Смерть? Она не для меня

Череп правда считал себя бессмертным. Так до отчаянности глупо, цепляясь в эту маленькую деталь как за последнюю вещь, что еще держала его на плаву, среди сильнейших. Его не брали ни пули, ни какие-либо ранения от колющих и режущих оружий, ни даже взрывчатки или те же бомбы. И он немного гордился этим, совсем капельку. «Немного», потому что это было единственным, что помогало ему удерживаться на месте Аркобалено, пускай и слабейшим из этой семерки, но все-таки их частью. «Немного», потому что из-за этого он всегда выступал в роли приманки или отвлекающего маневра во время заданий. Кое-что во всем этом дерьме, в которое он по беспомощности, ввязался, было все-таки неизменным. Благодаря своим коллегам по новоявленному поприщу, Скалл стал впервые ценить свою способность, выживать при любых условиях. Хотя может он просто не замечал реальных фактов? То, что пули Реборна были неординарными в своем роде, изготовленные его особенным напарником. А весь внушительный арсенал оружия Колоннелло сходил быстро не только из-за его быстрой регенерации, но также потому что сам итальянец не пытался засечь его всерьез. Да и гранаты, которыми было обвешано все их поместье, не доставляли существенного вреда в большинстве своем благодаря Верде, который вколол им всем что-то похожее на противоядие, на всякий случай. Нехотя, но Скалл все-таки признал, что частично это может быть правдой. Пускай в начале отношение киллеров к нему было равнодушно презрительное, после небольшого отрезка совместного проживания, они все прикипели друг к другу, чтобы проявлять какую никакую, но заботу. Это нельзя было заметить невооруженным глазом, раз даже он сам осознал все это только сейчас, что тут говорить об остальных? Просто это висело невидимым воздухом на них и до невообразимо редких действиях. Приготовлении еды от него, так как остальных к плите подпускать можно только в самом крайнем случае. Заваривании душистого кофе от Реборна, хотя такое происходило лишь во время доброжелательного настроя у него. И неприметных советов в самых разных областях, науки, тренировок, выбора более подходящей винтовки. В их своеобразном виде, если это можно так назвать. И возможно, поэтому ему так легко принять тот факт, что его вера была несколько ошибочной. Скалл был до дикости живучей букашкой, от этого никуда не уйдешь. Но, все такой же обычной, как все. Он мог дышать, спать, смотреть гонки по вечерам предшествующей пятницы, покрывая некоторых участников отборными матами за их косорукость. И умирать. Пожалуй последнее было самым смешным. В этом случае само его прозвище теряет свой смысл «Бессмертный Череп». Так сказать, смешно и глупо, как бы выразился Реборн в такой ситуации. И почему-то Скалл был готов даже согласиться с ним. — Вы были правы, сэмпай, — сквозь пропитанный кровью кашель, хрипит он, прикрывая глаза от боли. — Я буду мертв. Не отрывающий от него пристального взгляда, Реборн лишь промолчал, крепче стискивая его ладонь в своих руках и усиливая поток своего пламени к нему. Скалл бы умилился такому упорству, но все на что хватает его сил, так это истеричный смешок с последующим после него стоном. Потому что это было действительно бесполезно. Он в одном шаге от собственной смерти и впервые это по настоящему не исправить. — Я убью тебя, Череп, — мрачно прищуриваясь, обещает ему мужчина в ответ. — Сначала вылечу, а после убью. Скалл прикрывает глаза, предварительно одаривая его пустым взглядом. Притворное — «Я верю», противно застряло у его горла, так и не вырвавшись.