История о боге смерти и вечной любви

На границе Пяти Стран вновь наступила осень. Запах отмирающей листвы и тёплой пыли заполонили воздух, а некогда зеленые кроны окрашивались в миллиарды оттенков красного и желтого. Сквозь стекло больших панорамных окон все казалось искусно нарисованной картиной. С открытой веранды задувал прохладный ветер, а обитель бога Смерти наполнялся теплом уходящего солнца. Сегодня у ее ученика День Рождения. Знаменательное число в жизни любого смертного — восемнадцать лет. С того момента как она приняла Сакумо у себя дома, после ухода его семьи в Мир Духов, каждый год в их аскетичной обители накрывался стол и вручались подарки. Бог даже привыкла к такому, относительно домашнему укладу. К шагам мальчика, потом и юноши, по ссохшимся деревянным доскам, его вздохам, когда не получалась техника и по размеренному дыханию: когда он ворочался во сне в соседней с ее приемной комнате, к динамичным и упорным тренировкам в их дворе, когда она изматывала его до изнеможения, к странствиям в дальние уголки материков, к медитациям по утрам и к чаепитиям по особым случаям. Будет странно, когда все это закончится сегодня. Но именно этого бог и желала: свободу сыну великих родителей. По силе он уже давно превзошел их благодаря каторжному труду и воспитанию Шинигами, но вот настоящий путь шиноби его только ждёт. В мире где есть Альянс и нет масштабных военных столкновений шиноби вынуждены искать себе новую роль. Кто уходит в странствия, кто в политику, кто в эзотерику, а кто-то создаёт вторые Акацуки. Каждый ищет своё место под солнцем, а с каждым новым поколением меняется и предмет поиска, ведь в оружии в мирное время не нуждаются. Кунаем можно стричь волосы, а гунбай использовать как веер, но от этого оружие не перестаёт быть оружием, как бы ты не менял его свойства. С другой стороны, если даже Бог Войны с недавних пор пацифист, то что говорить о всех остальных? Ию Охико потянулась в любимом кресле запрокинув голову и улыбнулась своим мыслям. Потянувшись тонкими пальцами к потолку она встала убрав очередное обращение в сторону. Сегодня важный день. Бог извлекла из тайника в полу небольшую коробку перевязанную красной атласной лентой. Кроме неё Сакумо никто не дарил подарки. Каждый год в его арсенале прибавлялось, все подарки Охико были сугубо практичные и под стать мужчине и воину. В этом году ничего не поменяется. Почти. Бог погладила подарок по плотной тканевой обертке и прошагала на террасу, где отдыхал её ученик после очередной тренировочной сессии. Красивый юноша, с ярко-зелёными глазами лежал на крыльце раскинув руки подставляя исполосанное шрамами лицо все ещё тёплому солнцу. Оттянутая с лица маска собралась рулончиком на шее открывая острые скулы, тонкие притягательные губы и небрежно раскиданные пепельные волосы. Юноше было сложно было поверить, что сегодня ему исполнилось восемнадцать и нужно будет покинуть это волшебное, по-своему, место. Храм посреди нигде был домом: настоящим, пропитанным слезами, потом, кровью, наполненные смехом и ненавязчивой музыкой самисэна по выходным. Дом, в котором старые скрипучие седзи, огромное дерево сакуры во дворе, большая стеклянная веранда, сложенные в сундуки свитки и старые книги. Дом, где на кресле в приемной сидит Шинигами листая книги и посмеиваясь над людьми, улыбалась своей тёплой, мудрой улыбкой. Дом, где в зимнюю пору нагревали котатцу и рассказывали легенды из жизни людей, богов и героев, а весной наряжали цветочное дерево бумажными фонариками и запускали феерверки. Все это вошло в его жизнь настолько плотно, что он не представлял как можно иначе. Но бог настояла на своём. Хатаке Сакумо должен отправиться в путь и найти свою стезю ниндзя. Он должен пройти путь становления мужчиной. Охико облокотилась на дверной проем невольно залюбовавшись картиной. Стандартное осеннее кимоно бога Смерти, сегодня выглядело необычайно торжественно, особенно с подвязанным поясом оби и вычурным канатом на тонкой талии. Длинные волосы собранные в очередную причудливую причёску мерно покачивались на ветру выбившимися прядями. Ию Охико выглядела почти как человек, если не считать застывшего серого ледника в глазах. Сакумо вздрогнул от легких шагов возле своего уха, открыв глаза он уставился на богиню вверх тормашками. «До чего красивая…» пронеслось в его голове. — Доброе утро, госпожа, — сказал он становясь на колени перед ней, а затем выпрямляясь в полный рост. — Доброе, Сакумо, — улыбнулась она в ответ, — омэдэто! Ты стал таким взрослым. — Благодарю, госпожа, — он поклонился. — Это тебе, дорогой, — она протянула ему презент, на секунду ее холодные пальцы столкнулись с его окатив юношу непрошенной дрожью. Парень принял увесистую коробку. — Благодарю, госпожа, — он улыбнулся и сел обратно на крыльцо сложив ноги по-турецки, богиня присела рядом. От присутствия Охико становилось светлее на душе. Парень потянул за ленту, и узел развязался с тихим шорохом. Сняв крышку он заглянул во внутрь. Сверху лежал конверт, который он оставил напоследок, два свитка оружейного призыва, справочник по медицинским дзютсу (бог обучала сына талантливой ирьенин и медицине), под ним новый протектор Альянса и нашивка клана Ию (белый круг с тремя черными томоэ), одежда джонина Конохи нового образца, шарф, перчатки и ритуальный ларец с чётками. Сакумо с восторгом смотрел на содержимое. Отложив коробку он вскрыл конверт, из него на колени выпала небольшая стопка фотографий. На первой он стоял в окружении своей семьи после экзамена на чунина, на следующей он на плечах отца, а на еще одной был он с Охико, а еще на других групповые фото с некоторыми божествами, и несколько с его детства. — Госпожа…спасибо, — дрожащим голосом сказал Сакумо, — спасибо за все, что Вы для меня сделали. Богиня тепло улыбнулась. — Я рада была сделать для тебя все, что было в моих силах. Твои родители могут гордиться тобой. Я горжусь, — кивнула она. Сакумо задумчиво рассчувствовашись отвернулся глядя куда-то под ноги. — И все же, я хотел бы Вас заменить когда-то, — сказал он. — Не стоит, Сакумо. Это не та работа, которая полагается сыну великих людей. Лучше оставь после себя новое поколение шиноби несущее Волю Огня и Стойкость Снега. — Я не подведу Вас, госпожа, — кивнул он. — Знаю, Сакумо, знаю, — она кивнула вновь, похлопала его по плечу, выпрямляясь и тихими шагами уходя в глубины храма оставляя юношу примерять свои подарки. Завтра он отправится в путь. Сама же богиня Смерти также немного попутешествует. Домой. В Страну Снега. А пока что из шкафа в приемной появилось две бутылки старого саке и стопки, а во дворе разжигается костёр. Сакумо предстоит небольшое посвящение, раз кланы Харуно и Хатаке больше не существуют, пусть опаляющий огонь даст ему новый.

*****

В Стране Снега холод ощущался по другому. Тут он не носил образ бедствия или разрушительной стихии, для жителей этих земель мороз, снежинки и небольшой ветер был своего рода индикатором стабильности и нормальности. Также тут не было и весны в привычном ее понимании, не росли лиственные деревья и не жарил зной. Для Ию Охико, почтенного божества, владыки человеческих жизней, снег и холод были напоминанием, что даже богу не чужд обычный человеческих холод и сопли. Под ногами ломались позвонки ледышек, ветер невесомо трепал выбившиеся из-под тугого пучка пряди и ворот дорожной накидки. Она не была дома вот уже больше сотни лет. И предпочла бы продлить своё отсутствие примерно ещё на вечность. Но что-то глубоко в сердце тащило её к отчему дому, которого уже давным-давно нет в том виде, который она помнила, и в котором теперь живут другие потомки клана Ию, к кладбищу с обмороженными могильными плитами, к одному из её храмов на отшибе. А ещё тянуло к нему. К человеку давно ставшего прахом, к человеку, которого она так никогда и не увидела среди миллиарда мертвых душ Загробного Мира, но который так глубоко въелся в её омертвевшее сердце. Все что богу оставалось, это скребсти ногтями по слою льда на камне, отдирая острые края замёрзшей воды, сдирая ладони и пальцы в кровавую кашу. Она не использовала свою нечеловеческую силу для этого незамысловатого действа, это был способ себя наказать, за то, что не остановила его, не упросила остаться, хоть криками, хоть слезами. Дала выйти за порог в тот злосчастный день. Пачкая надгробие чёрной от смешанного в ней пепла кровью, она пыталась разглядеть почти стертую временем и морозами надпись. Любимое имя, еле видное на сером булыжнике, приветливо и немного печально блеснуло на солнце. В отчаянии, захлебываясь накатившей болью, она выцарапала его заново поверх борозды стершихся иероглифов, оставляя ногтями глубокие царапины смешанную с черной жидкостью и слезами. Упавши на колени в кашу под плитой, она уперлась лбом в безрачличный камень. Бог ударяла ладонью по надгробию, ее плечи сотрясались от беззвучных рыданий, словно не было столетий службы как Шинигами, словно только вчера были его похороны. Черное кимоно промокло на коленях и ниже превращая подол в тяжелую ношу, но ей было плевать. Боги не болеют пневмонией. Они вообще не болеют. — Опять убиваешься? — богиня вздрогнула. Этот голос. Она подняла глаза на источник звука. Стальной, почти безжизненный. Она точно знала кому он принадлежит. — Мадара…что ты тут делаешь? — она недобро посмотрела на Бога Войны, слезы мгновенно высохли. Перед этим человеком никогда не стоило показывать слабость, будь ты хоть трижды Шинигами. — То же самое, что и ты. Навещаю брата, — ответил он все тем же безэмоциональным голосом смотря сквозь нее. В черной водолазке, в таких же темных штанах, подпоясанный белым ремнем, с низменными перчатками, и теми же растрепанными во все стороны волосами приправленный тяжелым взглядом. Бог Войны полностью соответствовал представлению о самом себе. Единственная разница — идеально бледное лицо без трещин Эдо-Тенсей и красные глаза лишенные зрачка. У всех была своя форма, человеческая или около того, но все время что-то выбивалось из картины нормальности, чаще всего глаза. — Понятно, — Охико встала поправив кимоно и высушив простым потоком чакры подол, — почему сегодня? — Не знаю, — все также скучающе ответил мужчина. — Учиха Мадара что-то не знает, удивительно, — иронично усмехнулась она. Он пропустил мимо ушей ехидное замечание. — Ты никогда не задумывался, почему мы с тобой никогда не видели ни на одном из советов Время? — сказала она словно в никуда и устремляя взгляд на надгробие своего жениха. Мадара пожал плечами, его это мало интересовало. Учиха в целом предпочитал держаться особняком от всех божеств, словно чувствуя себя немного не уютно в компании тысячелетних явлений. Для него роль Бога Войны стала наказанием, обреченный на вечный пацифизм самим Ками. После Четвертой Войны, он словно застыл в бесконечном ожидании, то тут, то там подчищая мелкие локальные конфликты и не допуская новых масштабных сражений. Именно такой уклад вечности ему уготовал сам Ками-сама. Он не стал спорить. Грехи нужно искупать, пусть и таким нетривиальным способом. Тем временем Охико задала еще один вопрос, опять отправляя его в холодную пустоту: — Интересно, а меня хоть кто-то проведывает? Пойдем, посмотрим, — сказала она шагнув в другую сторону к семейному склепу глав клана Ию. Всего пять минут пути среди обмерзших кипарисов и надгробий, с молчаливо-безразличным Учихой за спиной она дошла до знакомого каменного дома. Толкнув на удивление хорошо смазанную дверь, она вошла. Отсчитав с десяток замурованных в стену ячеек она нашла и свою. Видно было, что за склепом и его «жителями» ухаживали. Аккуратные надписи были укрыты от вечного мороза, все также поблескивали в свете факела, как и в первые дни возведения склепа. — «Ию Охико», — прочла она проведя пальцем по высеченным символам. Затем поддев крышку, она вытянула ячейку из слота, проверяя содержимое. В местных традициях пепел хранился в замурованном бетонном блоке за ячейкой, а само надгробие выступало функциональным хранилищем подношений душам умерших. — У вас все не как у людей, — прыснул Мадара глядя на странный форм-фактор надгробия, чем вызвал у Охико циничный смешок и закат глаз. Пошарив рукой в глубине хранилища, и не ожидая что-либо найти, бог наткнулась на круглый холодный предмет. Потянув его на себя в ладонь легли часы. Простой маятник на золотой цепочке. Почти простой. Стрелки циферблата шли в разные стороны, то застывая, то вновь начиная свой ход. На задней крышке было выгравировано: «Время все облегчает» Её сердце пропустило пару ударов. Мадара тоже завороженно глядел на часы и цитату, он знал кому они принадлежали. — Это…то, что я думаю? — спросил он тихим прибитым голосом. — Я не знаю, — был такой же бесцветный ответ. Они оба знали, чья эта любимая цитата, но никто не решался произнести это имя вслух. За дверью склепа послышался шорох, а затем удаляющиеся шаги. Мадара и Охико бросились вслед за источником звука, но стоило им выбежать на холод, как никого вокруг не оказалось, даже на снегу не осталось никаких других следов, кроме их собственных. Кладбище оставалось таким же тихим и пустым, как и до. Только ветер гонял небольшие стаи снежинок с одной аллеи на другую. Они вновь посмотрели на часы — стрелки застыли на половине пятого, потом начали крутиться в обратную сторону, а затем опять вперёд. Странная вещица словно пыталась им что-то сказать, но боги увы не понимали. Шинигами прижала маятник к груди тонкими пальцами, а затем спрятала в одном из множества карманов своего кимоно. Мадара же застыв неподвижно смотрел вдаль, куда-то мимо кладбища, Охико, и даже целых времён, словно надеясь найти того, кто оставил им загадочный предмет. «Брат…» — пронеслось в его голове.