Into Dust

      Пратт его боится.       С первого взгляда, с первой встречи, с первого «тащите его в машину» — он его определённо боится. Но не упирается. Потому что хочется жить и не хочется дохнуть. Потому что в голове всё смешалось в кучу, в запутанный клубок ниток. А тело — тело не слушалось его. У Стэйси заплетались ноги. Стэйси судорожно смотрел по сторонам. Стэйси порой тормозил, но его тянули силой. Стэйси, Стэйси, Стэйси.       Джейкоб его так не называет. А если и случается, то скорее с каким-то омерзением «выплёвывает» это имя. Говорит: так звали одну девчонку в школе. Такую же смазливую и дерганную.       Пратт его боится.       С первого его, Стэйси, попадания в ту-самую-комнату, где тебя привяжут к стулу, и будут показывать слайды: там дохлый олень, а там кровожадный волк. Вау. Сейчас Стэйси их знает наизусть. Наизусть знает все слова Джейкоба, начиная с «этот мир слаб, мягок» и заканчивая какой-то очередной ерундой.       Первый раз это было пугающе, Стэйси был в ужасе. А потом открылась шкатулка. И он помнил, прекрасно помнил, как кидался на незнакомых ему людей. А в голове голос приказывал только одно: «Жертвуй слабыми!» Стэйси жертвовал. А они разлетались в облака дыма и исчезали. И в этот момент Стэйси верил, что это просто галлюцинации. Пока не очнулся в горе трупов. И сам был почти одним из них. Разбитое лицо его ничуть не украшало.       И он кричал. Громко и беспомощно. Пока не заболело горло, пока его кто-то не вырубил.       На второй раз он умолял, чтобы его не заставляли убивать людей. Наверное, именно тогда Джейкоб проникся к нему таким омерзением.       — Ты слаб, — говорил он. — А слабые в стаде не нужны.       Пратт бы с радостью ушел. Хоть куда. Далеко. Подальше от Джейкоба. Он его ненавидел. Искренне и сильно. Не потому, что его заставляли убивать, а за то, что его называли слабым. Стэйси это отрицал. Даже когда его закинули в клетку для животных и не кормили несколько суток. Он проклинал всё. И своего Бога, и Бога Джейкоба тоже. Если это испытания, то он их явно не заслужил.       Он валялся на земле посреди этой клетки и старался ни о чём не думать. Концентрировался на дыхании. И тут же отвлекался на голодных волков в соседних клетках. Зверьё сунуло пасти, слюнявые пасти через железные прутья. Зверьё рычало и жаждало только одного — пожрать. И растащить кости Пратта.       Стэйси почти был готов тогда подползти к одному из волков. Пусть жрёт.       Но в голове навязчиво-навязчиво-навязчиво-спутанно звучат слова Джейкоба: «Ты слаб». А Пратт не был слабым.       Джейкоб его испытывал. Много раз. Словно дрессировал. Как собаку. Пока Пратт не начал подходить к ноге по первому зову. Такой же дерганный и нервный. С пустым взглядом и опущенными уголками губ.       Третий раз. Четвертый. Пятый.       Шкатулка открывалась перед Стэйси. И он больше не боялся. Он знал, что делать. И знал, кого он убивает — тех, ради кого мог бы сражаться. Но сражается он за Джейкоба, ради Джейкоба, на стороне Джейкоба. И его от этого тошнит. Блевать тянет от одной мысли, что он таскается за ним вот так, как послушная шавка. Пратт не может смотреть Помощнику в глаза, когда они всё же пересекаются. Просто смотрит куда-то сквозь — сквозь Джейкоба, не Помощника. И знает, что произойдёт дальше. Знает, что это начало, но скоро будет и конец.       И ему, и Помощнику придётся принести кого-то в жертву. Иначе они сами станут жертвами. Джейкоб заставит их убить кого-то — возможно, друг друга. В любом случае заставит. Поэтому Пратт сразу отказался от всех привязанностей. Он не хотел видеть Помощника, не хотел помогать и не хотел иметь ничего общего с ним. Чтобы потом не убить.       Джейкоб не тупой. Холодный, расчетливый и не тупой. Он молча ловит каждый косой взгляд Пратта в сторону Помощника. И он чётко понимает, что Стэйси хочет сбежать. Хоть куда. Далеко. Хотел сбежать, и всё ещё хочет. Просто ждёт подходящего момента. И находит его. Джейкоб жестом показывает, чтобы сразу не поднимали тревогу, когда Помощник исчезает. Джейкоб создает иллюзию, что всё идёт так, как крошка Стэйси задумал. Джейкоб вертит в руках свой нож, который остался ещё со времён Ирака, и сам жмёт на рычаг тревоги.       Раз-два-три.

Раз. Два. Три.

      Заводит шкатулку и открывает её.       По рации слышит от солдата, где сейчас эти двое. И идёт туда. Ему всё равно, что Помощник может исчезнуть. Действительно всё равно. Потому что механизм запущен: стоит ему ладонью хлопнуть себя по ноге несколько раз — и этот Салага прибежит к нему, виляя хвостом. И Стэйси прибежит. Уже бежит. Нервный. Дёрганный. Начинает оправдываться.       И шкатулка звонко закрывается.       Джейкоб понимает, что Пратт вовсе не слабый. О-о, этот парень просто герой. Его подпустили так близко, его избавили от испытаний, ему доверились.       — Предсказуемо, — бросает Джейкоб и уходит.       Этот парень точно не слабый, раз решил вот так воспользоваться своим положением. Джейкоб пытается про это просто не думать. Мерно и ровно шагает в свою комнату. И понимает, что Пратт (или привычно суетливо, или напротив — со всей своей осторожностью) придёт уже спустя минут десять в соседнюю. Или попытается свернуться где-то в углу, чтобы поспать. Потому что не захочет оказаться настолько близко.       Стэйси действительно свято верит в то, что будет наказан. Он ещё какое-то время стоит на месте и не шевелится, пока другие солдаты не уходят. Его бросают. Одного. И Стэйси идёт к своей комнате. Неохотно. Но тихо. Не гоняет пыль армейскими ботинками, которые так быстро успел затаскать. Не бубнит что-то под нос. По сути, даже выругаться не хочется. Джейкоб такое не поощряет, но отчего-то Пратту было порой за это даже стыдно.       Джейкоб фокусируется на своем дыхании. Он уже в собственной койке и закрывает глаза. Дышит глубоко и ровно. Старается не думать о том, что произошло. Хотя раздражение уже неприятно осело где-то внутри. И Стэйси хочется наказать. Сознательно он понимает, что всё, что произошло, — он сам спровоцировал. Допустил. У Пратта была возможность следить за передвижением грузовиков, заметить точное время. И это лишний раз напоминало о том, что он хочет сбежать.       Джейкоб хотел и поговорить, и наказать. Много всего хотел. Но всё так же осознанно понимал, что за грех это за собой повлечёт — тот же, что у Помощника. Просто унизительно.       На этой мысли он засыпает. Сон выходит беспокойным. С мутными картинками испытания. Его, Стэйси, испытания. Как он бегает по комнатам и стреляет в своих. Не просто в сопротивление — а в своих. В Помощника. Утром это кажется Джейкобу намёком, что его подсознание действительно этого жаждет: хочет заставить их сцепиться. Хочет, чтобы Пратт — именно этот сопляк — победил.       Таких людей редко встречаешь. Чаще в округе были те, кто давился слезами, кто отказывался проходить испытания или приносить жертву. И они платил за это жизнью. Джейкоб не переносил слезы. Не переносил унижения, особенно, когда унижались перед ним, но это чувство слишком тесно граничило с желанием, чтобы ему подчинялись. Джейкоб был уверен, что у людей в сопротивлении не было гордости. Они сходили с ума от перспективы, что им придётся сражаться и подчиняться, но в итоге всё равно проигрывали в этой схватке. Вот тут-то их гордость и разваливалась на куски. Джейкоба тошнило. Потому что его учили не так. Он привык не так.       Утром уже на улице один из судьей липнет к руке Джейкоба. Тот, который самый послушный. И который меньше всех. Джейкоб смотрит на него задумчиво и видит… возможность. Гонит его к одному из солдат и приказывает готовить машину. Сам он не едет.       Берёт рацию и подносит к губам. Говорит, что Помощнику не сбежать. Только не в его, Джейкоба, регионе. Помощник слаб, Помощник мнит себя героем, но на самом деле он жалкий, он не герой. Джейкоб мирно скалится на фразе «песику пора домой» и отключает рацию. Песику пора домой, и его притащат обратно. И ему снова придётся пройти через всё это. И Пратту тоже.       Наверное, Джейкоб где-то не прав. Наверное, он где-то перегибает. Но он этого не чувствует. Всё нутро приятно греет от этого решения. От Помощника пора избавляться. Как от мусора, который пора выносить из дома. Как от опухоли, которая не даёт жить.       Джейкоб ещё долго думает. Перебирает все возможные варианты того, что может произойти. И чётко осознаёт, что Стэйси будет его ненавидеть за это, но тогда он должен стать сильнее. Чтобы его вела эта ненависть, но чтобы она граничила, очень тесно граничила с ясностью сознания, чтобы Стэйси был таким же расчетливым, как и сам Джейкоб.       Чтобы Пратт стал солдатом, его нужно учить, тренировать. И это — тренировка.       Уже днём Помощника действительно привозят к лагерю. Запирают в клетке и не дают ни еды, ни воды. Помощник и не просит. Джейкоб мельком на него смотрит, когда проходит мимо, ловит этот озлобленный взгляд и усмехается. Ну и пусть.       Стэйси ещё не в курсе. И никто ему не говорит, что Салагу привезли в лагерь. К нему подходит Джейкоб и жестом показывает идти за ним. И они идут. Стэйси нервничает, но чувствует, что он готов уже почти ко всему. К любому наказанию. Он часто дышит, но старается выровнять дыхание. Он заламывает пальцы и замечает машину и солдат рядом. И не хочет знать, что задумал Джейкоб.       Джейкоб не был безумцем. Стэйси бы уверенно сказал, что скорее это просто то, над чем нужно поработать со специалистом. Просто последствия войны. И тогда Солдату станет лучше.       Джейкобу нормально и так. Он много думает: о себе, о собственных решениях, взвешивает каждое. Но никогда не думает о том, что он — он нечто большее, чем просто оружие.       Сказать честно, это его порой угнетает. Когда он осознает, что у него нет цели. Он просто делает то, что привык. Что нужно его брату. Просто делает. Оружие в чужих руках. И думать иначе для Джейкоба — всё равно что инакомыслие, всё равно что предать веру.       Он останавливается рядом с клеткой. Мелкий волк снова шляется рядом, но не рычит на Помощника. А вот Пратт раскрывает глаза от удивления. Прошла всего ночь. Всего одна ночь. Он планировал этот побег. Он всё изучал. А сейчас он стоит здесь, на этом месте, и Джейкоб стоит рядом. Рядом с ним Стэйси чувствует себя подавленно и делает шаг в сторону клетки. Их с Помощником оставляют наедине.       Джейкоб хлопает того мелкого судью по холке и гладит. А Пратт судорожно хватает лицо Помощника и не может оторваться. Нет-нет-нет. Так быть не должно.       — Что ты здесь делаешь? Неужели ты не мог сбежать нормально? — шёпот у Стэйси напряженный. И вовсе не тихий. Джейкоб всё слышит. И хмурится. — Он тебя использует. А потом… потом он тебя убьёт. Потом…       Стэйси отшатывается от клетки.       Смотрит сначала на Помощника. Потом на Джейкоба, который спокойно беседует с солдатами. Стэйси понимает, к чему всё идёт. И больше не может обратиться к Помощнику. Не может подойти к нему. Что-то сказать. Джейкоб не забывает такие вещи. И не медлит с наказанием. И вот оно, его наказание: стоит за решеткой и смотрит непонимающе. Помощник не понимает, что должно произойти, а Пратт понимает всё слишком хорошо. Джейкоб смотрит в их сторону и замечает потерянное выражение лица Стэйси, и идёт к ним. Стэйси открывает рот, но Джейкоб жестом показывает молчать. Он подходит к прутьям клетки и усмехается:       — Вот теперь тебе пришёл счёт, и пора платить, Помощник.       Теперь он подходит к Стэйси. Становится позади. И внутри всё сжимается от восторга. Пратт нервничает, он напряжен. И загнан в угол.       — Твоя задача — проредить стадо. Жертвовать слабыми. И он — он слаб. Он там, в клетке, как животное. А ты… — Джейкоб укладывает ладонь на плечо Стэйси и добавляет уже тише, — ты здесь, не за решеткой, персик. Делай выводы.