20:23
Чангюн облегчённо выдыхает, завидев последний пролёт, ведущий на четвёртый этаж. Ему становится по-детски радостно от одной мысли, что от желанного отдыха его отделяют лишь десять ступенек. Никогда не подумаешь, что будешь радоваться тому, что обычно ровно до того момента, как это обычно умножается на «надо» и «три раза туда-сюда». Всё же переезжать сейчас, когда здание ещё не до конца обустроено, было не самой блестящей идеей Кихёна. Им, конечно, не скажет об этом, но осуждающе посмотрит на него, чтобы понял. Пока он ставит огромную коробку на пол рядом к остальным и присаживается на неё, стараясь отдышаться, открывается дверь, и он видит Кихёна, уже переодетого в спортивные штаны и старую, местами даже в пятнышко, кофту. Это значит только одно — им предстоит ещё очень много работы. — Давай сначала затащим всё внутрь, а потом разберёмся, что куда? — страдальчески спрашивает Чангюн, всем видом показывая, как он устал. — Я это и хотел предложить, — отвечает Кихён, чуть встав в ступор, — думаю, сегодня мы сможем лишь постелить матрас и поесть. Я заебался. Последнее он говорит с такой силой и нажимом, что Чангюн лишь кивает. Забавно, как привычка курить заменяется на привычку ругаться матом. Но это хотя бы не вредит его здоровью и не заставляет его собственную носоглотку умирать. Вместе они заносят оставшиеся коробки. Оказывается, они не такие тяжёлые, если тащить их вдвоём. Затем, пока Кихён ищет матрас и постельное белье, запинаясь между всеми коробками и пакетами, Чангюн старательно выбирает им еду. В целом, курица и рамён кажутся неплохой идеей для такого вечера. Спустя сорок минут они уже смотрят какой-то смешной стрим, поставив ноутбук на плоскую коробку и постелив на пол какие-то тряпки. Кихён забавно поджимает нос, когда смеётся, пытаясь не смеяться так сильно, чтобы ему снова не попала еда в нос. Однажды такое случилось с ним: Чангюн не мог перестать смеяться, чуть ли не падая на пол от смеха, когда же Ю смотрел на него со смесью осуждения и такого же смеха в глазах. Им до сих пор вспоминает об этом, на что старший лишь причитает: «я чуть не умер, а ты смеёшься». Доев, они устало прибираются и почти сразу же ложатся на матрас. Кихён что-то внимательно читает в телефоне. После увольнения Чангюна в их доме перестали появляться бумажные книги, поэтому пришлось перейти на электронные. Пока он старательно пытается догадаться, кто убийца, а кто реальная жертва, Чангюн разочарованно смотрит на собственный телефон, который приказал долго жить и отключился ровно в тот момент, когда он включил видео. После быстрой пробежки в другую часть комнаты за зарядником, он ложится к Кихёну, что также сосредоточен. Только теперь Има вовсе не интересует, что ему хотят рассказать о новом резиденте. Он теперь увлечён разглядыванием Кихёна. Как тот чуть хмурит брови, прикусывает губу на самых напряжённых моментах, как еле слышно выдыхает после них и как чуть улыбается, когда понимает, что всё хорошо. Всё это навевает воспоминание о их первой встрече, когда он точно также рассматривал его. Сначала издалека, смотря, как Кихён чем-то явно опечаленный смотрит то себе в стакан, то в стены. Но он не вызывал жалости, как это делали многие посетители того бара. Нет, даже с опущенными плечами и полуприкрытыми от усталости глазами Ю выглядел сильным. Ужасно уставшим, боящимся чего-то, но определённо не сломленным, готовым драться, если придётся. Таким он и оказался, интуиция Чангюна впервые не подвела его. А затем и вовсе стала его главной спутницей по жизни. Порой он даже шутит, что Кихён открыл ему чакры и третий глаз одновременно. Он взлетел, получил одно за одним повышение, и родители даже помогли купить квартиру в центре. Всё было замечательно. Во всяком случае, так это ощущалось. Ровно до того момента, как в их жизни появился проклятый Хёну, который лишь своим видом в их доме осуждал их, их методы и даже то, как Кихён готовит кофе. Он не показывал этого никогда, но это чувствовалось в воздухе. Его интуиция покинула его в тот день, когда он отправил Кихёна в ту больницу. Но почему-то он совсем не жалеет, что его мимолётная спутница оставила его. Главное, что Кихён остался с ним. Он прошёл с ним все этапы публичной экзекуции: от увольнения, до объяснения с родителями, когда они решились переехать. Наверное, он стал большим разочарованием, чем его старший брат. Хотя, казалось, куда падать ниже. Тот сбежал в Японию пару лет назад, перестав даже присылать стикеры на праздники. Сейчас всё это кажется таким иллюзорным, ровно как и полоски света, появляющиеся на потолке, когда во дворе проезжает какая-то машина. Мимолётом Чангюн вспоминает, как в детстве очень любил наблюдать за бегущими тенями на потолке, когда оставался ночью у бабушки. Порой ему хочется вернуться туда: в просторную комнату с одним большим диваном, старым проигрывателем с пластинками и старым телевизором. Туда, где ему не придётся тщательно взвешивать собственные мысли, размышляя, а правильно ли думать так, а имеет он право на что-то. Кто бы мог подумать, что события пары дней так перевернут его мышления, сделав его таким уязвимым перед самим собой. — Спать не собираешься? — вырывает его из размышлений Кихён, отложивший телефон в сторону. В полной темноте уже не видно черт его лица, однако по голосу слышно, что он скоро уснёт. — Собираюсь, просто задумался немного, — отвечает честно Чангюн. — Спи хорошо, нам завтра ещё всё разбирать надо, — зевая проговаривает Ю и закидывает на него ногу, тем самым приказывая спать. Чангюн лишь вздыхает. Возможно, он просто устал. Людям часто на ночь приходит всякая ерунда, это нормально. Он чуть улыбается, подкладывая под щёку руку. Ему так тепло и приятно сразу, что он даже улыбается. Почему-то на долю секунды ему кажется, что он сможет. Сможет пережить переезд, сможет прижиться в фирме Кихёна, сможет не топить себя в размышления, что правильно, что честно, а что нет. Но Кихёну не стоит об этом говорить. Он и без того слишком горд своей властью над ним. 13.05.ХХ+3.16:27
Минхёк пинает банку из-под колы, задумчиво смотря, как та отрикошечивает от стены, чтобы заново попасть ему под удар. Он ждёт Хёну уже полчаса, стоя во дворе рядом с новостройкой. Ли чуть хмыкает, представляя, сколько людей тут живёт. Наверное, для кого-то переезд сюда мог стать счастливым билетом в счастливую семейную жизнь. Только по пустому двору и пьяному мужичку на скамейке, он понимает, что ничего счастливого тут нет. Тем более семейного. Кому как не ему знать, что сколько ни чини сломанное, ты заново не соберёшь его в первозданном виде. Так и с ним. Даже спустя годы он не может найти себе место, колеся за Хёну по всей стране. Они так удачно вовремя потеряли квартиры и работу, что осталось лишь одна глупая идея: сгонять на Чеджу. Автостопом. По словам Хёну тот парень, с которым он болтает уже полчаса, очень богат, но прямо пропорционально умён. «Его легко обвести вокруг пальца, для него слежка — лишь игра, только не как для Чангюна, а как для ребёнка, который не знает правил». Минхёк чуть приподнимает уголки губ. Такого, как Чангюн ещё поискать нужно, даже самому Иму. В последний раз, когда тот приходил к Чжухону забрать ноутбук, Им выглядел очень побитым. Скорее в фигуральном смысле, потому что в физическом у него явно было всё замечательно. Тёмные засосы на шее говорили об этом лучше всего. Но Минхёка больше удивило лишь то, что Чжухон согласился починить ему ноутбук. «Да он, оказывается, часто тут что-то ремонтировал, а ко мне его ноут попал чисто случайно», — всё, что сказал ему Чжухон, пожимая плечами. «Он такой простой», думается Ли. Или наоборот, слишком умён, чтобы не вешать ярлыки ни на кого, просто наблюдая за людьми, отвергая их лишь в крайнем случае. Пока Минхёк методично избивает банку, Хёну наконец возвращается к нему с победной улыбкой. — А выбросить? — Скучно, — отвечает Ли, но всё же поднимает банку и бросает её в ближайшую мусорку, — как всё прошло? — Сойдёт, — ведёт плечами Сон, — нам хватит на недели две там. А вот на бензин и еду надо ещё найти. Не говорю уже о пароме. Минхёк запрокидывает голову к небу и, закрыв глаза, тихо стонет. Им придётся задержаться тут на пару недель. Идея укатить в «натуральные ебеня» оказалась не такой красивой в реальности. Но Хёну лишь смеётся с его страданий. Ему нравится больше сам процесс, нежели цель. Ему нравится есть в лучшем случае два раза в день в забегаловках не лучшего уровня, нравится спать в машине, сгорбившись в три погибели, и нравится жить в мотелях, где кроме бедных семей и пар, чья романтика разбилась о реальность, никого нет. Он видит в этом странную эстетику и атмосферу, которой раньше в его жизни не было, хотя ему уже третий десяток. Хёну впервые за долгие годы чувствует себя живым. Стоило ему это потери всех своих клиентов и работы в колл-центре, но он не жалеет ни капельки. Иначе бы до сих пор сидел в том городе, встречаясь всё с теми же людьми, слыша всё те же голоса в телефонной трубке. Смена обстановки изменила не только его. Хёну видит, как Минхёк буквально становится из сорокалетнего побитого мужчины с патологическими синяками под глазами и постоянно трясущимися руками парнем лет тридцати, что может улыбаться так живо, как делают лишь дети. Наверное, Хёнвон и Чжухон бы оценили. Именно они попросили забрать его с собой. Даже Хосок, который писал, лишь чтобы поздравить с очередным праздником. Но он не надеется на слишком многое. Такое не залатать лишь одной поездкой на Чеджу. Для таких ран потребуется лишь годы, которые только есть у Минхёка и у него самого. Почему-то он странно уверен, что что бы не случилось, теперь они обречены на поездки по стране без шансов расстаться. Хорошо это или нет, покажет лишь время. И, что самое главное, деньги. А их им ещё не хватает, и прилично. Это Хёну и говорит Минхёку, когда они садятся в машину. Тот сразу же начинает рыться в бардачке, который превратился в его личный склад, как и вся машина. У Минхёка поразительная способность заполнить собой абсолютно любое пространство без какого-либо исключения. Даже сейчас на заднем сидении валяется его одежда. — Бля, да где, — шипит себе под нос Ли, — сюда же положил. — Что ищешь? — Да объявление взял, когда мы только въехали в город, — быстро объясняет, — о, нашёл! — Разнос почты? — вопросительно поднимает бровь Сон, когда видит то самое объявление, — у нас не сильно много времени. Мы же хотели попасть на Чеджу до конца лета… — Да тут не надо даже документов! — возражает Минхёк, — они зарплату выдают наличными, сразу в руки. Думаю, через неделю мы смогли бы уже собрать нужную сумму. Хёну смотрит то на бумажку, то на Минхёка, пытаясь посчитать и понять, насколько им выгодно будет заниматься этим сейчас. В конце он сдаётся под натиском энтузиазма в глазах Ли. — А хрен с тобой, — вздыхает он, заводя машину, — доставка почты, так доставка почты. Минхёк победно ухмыляется и, сжав в кулак ладонь, победно поднимает руку вверх, а затем резко опускает её. Его взяла! Он вальяжно откидывается на кресле, не забывая пристегнуться, и закидывает руки за голову. — Всё же, какие мы хорошие партнёры! 18.05.ХХ+3.19:56
Смотря на часы, Чжухон который раз за вечер думает о том, что ему не стоило вообще сегодня приходить на работу. Сначала весь день у него не было ни одного клиента, а под самый вечер зашёл один индивид. «Мне всего лишь почистить его надо, то совсем не хочет игры тянуть», так ему сказал. Только в итоге работы в разы больше, и простая чистка лишь одна из ступенек к тому, чтобы привести угробленный ноутбук в хотя бы приличное состояние. Единственное, что радует Чжухона, — это зарплата. За такое количество убитого времени он возьмёт много и даже грозно покачает пальцем перед незадачливым владельцем. В мыслях о том, что ему купить по дороге, он незаметно собирает ноутбук, аккуратно ввинчивая все винтики. А мечты о разогретой еде так и вовсе заставляют парить к шкафу с готовой техникой. Незаметно для себя Чжухон одевается и закрывает офис, ставит сигнализацию и направляется к остановке. Мимо проносится пара байкеров, и он с досадой думает о том, как когда-то хотел купить себе мотоцикл и возить тогдашнюю свою подружку в институт. Помнится, даже откладывать деньги начал, а затем Минджи нашла себе парня, и он стал не нужен ей. Тогда Чжухон ненавидел её, считал последней стервой, бросившей его, когда он только начал чувствовать к ней что-то. Сейчас воспоминания об этом недоромане лишь веселят его. Забавно, как когда-то он мог придавать столько времени людям, которые плевать на него хотели. Хорошо, что отучился от этого. Наверное, одно из лучших его достижений за жизнь. Лучше лишь первое место в школьном конкурсе. Чжухон до сих может вспомнить то чувство триумфа, что он испытал, когда его имя произнесли на весь спортивный зал. Незаметно для себя самого он оказывается за порогом магазина, с полным пакетом еды, из которого что-то «нормальное», в понимании Хёнвона, составляет лишь тридцать процентов. Но зато Хосок и Юки оценят. Как забавно, что даже спустя пару лет он настолько часто заходит в гости к паре, что тем кажется, что он — третий житель квартиры. Или огромный ребёнок, что умнее родителей. Чжухон усмехается своей же недо-шутке, и, вероятно, выглядит очень глупо. Ни Хёнвон, ни Хосок не оценят такое, но в тайне им понравится. Ли это понимает, каждый раз ловя взглядом, как те смотрят друг на друга, совсем забывая, что помимо ни в комнате есть ещё и он. Странно, что, смотря за другими людьми, он ощущает такое же, если не большее, удовольствие от процесса. Ровно также, как смотреть за тем, как люди едят, читают или играют в игры. Занятие бесполезное, в корне своём иррациональное, но такое приятное. Чжухон чуть улыбается, когда уже подходит к дому. Сегодня они хотели посмотреть какой-то фильм. В этот раз даже не хоррор или не странную чернуху, которую так любят эти двое. На секунду его лицо скукоживается, чтобы сразу же расправиться. Кажется, интуиция Минхёка перешла ему с последней их ночи вместе перед отъездом старшего. Иначе не объяснишь, как он спиной почувствовал взгляд Сынхёна. Тот стоит, чуть улыбаясь и играя со связкой ключей, и смотрит прямо на него, выжидая. Чжухону это совсем не нравится. Обычно с таким видом он выпрашивает об очередной услуге. От взлома небольшого файла, да ограбления. День на день не приходится. Ли чертыхается про себя, понимая, что теперь не может просто уйти, сделав вид, что ничего не произошло. Нельзя позволить Хёнвону узнать о его подработке. Не после всего, что произошло. Вздохнув и перехватив пакет поудобнее, он медленно, будто боясь, подходит к Сынхёну. — Что-то хотел? — Зачем так сразу в лоб-то? — театрально охает, — мог хотя бы поздароваться. После этих слов лицо Ли кажется даже обиженным, но Чжухон понимает, что на это не стоит вестись. Однажды уже поверил, и где он? Опять занимается тем, за что его могут посадить, однако в этот раз обстоятельства не сложатся в тот уютный карточный домик, что выстоит перед любой бурей. — Так что? — он решает больше делать, меньше говорить. Может, получится показать, что ему совсем не интересно заниматься незапланированными заказами, тем более от самого Сынхёна. У него есть более важные дела. Как минимум, заставить Хосока строить глупые лица, когда тот не может выиграть у него в очередной игре. — Ну ладно, как хочешь, — пожимает плечами, — завтра к тебе придёт господин Чхве. Тебе всего лишь нужно перевести его средства мне на счёт, вот — флешка, там можешь узнать всё, что тебе понадобиться. — И что он сделал? — осторожно интересуется Чжухон, всё же беря флешку и засовывая её в карман джинсов, -я не могу рисковать своей работой. — Да перешёл нам дорогу пару раз, мы его уже припугивали, а он всё не хотел слушаться, — после этих слов на лице Сынхёна появляется оскал, — теперь пусть узнает, каково это — страдать. Чжухон лишь поджимает губу, окидывая взглядом Сынхёна. За два года он лишь чуть-чуть раздался в плечах, да стал больше напоминать характером помесь гиены и падальщика. Спортивные штаны, потрёпанный бомбер и почти умершие кроссовки. Не хватает лишь девушки с ярким макияжем, что постоянно ходила за ним. Это он отмечает перед тем, как развернуться и пойти своей дорогой. — Чжухон, — он даже не оборачивается на это, — ты же знаешь, что произойдёт, если ты будешь вести себя также, как Чхве? Одними деньгами не обойдётся. Тебе ли не знать. В словах видится улыбка, такая искренняя и яркая, как у ребёнка. Только ассоциации вызывает отвратительные. Чжухон не знает, что хуже в его жизни: смотреть через камеру, как издеваются над человеком, или видеть это в живую. Или же испытать это самому. Его руки непроизвольно сжимаются, а слюна заполняет его рот. Он сглатывает её, лишь заходя в подъезд. Ему нужно выбирать из этого дерьма, и как можно быстрее. 21.05.ХХ+3.21:56
Хёнвон устало откидывается на стуле, наблюдая за последними посетителями. Девушка за третьим столом уже почти закончила. Он это понимает по поникшему виду и опущенной голове. Она сидит уже часов пять, и Хёнвон с какой-то странной ностальгией видит в ней себя в школьные годы, когда понял, что экзамены буквально через год. Он переводит взгляд на парней, сидящих через стол от неё. Они уже давно уснули за книгами, стараясь что-то конспектировать. Даже видно, как у одного опускается слюна на лист книги, правда по сдвинутым бровям и крепко сжатым пальцам видно, что ему совсем не удобно так спать. Чуть вздохнув, Хёнвон понимает, что ему придётся вежливо просить всех троих закругляться и идти домой отдыхать. Спустя десять минут он быстро закрывает двери и ставит сигнализацию, радуюсь тому, что скоро будет дома. Че не помнит, когда конкретно начал так радоваться тому, что возвращается с работы. Понимает лишь, что его жизнь разделилась на два этапа: до и после. Он либо ненавидел приходить домой, понимая, что всё, что его ждёт там, — осуждающая тишина, либо ему было просто всё равно. Усталость брала своё и заставляла просто завалиться на диванчик в попытках согреться и поспать. Сейчас же он чуть улыбается при виде своего автобуса и с лёгкостью поднимается по ступенькам и садится на своё излюбленное место позади. Быстро отвечает на сообщения, мельком замечая, как начинает крапать мелкий дождь. С досадой думает о том, что оставил зонт, но потом поспешно заверяет себя в том, что за пять минут ходьбы не успеет промокнуть до такой степени, чтобы простудиться. За мелкими мыслями Хёнвон и не замечает, как оказывается перед своим подъездом. Сегодня он быстрее, чем обычно, отмечает про себя. Два пролёта и три этажа мелькают перед его глазами, и он уже открывает дверь ключом. Хосок, когда работает, обычно не открывает, не слыша звонок в наушниках. Проходя в коридор он видит Юки, что всегда встречает его. Кошка садится прямо перед ним и смотрит на него, с грустью отмечая отсутствие пакета в его руках. — Что? Не принёс тебе пакетиков, чтобы ты погрызла? — смеётся он, наклоняясь, чтобы снять обувь и погладить белую кошку. Юки подобрал Чжухон, когда шёл к ним в гости. По его словам, она сама пришла к ним, ему нужно было лишь позвать. В тот вечер дома был лишь Хосок, сразу же с серьёзным видом сказавший: «раз принёс, то отпустить мы её уже не можем». Так они стали содержателями кошки, что любит клянчить еду, грызть пакеты и спать на их ногах, пока они заняты чем-то важным. — Привет, — раздаётся голос Хосока сверху, — сегодня ты поздно. Отмечая это, он забирает у него рюкзак и несёт его в комнату, чтобы потом Хёнвон не бегал в семь утра и не будил его вопросами и матами вперемешку. — Да там школьники были, готовились, — объясняет Хёнвон, проходя на кухню, — было жалко их. У тебя как? — Только что отправил на проверку всё, — вздыхает Хосок, садясь на стул и отпивая из кружки с чаем. Он перестал глушить кофе литрами примерно полгода назад, и Хёнвон может заметить, как постоянные синяки под глазами наконец уходят. Хосок вздыхает и потирает висок пальцами, он выглядит уставшим. Правда теперь этот вид не вызывает внутри него такое неприятное чувство, что за этим скрытое что-то большее, что-то более отвратительное, чем просто усталость. Сейчас Хосок стал понятным, но не менее притягательным. Даже когда всего его загадки были разгаданы, а травмы вскрыты, он всё ещё остаётся тем, кто вызывает неподдельный интерес. Даже сейчас, когда он разглядывает, как их кошка старательно пытается открыть шкафчик с едой и чуть смеётся. Хёнвон не любит вспоминать о том, как они познакомились, а тем более то, что их сблизило. Но он знает лишь одно — всё это стоило тех усилий. Как и знает это Хосок, что любит прокручивать в своей голове сцены того, как три года назад не мог нормально ответить по телефону или пойти в слишком людное место. Почему-то всё произошедшее заставило его сторониться людей, чего раньше не было. Вернее, сторониться их настолько. Он не может забыть, как Хёнвон терпеливо, стиснув зубы, помогал ему, когда находил его в ванной с порезанными ногами и руками, как любяще смотрел на него, когда он отправлял заявку на сайт фрилансеров. Он помнит каждую такую деталь и не может найти другой причины, почему он жив сейчас. Юки отвлекает его от рассматривания Хёнвона, который проверяет что-то в телефоне, будто пытаясь показать, что тут вообще-то есть и её заслуга. И это правда. Прятать ножи и другие острые предметы всегда было плохой и бесполезной идеей, потому что Хосок всегда находил способ сделать себе больно иным способом. И только одна мысль о том, что Юки может увидеть его рыдающим, бьющимся в истерике, однажды испугала его настолько, что он постепенно смог избавиться от этого. Может, не до конца и прокручивание травмирующих воспоминаний — это всё же селфхарм, но ему всё равно. Некоторые вещи нельзя исцелить, особенно если они уже часть тебя. Хосок встаёт и идёт к шкафчику, для которого они специально покупали защёлки, чтобы Юки не таскала корм, когда дома нет никого. Это их новое совместное хобби — делать вещи для кошки. Так у неё есть личная когтеточка, которую они собирали пять часов, и небольшое спальное место, которое полностью шил Хосок, а Хёнвон снимал процесс на камеру. Он всё грозился выложить видео на ютуб с подписью «мой муж шьёт кровать для кошки», но так и не решился. Но сам факт не может не смешить Хосока. Если бы они могли пожениться, конечно. Он бы согласился в любом случае. Всю свою жизнь Хосок думал, что никогда не сможет настолько привязаться к человеку, чтобы хотеть связать с ним всю оставшуюся жизнь. Ему всегда казалось, что любые отношения и любая любовь конечны. Невозможно избежать угасания чувств. Ты либо ненормальный, либо не существуешь для таких сильных и крепких чувств. Они видимо, первый вариант. Хосок странно уверен, что Хёнвон чувствует тоже самое. Иначе бы он никогда не стал бы интересоваться им ещё в самый первый день, не стал бы помогать, не стал бы вообще смотреть в его сторону. Или ему нравится быть сказочной русалкой, у которой есть принц, что готов в любую минуту не просто отдать любую обувь, а носить её на руках, чтобы не было больно ступать по земле. Хосок долгое время смеялся над этими сказками Хёнвона, в которых тот живёт. Однако серьёзный взгляд, с которым тот всегда говорит о таких вещах, заставил его пересмотреть многое в своей жизни. Тем более такие сравнения себя с полуженщиной, полурыбой. То, как они проводят дни, готовя еду, порой ругаясь, когда-то кто-то опрокидывает специи или ложки, как они вечерами смотрят фильмы или играют в игру, что притащил всё тот же Чжухон, как они засыпают одни. Особенно, те моменты, когда Хёнвон целует его в лоб, держа за руки, как он улыбается, когда думает, что Ли не видит. Всё это стоило того, чтобы стараться, чтобы разбивать себе самому голову кулаками, в попытках вдолбить лишь одну мысль — здесь ты не ошибся, этот человек тебя не подведёт, и тогда ты не подведёшь его тоже. — Сколько в тебя влазит, деточка? — искренне интересуясь, спрашивает Хёнвон, наблюдая, как Юки быстро поглощает свой ужин. — Столько, сколько нужно, — Хосок проговаривает чуть писклявым голосом, пародируя кошку, — дай ребёнку поесть нормально. Она же не отвлекает тебя от еды? Хёнвон лишь хмыкает, в то время как Хосок, чуть потягиваясь, идёт в спальню. — Уже спать? — удивляется. Обычно Ли засиживается до трёх ночи минимум, а потом просыпается часов в двенадцать, когда Хёнвон уже на работе. — Устал сегодня, — зевая объясняет Ли, — да и завтра хотел выходной себе устроить. Ты же завтра тоже выходной? — Ну да, — Хёнвон следует за ним, чтобы уже в комнате переодеться в домашнюю одежду, — сходим куда-то или дома посидим? — Не знаю, — чуть надувает губы Ли, смотрит на него, оперевшись на локоть, лёжа на кровати, — как хочешь. Если в обоих случаях мы вкусно поедим, то я за всё. Ой, Юки, ты опять хочешь отжать у Хёнвона место? И правда, как только Хёнвон, полностью натянувший свою пижаму, хочет лечь рядышком, так сразу же на кровать запрыгивает кошка. — Коша, — улыбается, поглаживая Юки за ухом, — уходи, я хочу спать. Хо, принимай её. После этого он аккуратно берёт животное на руки и приземляет её на грудь старшего. Тот же, в свою очередь, приобнимает её, с нежной улыбкой смотря на её мордочку. Хёнвон обожает эту улыбку. Ощущение, что ради неё одной он будет готов пойти на очень многое и плохое, лишь бы она никогда не сходила с лица Хосока. Действительно, бывших не бывает, твой выбор навсегда изменяет тебя, даже если ты хочешь забыть об этом, даже если хочешь притвориться, что он был сделан не тобой. Себя не обманешь, не получится. Не у Хёнвона так точно. Он давно принял, что никогда не станет «нормальным» в том смысле, которым всегда хотел быть: честным, благородным, благодарным всем. Он оступился ещё тогда, когда начал выбирать свой пусть сам, практически украв деньги у своих родителей, продолжил свой путь в наивной попытке осчастливить Бору, пиком стала лишь пара обуви. Хёнвон не хочет думать о финале.Его волшебная сказка началась три года назад и тогда не умерла по истечению трёх дней, что ей мешает продолжиться ещё лет тридцать? Он наивно по-детски хочет остановить время, чтобы остаться в том моменте, где он сейчас, где он видит, как Хосок жмурится во время смеха, как его не так давно появившиеся щёки краснеют от радости, как тот смотрит на него прямо сейчас, лёжа рядом с ним. — О чём думаешь? — почему-то шепчет Хосок, уже отключивший свет. — О тебе, — Хёнвону нравится говорить прямо о своих чувствах. Это пришло со временем, сначала это очень смущало их обоих, но потом они привыкли. — Понятно, — поэтому Хосок лишь хмыкает, удобнее поправляя подушку, — и что думаешь? — Как я тебя люблю, и какой ты красивый, — он протягивает руку к щеке и чуть гладит её, — я так рад, что ты тогда разбудил меня. Правда. — А я, что решил начать с твоей палаты, — Хосок протягивает руку к его и сжимает её, — я правда, правда, очень сильно благодарен за всё. Если бы не ты, то я бы умер. Правда. Хёнвон колеблется. Это не первый и не последний раз, когда Хосок это говорит. Эти слова вызывают лишь острую боль внутри и подпитывают его внутреннее чудовище, что так часто шепчет «бесполезный» ему в ухо, что скребётся внутри, когда он волнуется, что хочет свести его в могилу однажды. Но благодаря Хосоку он научился бороться. Хосок стал не только лишь домом для него. Чжухон — тоже дом, как и Минхёк. Но Хосок… Он — нечто большее, нечто похожее на наркоз, на обезболивающее, позволяющее дышать спокойно и не боятся утонуть где-то в глубине своих страхов и нервов. Хёнвон научился драться до конца, не сдаваться под предлогом «не жить же мне теперь как крыса». Научился сцеплять зубы и силой вынимать из другого человека его комплексы, его страхи и боль, смог понять, как это можно облегчить. И каким-то магическим образом смог помочь и себе. Да и именно Хосок настоятельно советовал держаться за работу в библиотеке всеми силами. В итоге, спустя полтора года они смогли накопить на эту квартиру. И пусть она маленькая, пусть им помогли друзья с ней, всё равно. Это тот дом, которого им обоим не хватало всю жизнь. — Главное, что в итоге мы оба довольны, — улыбается Хёнвон, двигаясь поближе. — О том же, — улыбается в ответ Хосок и сам тянется поцеловать его. 21.05.ХХ+3.10:56
— Вставай, к тебе пришли! — Хёндже слышит отвратительно громкий и скрипучий голос охранника. Он лишь вздыхает, поднимаясь на ватных ногах. Его тело уже устало от ежедневного холода и дрожи, поэтому сейчас работает на каком-то дурном автопилоте, поддерживая его жизнь из последних сил. Шин лишь отмечает про себя, что в этот день не стоит брезговать едой. Который год уже, а он всё пытается настоять на своём и умереть. Его столько раз находили уже, что каждая очередная попытка кажется такой иллюзорной, такой глупой. А с другой стороны. Ради чего ему жить? Окончание срока далеко, ему можно надеется лишь на амнистию через пару лет, которая не факт, что возможна. Его коллекция уничтожена. Он спросил об этом ещё в первый день слушания, на что получил лишь гневный взгляд Хёнвона. Хёндже помнит, с каким отвращением смотрел парень. Возможно, если бы на месте Хосока оказался кто-то другой, а он сам не был собой, то тоже был бы зол. Но тогда ему было всё равно. Как и почти всё равно сейчас. «Почти»… Порой он думает, не зря ли он хвалился тому мальчику из полиции, говорил, что ему всё равно. Он прекрасно понимает, что проиграл ещё в тот момент, когда решил добиться сердца того, кто не хотел его отдавать. Поэтому сложно пытаться выдавить из себя больше эмоций, чем в тот день, когда его записи обнаружил Кихён. Он уже тогда подписал себе приговор, поэтому и решился на нечто большее. Хёндже лишь мысленно хмыкает, когда ему застёгивают руки наручниками и ведут в комнату встреч. Бетонные холодные стены даже в мае не могут пропускать хоть немного тепла. Его морозит. Мурашки бегают по телу, пока его мысли бегают в попытках понять, кто мог к нему прийти. За три года к нему никто не приходил. Родители отказались от него ещё с тех пор, как он рассказал, что любит Чонхуна. А больше и некому навещать его. — У вас полчаса, — голос, всё такой же сухой, исчезает за хлопком железной двери. Хёндже удивлённо приподнимает брови на это. Он не думал, что им позволят остаться наедине. Или же ему заплатили, чтобы он так сделал. Хёндже по привычке сдувает упавшую на лицо чёлку перед тем, как понять, что её у него нет уже года три. Мысленно отвешивает себе затрещину и всё же поворачивается к гостю. И не верит своим глазам. Он хочет упасть на колени и разрыдаться, биться головой о пол, вымаливая прощения. Но быстро понимает, что в этом не будет смысла. Чонхун понимает его чувства. Иначе бы не пришёл к нему. — Привет, — неловко решается сказать Чонхун, выпрямляя спину в тростинку. — Привет… — также неловко отвечает Хёндже. — Тебе идёт с отросшими волосами, в разы лучше того ёжика, чем сейчас, — он осекается на последнем слове, сразу же опуская глаза в стол. Хёндже делает так же, подмечая, какая поверхность исцарапанная. Будто кто-то специально ногтями и зубами выгрызал, выскрёбывал эти царапины. Этот стол выглядит, прямо как он сам. — Спасибо, — почти шепчет он, всё же садясь напротив, — почему.,? — Мне хотелось увидеться с тобой! — перебивает его Чонхун, сразу же осекаясь при чуть напуганном виде друга, — я развожусь с Юци. Отец умер полгода назад, теперь ничто не держит нас. Мама, правда, пытается уговорить меня не делать этого, говорит о том, какая мы замечательная пара, просит подумать о детях. Но ты знаешь…. Они в первую очередь обрадуются этому всему… — Не знаю! — Хёндже кажется, что вся та жалкая сила, что была в нём теперь сосредоточена в его голосе, — не знаю! И не знал! Я не видел тебя больше пяти лет! Если не больше! Ты думаешь, я знал хоть о чём-нибудь?! Чонхун смотрит на него шокировано, когда сам Хёндже начинает задыхаться от слёз. Его плечи трясутся, а тело кажется вот-вот упадёт на пол. Он давно не чувствовал себя таким пустым и переполненным одновременно. Словно все эмоции за последние годы разом решили выйти из него. Пустота от понимания того, что Чонхун разводится, сразу после смерти отца, выждав хотя бы приличный срок, бьёт в самый живот. Хёндже почти сразу перестаёт рыдать. Его глаза бегают по столу, по бетонному полу, по всему, кроме лица Чонхуна. Если он разводится, то никогда не был счастлив в этом браке. Он никогда не любил Юци. Всё, что Шин видел, — притворство. Все те улыбки, объятия и касания. Всё это лишь игра, чтобы родители не лишили их всего. И тогда все те слова, сказанные ему, когда они последний раз виделись, — ложь. Чонхун кричал, что он — грязный, сошедший с ума, ненормальный. Приставучий, бешеный и скотина. И многое другое. Самое важное — «мы никогда не будем вместе». Хёндже помнит, как ещё тогда не верил им, пытался перекричать, вразумить. Он так долго прокручивал в голове эту сцену, пытался найти весомые аргументы, которые бы убедили Чонхуна. Он так хотел разрушить то фальшивое счастье, что видел, что совсем забывал о приличиях. И не жалел об этом. Не жалел о всех тех жертвах, что принёс ради того, чтобы доказать свою любовь к этому человеку. Он действительно верил, что это именно любовь, а не помешательство забитого мальчика, которого удача вытащила из нищеты. Он думал, что его желание помогать Чонхуну, доказывать ему что-то, — это лишь попытка отблагодарить его. Ведь именно его инициалами была подписана бумажка с ответами на тесте, именно его ароматом пахли записки в шкафчиках, именно он улыбался ему среди всех остальных. Это казалось правильным. Даже когда он подсыпал снотворное, когда раздевал людей, тщательно измеряя их руки, когда бил Хосока по щекам, лишь бы тот заткнулся. Всё это было правильным до того момента, пока Хёндже не понял, как он ошибался на счёт этого человека. Это не любовь. Не благодарность. Это одержимость побитой собаки, которую используют тогда, когда не с кем переспать. — Иначе почему ты дал мне такое задание, прекрасно понимая, что я попаду в тюрьму из-за него? Иначе почему ты сразу же отказался от меня, когда я пришёл тебе рассказать о сделанном? Иначе почему пришёл только сейчас?! — под конец Хёндже кричит. Его глаза уже сухие, а тело не трясётся. Он даже не злится. Он просто чертовски устал. Чонхун молчит и не поднимает взгляда. — Я надеялся, что ты будешь рад мне, — последнее, что он говорит, выходя из комнаты, оставляя Хёндже одного в комнате. Он сидит, закрыв глаза до самого конца тридцати минут, считая про себя.