Винегрет

Если быть честным, Луке всегда хотелось быть как Иван. Достаточно высоким, но не каланчой, как Куртуа или Пике, обаятельным и чтобы улыбка его могла сразить человека наповал. Сам Иван говорил, что улыбка Луки как раз и сразила наповал, а его внешность — лучшее, что могло украсить его жизнь. Лука не то чтобы не верил — Иван никогда не врал, но искал в словах лукавство или жалость. Луке хотелось жить легче, проще, веселее. Он устал от веса ответственности. И он загадал желание. Ивану всегда хотелось быть таким, как Лука: несгибаемым и сильным, страстным и бесстрашным. Ему хотелось, чтобы к нему так тянулись люди, да и что греха таить, хотелось, чтобы пот, кровь и слёзы обращались в личные награды. Иван устал быть незаметным и недооценённым. И он загадал желание. Желания имеют свойство исполняться, и Лука с некоторым ужасом ждал своей очереди, чтобы пробить по воротам на тренировке Барсы. Не та координация, не тот рост, слишком, как по нему, неустойчивая конструкция — Луке пришлось дважды подниматься с газона во время мини-игр. Господи, если он выйдет вместо Ивана на поле в настоящем матче — он всё запорет, и Иван его убьет. И даже капли жалости не мелькнёт в этих красивых глазах. Если, конечно, эти красивые глаза будут опять принадлежать ему. А ещё Луке было неуютно: он привык, что его трогают, толкают, обнимают, перебирают волосы. Он, конечно, возмущался, но без этого было совсем грустно. Лео не сводил с него глаз всю тренировку и подошёл в конце. Ему пришлось три раза позвать его, прежде чем Лука понял, что «Иван, ты что, заснул?» относится к нему. Лео задал какой-то незначительный вопрос и улыбнулся, будто что-то знал, подмигнул и заговорщически шепнул: «Нужно просто снова загадать желание, Иван». Иван к концу тренировки был близок к нервному срыву. Как Лука это терпит каждый раз? На его плечах, спине, макушке, шее, даже на заднице постоянно пригревались чьи-то руки, а волосы... Если бы Иван не боялся, что Лука его просто убьёт, убьёт без капли жалости в прекрасных коричневых глазах, то он бы подстригся под ноль. Всем было дело до его прически. Единственным плюсом от тактильной атаки стало разрешение давнишнего сомнения. Когда Иван упал на газон, не справившись с изменившимся центром тяжести, на него свалился в буквальном, физическом, смысле Рамос и тут же начал ворковать что-то нечленораздельное, хватать за все доступные части тела и, разумеется, запускать пальцы в волосы. Иван с интересом ждал реакции одолженного тела, но её не последовало. Лёгкое тепло в груди, явственное ощущение безопасности — и всё. Ощущение усилилось, когда Рамос ласково чмокнул его в лоб и велел «Луките» не усердствовать сегодня, а то на ногах бедолага не держится. Иван сделал в голове зарубку: быть с Рамосом подружелюбнее в следующий раз, когда они снова будут по разные стороны. В конце тренировки к нему внезапно подошёл Кейлор, отчаявшись дозваться с другого края поля: на «Луку», «Лукиту» и даже «Модрича» Иван с непривычки не реагировал. Кейлор молча шагал рядом, а перед дверью раздевалки толкнул плечом: — Попробуй загадать желание, Лука. Созваниваясь через пару дней, оба попытались излить поток жалоб и извинений и оба замолчали, а потом рассмеялись. Похоже, всё было хорошо и на своих местах.