My personal devil

- Как ты хочешь, чтобы это было? - Задаёт вопрос Чон, а у самого черти в глазах пляшут. Истинный дьявол, наркотик, что ввёлся внутривенно и не отпускает ни на секунду, заставляя испытывать самый сладкий кайф во всей своей жизни. Тэхён обречён. Он это понял ещё недавно, до грубого прикосновения к себе. До того, как был вжат в скрипучую кровать, которую следовало бы сменить. Он всегда тайно восхищался Чонгуком. Как-то пытался незаметно взять ракурс для фото, подкараулить на перемене или просто встретиться взглядами в коридоре колледжа. Но Чонгук умнее. Хитрее. Быстрее. Ким признал своё поражение ещё тогда, в кафетерии неподалёку от колледжа, в котором учился Ким, а на нескольких лестничных пролётов вверх и Чон. Он просто нагло вторгся в его личное пространство, впрочем, и жизнь тоже, без приглашения, без стука, без звонка, без малейшего намёка на то, что Ким ему как-то интересен. Возможно он просто использовал его, как и остальных до этого, в собственных целях, чисто ради забавы, чтобы выставить себя плохим мальчиком на обозрение всего колледжа, чтобы каждая стерва, завидев его, потекла, выжимая трусы. Тэхёну стало противно от этого. Чонгук сам подошёл к его столику, за которым, кроме самого Тэхёна, никого не было. Но Чон же у нас золотой мальчик, негоже остаться ему без славы, не выставив ещё одного неудачника в клетчатой рубашке и джинсах полнейшим дураком. Так думал Ким, пока Чон неспешно буравил его взглядом. Признаться честно, то Тэ стало не по себе. Он каждой клеточкой своего тела чувствовал эту ауру Чонгука, его некую заинтересованность, улыбку ангела и взор демона. За миловидной внешностью ребёнка скрывается самый настоящий дьявол, который прикончит тебя, лишь только посмотрев. Уже будешь гнить в Аду и проклинать судьбу за это, матеря её как следует. «Вот же мразь». Думает Тэхён, когда Чонгук неожиданно присаживается рядом, неотрывно глядя на него. У Чонгука глаза большие, будто детские, с длинными пушистыми ресницами, а верхняя губа на серединке будто впадает, образуя некое подобие кроличьей мордашки, да и сам Чон на кролика похож, вот только одного Тэ понять никак не может: как вот этот «кролик» стал тем ещё последним подонком, который и проходу ему не даёт, так ещё и ночами в кошмарах появляется. Чонгук - личный кошмар Тэхёна и ему с каждым разом всё сложнее говорить ему «нет». Он действует на него гипнотически, подсознательно выкапывая рыхлую почву и голыми руками обрывает все корни, которые Тэхён так отчаянно пускал, окончательно смирившись с тем, что он такой же лузер и неудачник, как и все остальные, в глазах Чонгука. Он с минуту смотрит на него, неотрывно, выпытывающе, будто душу разглядеть пытается. А Тэхён? Ну, а что Тэхён? Ни жив, ни мёртв, где-то между двух реальностей или как там говорится, между двух миров, просто смотрит в ответ. Сколько Ким сам себя помнит - он никогда прямо не смотрит в глаза. Это стало привычкой. Глупой, неосознанной, но при беседе Тэхён каждый раз отводил взгляд от собеседника, просто таким образом прикрывался от осуждения в чужом взгляде. А этого он боялся больше смерти, просто потому что труслив и неопытен. Общение для него - само по себе являлось полем битвы, где он каждый раз оставался в поражении. Он не в силах был остановить этот напор, поэтому чаще всего просто уходил с заученной фразой в духе: «у меня дела», «мне пора» и так далее. Список можно продолжать до бесконечности, если бы Чонгук не нарисовался на горизонте, окрашивая мир в багровые оттенки, особо выделяя чёрные и белые. Тэ же это символикой не считал. Просто Чон решил поиграть. Только правила диктует сам Чонгук и если нарушить - будет только хуже, а Тэхёну это ни к чему. Он продолжает смотреть прямо в глаза Гуку, удивляясь собственной смелости. Чонгуку не то чтобы в глаза не посмотришь, ты к нему и шагу не сделаешь. Только с разрешения Его Величества, иначе никак. В глазах Кима немой вопрос. В глазах Чона желание, смешанное с крупицами его гордости и самонадеянности. Казалось бы, ну избей на глазах у всех в кафетерии, как делал до этого, причини такую боль, какую не испытывал смертный на позорной казни, вот только Гук этого не хочет. Он оттягивает момент. Ждёт, когда же проглянет эта искра, что возникала всегда между ним и Кимом. Тогда-то шатену не отвертеться. Многочисленные синяки, ссадины и порезы - личные метки Гука. Они делают из него сильного, а из слабого - неудачника, которого можно в любой момент смешать с грязью. Ему нужны прелюдия, ему нужна драма, нужен спектакль с высокопоставленными актёришками и их заученными текстами. Ему нужен Тэхён. - Отвали, Чон, - наконец разрывает этот безумный зрительный контакт Ким, ковыряясь палочками в лапше. Ему и так тошно, ещё и этот золотой недоумок ходит хвостиком за ним, но не нападает. Тэ искренне недоумевает. Чтобы сам Чон Чонгук и пальцем не тронул такого, как Ким Тэхён? Молодой человек, да вы больной. - Как грубо, Тэхён, - наигранно закатывает свои глазища Чон, надув «сладкие» губки. Киму захотелось стереть эту театральную маску, обнажить настоящего Чонгука, заглянуть в его потаённые уголки души, что тщательно скрыты под семью печатями, но Тэ понимает, что ещё не время, а может и вовсе невозможно. Чонгук он такой. Человек без принципов, живущий по своим правилам и никогда не крестится «на удачу». Ему это не надо. Потому что он по-своему крут и прекрасен. Только Тэ этого не понять. Ему, как об стенку горох, до седьмого колена, что там происходит с золотым ребёнком колледжа, но излишнее внимание к своей невзрачной персоне иногда напрягает, а в некоторых случаях и вовсе пугает. «Как циплёнок за курицей». - Если ты ещё не понял, то для тебя я хён. Имей уважение. А ещё, когда тебе говорят, чтобы ты убрался, это значит, что ты должен поднять свой невъебенный зад, которым ты гордишься, и свалить нахер. Что из этого тебе непонятно? Гук сделал вид, что пропустил слова мимо ушей, сжав под столом кулаки до побеления костяшек. Длинный язык старшего его привлекал, но и заткнуть его соблазн тоже был. Причём соблазн был больше. Просто хотелось больше не слышать гневной тирады в свою сторону. Чон теряет из-за этого форму. Он и сам заметил, что с Тэхёном ведёт себя не так. Да всё с Тэхёном у него не так. На прошлой неделе чуть не избил этого гадёныша до смерти. Пока тот отхаркивался кровью, Гук протирал ботинки. А всё из-за того, что старший распоясался, непозволительно броско высказал своё мнение, так ещё и во всеуслышание. Пришлось подправить хёну личико на ближайшие недели две, пока тот будет появляться то в очках, то в медицинской маске, а на голову либо кепку с козырьком, либо панаму, прикрывающую лицо так, что хер поймёшь где голова, а где лицо. - Ладно, - судорожно выдохнул Гук, чем озадачил старшего ещё больше. Так легко? Думал Ким, а Гуку большего и не надо. С каких это пор он стал потакать хёну? С тех самых, когда зарёкся на смертном одре и пальцем не тронуть Тэ, потому что захотел его себе, как игрушку. Просто захотел. И это громкое «хочу!» каждый раз всплывало в памяти, иногда даже не вовремя, когда Чону надо было подготовить реферат или сдать зачёт. Везде лицо старшего. Мерещилось и на плакатах в комнате Гука, и на стендах в кинотеатре, и на овальной этикетке от бананов. Буквально везде. - Скажу прямо: Я. Тебя. Хочу. А дальше всё. Точка невозврата. Поезд сам умчался, окутанный белёсой дымкой, скрываясь под тенью ветвистых деревьев с ободранными листьями. Если старое и ни кому не нужное дерево - это Тэхён, то Чонгук - поезд, билет на который достать просто нереально. И вот сейчас, мысленно проклиная Гука, готового с цепи сорваться, лишь бы услышать ответ на то, как Тэхён ХОЧЕТ, просто не даёт покоя. Всё настолько запутанно, что Ким раз двести уже утонул в бездонных глазах младшего. Что вообще происходит? Вопрос за вопросом, а ответа нет. Где же Бог, когда он так нужен? Ну же, отчисти этого зайца от тьмы, а то Тэхён уже просто не выдерживает. У него сосёт под ложечкой, он сдаёт свои позиции, опуская безвольно руки, отдав себя на растерзание личному дьяволу - Чонгуку. - Ким Тэхён, - с придыханием и так сладко, что зубы болят. Чёртов Чон Чонгук! Как я тебя ненавижу! - Повторяю: как? И в правду, как? Как он хочет, чтобы Гук его взял? Медленно? Быстро? Грубо? Нежно? А может вообще никак, потому что Ким не уверен. Он боится. Боится того демона, что сидит в Чонгуке и неотрывно наблюдает за неуверенностью старшего, в панике пытающегося принять верное решение, чтобы не навредить. Чтобы тупо не слиться, как в прошлый раз. От осознания этого становится тошно не только Тэхёну. Но Ким сам себе давно уже перекрыл все пути. Теперь приходится расплачиваться за неосторожность. Один неверный шаг - и Тэхён на шаг ближе к своей могиле. Он поделать ничего не может, потому что во власти чонгуковского демона и это удручает похлеще трудностей в жизни и забытого жирного пятна на любимой белой футболке с надписью «лузер». Одно прикосновение к шершавой щеке младшего, что непривычно для самого Тэ, и мир Чонгука кажется взрывается за считанные секунды. «Не этого ли ты всё время хотел? Грёзил, сидя под куполом звёзд и тёмного небосвода, мечтая когда-нибудь вот так просто овладеть им? Не об этом ли ты думал каждую ночь, доводя себя до экстаза, до точки кипения, водя рукой вверх-вниз, дабы облегчить эти страдания, эту пытку, которую он тебе наказал?» - Ты можешь сделать это…- Тэ прикусил губу, не веря, что он скажет это, глядя в глаза своему демону. Для него это было неким испытанием, пройти которое оказалось труднее, чем он предполагал, - сделать так, как никто не делал со мной до этого? Что за чушь только что сказал Ким, Чон не знает, но кровь вскипает от одного только: «…как никто до этого…», а дальше всё идёт по сценарию самого Чона. Лишь где-то на подсознательном уровне Гук чувствует, что не смеет злиться на Тэхёна, потому что тот хмурил голову ему предостаточно, чтобы его образ наложился четким отпечатком в голове младшего, став объектом его мечтаний о лучшей жизни. Где нет этого постоянного «Отвали!», а есть «Я буду рядом», нет этого привычного «Я не хочу тебя видеть», а есть родное «Я буду рад тебе всегда» и так далее в таком духе. - Кто? - Рычит Чон, снимая до жути надоедливую клетчатую рубашку старшего, сильно отдающим его одеколоном, который бы он сравнил с сильным тропическим ароматом и ещё какой-то херни. Он оголяет тело под ним яростно, быстро, остервенело отрывая пуговицы от единственной рубашки Кима, не заботясь вообще ни о чём. Его преследует не вопрос о сохранности вещей старшего, а о том, кто были эти ублюдки «…до этого…». - Кто я спрашиваю? - Ч-что, что ты хочешь знать? - Вцепившись в широкие и мускулистые плечи младшего, отчаянно зашептал Ким, не в силах это больше терпеть. Ему жарко, ему нехорошо, предвкушение съедает его изнутри, оставляя только кривую зияющую дырку, которую не закроешь заплаткой, как на поношенных джинсах. - Кто эти ублюдки, что были до меня? Отвечай! - Чон с силой сжимает горло Тэхёна, не задумываясь о том, как он будет говорить с перекрытой глоткой. Кадык старшего неровно перекатывается и дёргается под рукой младшего, сил, чтобы выдавить из себя хоть слово, не хватает. Тэхёну просто остаётся жадно хватать ртом воздух, ногтями расцарапывая запястье Чона. Гуку больно, но эта боль ничто, по сравнению с душевной. Он не любит шалав, презирает шлюх, но в Тэхёне он не разглядел задатки сомнительной личности, но… Всегда это проклятое «но», будь оно в Аду сожжено тысячу раз, чёрт его дери! - Н-никого…ах…н-никого…Ч-чо…нгук…не было…- кое-как выговаривает старший, заметно синея на глазах Чонгука. На это больно смотреть, Чон знает. Поэтому отпускает. Хён откашливается, жадно глотая воздух, буквально давясь им. Младшего трясёт. И не из-за того, что узнал, а из-за того, что чуть не убил свою собственную жизнь с белыми крыльями и нимбом над головой, освещающим ему дорогу в лучший мир. Некрасивые и отвратительные следы от пальцев на шее Кима стали для Чона ещё безобразнее, ещё отвратительнее, он попросту не мог смотреть на это. Ему плохо от осознания, что в очередном своём порыве Гук чуть не убил Тэ. Голыми, мать его, руками. Сколько можно уже, а? Чонгук всеми фибрами души хочет отрезать их к чертям, но не сейчас. Не сейчас, когда Тэхён неожиданно оказывается рядом, с оголённым торсом, рьяно прижимающимся к нему, захватив в плен из рук, шепча такое нужное сейчас: - Я рядом, Чонгук. Я рядом.