История о боге смерти и вечной любви

Путь Сакумо Хатаке начался рано утром. Погрузив все свои пожитки в увесистый рюкзак и переодевшись в джонинскую водолазку и штаны, перекинув шарф через плечо, он спокойно шагал в сторону Страны Огня. В голове уже давно созрел план действий на собственное путешествие, но не смотря на это, то тут, то там всплывали слова напутствия Шинигами, после ритуала посвящения в клан Ию: — Воспользуйся своей свободой правильно, — говорила госпожа стоя у главных ворот их обители. От этой фразы, казалось, что нашивку клана Ию неприятно жгло. Охико обняла его на прощание и поцеловала в лоб. Отойдя еще немного, он помахал точке вдали и устремился в горизонт. Он знал, что назад в храм дороги нет. В целом, к старой жизни возвращения нет. Путь по Стране Огня в эту пору был прелестен своими красками и ароматом корицы в воздухе. Забегаловки с данго и чаем грели душу и желудок, а красные и жёлтые листья напоминали о цикличности времён. Наверное также, как и он сейчас, Охико шла за его семьей и им самим более десяти лет назад. От этих мыслей ему стало немного грустно. С другой стороны, не отправься он с ней тогда, пришлось бы влачить жизнь в окружении жалостливых взглядов и причитаний сердобольных дамочек за сорок. Отпив чай, мужчина устремил взгляд вдаль, там, где должны виднеться крыши Конохи. Не смотря на ожидания Охико, в саму Коноху юноша не собирался. Его цель лежала дальше, чем скрытая деревня, чем все скрытые деревни, намного дальше. На край мира. Но правильно ли он поступает? Прав ли в том, что взвалил на себя такую ответственность? От созерцания пейзажей и самоанализа его оторвал человек присевший возле него на крыльце. Бежевая дорожная накидка, традиционная для шиноби пара сандалей, штаны темно-серого цвета, темные средней длинны волосы на солнце отливали благородной синевой, но из всего человеческого облика выбивались глаза. Еле — еле алые, с почти потерявшимся в них зрачками, казалось, что взгляд шел откуда-то изнутри, пронзительный, но при этом абсолютно скучающий.
 На шее под плащом виднелись круглые старомодные часы полностью покрытые мелкими письменами. Утонченные черты лица, бледная кожа. Омэ Учиха представлял собой типичную картинную аристократию, надменную с виду, но со своим странными понятиями о чести и долге. — Здравствуйте, Время, — поприветствовал его Сакумо двумя пальцами лениво отдав честь. — И тебе привет, Сакумо, — слегка улыбнулся его сосед, — я же просил, зови меня просто Омэ. — Извините, Омэ-сан, — слегка склонил голову юноша, — как продвигается Ваш, вернее, наш, план? — Прекрасно Сакумо, я бы сказал замечательно. Вот только я не могу понять зачем оно тебе, — некогда Учиха посмотрел на юношу. — Все просто, господин. Я больше десятка лет наблюдал как впадала в отчаяние госпожа Охико, ежедневно, словно безумная ища с Вами встречи и пытаясь исправить прошлое. Я хотел бы ей отплатить хоть как-то за её доброту и обучение. Пусть хотя бы так. — Вот как, — кивнул Время, — но ты же понимаешь, что если все будет так, как запланировано, она о тебе может и не вспомнить? И в целом, тебя как такового тоже может не остаться? Ты же понимаешь, твоя душа и то что с тобой сделает Ками… — Мне все равно, Омэ-сан. Главное чтобы она была счастлива, все остальное — мелочи, — улыбнулся Сакумо. — Ох уж эти люди, — покачал головой Время. — Вы тоже были человеком, господин, — возразил Хатаке оттягивая маску и закидывая в рот шарик данго. — И то верно, — ухмыльнулся Учиха. Между ними повисла тишина нарушаемая только шуршанием разноцветных листьев. Омэ вспоминал их знакомство с Сакумо. Это было в один из тех дней, когда Ию отправляла Сакумо на самостоятельные миссии в отдаленные страны, дабы восспитать в нем дух Шиноби. В одну из таких ему исполосовали лицо и почти убили, но ему повезло, юноша, которому лишь недавно перевалило за шестнадцать встретил Время. Бог для себя отметил сходство с легендарным Клыком и Копирующим и не прогадал с родством. И обычно безучастный Учиха поделился чакрой и помог залечить раны, а оставшиеся шрамы сделали Сакумо еще больше похожим на отца. Сам же юноша сразу понял, кто перед ним. В душе смешались противоречивые чувства: радость, желание рассказать госпоже или же возможность решить все самостоятельно. Он выбрал второе. Время удивился такой наглости, но вдоволь насмеявшись согласился помочь. В конце-концов желание великих и благородных свершений юнца ему импонировало, сам был таким. Время согласился на сделку, хотя сам до конца не понимал куда это заведёт и чем закончится. Боги многое делают от скуки и он был не исключением. Но кроме скуки было ещё кое-что. 

 Слушая то, как он отзывался о некогда его невесте, Учихе становилось стыдно за собственное малодушие. За то, что просто молча наблюдал за ней из-за дерева в саду Храма или на кладбище, видя как она исполосовывавший руки в кровь, не решаясь показать себя и объясниться. Ему хотелось сказать бесконечно много, но слова не могли выразить всю ту глубину сожалений и безграничной любви, что съедали его день за днем. Иронично, что он успокаивал себя фразой «Время все облегчает», но ему, как покровителю этого явления легче не становилось. Напротив, тяжкая ноша прибивала к земле, делая вечную жизнь невыносимой, превращая каждый день в Ад. Он словно застрял в бесконечной петле, из которой не было выхода. До встречи с Сакумо. Юноша показал, что есть решение и другой путь. И он ухватился за возможность стать свободным. Пусть это будет последнее, что он сделает. Бог похлопал его по плечу и затем встав исчез в облаке дзютсу. Сакумо только вздохнул. Впереди ждал долгий путь и очень непростой разговор.

*****

Говорят, Бог видит все и всех. В целом, это было не далеко от истины, вот только Ками имел определенные лимиты. Ему, как и большинству других божеств была не интересна мышиная возня людей. Он был первый из богов, древний как само человечество. В какой-то момент он просто открыл глаза и осознал, что был один. И от одиночества - Ками лепил новых людей из глины, вдыхал в них жизнь, но при этом всегда считал себя человеком. Ведь в нем даже текла кровь, когда он пытался поранить себя. Бог создавал кланы делая одних из белой глины Снежной Страны, а других из красной в странах Песка и Огня. Он строил первые дома с помощью своей энергии, которую, в последствии, его творения начали называть чакрой. Ками стоял у истоков Ниншу и наблюдал за своими любознательными детьми и тем, как они извращали представление об этом искусстве. Но было то, что богу не было доступно. Простая свобода от роли Творца и Наставника. Он создал своими руками целый пантеон из добровольцев и жертв обстоятельств, которые понемногу взяли на себя некоторые его обязанности. В какой-то момент его учеников и подчиненных стало более 100. Каждый получил покровительство над самыми разными вещами, некоторые из его «слуг» были просто безумными, как тот же Джашин, но даже и такие нужны. Но ему все равно хотелось свободы. Он знал, что эта свобода придёт, и каждое прожитое столетие искал преемника, но не находил. Единственным, кто хоть немного мог им быть, стал Время. Ками сам отдал ему возможность вращать ходом событий вперёд или назад, и которой Омэ Учиха боялся использовать. Старые механические карманные часы, которые он вылепил из куска железа, существовали своей жизнью. Стрелки шли вперёд, то замирали, то назад. Но зная как повернуть циферблат вспять, можно было отмотать почти всю историю вселенной назад. И кто знает, как бы он переиграл события. Но до тех пор, пока Время не дошёл до перемотки, или, пока сам Создатель не нашей переемника, он поселился на окраине материка, на небольшом островке в старинном храме. Из его окон было видно море и землю, а вода у белоснежного пляжа была настолько чистая, что видно было на тридцать метров в глубину. В таком себе небольшом, огороженном щитом, райском уголке Ками и вершил свои дела. Когда к его пантеону на смену предыдущему Шинигами пришла Охико, для него это стало очередным напоминанием, что все меняется и каждому приходит замена. Все чаще и чаще Ками хотел назначить Омэ своей сменой, но каждый раз что-то мешало. Сейчас же он ощущал, что это правильное решение. Что-то надвигалось к нему, ударяя в набат и знаменуя новое начало. Что-то. Или кто-то. Идёт.

*****

Сакумо преодолел уже не один километр в глубину лесов страны Огня и понемногу выбирался к океану. Его призванное животное — птица Гаруда, скрашивала расстояние и помогала видеть мир с высоты. Карта в его руке мялась от порывов воздуха, заворачиваясь в трубочку от каждого сильного дуновения. Шарф связанный госпожой Охико развевался на ветру придавая образу определенную беззаботность и мечтательность, что не скажешь про лицо. Сосредоточенный взгляд сканировал каждый сантиметр поверхности, губы сжались в тонкую полоску, и сейчас, он жалел, что у него нет Шарингана, как когда-то был у отца. Пока Время водил Смерть и Войну за нос, его целью был сам Ками. Юноша для себя уже обрисовал, что и как он скажет и что предложит бессмертному Создателю. Конечно, с таким же успехом его размажут по стенке и заключат навеки в Ад, но кто не рискует, тот не воплощает мечты о великом благе. Заговор, если это так можно назвать, против Создателя созрел в его голове примерно в тот день, когда госпожа отвергла его чувства во время Ханами несколько лет назад. Из дня в день, он видел, как она сходила с ума в поисках возможности исправить, то, что наделала. Изначально, она планировала найти душу Омэ и принести в жертву кого-то из смертных списав это на несчастный случай, Сакумо даже был готов пойти на такую подмену. Но он повстречал Время и все встало на свои места. Мужчина поведал ему о том, что Ками ищет себе замену уже которое столетие, но никак не находил. Сакумо решил во что бы то ни стало найти Создателя. Не смотря на то, что он провел с Госпожой все сознательное время — религиозным человеком он так и не стал. Напротив, он убедился в том, что боги еще хуже людей. Единственная разница — более строгий устав и продолжительность существования в текущей реинкарнации. Когда он наконец достиг прибрежной полосы, Сакумо спрыгнул с птицы на землю и двинулся к океану пешком. Бирюзовая гладь и белоснежный песок приятно радовали усташие глаза и тело. Юноша даже позволил себе на какое-то время повалиться на песок раскинув руки. Не смотря на осень, в этой округе было на удивление тепло. Солнце грело пыльное лицо, руки в перчатках и покрытый водолазкой торс. Насладившись благодатной погодой, юноша двинулся по водной глади куда-то на восток, к горизонту. Его целью был старый храм закрытый защитным барьером, который он собирался разнести в щепки. Конечно же, такое появление не пройдет незамеченным, но именно это и нужно. Сказано — сделано. Уткнувшись пальцами в невидимый барьер в конце линии горизонта, Сакумо использовал одно из своих сильных дзютсу: — Стихия Молнии, Рука Гаруды, — заряд красной молнии расползся с его пальцев по поверхности щита превращая его в хрупкое стекло. Со второго удара щит рассыпался на крупные осколки и опал под сандали юноши. Госпожа его хорошо обучила. Достойно. Шагнув по обломкам пепельноволосый парень прошел в глубины купола: впереди маячила пагода храма. Даже из далека было видно, что здание было строилось на совесть: отполированная крыша поблескивала в лучах почти искусственного солнца, дорожка ведущая к главному входу идеально чистая и прореженная от травы, сад камней в идеальном порядке, а атмосферу наполнял звук ветряных колокольчиков и журчание ручейка где-то на заднем дворе. Сакумо стало даже немного неловко за то, что он ворвался сюда без приглашения. Тем не менее, поборов смущение и вытащив из ножен за спиной меч (словно он мог ему помочь против Создателя), парень сделал еще с десяток шагов пока не очутился на ступеньках храма-дворца. Толкнув дверь, он вошел и его ослепил яркий белый свет. Через какое-то мгновение глаза адаптировались к режущей белесой дымке и он смог оглядеться. Просторное помещение с троном на возвышении, две массивные колонны из красного дерева украшенные журавлями и большой стол, немного напоминающий своего собрата в комнате Совета Божеств, только немного короче. Наверное, тут собирается высший пантеон, — пронеслось в голове у Хатаке. Он относительно осторожно прошагал в центр зала, пытаясь краем глаза наблюдать за троном на постаменте. — Не меня ищешь? — послышался низкий голос за его спиной. Сакумо вздрогнул, но лишь покрепче сжал рукоять меча и направил взгляд в сторону источника звука. Перед ним предстал мужчина лет тридцати с белоснежными волосами, неоново-голубыми глазами в которых плескалась чакра, в белоснежном традиционном для эпохи до воюющих династий хаори и белых хакамах. На правом глазу красовалась черная повязка, а на грудках были нашиты иероглифы власти. Торс был подпоясан широким оби и канатом, на котором болталась печать запечатывания, а на сильной шее висел небольшой голубой амулет напоминающий застывшую слезу. — Игрушку свою можешь убрать, — все тем же спокойным голосом сказал Ками. Сакумо нахмурился еще больше, но совету не последовал. За это Бог направил на него расскрытую ладонь и сжал кулак. Меч вырвался из рук Хатаке и вонзился в бетонный пол по самую рукоять, тем самым отправляя Сакумо в коленопреклонную позу. — Ну вот, так-то лучше, — ухмыльнулся мужчина, — свергать меня пришел, а сосунок? - сказал Ками подойдя поближе и хватая парня за волосы, — в глаза смотри. И ему ничего не оставалось, как смотреть. Так вот ты какой, Создатель. — Чего молчишь, щенок? Язык проглотил? — продолжил без всякой злобы Бог, и отправляя колено в живот парнишки. Сакумо сложился пополам. Внутри храма, чакра не слушалась юношу и ему оставалось только терпеть избиение. Бог не останавливался и продолжал избивать его ногами ударяя то в живот, то по спине, но по голове. — Что, Время надоумил, да? Эта Учиховская падаль думала, что раз я ищу себе замену, то можно вместо себя посылать молокососа? — продолжил он с легкой ноткой безумия, выбивая легкие Сакумо в кровавую кашу. Удары прекратились также внезапно как и начались. Парень скрутился на полу откашливая кровь, но тут же попытался встать, чем вызвал удивление у Бога. — Ай какой упорный, — Ками щелкнул пальцами, и весь урон, что он нанес мальчику рассосался, — идем, Хатаке Сакумо, покажу тебе кое-что. Ученик Шинигами поплелся за Создателем. Они вошли в почти бескрайнее помещение, эдакое карманное измерение. На стенах были развешены подобие зеркал, но в каждом из них происходило что-то свое. Такое чувство, что это был своеобразный наблюдательный пункт. — Видишь, там твоя возлюбленная, — просмеялся Бог показывая пальцем на одно из зеркал. И правда, там отображалась Охико, грустно глядащая на фотографии в приемной родного храма и вертящая часы, которые она нашла в своем склепе. Через мгновение в кадре появился Время, от неожиданности богиня выронила то, что держала в руках. Он что-то ей долго говорил, она плакала, затем они заключили друг друга в обьятиях. По сердцу больно резануло, но Сакумо не подал вида. Затем Ками вновь выпрямил открытую ладонь и сжал ее и песочные часы на столе в Храме Смерти покрылись трещинами. Мелкими, но плотными, словно паутина. Казалось, что кто-то сжал хрупкое стекло в ладони, но не додавил до конца тем самым сохраняя силуэт конструкции. Так оно и было. Бог убивает бога. Будь это любой другой измеритель времени, никто бы и не обратил внимание, но для Шинигами это значило только одно. Время начало истекать и для неё. Она ощутила это. Тоже самое почувствовал и Учиха Омэ, только крепче прижимая к себе любимую женщину. Он понял, что происходит и от этого становилось только хуже. Никто из богов не знал, что будет ждать их после того, как служба подойдёт к концу, и как бы иронично это не было, даже сама Смерть не знала, что будет после смерти. С другой стороны, она ждала. Ждала, когда наконец это все закончится и она сможет переродиться в что-то другое, раз сменщик так и не нашёлся. Пусть это случится так не вовремя. Но кто проведёт ее душу в загробный мир и поставит в очередь на реинкарнацию? Говорят, что это делает Ками, но на ее веку не умерло ещё ни одно божество. Так или иначе, пантеон сохранял стабильность, а последний раз пост одного из богов сменила она. Слишком много неопределённости, котороя богу не нравилась. Но теперь когда ее собственные часы крошатся…все по другому. Ощущение того, что её скоро поглотит Мир Духов радовал и пугал одновременно. Ведь этот Мир в чём-то напоминал Цукуеми. Каждый получал то, чего хотел больше всего, либо то, чего боялся до дрожи в земной жизни. Все зависело от того, какую участь приготовил сам Ками для живущих. Для самого Бога Смерти, данное пространство же было исходным, белая мгла с полупрозрачными душами, еле-еле отсвечивающие от несуществующих пола и потолка, лишь под пристальным взглядом напоминающие себя при жизни. Молодые и старые, великие и никому не известные, бездумно застывшие в своих мечтах и наказаниях. Идеальная тишина поглощающая всех кроме богов. Иногда богиня сравнивала это место со складом душ, где она проводит инвентаризацию и реструктуризацию божественных ресурсов и юнитов. Как странно. Она станет одной из единиц в пункте инвентаризации. — НЕТ!!! — крикнул Сакумо бросаясь на руку Ками, — прошу, прошу, не надо! Не надо… Создатель громогласно рассмеялся. — А то что? — Я готов на все…не убивайте ее, пожалуйста, пожалуйста… — юноша не заметил как по щекам лились горячие слезы. — На все? Ну тогда держи, — Ками достал из кармана часы, которые обычно носил Омэ, — спаси ту, которую любишь, либо не спасай никого, — прыснул Ками. — Что это значит? — шокировано спросил юноша. — А то, что ты теперь будешь вместо меня, — безумно ухмыльнулся Создатель. Он получал наслаждение от своей затеи. — Это значит… — Именно. Тебе решать, что будет с ней, с Временем и всеми остальными. Ты же за этим пришел? — пожал плечами Бог. — Но...почему? — Мне скучно и я устал, — сказал мужчина еще раз пожимая плечами, - так что… — Я могу делать все что захочу? — Абсолютно все. Развлекайся, — Бог начал шагать куда-то в белую мглу и махнув рукой на прощание исчез. Сакумо уперся взглядом в часы. Он может повернуть все вспять. И он не умрет. Он сможет…он сможет спасти всех. «Мама, папа… Охико…неужели вы…» — судорожно думал он набираясь смелости сделать то, что собирался. Больше ему небыло к кому взмолиться. Небо опустело. Теперь он может просить помощи только у самого себя. Иронично. Сакумо глубоко вдохнул и дрожащими пальцами ухватился за колесико перевода стрелок. Оборот первый. Он. Охико. Храм. Его родители. Гаара. Его дети. Оборот второй. Битва. Кровь. Танец Мадары. Умирающие Наруто Узумаки и Саске Учихи. Его родители. Оборот третий. Его родители. Она генин. Он давно джонин. Учиха Саске уже мститель. Оборот четвертый. Его мама. Розовый бантик. Резня Учих. Итачи. Саске. Оборот пятый. Рин. Его отец. Обито. Падающий свод пещеры. Райкири. Четвертый хокаге. Оборот шестой. Мировая война. Белый клык. Каге. Оборот седьмой. Основание Конохи. Мадара. Сенджу. Охико. Омэ. Оборот восьмой. Учиха. Сенджу. Хьюго. Великие войны. Он остановил стрелки и применив Точечную Технику Огня, запаял стрелки так, что они почти слились с корпусом. Время больше не будет идти вперед. Не будет больше войны. Не будет больше боли. Когда нет хода времени боги могут быть свободны. Он освободил их всех. Сакумо упал на колени посреди бесконечного зала и рассмеялся. Теперь он — Бог.

*****

Белоснежное пространство взволновано колыхнулось, тени душ обернулись в одну точку, а свет заливающий их существование начал гаснуть и растворять призраков в посмертной мгле. Смерть и Жизнь вздрогнули. Что-то случилось с Ками. Вокруг Охико и Омэ рассыпался Храм. Единственная комната, которая была ещё относительно цела — колокольная. На полу возле стены лежали ещё одни окончательно разбитые часы жизни, которые теперь представляли тысячи мелких осколков и горсть белого песка, в перемешку с чёрным. Это были не только ее часы. Ками. Кто-то сместил Ками. Оставшиеся колокола один за другим начали звонить, словно сходя с ума и также резко затихли. «Неужели…» — прошептала Смерть. «Мы свободны…» — также одними губами продолжил Омэ. Наступила оглушающая тишина. Мир погрузился в белый шум. И растворился.

Вместо эпилога

На залитой солнцем поляне, под виртуозно украшенной аркой около водопада стояло двое. Хрупкая женщина с длинными чёрными волосами, в изысканном белом кимоно с серыми глазами и статный мужчина с жесткими средней длины, чёрными волосами и веером на синем хаори. Они держались за руки и нежно смотрели друг другу в глаза готовясь произнести клятвы верности. Перед ними стоял ещё один высокий мужчина, чем-то походивший на жениха, только с более длинными растрёпанными волосами и массивной фигурой, он зачитывал их клятвы ожидая получить согласие двух влюблённых. На торжественно украшенных скамьях сидели гости: розоволосая женщина с ярко-зелёными глазами прижималась к мужчине с пепельными волосами и шрамом через левый глаз, чуть дальше сидела четверка Каге с жёнами, за ними красноволосый мужчина с татуировкой «Ай» на лбу присел рядом с сыном и молодой девушкой с такими же ярко-красными волосами. Чуть подальше сидел блондин с полосками на лице напоминающие кошачьи усы в обнимку со смущающейся от каждого его прикосновения брюнеткой, а рядом с ним сидели два парня похожие на тех, что стоял сейчас у алтаря и за алтарем. Два брата улыбались и перешучивались между собой. На предпоследней скамье мужчина с обычно скучающим лицом и тугим хвостом, сейчас счастливо улыбался мужчине с бородой и сигаретой в зубах и брюнетке с красными глазами и их дочери. Среди гостей церемонии мелькали лица знакомых великих и не очень людей, героев, богов, полубогов. Казалось, что десятки поколений собрались в одном месте для того, что бы увидеть церемонию и поздравить молодых. Настоящий праздник жизни. В это же время, в стороне от всего, стоял юноша с пепельными волосами и ярко-зелёными глазами, лицо искромсанное шрамами прикрывал легкий шарф, а в руках он вертел старые механические часы на цепочке, стрелки которых были намертво впаянные на одной отметке. Казалось, его присутствие никто не замечал, никто даже и не смотрел в сторону, где он должен находиться. Человек довольно улыбнулся происходящему вокруг и поправил белоснежный плащ, который немного покачивался на ветру, все глубже зарывался носом в ткань шарфа. С дерева под которым он стоял сыпались лепестки, словно снег, покрывая землю бледно-розовым одеялом. Понаблюдав ещё несколько мгновений, Бог развернулся и отправился куда-то за горизонт. С каждым шагом, его тело рассыпалось на небольшие песчинки, а затем исчезло полностью развеявшись с подхватившим частицы ветром. Ему больше нет места среди тех, кого он видел, среди тех, кого любил. Но он был счастлив. Ведь… …наступила свобода.