? — спрашивает Юнги, чувствует, как Чимин еле ощутимо сжимает зубы на его члене, и решает заткнуться. Чимин слишком хорошо это делает. Именно так, как нравится Юнги. Будто мысли его читает. Но это невозможно. Уже хотя бы потому, что Юнги, утопая в наслаждении, кажется, совсем забыл о том, как думать. Он издал ещё один протяжной стон перед тем, как кончить прямо Чимину в рот. — Можешь её снять, — разрешает Чимин, и Юнги тут же срывает повязку со своих глаз. Чимин смотрел на него, проводя языком по губам, запачканным в сперме. Даже по подбородку стекало, переходя на шею. Он провел рукой по своей шее, после чего облизнул пальцы. — Ну как? Я доставил тебе удовольствие? — спрашивает он с улыбкой. Юнги переводит взгляд на свои руки. — Пиздец… — Ну так что, Юнги-я? Трахнешь меня или ты слишком устал? — спрашивает Чимин. — Можешь завязать мне глаза. И делать так больно, как только пожелаешь, а я в ответ буду стонать и умолять тебя быть ещё жестче. — Так у тебя всё спланировано… — Ну так что? Я сделал тебе больно, разве ты не должен меня наказать? — Я сам просил сделать мне больно, — напоминает Юнги. — Я могу завязать тебе глаза, могу тебя жёстко трахнуть, но кусать чуть ли не до крови и сжимать твои запястья с такой силой, чтобы ты рук не чувствовал, я не собираюсь. — А если я попрошу? — Ладно, можно тебя один разок укусить. Чтоб понял, как это больно, и больше никогда не просил о таком. Раздевайся. На губах Чимина появляется довольная улыбка.