***
Джейкоб ещё долго сидит в своей комнате в лагере — точнее это сложно назвать его комнатой, потому что с ним живут ещё трое. Но они на тренировке, как сказал кто-то из главных. Джейкоб откровенно залипает на собственных мыслях и злится на тот факт, что он был вынужден тут оказаться. Не по своей воле. И если в первый день ему просто всё казалось дерьмовым, то с каждым новым днём становилось хуже. Ранний подъём, упражнения, паршивая еда, паршивые люди вокруг — кроме Миллера. Миллер был ничего. Пожалуй, единственный, с кем Джейкоб действительно мог общаться как с равным себе. К тому же Миллер ему чем-то напоминал Джона. Было в нём что-то, что не оставляло Джейкоба равнодушным. В конце концов, компания Миллера спасала Джейкоба от тотального одиночества в новой обстановке. Через неделю отношения с Миллером стали лучше, а вот еда — нет, обстоятельства, положение дел — нет. Дела на фронте — н е т. Утро начиналось с того, что Джейкоб слушал о том, сколько человек какая сторона потеряла. И он прекрасно знал, что Америка никогда не признает, что потерь с её стороны больше, чем она говорит. В этом и заключалась попытка поддержать моральный дух бойцов — соврать им о том, что дела на фронте были лучше, чем это есть на самом деле. Пока кто-то восторженно говорил о том, что это восхитительно, что «эй, мы ведь выигрываем», Миллер сидел рядом с Джейкобом — он просто был рядом, словно преданный пёс, словно чувствовал, что это всё ложь и неосознанно тянулся к Сиду, который был такого же мнения. — Думаешь, тренировка скоро закончится? — однажды спросил Миллер. Джейкоб пожал плечами. Он больше не думал о том, что надо воевать, что эта подготовка действительно скоро закончится. Он хотел знать, насколько ему промыли мозги, насколько сильно его изменили здесь. Сколько эмоций из него успели выбить, чтобы он стал первоклассным бойцом. Джейкоб думал о том, как это — стрелять в человека. Он это представлял, во всех красках прогоняя эти картинки в своём воображении. И не чувствовал ничего. Голова живого человека ему казалась просто мишенью в тире. Тогда он представляет, как стреляет в Миллера. И резко дёргается, когда перед глазами оказывается лицо Уити. А потом — стена собственной комнаты. Джейкоб пялится на рацию на столе и думает, что сейчас точно уже пора сказать Джону, что ему нужны эти таблетки. Что его выворачивает наизнанку от прошлого, которое преследует его, которое буквально следует за ним везде — куда бы Джейкоб не пошёл. И это пугало. Джейкоб осознавал перспективу того, что «словить» такое воспоминание он мог в самый неожиданный для себя момент — в момент, когда ему или Пратту могла угрожать опасность. Тогда Джейкоб всё же берёт рацию и пытается связаться с братом. И ничего не выходит. Рация в ответ молчит, как и сам Джон, который всё ещё находится достаточно далеко, чтобы сеть не ловила, а рация не работала. Тогда Джейкоба охватывает какое-то напряжение: Джон не отвечает, а Пратт с ним. Могло ли что-то случиться со Стэйси или Джоном? Сид даже не уверен, за кого он беспокоится больше. Зато уверен, что за Помощника он беспокоится меньше всего, как и за Ника Рая, который решил перейти им дорогу. Память подкидывает воспоминания о том, что у Ника есть семья. Джейкоб внезапно решает для себя, что со стороны Ника было глупо совершать что-то подобное и ставить под угрозу жену и ребёнка. Джейкоб думает о том, что на войне у тебя не спрашивают ничего: хочешь ты или нет. Ты должен стрелять. Даже в мирных жителей. Даже в детей. Воображение подкидывает вымышленный образ девушки, которая могла бы быть женой Ника. Джейкоб выставляет вперёд пистолет, зная, что перед ним никого нет, но натыкается дулом уже на грудную клетку ребенка — того, что убил когда-то давно. А в глазах один вопрос: «За что?» Вот и Джейкоб думает: за что.Часть 13
29 июля 2019 г. в 23:34
Примечания:
Что ж, автор пережил кучу экзаменов, кучу важных дел и целое отравление, чтобы снова вернуться с новой главой и новыми идеями.
Пратт уже начинает терять надежду на то, что им действительно удастся поймать Ника. Положение не спасают даже подсказки сектантов, которые регулярно сообщают Джону, куда нужно ехать. Пратт уверен, что он волнуется, но сам не понимает причины: то ли ему важна судьба проекта, то ли ему важно то, что наконец-то найдётся кто-то, кто сможет прикрыть эти «Врата Эдема».
Это действительно было волнительно.
И Пратт даже не знал, чего ждать от того, что сделал Ник: это могло и привлечь внимание других людей, а могло и просто вызвать смех. Или желание присоединиться. Похоже, Рай не понял, что оказал этим услугу Джозефу, который в большей степени сосредоточил своё влияние только на округе Хоуп.
Возможно, когда-нибудь Нику за это скажут «спасибо», а он выругается от того, как он умудрился облажаться.
Но сейчас Ник умудрился где-то скрыться.
Джон был почти уверен, что Рай это всё продумал до деталей. Рай мог быть импульсивным. Рай мог быть несдержанным. Но это он продумал идеально, заманивая Джона подальше и от его региона, и от цивилизации в целом.
На телефоне начинал медленно пропадать индикатор сети, а после и вовсе загорелся красным крестиком. Рация тут тоже не отзывалась на попытки связаться с кем-то.
Джон медлил, понимая, что сейчас стоит перед нелёгким выбором: ему нужно было защитить свою шкуру и от Ника, который, наверняка был где-то близко, и от Помощника с Праттом. Им нужно было дать оружие. Но вот насколько это было безопасно для самого Джона. Он вроде как даже доверял Салаге — вроде как, — но вот Стэйси. Что ж, у него был свой пистолет, который Джон вовремя не заметил.
Выбор был очевиден. Сид протягивает свой пистолет Помощнику, а сам достаёт из бардачка другой. Он не пытается объяснить, что Помощнику и Пратту нельзя стрелять в него, Джона, нельзя сбегать.
Нельзя их самостоятельно надоумить на то, чтобы они седлали это.
Стэйси ведь верен Джейкобу, так как же сейчас он может навредить Джону. Точно. То-очно. Джон себя этим успокаивал.
— Нам придётся тут осмотреться, — командует Джон. Пратт кивает, а Помощник молча смотрит по сторонам, делая это намеренно лениво и безразлично, словно вот уже выполняет команду Сида. Джон с трудом не закатывает на это глаза.
Внимание почти сразу привлекает придавленная скорее всего шинами трава, и такие «следы» ведут в лес. Удивительно, что Рай смог проехать так далеко и так ловко сквозь деревья, что его машины даже не было видно.
Сам Рай просто не верил, что ему удалось уехать так далеко. Он знал, что его время было на исходе: сначала он молился Богу, потом начал уже просить какие-то высшие силы о том, чтобы они ему как-то помогли, а потом… он вспомнил придурка Бошоу, который молился королю обезьян. Нет, это было слишком для Ника.
Его поездку нельзя было назвать идеальной, потому что он всё же врезался в дерево, и машина застряла. Секунды в судорожных размышлениях о плане побега превратились в минуты. А потом и в отчаяние. Ник понимал, что ему не убежать. Не потому, что это невозможно с физической точки зрения — это было невозможно с точки зрения моральных соображений и из соображений совести. Его всё равно вернут или заставят вернуться. Ким не была в безопасности, пока хотя бы один Сид был на свободе. И если этой семейке захочется добраться до Рая, то они пойдут к Ким.
Это было ужасно. Всё происходящее казалось Нику кошмаром. Особенно его безрассудство и эгоизм. Он был готов сдаться, сделать всё, что было возможно, лишь бы никто не тронул Ким и дочь. Рай словно успел пройти все стадии принятия горя, проникнуться каждой, подумать о том, что может как-то договориться с Джоном (но сразу отмёл эту затею, не желая унижаться).
В конце концов, всегда нужно было сражаться до конца.
Ник услышал, как подъехала чужая машина, и он не сомневался, что это или кто-то из эдемщиков, или кто-то из семьи Сид — тут не было других вариантов. У Ника точно было ещё несколько минут, чтобы что-то сделать.
И он достал из бардачка пистолет. В машине оставаться было категорически дурным решением, поэтому Рай вышел из неё и замер, чтобы прислушаться — голосов он не расслышал. Значит, они были ещё далеко. Ник оглядывается и понимает, что на дерево ему не залезть, а за ним он не спрячется — слишком заметно. Выход был только один — под машину. Ник стянул с себя клетчатую рубашку, оставшись в одной футболке, и быстро метнулся к дереву впереди, небрежно цепляя свою одежду на ветку, словно скинул её, пока бежал. После он вернулся к машине и неуверенно опустился на землю, забираясь под транспорт.
С той секунды, когда он оказался под нависающей над ним грудой металла, время, кажется, начало тянуть слишком медленно. Он хотел дотянуться как-то до своих часов, но услышал шорох чужой обуви, поэтому тут же притих и замер на месте. Затаив дыхание, он ждал, пока источник звука окажется ближе. Голос Джона Ник узнал сразу — сложно было не знать голос того, кого ненавидишь настолько, что на стены лезть хочется. Ненавидишь настолько, что готов сделать что угодно, лишь бы испортить всё, чего Джон добивался всё это время.
Рай точно узнаёт голос Джона. А потом едва не охает от осознания того, кто с ним. Он узнаёт Помощника. Где-то в глубине души Рай понимал, что это могло произойти, но надеялся, что Помощник — только не Салага — не сможет так поступить. Ладно Крещение — возможно, он пытался спасти свою шкуру, Ник мог это понять. Но чтобы Помощник поехал на его поиски вместе с Джоном и… Стэйси.
Ник хотел бы ударить себя по лбу и закатить глаза. Пратт оказался слабаком, просто послушной марионеткой Джейкоба. Его дёрнули сюда, чтобы он помог в поисках — и он поехал. Когда-нибудь его заставят сделать что-то более ужасное и он наверняка это сделает. Ник верил, что так и будет, что Стэйси окажется вот таким, что им будет легко управлять.
— Думаешь, далеко убежал? — тихо спрашивает Салага Стэйси. Пратт задумчиво осматривается и обходит машину, даже не переживая, что Ник может оказаться в ней и напасть на него. Рай не настолько тупой, думает Стэйси. Он скорее кинется на Джона, чтобы потом иметь союзников (наверное) в их с Салагой лице.
В итоге Стэйси качает головой и косится на рубашку на ветке.
— Надеюсь, его долго не придётся искать. У нас нет на это времени, — голос Джона звучит раздражённо. Ник видит из-под машины чужие дорогие ботинки. Джон останавливается недалеко от машины. Рай пялится на его ноги и думает, что это нужный ему шанс: выстрелить, надеясь, что Джон упадёт на землю, а потом он его пристрелит.
— Он недалеко, — холодно бросает Стэйси. Он подходит к рубашке на дереве и сдёргивает её.
Наверняка Джейкоб был бы в нём разочарован, если бы Пратт не заметил того, что рубашка повешена словно специально, а следов, которые вели бы хоть куда-то дальше, просто нет. Стэйси смотрит вверх, но на деревьях тоже пусто. Салага смотрит вслед за ним. После их взгляды пересекаются — Стэйси кивает на машину, Салага кивает в ответ. Джону даже не хочется знать, что это может значить. Лишь бы эти двое что-то сделали. Сеть всё так же не ловит, а рации не работают. Сид почти уверен, что с ним пытались связаться, возможно, могли бы что-то сообщить. Но рация уже давно даже не хрипит в попытке издать хотя бы какое-то внятное слово.
Джону ничего сейчас не хочется знать. Он просто хотел одного: скотина Ник Рай должен быть пойман. И наказан — наверное.
Пратт обходит машину слева, Салага — справа. Джон, кажется, соображает, что происходит, и чувствует какую-то неуверенность. Он начинает отходить от машины назад, решая, что лучше не мешать этим двоим и не подвергать опасности себя.
Пратт берёт свой пистолет в руки, и они снова переглядываются с Помощником, а потом — что удивляет Сида больше всего — почти одновременно приседают, заглядывая под машину, натыкаясь на Рая.
Ник позволяет себе резко сделать глубокий вдох, словно его только что вытянули из-под воды, и целится в Пратта, решая, что его не так жалко, как Помощника. Помощнику ещё можно помочь, Помощник ещё может помочь им. Поэтому Ник стреляет в сторону Пратта, попадая в плечо, из-за чего Стэйси только сильнее сжимает оружие и опускается на одно колено, пытаясь зажать рану.
Салага, кажется, оказывается перед сложным выбором: попытаться как-то мирно это всё закончит или стрелять самому, пока его не постигла участь Пратта. Разумнее было стрелять, но куда.
— Ник, — Помощник старается говорить спокойно. Но Джон, замечая, что ситуация выходит из-под контроля, и сам теряет контроль. Он подходит к Помощнику и выхватывает у него пистолет.
Слабак, думает Джон. Даже сейчас он пытается прикрыть своего тупого дружка, который, возможно, испортил единственный шанс на спасение от Коллапса.
Стэйси охает, когда боль хотя бы немного стихает. Он замечает, что Ник теряется от того, что происходит, и пользуется этим, стреляя ему в плечо той руки, которой он держит пистолет. И оружие падает на землю.
— Вылезай, — глухо отзывается Стэйси.
Джон успокаивается ровно в тот момент, когда слышит выстрел. Даже если Рай не мёртв, то точно ранен, судя по стону из-под машины.
— Вылезай, или я заведу машину — и тебе придётся выйти, — настаивает Стэйси. Нику приходится вылезать, сжимая зубы от боли в плече.
Джон косится на Помощника осуждающе. Салага отводит взгляд, потом подходит и забирает своё оружие:
— Хватит пытаться решить всё насилием, — бурчит он.
Джон смотрит на него так, словно Салага только что сказал самую огромную глупость в своей жизни. Словно сказал, что земля квадратная, а держат её три черепахи. Словно Салага настолько глупый, что не может понять очевидных — по мнению Джона, конечно же — вещей.
Когда Джон оказывается близко, Помощник едва не отшатывается от него.
— Ты в курсе, что могли стрелять в тебя? — слышит Салага у самого уха.
Сид выглядит таким серьёзным, каким его Помощник, наверное, никогда не видел до этого. Салага неопределённо пожимает плечами, а Джон проводит по его виску пальцами, пока Ник не видит.
— Хватит думать, что ты бессмертный.