Последняя Сенджу

Даже в самой кромешной тьме можно найти огонь надежды, пусть и гореть он будет лишь в твоём сердце М.О.

      Бесчисленная вереница смертей и рождения новых жизней, извечный круговорот в столь же бесконечном множестве миров не останавливался ни на мгновение. Не подчинённый никому, даже самым великим и безгранично могущественным созданиям. Шестьсот шестьдесят шесть Судей денно и нощно зорко следили за тем, чтобы души всех живых созданий во Вселенной чтили и соблюдали священный закон мироздания, перерождаясь в новых физических оболочках. Каждой по заслугам, ни больше ни меньше. Самая гнилая и ничтожная душонка обретала своё вместилище в холодном и безмолвном камне, судьба которого была разбиться под ударами кирки и обрести свободу вместе с шансом на искупление. Но об знали лишь сами Судьи, выносившие строгий приговор. Немало пролилось крови, а вместе с ней и обретших жизнь камней, прежде чем арбитры дали обет молчания и великой Тайны.       Никто не знал кто они такие, откуда пришли и есть ли стоящий над теми, в чьих руках находится сама судьба. Ни один из смертных, даже те, кто мнили себя богами, не встречался с ними лицом к лицу. Обрывки преданий из столь далёкого прошлого, полузабытые легенды, о которых помнили лишь самые древние Высшие. Но кому какое дело до отлаженного и не дающего сбоя механизма? Алчные, жадные и жестокие разумные существа находили себе куда более интересное и приземлённое занятие, нежели истязать себя тщетными попытками объять необъемлемое.       Безжалостно разрывая оболочки душ, Судьи каждый миг потрошили миллиарды ярких светлячков, освобождая их от тяжкого груза прожитой жизни. Таково было правило, испокон веков. Но в каждом правиле были свои исключения.       Пульсирующий шар нетерпеливо подпрыгивал в руке, обхватывая невесомыми золотистыми щупальцами длинные, болезненно-тонкие пальцы одного из самых загадочных созданий во всей Вселенной. Оно хмурило тёмные брови, уставившись бездонными глазами на самую обыкновенную душу, не успевшую прожить даже один цикл, и не понимало для чего Яхве*, некогда бывший одним из них, попросил оставить ей обрывочные воспоминания о прошлой инкарнации. Но понимало, что отказать просто не сможет. Взмахнув рукой, Судья вплёл в неразрушимую структуру души напутствие и мягко толкнул шар в сторону Золотой Реки. Место счастливицы, если её так можно было назвать, тотчас же заняла другая. ***       По густой траве изумрудного цвета, заливисто хохоча, бежала малышка лет четырёх от роду, пытаясь короткими ручками поймать порхающих на лугу пёстрых бабочек. Но ручки были слишком короткими, а бабочки — быстрыми. Мелькавшие в воздухе, яркие живые цветы кружили хоровод вокруг охающего и взвизгивающего ребёнка из-за некоторых, особенно наглых, садившихся прямо на лохматую макушку. Устав, кроха остановилась посреди поляны и повернулась в сторону раскидистого дуба. В его тени сидели молодая светловолосая женщина, с беспокойством взиравшая на ребёнка. Рядом, обняв свои колени, пристроилась её вечная темноволосая спутница, в неизменно-сером кимоно с короткими рукавами и перетянутой широким красным поясом талией. Крохотное зеленоглазое создание, так похожее на Цунаде, завладело вниманием обеих куноичи целиком и без остатка. — Цунаде-чаааааан! Поймай! — и пальчик указал на самую крупную с тёмно-красными крыльями. Гениальный медик взмахнула рукой и с кончиков пальцев сорвались тонкие синие нити. — Поймалааааа! Сестрёнка Шизуне! Смотрииии! А ты так можешь? Научишь меня? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Цунаде-чан, а как ты так из пальцев чакру пустила?       Шизуне невольно улыбнулась, видя, как девочка от переполнявшего её восторга возбуждённо подпрыгивает на месте, бережно держа в ладошках крылатое насекомое и болтая без умолку. Ни следа от пережитого три недели назад ужаса. Тогда, забившийся в угол обугленного дома зверёк со спутанными и грязными светлыми лохмами только скалил зубы и бормотал какую-то несуразицу на непонятном языке, выставив перед собой острый кунай. Вдвоём с наставницей они приложили немало усилий, чтобы успокоить дитя и отучить её кричать при виде тянущихся к ней рук. Трагедия в мирной деревне, где жила престарелая Айяно Сенджу со своей внучкой, наверняка на всю жизнь останется шрамом в душе единственной выжившей, но сейчас… от всего этого словно не осталось и следа. Эми вновь научилась улыбаться и смеяться. Однако ребёнок не может, словно нищенка, скитаться из одного места в другое, как это привыкли делать они. Цунаде восприняла появление маленькой Сенджу в своей жизни как знак свыше и решила спустя пять лет добровольного изгнания вернуться в родную деревню и стать приёмной мамой для сироты. И никто не мог себе даже представить, что внутри прячется сущность взрослой девушки, раздираемой между своим реальным возрастом, сознанием поглощённой души ребёнка и тем ужасом, который она испытала, едва оказалась в новом мире.       «Острое пищевое отравление, мы сделали всё, что было в наших силах, но спасти её не смогли. Соболезнуем вашей утрате», — вот и всё, что скажут убитым горем родителям и ревущей сестрёнке. Сама же жертва, то ли преступной халатности врачей, то ли горе-поваров в привокзальном ресторане, после смерти не ощутила ровным счётом ничего. Не было ни рая, ни ада, ни даже чистилища. Тридцать минут страданий и ужаса, сковывающего всё тело предчувствием близкой смерти, после очередной вспышки боли девушка просто закрыла глаза и уснула. А затем увидела чудный сон, словно вновь попала в детство. Словно её собственное тело начало отдаляться, всё вокруг начало расплываться, превращаясь в серое марево. Мгновение спустя девушка услышала крик… переполненный безысходностью и горем, детский крик и оглушительный треск, последовавший вслед за ним.       Казалось, что пространство вокруг похоже на разбитое огромное зеркало, поблескивавшее золотистым цветом. Каждый осколок показывал разные эпизоды из жизни этой маленькой Сенджу. Какие-то из них были счастливыми, какие-то не очень, но большинство из них рисовало то, чего не видели даже прожившие долгую жизнь старики. Крики, убийства, мольбы о пощаде, ужасающее пламя, которое уничтожает всё, к чему прикоснётся, убивающие всех без разбору люди в полевой форме. И она, сжимая в кулачке слишком большой для неё кунай, сидит в тёмном и сыром подвале, вздрагивая от каждого шороха снаружи. Дети не должны такое видеть. Это безнадёжно калечит психику и сознание. Дети войны — именно так их называют. Когда душа подплыла ближе, осколки начали тянуться к ней. Чей-то приказ чётко дал понять, что нужно просто не двигаться. И правда — воспоминания Эми начали вплетаться в энергетическую сущность. Прошло немного времени, краткий миг и обещание, данное перед Яхве, было исполнено.       Вымазанная в саже девочка, погибшая минутой назад из-за сердечного приступа, родилась заново. Впервые со момента смерти, некогда бывшая девушкой с Земли, она открыла глаза и увидела светловолосую женщину со хмурым, но красивым лицом, обрамлённым с обеих сторон светлыми локонами. Дитя испугалось и, мелко дрожа, инстинктивно выставила перед собой грубый кунай. Женщина повернула голову в сторону и тихо кого-то позвала. Вскоре на Эми смотрели уже две пары глаз, излучавших доброту и нежность. Установился паритет. С одной стороны до ужаса напуганный ребёнок, с другой — две девушки, не знавшие как правильно подступиться, чтобы не испугать её ещё сильнее. ***       «Я не сразу признала в ней великую Цунаде Сенджу, хлопая глазами и до сих пор не веря, что оказалась в рисованной вселенной, которая оказалась куда реальнее, чем мне представлялось раньше. Всё вокруг выглядело так, словно я переродилась в своём мире… ровно до тех пор, пока я не увидела, как Шизуне лечила ссадину какому-то деду в одном из селений на нашем пути. Вид окутанных зелёных энергией рук захватил всё моё внимание, и я стояла с открытым ртом и широко раскрытыми глазами до тех пор, пока Цунаде не отвлекла меня, потрепав по волосам. Всё-таки я на самом деле попала в мир шиноби. Начиная с того дня, Цунаде и Шизуне стали показывать разные фокусы, плавно начав моё обучение по контролю и управлению чакры. Когда же я сама окуталась синим пламенем, то буквально запищала от восторга и непередаваемого ощущения силы, и переполняющей всей тело энергии. И твёрдо решила, что стану шиноби, великой куноичи клана Сенджу.»       Прошло две недели с момента пробуждения. Каждый день становился настоящей пыткой для разума и психики, не хотевшей признавать смерть и возрождение без искупительного очищения. Хрупкий человеческий разум попросту был не в силах смириться с произошедшим и довольно часто проваливался в спасительное забвение. Считавшие это шоком от произошедшего, Шизуне и Цунаде круглыми сутками неотступно следили за ребёнком, вкладывая нерастраченную заботу и нежность в Эми. Мало-помалу, но травма от вероломной реинкарнации заживала.       После долгих и жарких споров со своей верной ученицей, Саннин решила вернуться в Коноху и воспитывать Эми как родную дочь. Все свои материнские чувства она излила на найденную в подвале девочку, каждую ночь прижимая к необъятной груди вздрагивающее от снящихся кошмаров худенькое тельце. Саннин шептала нежные и добрые слова, словно заклинания, и девочка успокаивалась. Чувствуя как по щекам непрерывным потоком текут горячие слёзы, женщина осознавала, что вся её несчастная и израненная жизнь до этого была абсолютно бесполезной и никчёмной.