Into Dust

      Ник Рай морщится от омерзения, когда Пратт пытается как-то перевязать его плечо в машине Джона. Сам Джон так же морщится от того, что приходится взять этого придурка в свою машину, чтобы отвезти к себе или к Джозефу. Он бы предпочёл скинуть Рая в речку, перед этим привязав к шее удавку с тяжёлым камнем, но здравый смысл быстро избавился от этой идеи в голове Сида.       Помощник чертыхается, когда снова перезагружает телефон Ника — связь всё ещё не ловит. И только когда они проезжают не меньше мили точно, связь индикатор сети начинает подавать признаки жизни. Сначала одно деление, потом и второе, потом и интернет. Даже рация Джона начинает трещать на приборной панели автомобиля, но он её упорно игнорирует, не желая что-то обсуждать при Рае.       Наличие Ника в машине просто не даёт спокойно жить Джону. Он нарочно наезжает на каждую яму, не давая Стэйси нормально перевязать чужое плечо. В конце концов, Салага косится на Джона. Джон смотрит на него в ответ. И это длится до очередной ямы. Тогда Джон возвращается к дороге, стараясь превратить эту поездку во что-то более приятное.       Пратт без понятия, как оказывать первую медицинскую помощь, поэтому просто ограничивается перевязкой. Он откидывается на мягкую спинку заднего сидения и кривится, когда у самого снова начинает слишком ощутимо ныть плечо. Ещё и в рубашке дырка, а ткань пропитана кровью.       Вау, думает Пратт. И уже мысленно прикидывает, как это сложно будет отстирать. По крайней мере пуля не задела нашивку.       Впрочем, это не отменяло того, что боль доставляла ощутимый дискомфорт. И если Стэйси понимал, что ему ничего не угрожает, и мог позволить себе отвернуться от Рая к окну, зажимая рукой рану, то вот сам Ник казался натянутой струной, которая вот-вот должна порваться.       — Не проще было избавиться от трупа в лесу? — Рай смотрит на Джона через зеркало заднего вида. Джон замечает, что Ник выглядит совершенно иначе без своих очков — хотя бы не строит из себя крутого парня. Вместе с тем в глазах Рая можно было ясно разглядеть присущую обречённым людям горечь и грусть.       Было ясно, что Ник рассчитывал на смерть ещё в лесу. Но его планы на жизнь (или на смерть) были нарушены Джоном.       Салага старается это игнорировать и даже не смотреть на Ника, решая, что так будет лучше для его совести. Он бы просто не выдержал долго этого взгляда. Да и самого Ника того.       Слишком ярким напоминанием о прошлой «миссии» Салаги был Рай.       — Ролик уже в сети, — говорит Салага и тихо вздыхает, откидывая телефон на приборную панель.       Джон хотел было взять телефон, чтобы убедиться, удостовериться, что всё действительно так. Но… что он рассчитывал увидеть на разбитом экране телефона Рая? Браузер с тупым превью для видео о том, как проходит обряд Очищения? Глупое название для этого видео? Наверняка это было бы что-то вроде «Безумные фанатики топят людей».       Джон внезапно решает, что это оскорбительно:       — Удали, — настойчиво говорит он Салаге.       — Думаешь, не нашлось человека, который бы это скачал и загрузил куда-то ещё? — Помощник осуждающе качает головой. И тайно надеется, что это действительно произошло: что кому-то оказалось настолько скучно, что он нашёл это видео и успел сохранить его.       — Удали, — повторяет Джон. В этот раз более холодно и требовательно. Даже Пратт чуть дёргает головой, прислушиваясь к разговору. Помощник выжидает ещё несколько секунд, и подчиняется.       — Нам нет смысла тебя убивать, — наконец отвечает Джон.       — Тогда что? — Ник удивлённо вскидывает брови.       Джон ему кажется каким-то другим. Словно его подменили. И остаётся только удивляться, где же тот Джон Сид, который одной своей улыбкой может вспороть твою грудную клетку ради того, чтобы узнать, что за дерьмо ты успел совершить. Где тот Джон Сид, который (как знал Ник) был просто без ума от возможности подвергнуть кого-то издевательствам.       — Твоя смерть ничего не изменит, — начинает Джон. Его голос звучит с искренним безразличием. — В конце концов, когда настанет Коллапс, ты будешь одним из тех грешников, которые, отвергнув нашу руку помощи, умрут. Ты. Ты и твоя семья, Ник Рай.       И Ник Рай вжимается в сидение автомобиля, зло глядя в зеркало заднего вида. Джон даже не смотрит в ответ. Джон просто знает, что Ник будет жалеть о том, что сделал. Джон просто знает, что Ник будет думать о том, что, возможно, им лучше присоединиться к Проекту.       Но уже будет поздно.       Будет поздно для всех, кто отрицал то, что говорил Отец, отрицал возможность спастись, и сам строил бункер — потому что в глубине души боялся каждый. Каждый грешник, презирающий семью Сид, строящий оплот спасения в собственном дворе.       — Джозеф решит, что с тобой делать дальше.       Джон пожимает плечами и снова возвращается к своему главному занятию — избеганию ям на дороге. Салага всё же разбирается с тем, как удалить видео, а Стэйси так и продолжает молчать.       Ник не думает о том, что ему и его семье нужно как-то спасаться. Он думает о том, что соскучился по дому, соскучился по Ким и по её ворчанию.       Он ещё никогда так не ценил жизнь, а сейчас осознание важности банальной возможности существовать, дышать, ходить ему казалось чем-то невероятным и ценным.       Рация в очередной раз хрипит, и Джон ясно слышит через небольшие помехи голос Джейкоба. Тогда Джон всё же тормозит машину. Он ни за что не станет говорит с Джейкобом при Нике, поэтому единственный вариант оставить этих троих в машине.       Опасно.       Опасно, думает Джон. Поэтому решает, что опаснее оставлять с ними Помощника. Салага мог делать всё, что от него хотел Джон, мог точно так же корчить из себя великого праведника, но Сид верил в то, что если Салаге дать шанс на побег, то он это сделает.       — На выход, Помощник, — командует Джон и берёт рацию. Пратт садится нормально, косится на Ника и следит за тем, как Джон и Салага выходят из машины. И они с Раем остаются наедине. Пратт внезапно решает, что оружие ему не даёт преимущество.       — И как оно? Не мучает совесть? —спрашивает Ник и противно скалится.       Пратт только снова отворачивается к окну.       Джон отходит с Помощником. Он даже не знает, как Салаге нормально сказать, что ему нужно просто молча постоять рядом и не мешать. Салага выглядит, словно уже мысленно запорол Джону этот разговор.       — Ты ведь попытаешься сбежать? — хмурно спрашивает Джон.       Салага неопределённо мнётся на месте и отходит от Сида, даже отворачивается для вида. Джон хмурится только ещё больше. Помощник его раздражает, когда ведёт себя таким образом. Помощник кажется слишком свободолюбивой зверушкой, за которой нужно присматривать, но которая отчего-то не убегает.       Это и беспокоит, и греет душу одновременно.       Джон тоже отходит и связывается с Джейкобом.       — Мы его поймали, — выпаливает Джон, решая, что ждать вопросов он не будет. Он косится на свою машину, вспоминая о Пратте. Джейкоб словно назло спрашивает о нём. Тогда приходится рассказать, что в Пратта стреляли. Но Джейкоб не злится. Он выплёвывает измученное «понял».       — Понял, — вторит ему Джон, когда понимает, что что-то не так.       — Мне нужны таблетки, — спустя несколько долгих секунд молчания говорит Джейкоб.       — Понял, — снова повторяет Джон и бледнеет. — Мне нужно несколько дней.       И связь прерывается.       Джона накрывает волна паники, которую он успевает придушить достаточно быстро, чтобы этого не заметил даже Салага, который смирно подходит к Джону, когда он убирает рацию в карман.       Помощник как-то подозрительно хмурится, но ничего не спрашивает. Джон провожает его взглядом, пока Салага лениво плетётся к машине. А потом Джон думает о Джейкобе. В памяти против его воли всплывают те моменты, когда он увидел Джейкоба после долгих лет неизвестности: Джейкоб исчез, словно призрак, когда уехал в армию. Джон хотел с ним связаться, пытался. Но всё было напрасно. А потом он потерял и Джозефа. Остался один. Наедине со всеми перспективами, которые перед ним открылись после окончания обучения.       А после Джозеф его нашёл.       Он нашёл их обоих. И если Джон пользовался своим лицом, своей внешностью, своим умением вскрывать чужую душу без скальпеля, чтобы докопаться до грязи, которая копилась в людях годами, то Джейкоб оказался потерянным и разбитым.       Чего им стоило вытащить его из апатии. Чего Джону стоило каждую ночь просыпаться от чужих криков из соседней комнаты. Джейкоба мучили кошмары. Джон был уверен, что ему снилось что-то страшное, что-то, что повергало его в ужас, что заставляло вскакивать по несколько раз за ночь и снова пытаться заснуть, умоляя любую высшую силу дать спокойно поспать хотя бы чуть-чуть.       Джейкоб как-то рассказывал им с Джозефом о том, что он видел, что чувствовал. Как-то Джон решил взять его за руку, но воспалённое сознание подкинуло очередное напоминание того, как один из товарищей Джейкоба хватался за его руку так же, когда умирал.       Кошмары Джейкоба стали кошмарами Джона.       И сейчас Джон понимал, что происходит в чужой голове. Понимал, что Джейкоб был так же уязвим, как и когда-то давно, ещё в то время, когда они с Джозефом нашли его.       Стэйси был там лишний. Джон находил эту ситуацию чем-то личным, не желая, чтобы ещё кто-то знал. К Джону за секунду вернулась вся та ненависть, что когда-то давно клубилось в нём комком змей. Тогда Джон ненавидел всех — включая себя. Сейчас его мозг счёл угрозой Пратта.       Стэйси мог пройти Очищение хоть десять раз — но это ничего не меняло для Джона. Он не был частью семью. Как и Помощник, который раздражённо дёргает закрытую дверь машины.       — Ну и? — Салага звучит раздражённо.       И Джон идёт к машине за ним.

***

      — Чёрт возьми, хватит, — Джейкоб зло кривится и теряет контроль на секунду, ударяя рукой по стеклу сбоку. Оно предсказуемо выдерживает, а вот рука начинает болеть. Ему нужно сесть. Ему просто нужно сесть. А этот придурок сзади… у него паника. Сука, как же невовремя.       — Толстяк, закругляйся, — Джейкоб срывается на крик, повышает голос, но отчаянно пытается сосредоточиться на управлении вертолётом. Он ненавидит этого ублюдка сзади так сильно, как только может. И он готов разорвать его собственными руками. Он слышит вой позади, скулёж о том, что они умрут. Никогда.       Джейкоб не планировал умирать. И не планирует делать это сейчас.       Что за команда нытиков. Что за слабаки. И он не был удивлён, что кто-то погиб. При каких обстоятельствах — это не имело значения. Слабые просто умирали. Они не ценили жизнь, они за неё не боролись, они не желали этой жизни. Словно их насильно закинули в это тело и заставили жить.       Это было омерзительно.       Джейкоб и сам себя помнил таким — ещё в лагере, ещё в первые дни, когда ему приходилось привыкать к тому, чего он не хотел, не желал себе. Чего он не заслуживал. И он задавался только одним вопросом: «Почему я?» И никогда не получал на этот вопрос ответа. И только когда он сел за штурвал боевого вертолёта, он понял — почему.       Всё начиналось с малого. Говорят, к войне привыкаешь. И это лучшая в мире работа. Джейкоб тоже готов был так сказать, когда прижимал рацию к губам и отдавал команды, когда там, внизу, взрывался очередной танк. И тогда Сид откровенно жалел, что не мог услышать этот истошный крик о помощи.       Но он его представлял каждый раз, когда мог остановиться, закурить. И тогда вокруг прекращалась война. Тогда можно было спокойно набить легкие дымом и сказать спасибо Богу за то, что он дал возможность пережить ещё один день.       Но Джейкоб не переживёт этот, если Такер, который ноет о том, что, сука, всё плохо и он хочет домой, не возьмёт себя в руки. Будь они только на земле. Будь они только в лагере. Сид бы кинулся на этого сопляка, схватился бы за воротник и тряхнул бы хорошенько. Прекрати, сказал бы он. И ударил. Но Такер держится словно нарочно далеко от Джейкоба, потому что боится, потому что не хочет получить по морде.       — Нам нужно сесть, — скорее сам себе бубнит Джейкоб, когда видит разбитый вертолёт. Стоит ему немного опуститься, и он в обломках этого вертолёта узнаёт тот, в который садился Миллер. Джейкоб чертыхается. Такер подходит к нему, чтобы тоже посмотреть, и, кажется, начинает трястись от страха только сильнее.       Когда они оказываются на земле у обломков, Такер выходит первый, пока Джейкоб перезаряжает автомат и осматривается хотя бы через стекло вертолёта. И кажется, что вокруг — пустота. Вакуум. И он спрыгивает на землю, сразу вскидывая оружие и теперь изучая взглядом окрестность за транспортом, на котором они прилетели. А после он слышит оглушительный выстрел и как мёртвое тело падает на землю. Он надеется, что это не Такер, но мысленно понимает, что этот парень был достаточно глуп, чтобы просто так выскочить из вертолёта и словить пулю в лоб.       Джейкоб его уже мысленно хоронит. Так же старается похоронить и своё волнение: и от осознания того, что он тут один, и из-за того, что Миллер мог разбиться и умереть.       Дела идут откровенно паршиво. Несколько придурков дохнет, пока Джейкоб идёт к обломкам, чтобы всё «обнюхать». Ему хочется думать, что это другой вертолёт, что это не вертолёт, в котором сидел Миллер. Он знал пилота — Джонсон не казался глупым, хорошо справлялся и всё делал.       И вот результат.       Надежды не оправдываются, а догадки подтверждаются: это действительно вертолёт Миллера. Проблема только в том, что самого Миллера тут нет. Джейкоб снова осматривается и старается прислушаться к каждому звуку — где-то вдалеке он слышит взрывы, а рядом слишком пусто и одиноко.       Обломки он проверять не хочет: если там есть труп, то он предпочтёт его не видеть и просто знать, что Миллер где-то там, под грудой металла. Или его схватили.       Сид хмурится. Он видит, как пошатнулась ветка кустов напротив. Не думает — инстинктивно вскидывает оружие и наводит туда:       — Выходи, — требует Джейкоб. Проходит несколько долгих секунд, прежде чем кусты снова начинают двигаться. Джейкоб видит человеческую фигуру, которая пытается подняться на ноги, и узнаёт в этих угловатых и неосторожных движениях Миллера. Но Сид стоит на месте, словно видит бомбу — огромную, размером с человека, мать её, бомбу.       Он пытается сделать шаг вперёд, но резко тормозит. Шорох позади заставляет действовать быстро и не осторожничать. Джейкоб не целится, когда стреляет, поэтому первые выстрелы пролетают мимо, зато следующая очередь укладывает противника на лопатки. Мёртвого.       — Ты что, ждал, пока он выйдет? — усмехается Миллер и кашляет, закрывает рот ладонью. Он идёт к Джейкобу, который всё ещё пялится на труп, словно псина, которая не уверена, что обидчик достаточно наказан.       В итоге Сид снова наводит прицел на труп и нажимает на курок, выпуская ещё несколько пуль в чужую голову.       — Он же и так мёртв, — недоумевает Миллер, когда оказывается рядом. — Зачем ты стреляешь?       — Чтобы не встал, — глухо отвечает Джейкоб. Он только сейчас опускает оружие, вешая его на плечо, и сам подходит к Миллеру, осматривая его. Тот выглядит почти целым — раз уж встать смог и подойти. Царапины и синяки были мелочью.       Миллер чуть дёргается, когда Джейкоб касается его скул. Сид только хмурится и, словно что-то решая для себя, осматривает голову Миллера. Второй стоит смирно какое-то время, но резко отстраняется и опускается на землю, закрывая глаза.       — Сотрясение? — Джейкоб его не трогает сразу, решая, что Миллера может тошнить или у него невыносимо кружится голова. Поэтому он садится напротив него на землю и терпеливо ждёт, пока Миллер придёт в себя. Он наверняка провалялся в отключке достаточно времени, чтобы его приняли за труп, а потом решил спрятаться.       — У тебя паршивый пилот, — спустя какое-то время выдаёт Сид, когда видит, что Миллер выглядит получше. Джейкоб усмехается, мысленно решая, что он управляет вертолётом лучше.       — Какой есть, — Миллер кое-как пытается улыбнуться в ответ.       — Был.       Джейкоб встаёт с места и не дожидается Миллера. Даёт ему время осознать, что вертолёт, на котором они с Джонсоном летели, разбит, а сам Джонсон — мёртв.       Сид подходит к своему вертолёту и хлопает его по двери, которая ведёт на место лётчика — на металле красуется надпись, криво написанная какой-то старой белой краской.       — Теперь это, — Сид снова хлопает по вертолёту, — дом.       И Миллер жмурится, чтобы разглядеть кривой почерк Джейкоба.       «Tempest».