Ты и я - нет соединения.

      На следующий день Хосок к Чимину вовсе не подходил. Розоволосый, придя в столовую, хотел сесть к нему за столик, на что Чон лишь фыркнул, уходя куда-то дальше, к другим омегам. Пак на это сильно удивился, и сидел с открытым ртом. Он совершенно не понимал почему Чон так реагирует, почему уходит от Чимина каждый удобный раз? Да и все эти игры по типу «догони меня» поняшке конкретно надоели, так что в голову пришла единственная разумная мысль на данный момент — подойди к Хоупу и самостоятельно узнать о том, что происходит. Что, Чим, конечно же, сделал на следующей переменке, как только подхватил своего друга за руку снова же у туалета.       — Хосок-а, нам надо поговорить...       В это время Чон как-то странно посмотрел на Чимина, от чего второй съёжился, однако пристально и требовательно смотреть в зелёные глаза не прекращал. Чон остановился, немного потоптавшись на месте и, скрестив руки на груди, а-ля: «Валяй», приготовился к пламенной речи Чимина, которой, к слову, не будет.       — Почему ты меня избегаешь?       Было видо как альфа дрогнул, даже бровь приподнял, выдавая всю свою неуверенность, и даже некое непонимание, однако тут же надел маску безразличия, что-то недовольно бурча себе под нос и разворачиваясь. Он был готов уйти от розоволосого, хотя ему это давалось крайне тяжело. Крайне тяжело ему было бегать от человека, который стал как брат, от человека, которого ты любишь. Было крайне тяжело видеть грустное лицо Чимки, который на протяжении всего дня ни с кем даже не общался, в то время как Хосок уже ко всем подходил, стараясь найти интересного человека. Хоуп прекрасно понимал, что у Чимина он один, однако прямо сейчас позволял себе нагло рвать все связи между ними, затаив обиду даже не на бедного мальчика, а на его брата — Юнги. Жаль, что голубоглазый, с переполняющими его эмоциями этого не понимал. Жаль, что голубоглазый, который дал волю слезам, и который крепко прижался к Хосоку со спины, обнимая того и тихо говоря «Не пущу» не понимал этого.       А Хосок хотел. Хотел развернуться, прижать плачущего друга к себе, хотел погладить по шелковистым волосам, хотел быть рядом, хотел бы не чувствовать этих горячих следов от слёз на своей блузке, но не мог. Обида и гордость переполняли парня через края, отталкивая здравый рассудок в сторону, говорили Чону о том, чтоб он оттолкнул плаксу от себя, сделал ему ещё больнее и ушёл. И Хосок это делает. Делает, хотя волк внутри воет, просит не говорить ничего. А Чон отталкивает от себя парнишку, бессовестно орёт на того, кидая на худой конец «Больше не подходи ко мне. Никогда».       А Паку достаточно этих слов для того, чтоб полностью погрузиться в себя. Паку достаточно этих слов для того чтоб рыдать в истерике, чтоб подняться с пола и бежать к выходу на улицу с пеленой на глазах. Ему достаточно того, что Хосок отвернулся от него, достаточно того, что тот просто ушёл, не кинув даже взгляда в сторону плачущего младшего. Достаточно того, что тот даже бровью не повёл когда орал на мальчугана. Достаточно того, что Хосок сразу же начал дружелюбно общаться с теми, кого когда-то ненавидел. Достаточно того, что он просто бросил Чимина.       «Больше не подходи ко мне.Никогда» — эти слова гулом отдаются в ушах, на что Чимин тут же их прикрывает, продолжая бег дальше. Бежит домой. Перед глазами образ холодного, наплевавшего на него Хосока, который три дня назад признался Чимину в любви. Перед глазами образ безучастного Хосока, который когда-то обещал быть рядом всегда. При любых обстоятельствах. Обещал.       Обещал. Быть. Рядом.       Пак снова понимает то, что нельзя доверять обещаниям людей. Пак снова понимает то, что нельзя открываться людям. Пак снова понимает то, что нельзя верить людям, нельзя привязываться к людям, нельзя любить, верить, открываться. С людьми нельзя делать ничего. Все прогнившие изнутри, все носят маски, а потом бросают. Как и Хосок.       Хосок.       Одно упоминание этого имени — и сердце больно щемит, начинает болеть, начинает колоть, дико биться, а мозг, как будто специально вспоминает все те моменты, которые были, казалось бы, совершенно недавно. Вот они только познакомились, вот Чон не отлипает от младшего, вот они видятся в школе, вот они ходят за ручку, вот Чон покупает Чимину его любимый сок. А вот Хосок орёт на парня, орёт и толкает, отталкивает, заставляя снова и снова рыдать, говоря о том, чтоб он никогда более не приближался к нему. Никогда.             Flashback       — Чимин, нам надо поговорить.       Хосок хватает своего друга за руку, который в этот момент непонимающе смотрит на него, не понимая того, почему Чон выглядит слишком обеспокоенно. Тем более розоволосый явно не понимал того, почему Хосок хочет поговорить сейчас — после звонка на урок. Обычно синеволосый всегда тащит друга за собой, а-ля: «чтоб не опаздывал на уроки, булочка».       — Ну, тут такое дело.... — Хосок мнётся, отводит взгляд, отпуская кисть руки своего друга. Любимого друга, — Ну... ты мне, это... типо нравишься...       — Ч-чего? — Тихо произносит Пак, смотря в глаза своему лучшему другу, который в этот момент краснеет. Не хочет повторять, но, видимо, придётся.       — Ты. Мне. Нравишься. — Каждое слово Хосок выделяет. Выделяет и смотрит в пол, стесняясь поднять взгляд на обеспокоенного Чимина, — Люблю я тебя короче.             End Flashback       И что выходит сейчас? Выходит то, что Хосок просто отталкивает Чимина, уходит от него, даже не побеспокоившись. У Чимина в голове всё складывается, всё сходится, и осознание ужаса приходит быстро, заставляя Пака, который добежал до дома, застыть в ванной напротив зеркала. Он мог обидеть Чона своим «Извини, но я тебя не люблю». Может именно это заставило Хосока так просто оттолкнуть голубоглазого от себя? Заставило так просто выкинуть того из своей жизни, требуя не подходить к нему в жизни? Да, всё так и есть. Он просто обидел Чона. Наверное.       Однако сейчас это не важно. Не важно то, что Хоуп обиделся на него не из-за того, что Чим не испытывал к нему чувств. Не важно то, что Чон не находит себе места, думая о том, что переборщил. Не важно то, что сейчас Хосок ходит по школе, рвёт на себе волосы, смотря на пачку яблочного сока который хотел подарить своему другу. Не важно то, что Чимин сейчас хватает лезвие, идёт к себе в комнату и, закрывшись там, быстро оставляя горизонтальную линию за запястье, из которой тут же начинает сочиться кровь. Не важно то, что Чимин сделал уже около двадцати порезов. Не важно то, что вся кисть в крови, а несколько капелек попало даже на паркет в комнате. Не важно то, что Пак осознаёт всё, что сделал, снова заливается слезами, резко хватаясь за волосы и оттягивая те, чуть ли не вырывая. Кричит на весь дом, кричит как волк, кричит на всю мощность, вкладывая в этот крик всю боль — физическую и моральную. Вкладывая в этот крик все чувства, которые успел испытать за один час. Кричит, срывая голос, но продолжает кричать. Кричать, ругаться, материться, раскидывает вещи в стороны, совершенно плюя на то, что запястье болит и просит того, чтоб его отмыли. Но Чимину насрать — он продолжает рушить комнату, кидает всё что попадётся под руку в стены. Даже стул сломался, рассыпался в дребезги, разлетаясь во все уголки комнаты — точно так же как и сердце Чимина. Сейчас он ощущает себя точно так же, из-за чего сползает по стене, снова кричит, поднимая голову, сжимая ладони в кулак и держа их на полу. Больно. Лучший друг, которого Чимин знал с десяти лет, лучший друг, с которым он дружил пять лет, просто так бросил его. Бросил. Как ненужную вещь.       Слышится стук входной двери, которая давала знать о том, что в дом зашли. Чим, было подумал о том, что это мама, однако её радостного «Чимин-а, я дома» не было слышно, вместо этих слов быстрые шаги по лестнице, а после и скрип полов. Страшно. Хотя, нет. Не страшно — если это и были воры, то чёрт с ними, Чимин даже сопротивляться не станет. Просто будет сидеть на полу, сидеть и продолжать кричать, продолжать рвать глотку, которая и так уже болит. Дверь в комнату парня открывается с трудом — всему вина куски стула, которые Пак хотел бы тут же собрать. Он чувствует себя как этот стул и, возможно, если бы он собрал эту вещь — собрал бы себя по кускам? Глупо, но верить хочется. Пак поднимает заплаканные глаза вверх, замечая перед собой фигуру парня. Юнги. Он сразу понимает это по терпкому запаху мяты, который заставляет рыдать вновь. Мин же опешил. Он видит что комната полностью разгромлена, все вещи разбросаны, омега даже от злости умудрился кровать отодвинуть, конечно продвинул её на пять сантиметров, но сейчас это не важно. Переводит взгляд и видит плачущего Чима, который судорожно закрывает лицо руками, в это же время замечает что запястье одной руки полностью в крови, что заставляет брюнета задрожать, подорваться в ванну, выхватить оттуда аптечку и, взяв бедного мальчишку на руки, усадить на кровать.

***

      Спустя время Чимин успокоился, ибо Мин снова выделил свои феромоны, которые заставили омегу расслабиться, однако мысли о предательстве всё же крутились в голове. В это время бледнолицый не может отойти от того, что увидел на запястье маленького и слишком подавленного брата. Всё в царапинах, которые кровоточили долгое время, и, не надо быть дураком для того чтоб понять очевидную вещь: Пак резал руки. Хорошо, что парень не оставил вертикальные порезы, иначе мог бы умереть, случайно перерезав вену. Мин долгое время пытался узнать почему Чимин пошёл на такое, почему сидел на полу весь красный, в слезах, почему разгромил целую комнату, однако кроме нового приступа истерики пока ничего не добился.       — Чимин-а, малыш, что случилось? — Тихо произносил Юнги, придерживая бледные кисти парня, который начал активно вытирать своё слёзы, порой шипя от порезов, которые были спрятаны под бинтом. Его наложил Мин младший, со всей нежностью и заботой, — Расскажи мне, пожалуйста.       — Х-Хосок... — Тихо начал Пак, чувствуя, что по щекам стекает новая порция слёз, от чего поджимает губы, стараясь говорить, — Он накричал на м-меня, оттолкнул и к-крикнул чтоб я больше н-не подходил к н-нему... — Пак снова рыдает, падая на плечо брюнета, который в это время сидел на корточках перед мальчиком, — Юнги, мне так больно. Мы дружили так давно, и он просто о-отталкивает меня...       А Юнги заводится как мотор, заводится, позволяя внутреннему волку, который слишком давно спал, пробудиться. Позволил внутреннему волку, который деловито принюхался, зарычать, позволил внутреннему волку копать лапами несуществующую землю. Позволил себе встать с места, позволил сжать кулаки и, кинув что-то по типу «Жди меня, я сбегаю за твоим любимым соком» вырваться из дома, присаживаясь за руль чёрного внедорожного авто. Позволил себе сорваться с места к той школе, в которой недавно прижал того самого ублюдка к двери. Позволил себе вылезти из машины, позволил накинуться на парня с кулаками, позволил волку выдать себя, позволил волку бить его до такой степени, что Хоуп чуть ли не теряет сознание.       Юнги резко налетает на парня, который в это время шёл в компании какой-то миловидной омежки. Он бьёт того в челюсть со всей силой, да такой, что синеволосый падает на землю, благо на траву, иначе Мин был бы уверен в том, что этот отморозок разбил бы себе голову. Да и так было бы лучше — разбил бы голову и больше не причинял бы его Чимину боль. Бил со всей силы, со всей злостью, которую сейчас ощущал внутри себя. Которую сейчас ощущал он, вместе с воющим, агрессивным животным внутри. Бил так сильно, как только мог, разбивая в кровь губу школьника и его нос, разбивая в кровь его лицо. А синеволосый даже додуматься не может о том, что происходит. Понимание дошло только тогда, когда Юнги старательно оттаскивают от Хоупа, которого в этот момент поднимают другие школьники.       — Из-за тебя, ублюдок, он порезал руки! Из-за тебя он рыдал, из-за тебя разгромил всю комнату! — Орал Мин, брыкаясь и стараясь вырваться. Он ещё не закончил, он хотел набить этому ушлёпку рожу так, чтоб того мать родная не узнала, — Из-за тебя, мразь, он рыдал на моём плече, говорил как ему больно!       — Да мне срать на этого безбашенного ушлёпка как он! — В ответ заорал Хосок, который сам же решил ринуться в бой, — Так ему и надо! Жаль, что он не умер!       И всё, конец. Юнги сорвало тормоза. Он резко откидывает держащих его парней в сторону, несётся на парня, пробивая тому кулаком в живот, от чего юноша сильно скрючивается, складываясь пополам, хватает за волосы и бьёт коленкой в живот, на что обессиленный Хоуп падает на землю, получая удары ногами в живот. Хосок кричит, кричит и жалеет о том, что сказал. Кричит и жалеет о том, что оттолкнул Чимина. Он ведь не хотел, он ведь не специально. Просто злость переполняла его тогда. хотя Хоуп прекрасно понимал, что заслуживает этого.       — Если ещё раз ты к нему подойдешь, если ещё раз он из-за тебя порежет руки, если ещё раз из-за тебя он будет плакать — я убью тебя. Понял?! — Последний удар ногой в живот и Юнги, поправив на себе кожаную куртку, плюет прямо рядом с Хосоком, разворачиваясь и уходя к машине. Чёрт с ним, пусть подыхает, Юнги не страшно. Отец всё уладит. Уладит деньгами.

***

      А Чимин место себе не находил. Метался по дому, смотря в окно и каждый раз надеясь на то, что Юнги наконец приехал. Пак грыз ногти на своих пальцах из-за нервов. Грыз и беспокоился, каждый раз сминая края своей безразмерной футболки, под которую надел лишь короткие шорты чёрного цвета. Футболка, кстати, была ему чуть выше колена, однако с большим вырезом в области ключиц.       И вот, он слышит хруст гравия под колёсами машины, а позже входная дверь открывается, пропуская в дом Юнги с пакетом сока в руках. Однако Пак замечает разбитые костяшки, на что подозрительно косится на Мина, который ставит сок на стол и обессиленно падает на стул. Чимин тут же подлетает к нему с ватой и перекисью, прося Юнги протянуть тому разбитые руки. Второй же отнекивается, отмахиваясь от Чима, за что получает щелчок по носу.       — Не спорь со мной, Юнги. Ты помог мне, я хочу помочь тебе. Разве это плохо?       Брюнет некоторое время ломается, позже лишь фыркает, протягивая свои ладони и позволяя Паку обработать их. Пак проводит ваткой, которую полил перекисью по ранам, на что получает шипение со стороны брата. Чимину долго объяснять не надо. Младший сразу же принимается дуть на больные места, на что Мин лишь расслабляется, посматривая сверху-вниз на сидящего паренька. Только сейчас Юнги обращает внимание на ключицы, которые были обтянуты молочной кожей. В голове невольно проскальзывает мысль о том, как бы красиво смотреть багровые пятна на коже брата. Позже взгляд переходит на гладкие ноги малыша, поднимается выше, смотря на аппетитный зад, который прикрывают лишь свободные шорты и футболка. А позже взгляд пробегается по лицу малыша, отмечая длинные ресницы, которые нервно дёргались как только Чимин моргал, аккуратный носик, немного розоватые щёки парня, которые выдают то, что малыш смущается, а после останавливается на пухлых губах малинового оттенка. Брюнет неосознанно облизывается, хватает Пака за руку, чем вызывает с его стороны лёгкий крик и непонимающий взгляд и, потянув того на себя, впивается в мягкие губы.       Медленно смакует верхнюю, плавно переходя на нижнюю и отмечая приятный вкус яблока — Пак использует бальзам для губ. Юркий язык проникает в рот младшего, чем вызывает у того тихий стон в поцелуй, который заставляет Мина приятно задрожать, схватить руками упругую попу Чима и усадить того на себя. А Пак, если быть честным, и не против. Он наоборот поддаётся действиям Мина без проблем, отвечает на поцелуй, хоть и неумело (ибо это был его первый поцелуй). Язык Юнги сразу же занимает доминантную позицию. Вводит язычок брата в жаркий танец, проходится по всем уголкам рта, изучает и чувствует приятный вкус омежки во рту. Ладони в это время мнут половинки, на что Пак лишь начинает елозить на коленях юноши, изредка задевая его пах и вызывая у того громкое рычание.       Юнги отдаляется, а от губ двух братьев тянется длинная ниточка слюны, которая так же быстро рвётся. Чимин весь красный, голубые глаза хаотично глядят вокруг, и всё же каждый раз утыкаются в карие глаза Мина, который в это время осыпает лёгкими поцелуями шею братца. А тот наклоняет голову, открывая больше места для сия действия. Холодные, разбитые ладони двигаются по рельефному торсу юноши, достигая уровня груди, подушечками пальцев задевая розоватого оттенка соски. На эту манипуляцию Чимин позволяет себе пустить громкий стон. Хриплый, ибо голос сорвал, да и тихий, однако Мин слышит его громким (естественно, стонет прям в самое ухо). Мин же улыбается, продолжая рукоблудствовать, чувствует тесноту у себя в штанах и неприятно от этого ёжится, хватая края безразмерной футболки с намерениями снять ту, однако Чимин не даёт, машет головой, давая понять, что так далеко он не готов зайти. А брюнет лишь кивает, хищно оглядывает доступные ему участки кожи и, немного оттолкнув Пака от себя, цепляется за ключицы, оставляя на них большой красный след, который позже начнёт становиться багровым. Но даже так это смотрится красиво. Смотрится великолепно.       Глаза Чимы прикрыты, и тот ничего не видит из-за пелены, которая появилась в результате приятных ласк к своему телу. Юнги продолжает приятно касаться братца, шепчет всякие пошлости на ушко, чем вызывает ещё большее возбуждение. Почувствовав лёгкую боль в области ключиц, которая говорила о том, что Мин оставил засос, Пак не отстаёт. Расстёгивает две верхние пуговицы чёрной блузки, которая облегает тело брюнета, открывая вид на рельефный торс и, немного побегав глазами, выбирает видимое место — шею. Присасывается как пиявка, держит долго, позволяя себе оставить ещё пару небольших засосов вокруг одного большого. Позволяет себе дать знать о том, что Юнги занят. Позволяет неосознанно засмотреться на своё творение, которое медленно начинает синеть, так же как и у Пака. Только у Юнги след будет намного больше и красочнее. Чимин старался из всех сил.

***

      Сейчас парни сидят за столом вместе с матерью и отцом, которые дружелюбно улыбаются, потягивая чай и поедая печенья, которые старшие привезли с собой. Пока младшие сидели и покрывали друг-друга трепетными касаниями, их чуть ли не спалили вошедшие в дом взрослые. Тогда Чимин отпрянул от Юнги как кошка от воды, начал поправлять свою одежду, и это же начал делать и Мин, который потом быстро выпил пол пачки яблочного сока который купил для малыша. Чим на это, конечно, повредничал, но и сам выдул остатки, и тут же продолжил обрабатывать разбитые костяшки молодого человека.       — Юнги, ты подрался? — Мин старший с недоверием посмотрел на своего пасынка, который на это предположение кивнул, спокойно отпивая чай, — С кем?       — Отец, это не важно. Этот человек просто получил по заслугам, вот и всё. Я без причин не бью, ты же знаешь.       — Я хочу знать имя человека, которого ты избил. — Чуть ли не кричал Мин старший, с некой неприязнью посматривая на сына.       — Это бесполезная информация, как и твои крики сейчас. — Так же громко произнёс Юнги, ставя чашку на стол и с неким вызовом поглядывая на отца.       — Боже, Чимин, что с твоей рукой?! — Завопила мать, когда всё же обратила внимание на перебинтованную кисть руки своего чада. А Чимин замялся, виновато прикусив губу. Юнги видел то, что Пак не знает о том, что ответить, так что решил вступиться:       — Когда я подъезжал к школе Чимина для того, чтоб забрать его, увидел как того обижают парни. Они сильно толкнули его, из-за чего тот упал на асфальт и разодрал руку. — Юнги был холоднокровен, однако сжал ладонь своего брата под столом, давая знать о том, что он рядом и переживать не о чем, — Именно с этими парнями я подрался. А как мы приехали я обработал раны Вашего сына и перебинтовал, так что о заражении беспокоиться не стоит.       — Господи, Чимин, я даже не знала! Вот, Виен, ты погляди какие жестокие подростки в наше время пошли! — Миссис Пак вскинула руки, вставая с места и идя к торту, который в это время стоял в холодильнике.       — Чимин, это правда?       Было видно что Мин старший не доверял своему сыну, и Пак, резко подняв голову, активно закивал, кинув: «Конечно правда! Он мне помог, за что я благодарен!». Тёмноволосый мужчина немного задумался, однако лишь махнул рукой, направляясь к будущей супруге, которая в это время пыталась аккуратно порезать торт на равные куски. В это время младшие выдохнули, и кинули друг на друга взгляды.       — Из-за тебя одни проблемы, Чимин-а. — Тихо произнёс Юнги, улыбаясь и легонько чмокая того в лоб, на что Пак стал как рак.       — Хён, я перестарался. — Прошептал Пак, проводя пальцами по уже багровому, огромному следу на шее Мина, который в некоторых местах становился синяком, — Прости.       — Поверь, поняшка, у тебя не лучше.       Мальчики тут же засмеялись, чем вызвали у родителей радостные улыбки на лице. Изначально все думали о том, что эти двое вообще не подружатся, а тут выходит такое, что двое парней стали слишком близки. И никто и никогда не догадается о том, что именно сводный брат забрал себе первый поцелуй Чимина. Никто и никогда не узнает о том, что Мин трогал юношу за задницу. Никто и никогда не узнает о том, что Мин оставил такой же огромный след на ключицах брата, который, по итогу, видно. Никто и никогда не узнает о том, что у Юнги встал на своего брата. Никто и никогда не узнает о том, что именно Пак оставил на шее Мина огромный засос.