Всё рушится.

Лёша не понимает, почему так. Лёша смотрит на Антона, шутящего с Димой, взахлёб смеющегося и не понимает почему всё так происходит. Почему с ним Антон холодный, как будто неживой, как будто все чувства из него выкачали разом, а с другими такой живой, такой настоящий. Лёша молчит. Лёша понимает, что всё рушится. Всё рушится. Лёше дурнеет в секунды. Внутри пустота растёт в геометрической прогрессии, липкая, холодная, пугающая. Лёша молчит, вертит в руках бутылку с водой. Ему до жути хочется зашвырнуть её Антону в голову, хочется закричать, срывая голос, упасть перед ним на колени, оплетая его ноги руками, прося о чём-то, сам не зная о чём. Лишь бы не чувствовать, как внутри Антон с садистским удовольствием по его чувствам проезжается, размалывая их в ничто. Всё рушится. Лёше кажется, что он бежит от по путям от поезда. Впереди мрак, ноги стёрты в кровь, адреналин по венам бежит, подгоняя вперёд, но поезд позади него — чёртов сапсан, который Лёши быстрее раз в миллиард. И он с ужасом понимает, что его скоро размолет в мелкие куски. Но пока есть силы бежать от этого чёртового поезда — он бежит, делая вид, что всё хорошо, что поезда никакого нет, что он просто неспешно гуляет. Но Антон снова улыбается ему неживо и всем всё становится понятно. Всё рушится. — Как ты? — Лёша выцепляет Антона под локоть из толпы одноклубников перед посадкой в автобус. Тоша вначале смотрит испуганно, не осознавая, кто перед ним. У Лёши за эту крошечную секунду мир осколками взрывается. Ему до одури Тошу хочется обнять, его дурацкую кудрявую чёлку отвести назад, сказать что-то в духе: «Не переживай, братик, всё будет хорошо». Но осмысленность приходит и из глубины каштановых глаз веет льдистым холодом. — Нормально, — Антон осторожно высвобождается из хватки и делает шаг назад. Лёше от этого действия дурнеет в ничтожные доли секунды и мир кажется безбожно давит на него. Потому что Тоша никогда не делал от него шаг назад. А Антон делает. Тишина затягивается. Лёша чувствует себя неуютно и ему, кажется, в собственном теле тесно. Поезд оповещает о приближении, свистит гудком, оглушая, долбя по внутренностям падением в пропасть и чёртовым ощущением неизбежности чего-то до одури плохого. Всё рушится. У Лёши нервно дрожат руки, ему некуда себя деть от волнения. последний матч сезона здорово давит на нервы, но он мужественно держится, изредка поглядывая в сторону Антона. Тот что-то снова рассказывает Тарасову, совершенно не обращая ни на кого вокруг внимания. Лёша молчит, у Лёши руки трясутся, Лёше дурно. Антон всё время до выхода из раздевалки так не подходит к нему, хоть и видит, как нервно его брату. Лёше бы обидеться, зашвырнуть бутылкой несчастной Антону в голову, чтобы он прекратил эту игру во «Всё нормально» и объяснил уже всё по-человечески. Но от исхода беседы страшно и Лёша, мысленно ругая себя за это, шепчет брату, что всё хорошо будет, он им гордится в любом случае. Антон смотрит, пуская ледяные стрелы из коньячно-чайного омута. А потом улыбается неживо и шепчет в ответ: «Я знаю». Затем отворачивается и торопится на скамейку запасных. Лёше плакать хочется от такого, хочется Антона по голове чем-то тяжёлым ударить или обнять его до одури сильно и извлечь изо льда его Тошу, его младшего братика. Всё рушится. Матч заканчивается победой. Да, счёт у них не разгромный, но сезон они завершают достойно, с ещё одним кубком на счету и выходом Лигу Чемпионов. Они болельщикам хлопают долго-долго, благодаря за ещё один прекрасный сезон. Леша Антона выцепляет взглядом в толпе и на секунду другую подвисает на его живой улыбке. И на эти секунды ему кажется, что всё у них с Тошей будет хорошо, что вся эта холодность временна. Но Антон заканчивает улыбаться и идёт в раздевалку и Лёша понимает, что нихрена хорошо ему не будет. Всё рушится. Антон быстрее всех в душ сматывается, словно сбежать хочет, вещи быстро в сумку пихает и прощается со всеми до восстановительной завтра. Лёша не понимает. И от этого ещё хуже. Ему надрывно плакать хочется, потому что ему больно, потому что сапсан позади него отвратительно гудит, напоминая, что что-то неизбежно и от этого разрыдаться только сильнее хочется. Леша задолбался делать вид, что всё не так, как всем кажется. Потому что всем вокруг не кажется, не всё у них хорошо, потому что всё отвратительно, пугающе и ему до невозможности хочется избавиться от этого груза. Лёша всё так же, как и Антон, быстро собирается, жмёт руки, находит в себе силы улыбнуться и поздравить всех с хорошим окончанием сезона. Парочка одноклубников смотрит на него с неприкрытым сочувствием. Потому что им его жаль, потому что Антон разрушает Лёшу довольно давно и всем страшно, что произойдёт тогда, когда он доломает его окончательно. — Хороший был матч, — Лёша подходит к Антону, ждущего у дверей выхода к болельщикам. Антон вынимает наушник из уха, смотрит на него отрешенно-уставшим взглядом и тяжко вздыхая, произносит: — Лёш, я домой один поеду, наверное. Мир словно глушит его на долю секунды. Антон мнётся, смотрит в пол, ему самому дурно от того, что между ними происходит, он ненавидит себя за своё поведение, но по-другому сейчас поступить не может. — Хорошо, конечно, — Антон благодарно улыбается, обнимает его как-то неловко и уходит, заставляя колкий наэлекризованный воздух впиваться в Лёшу тысячами болючих уколов. Всё рушится. В их квартире прохладно. Лёше плохо. Дурное предчувствие долбит нещадно по вискам и ему кажется, что он точно грохнется где-нибудь. Антон обнаруживается в кухне. Он смотрит в окно и пьёт чай из своей кружки, буравя свинцовые тучи за окном. Лёша садится напротив, чувствуя, что взошёл на Голгофу, не иначе. И сейчас его либо распнут, либо отпустят. И, честно говоря, слабо верится во второй исход. Всё рушится. Он мог бы тысячу раз себя обманывать, что всё хорошо, что ему просто кажется. Но они — чёртовы близнецы, они друг друга чувствуют, а потому и лгать себе, что с братом всё хорошо, получается плохо. — Знаешь, я тут подумал, — Антон взгляд от окна отрывает, переводя на брата. Лёша плечи ссутуливает, прячется, ему плохо и страшно, как будто он на смертную казнь идёт. — Прости меня заранее за то, что я сейчас скажу, но я хочу пока пожить отдельно… Лёше кажется, что ему выстрелили в голову. Мир внутри и снаружи него сужается и взрывается осколочной болью. Лёше больно, Лёше нечеловечески больно. Всё дальнейшее проходит мимо ушей. Лёша смотрит на Антона, не веря, но те слова на повторе в голове засели, словно волновое землетрясение. Мир оглушающе болит и тот чёртов сапсан кажется в садистским удовольствием перемалывает ему кости, превращая в месиво. Лёше больно, Лёше нечеловечески больно. Всё разрушилось. Лёша не знает, сколько проходит времени. Он поднимает глаза на Антона и понимает — как бы он ни хотел — удерживать его он не сможет. И от этого ещё больнее. Лёша в себя приходит, когда Тоша на пороге обнимает его. Тепло. Очень тепло. И долго. Антон молчит, когда выпускает брата из объятий. Ему не хочется бросаться словами, которые он точно не знает, выполнит ли. Обнимает напоследок, а затем уходит из квартиры. Хлопок входной двери кажется свистом гильотины. Лёша без сил на пол оседает. Он не знает. Он ничего не знает. Знает, наверное, только, что мир его разрушен. И Лёша не знает, как собрать его обратно. Дверь открывается и Антон снова заглядывает в квартиру. — Я ключи от нашего дома забыл.