Знак трех. Семь младенцев.

                    Джефф в ужасе застыл позади, не то заинтересованно, не то запугано наблюдая за тем, как Джозеф склонился над столом, размашисто выписывая свои видения. Внутренняя сила постоянно сбивала руку, отчего та скакала из стороны в сторону. Чмокающие звуки — попытки проглотить кровь, стремившуюся наружу, разрывали тишину резко, до боли во впечатлительном сердце Пейджа-старшего. — Джо, — сдавленно проговорил Джефф, дрожащими губами. — Что ты с собой сделал, утырок?! — взревел мужчина и, резко кинушись вперёд, схватил брата, отшвыривая от стола.       Джозеф пролетел немного, падая на пол и ударяясь затылком. Рот его широко раскрылся то ли в изумлении, то ли в немом крике. Приподнявшись на руках, мужчина извернулся, странно, неестественно выгибаясь, и из его рта вывалились сгустки крови, орошая деревянный пол. — Ублюдок, — беспомощно злился Джефф, поджимая губы, но не ощущая своей вины в том, что однажды его брат остался с этим один на один. — Что ты натворил, ублюдок?!       Пейдж-младший шумно дышал, по-прежнему широко раскрывая рот, как рыба, выброшенная на берег. Тоненькая струйка неугомонной крови держала путь к его часто вздымающейся груди, лениво задерживаясь на ямочке подбородка. Джефф не сводил с брата взгляда, нащупывая на столе злосчастный листок. — Теперь, после совершеннолетия, каждое предсказание напоминает сон: реалистичный, но туманный и очень запутанный. И с каждым новым «сном» приходит новый уровень боли, пока не наступает последнее предсказание, — быстро чеканил Пейдж-старший, безошибочно разбирая каждое слово и постоянно бросая взгляд на брата, опустившегося спиной на скрипучие половицы и сложившего руки на груди. — Ты не дал мне закончить, — отдышавшись, нахмурился Джо и легко стёр пальцами надоедливую каплю крови, которая уже успела спуститься к кадыку, неприятно стянув кожу маленькой алой полосой. — Это плохо. Там могло быть что-то важное.       Джефф разявил рот, теряя дар речи и комкая исписанный лист. — Это тебя убивает, придурок! — поддавшись новой волне злости, от которой волосы на затылке встали дыбом, выкрикнул он через пару секунд и широкой ладонью смёл со стола маленькую ручку. — Как ты?.. Как вообще?.. — Мне нужно было защитить себя, — пояснил мужчина, лениво поднимаясь. — Вот и всё, — прибавил он, усмехаясь. — Время, когда предсказателей ценили просто за то, что они предсказатели, прошло.       Джо неумело шагнул вперёд, наступая на собственные сгустки крови, и закатил глаза, неторопливо вздыхая. Подойдя ближе к брату, мужчина вырвал из его руки лист, трепетно разгладил, принимаясь рассматривать. То ли злость помогла Джеффу разобрать эти каракули, заляпанные кровью, то ли он действительно до сих пор встречается с той учительницей английского с британским акцентом… — Перепишешь мне это? — спросил Дарак, вальяжно толкая брата в плечо.       А Джефф изменился. Из некрасивого туповатого спортсмена старшей школы превратился в симпатичную истеричку с иссиня-чёрными патлами и фигуристым лицом. Джо тоже изменился, но не так сильно. Он всё тот же странноватый пацан, любитель рассматривания лягушачьей требухи.       Пейдж-старший обиделся на фразу брата, но не подал виду, устремляя взгляд вниз на новенькие начищенные до блеска ботинки. Подумать только… А ведь час назад, садясь в машину, он самолично решил, что этот придурок ему важнее знакомства с родителями Эймс. — Ты ведь можешь умереть. Это ведь убивает тебя, — равнодушно, сдавшись, произнёс Джефф. — Это не только убивает меня, но и воскрешает, — ответил Джо, бросая на брата насмешливый взгляд. — Кстати, ты всё ещё встречаешься с той училкой или как?                     Сэм начинала приходить в себя. Чувствуя тепло собственного дыхания на подушке под больной головой, она несмело уговаривала саму себя открыть глаза. Веки подрагивали каждый раз, как чьи-то пальцы ласково проходились по затылку, разделяя спутанные пряди потемневших с годами рыжих волос, но страх был сильнее желания видеть.       Такого давно не было, поэтому Пейдж отвыкла и от головных болей, и от крови, и от себя… такой. Папа предупреждал в своих спутанных разноязычных записях, что перерывы между предсказаниями у, как он сам назвал себя и себе подобных, нечистых могут быть длительными, напрягающими, а вспышки прозрения карательными, почти летальными.       Когда вспышка прозрения происходила в последний раз, Сэм умоляла, жалостливо умоляла кого-то несуществующего о том, чтобы тот раз был последним. Тогда, казалось, позвонки расступались в стороны пред электрическими разрядами боли, а кровь шептала проклятья, расписываясь на коже и одежде. В висках билась нераспознанная мысль: «лишь бы умереть». Отцовский стол был коряво и глубоко исписан: «Ногицунэ». — Кхм… Сэм, — нерешительно раздался над головой голос Айзека. Очевидно, его пальцы полезли к лицу, к непослушным прядям, и Пейдж попыталась воспротивиться прикосновениям к горящей болью коже. — Не лезь, — строго перебил голос Питера издалека. Сэм увидела мужчину на обратной стороне век: он смотрел явно отрешённо, сидя в кресле напротив и терпеливо ожидая. — Дай ей время. — Я в порядке, — прошипела девушка, противясь такой ненужной заботе, и раскрыла один глаз, точно ловя перед собой образ Хейла, уже предугаданного ей. — Снова? — Не удивлён, что твой остолоп ничего об этом и не слышал, — ответил волк, закатывая глаза. Сэм закусила нижнюю губу, чтобы не выдать своей улыбки и не хихикнуть. — Такого ни разу не случалось, — с усталой, но всё ещё резкой, звенящей сталью в голосе не в первый раз оправдался Лейхи, наблюдая за девушкой, всё ещё неподвижно лежавшей на его коленях.       Завороженный, он невольно провел пальцами по засохшей полосе крови, лежавшей от мочки уха до самого подбородка. Пейдж шикнула и завозилась, медленно поднимаясь. В футе от Питера она заметила Мелиссу с Крисом. Женщина ободряюще улыбнулась уголками губ и, отставляя на стол синюю кружку с кофе, спросила: — Как ты себя чувствуешь, дорогая?       Сэм мотнула головой, издав нечленораздельный звук, чтобы от неё отвязались, и села рядом с Айзеком на вторую половину дивана, поджимая под себя ноги. Она посмотрела на Арджента, как на самого отрешённого, и, заметив в его руках бумагу, залитую кровью, сцепила руки в замок. — Что там? — голос девушки робко дрогнул от нетерпения.       Лейхи попытался ободряюще коснуться плечами Пейдж, когда Крис поднял на неё выразительный взгляд, но девушка увернулась. Питер открыто усмехнулся, заставляя молодого оборотня молча сжать челюсти и уместить нелепо замершую руку на спинке дивана. Пальцы, пока человеческие, впились в край спинки. В голове зазвучала мантра: «Долбаный Питер. Долбаное «нужно дать ей время прийти в себя, а пока лучше просмотреть предсказание». Долбаное «ты не знал?» Долбаная самодовольная усмешка».       Арджент молча подал девушке лист, и она почти вырвала его, рассматривая быстро, боясь вспоминать. Но видение всё равно ожило в голове, мелькая сквозь пелену. Больница, детские надрывные крики, чьи-то белые-белые руки и маленькие сердца, которые клокочат, зажатые в пальцах, а потом под натиском совсем малой силы лопаются, брызжут кровью… Сэм прикрывает глаза, качая головой. — Я так этого боялась, — говорит она устало и разочарованно. Снова вдумчиво смотрит глазами на Питера, произнося, кажется, лишь им одним понятные, неутешительные слова: — Оно настоящее. Я уверена, это произойдёт…       Пейдж замолчала, искренне стесняясь своих домыслов. Шумно выдохнув, она уклончиво посмотрела на Айзека, как на единственного, перед кем ей не было стыдно в данную минуту, и опустила ноги на пол, считая прежнюю позу слишком неправильной для подобных заявлений. — Лидия беременна, — напомнила Сэм, низко наклонив голову, — Кира, Малия… — Ох, нет, — встрепенулась Мелисса. — Я рассказывала тебе, помнишь? — уточнила женщина, обращаясь к Крису. — Месяц назад, когда я поменялась ночной сменой с Мартой… — Мелисса, — настойчиво перебил Арджент, мягко, но требовательно хватаясь за чужое запястье, — это просто несчастный случай. — Я бы не вспомнила, если бы это было действительно так, — грубо отозвалась женщина, участливо смотря на Саманту. — В ту ночь в родильном отделении умер ребёнок. Установили, что это был порок сердца, но я могу поклясться, что при ранних обследованиях во время беременности не было ни намёка. Мать того ребёнка обратилась в суд, и Билл, который проводил обследования, сам сказал мне, что никаких патологий не было. Это ведь… Странно?       Сэм опешила, сжав диванную подушку, лежавшую у неё под боком. — Я не знаю, — несмело отозвалась девушка. — Я просто вижу… Что-то, но что это… — Но это связано с Лидией, Кирой… Малией? — уточнил Питер, и Сэм снова стушевалась, нерешаясь ответить утвердительно. — Умрут семеро, — начала она издалека, перетаскивая подушку в свои руки и обнимая её. — Это поиск, что-то вроде поиска… Нужен всего лишь один, но она не знает чей, не знает когда и кто. — Что ж, — хмыкнул Хейл, — информативно. — Ты ведь знаешь, что всё не так просто, — ощитинилась Пейдж. — Знаю, — просто согласился мужчина, небрежно кивая. — Забирай её, Лейхи. Пусть отмоется и отдохнёт.       Пейдж ощутила острое желание наброситься на Питера, которое ускорило движение крови по венам и почти запустило процесс неполного преображения. Но девушка понимала, что нельзя унижать себя, отвечая на такие примитивные провокации. Поднявшись с насиженного места, Сэм направилась к выходу, по пути едва не впечатавшись в дверной проём, и уже через пару секунд оказалась на улице.       Ветер кинулся в лицо, ударив свежестью, как пощёчиной, приводящей в страх. Девушка обняла себя руками, шумно выдыхая и поджимая губы. За зрачками, как черты, плясали видения. Быстро сменяя друг друга, они сливались воедино, хихикая, не позволяя разгадывать себя.       Саманта сжала зубы, ненавидя свою трусость. Будь она хоть чуточку похожа на своего отца, она бы не просила кого-то несуществующего прекратить её мучения, а сконцентрировалась бы на проблеме! Он ведь воссоздал свои дневники, всегда находясь в шаге от смерти. Он нашёл в себе силы не умолять, а наблюдать и подмечать… А она? Худшее продолжение лучшего человека. Ни одного несбывшегося предсказания, ни одного намёка на борьбу с тем, о чём удалось узнать раньше других. Ни одной попытки сказать… И если уж Стайлз до сих пор винит себя в смерти Эллисон, то что должна делать она?       Саманта вспомнила, как писала то самое имя, утирая кровь, и молчала, потому что… До этого не было ничего значимого? До этого и крови изо рта не было. Так почему, Сэм, почему?       Простой вопрос, оставшийся без ответа. С тремя разными, но такими жалкими оправданиями.       Айзек хлопнул дверью, становясь рядом на крылечке. Синхронно вздохнув, оборотни молча перешли дорогу и вошли в дом, одновременно ударяя по выключателю в прихожей. Свет зажёгся, Сэм решила отнять руку, но Айзек остановил её, всё ещё накрывая чужую ладонь своей. Незаинтересованно девушка поймала его взгляд своим, пока Лейхи довольно вдумчиво изучал кровавые полосы, наверное, по привычке самостоятельно придумывая оправдание для всего происходящего. — Я, конечно, всё понимаю, — медленно начинает парень, а Саманта заранее жмурится, прекрасно зная, как это бесит его. Как-то раз Айзек высказался напрямую, что делал так перед каждым ударом отца, перед каждым попаданием в старый холодильник, но она не услышала, — но почему он знает, а я — нет?       Он. И сразу понятно, о ком речь. Не просто «он», а именно «он» , когда изо всей силы давишь на это слово языком, сплёвывая после желчь и горечь. Сэм столько раз говорила это слово, но отвратительней всего оно выходило у Айзека в эту минуту. У Айзека, который понимает, почему он был в неведении всё это время. — Потому что он видел лично, — Сэм отнимает руку, лениво, по привычке избегая его внимательного взгляда, и направляется глубже в дом, хлопая уже по выключателю в гостиной. — И это не то, о чём я хочу говорить со всеми. — Я не все, — напоминает Айзек, прижимаясь плечом к дверному проёму.       Девушка бросает на него грозный взгляд, уже находясь в привычной для себя расслабленной позе на диване, и шумно вздыхает, качая головой. Будто бы имея полное на то право, она демонстративно поднимается и подбирается к лестнице, ведущей на второй этаж с претензионной фразой: — Сегодня ночую у папы в кабинете.