Танец марионетки

Жизнь в Отеле Веселой Науки после болезни мадам де Пейрак и происшествия в лаборатории наладилась. Анжелика снова с обаятельной улыбкой порхала по залу, с весельем и радостью исполняя обязанности хозяйки дворца. Все гости замечали некоторую перемену в ней. Казалось, она стала более женственна, утонченна и уверена в себе, несколько утратила порывистость «юной дикарки», но все так же была временами дерзка и остра на язычок. Те, кто уже знал об «интересном положении» мадам, связывали перемены именно с этим событием; те, кто видел её впервые, искренне восхищались её красотой и обаянием. А Анжелика была просто счастлива от того, что избавилась от своих былых страхов. Неприятный эпизод в галерее был для нее теперь лишь неучтивым поведением не совсем трезвого Пегилена, и она никак не связывала его с детскими воспоминаниями. Она пока еще не могла понять, почему произошла в ней такая перемена: из-за волнения связанного с операцией и её успешного завершения; из-за сильной усталости, которую она ощутила после нее, и которая, отступая, унесла с собой эти воспоминания, или… Или после того разговора с Жоффреем, когда он с такой настойчивостью и вместе с тем с добротой допытывался до истоков её страхов. Когда она рассказала ему все то что видела в детстве, то поняла, что он прав: «что было, то уже давно прошло». Нельзя связывать былые ощущения и воспоминания с реальной жизнью сейчас. Тогда были совсем другие условия. Другая жизнь. Другие люди. И она вновь почувствовала себя бабочкой в его руке. Он опять может заставить трепетать её руку и обжечь своим прикосновением или взглядом. Но она уже не боялась, что он может поймать её в сачок с единственной целью — завладеть новой игрушкой. Она видела с какой заботой и вниманием, даже трепетной осторожностью, он относился к ней во время болезни. Она никогда не сможет забыть то доверие, которое он оказал ей в лаборатории, когда она так самоуверенно и несколько деспотично решала судьбу Куасси-Ба. И хотя она видела его изучающий взгляд и некоторое недоверие к ней, он все же дал ей возможность поступить так, как она считала в то время нужным. И она была за это ему благодарна. Это придало ей уверенности в тот трудный момент. — Он говорил мне: «Любовь моя». Неужели он вправду любит меня? — думала временами Анжелика. — Меня, обыкновенную, ничем не примечательную баронессу из обедневшего дворянского рода, почти крестьянку по воспитанию. В этот миг она вспоминала его чувственные, ласковые губы и обжигающие ласки его рук… когда они были на Гаронне. И то ощущение, как она почти потеряла голову от них. — Неужели он вправду любит меня? И я для него не одна из кукол в красивой одежде? Проходя по галерее, чтобы идти встречать очередных гостей, она увидела в зеркале силуэт, который показался ей нереальным. В зеркале отражалась не живая женщина, а воплощение мечты. То, каким любимое существо могло отражаться только во взгляде любящего человека — вечно юная наяда* или нереида** без возраста с зелеными глазами, с розовыми губами и светлыми волосами. Она недоверчиво рассматривала себя. — Неужели я такая и есть… или это магическое, волшебное зеркало? — то ли про себя, то ли вслух прошептала потрясенная Анжелика. — Вы такая и есть, любовь моя, — услышала она за спиной тихий голос графа, — такой я вас вижу каждый день. Анжелика увидела отражающийся позади нее силуэт Жоффрея. Но в этот раз она не испугалась и не отшатнулась. Ей показалось, что его отражение тоже было нереальным, оно её не пугало, во всяком случае, не пугало по той причине, что раньше. Де Пейрак подошел ближе и с улыбкой посмотрел на нее в зеркале. — Вы больше не боитесь меня, мой ангел, — с одобрением сказал он. Граф осторожно положил руки на её плечи, нагнулся к её шее и нежно прикоснулся к ней губами. Анжелика вздрогнула. Но не от ужаса, а от острого ощущения, которое она испытала. Она смутилась от испытанного ею наслаждения и… покраснела до самых плеч. — Вы привыкаете ко мне, но вы меня не любите. — с легкой улыбкой и затаенной в глазах грустью промолвил он. Затем держа её за плечи повернул к себе лицом, казалось, он хочет привлечь её ближе. Но он отпустил её и, с нежностью посмотрев в глаза, сказал: — Идемте, радость моя, нас ждут. — и подал ей свою руку. Жоффрей де Пейрак, как и когда-то давно, наблюдал за Анжеликой. — Она изменилась, моя маленькая фея. Она стала почти настоящей женщиной. В ней еще не зажглась искра любви, которая видна сразу… каждому взглянувшему на очаровательную влюбленную женщину. Но она приобрела мягкость будущего материнства, которое несколько изменило её формы. Она стала еще ослепительней чем была. Она стала такой после взрыва в лаборатории. До этого ее беременность лежала на ней гнетом. Почему же это происшествие так изменило её? Или… она почувствовала себя Мелюзиной? Той, кто все умеет, все может, кто может вылечить или навлечь болезнь, дать надежду или отнять её, привлечь или отринуть, приворожить или оттолкнуть. И она, почувствовав эту власть над людьми, изменилась сама. Но насколько и в чем? Осталась ли она тем же ангелом и зеленоглазым эльфом из болот Пуату или решила стать пустой беззаботной кокеткой, думающей только о наслаждениях и развлечениях? — Нет. — подумал он, вспомнив встречу в галерее. — Она не настолько изменилась. С каким восторгом, недоверием и удивлением она смотрела на свое отражение. Она не могла поверить, что видит себя. Сегодня в своем платье цвета морских глубин она похожа на морскую нимфу***. И кажется еще более юной и невинной, чем в день свадьбы. Он наблюдал, как Анжелика о чем-то говорила с юным герцогом. Тот восторженно смотрел на его жену. — Несносный юнец! — с ревностью подумал граф. — Она не для тебя! Попробуй только тронуть её. — И в тот же миг заметил, что он именно это и сделал, правда, осторожно и робко: герцог дотронулся до плечика Анжелики. Жоффрей уже готов был вспылить и ринуться к ним, когда увидел, как его жена легко и немного кокетливо ударила веером по руке юного нахала и с преувеличенно сердитым видом что-то сказала. Затем очаровательно улыбнулась ему. «Юнец», как покорная марионетка, кивнул и с покорностью отвернулся в другую сторону к новой собеседнице. — Она дергает людей за веревочки, как кукол. Она управляет каждым, кем захочет… и как захочет. Так же она поступает и со мной. — думал де Пейрак. — А ведь она моя жена, я имею полное право на нее. Но послушно жду, когда она разрешит мне воспользоваться этим правом. Граф вспомнил, как она вздрогнула, когда он поцеловал сегодня её нежную, волнующую шейку. — Я не мог от этого удержаться, увидев трогательную ложбинку сзади под приподнятыми вверх волосами. То, как она вздрогнула, не было отвращением и неприязнью, как раньше. И она покраснела. Может… может, она была взволнована этой лаской? И она захотела бы… продолжения? Но смог бы я удержаться на такой нежной ноте? Не испугал бы её более смелым и несдержанным продолжением? Не будем очень спешить. Она дикая горная козочка, которую может спугнуть движение легкого камушка в горах. Думая об этом, де Пейрак посмотрел на стоящую вдалеке Анжелику таким страстным взором, что та вздрогнула и оглянулась. Встретившись с ним глазами, она поспешно отвернулась, но он все-таки заметил, как она взволнованно задышала и как распахнулись её глаза в этот момент. — Пожалуй, у меня есть все шансы покорить мою маленькую строптивую жену. — со счастливой улыбкой влюбленного юнца подумал граф. — Она на самом деле более ко мне расположена, чем старается это показать. Или… не показать своего расположения. Бал продолжал идти своим чередом. Кто-то предавался веселью в зале, другие разбрелись по дорожкам сада, ища укромное место для беседы или уединения. Анжелика со своими подругами шла по аллее, слушая их разговоры о сложении сонетов и изредка кивая в подтверждение или отрицание какого-нибудь утверждения, когда они услышали голоса и выкрики. — Давай, Андижос, давай, шевелись быстрее! — Ах, нет, он опять пропустил удар! — Я ставлю на Андижоса! — А я на Первую шпагу Лангедока. Выкрики прерывались рукоплесканиями и смехом. — Что там происходит? — с волнением вскрикнула Анжелика. — Пойдемте, посмотрим. — отозвались её подруги. — Наверняка. что-нибудь интересное. Там шумно и весело. Все вместе, разноцветной стайкой, они быстро пошли в направлении раздающихся голосов. Оказалось, звуки доносятся от заднего входа во дворец. Уже подойдя почти вплотную к группе стоящих полукругом людей, закрывающих собой тех, из-за кого они здесь собрались, Анжелика услышала звон шпаг, затем вскрик: «Ах, это можно было и отразить!» и хлопки в ладоши. Пробравшись сквозь толпу, она увидела перед собой невероятную картину. В центре этого полукруга, в одних коротких штанах и белых рубахах с кружевными манжетами, без пурпуэнов****, стояли двое дворян со шпагами. Самое невероятное было то, что никого это не взволновало, наоборот, все веселились, как будто смотрели представление. Один из тех, кто стоял в полукруге лицом к ней был маркиз д’Андижос. Лица второго она не видела, он стоял к ней спиной. Затем она услышала голос своего мужа, но не могла понять, откуда он доносится: — Ну что, Андижос, продолжим? Оба подняли шпаги, отсалютовав друг другу, и снова скрестили их. Тогда только она поняла, что вторым был Жоффрей. Несколько мгновений сражение было настолько ожесточенным, как показалось Анжелике, что дважды эфесы шпаг скрежетали друг о друга и лица противников оказывались совсем близко. Она увидела, что длинное нескладное тело Жоффрея де Пейрака вдруг обрело гибкость жонглера. Всякий раз, когда казалось, что маркиз сейчас проткнет его шпагой, он ловко уворачивался. Этой ловкостью он с лихвой компенсировал неудобства, причиненные хромотой. Когда Андижос вынудил его отступить к лестнице и подняться на несколько ступеней, граф внезапно легко перескочил через перила, и маркиз едва успел повернуться, чтобы отразить удар. При этом Жоффрей постоянно ему что-нибудь говорил: «Двигайся быстрей», «Поворот», «Ниже, ниже», «Отклонись». Анжелика не могла собраться с мыслями. Почему они дерутся? Почему никто не переживает за результат боя, а наоборот, подбадривают и смеются. В течении поединка дуэлянты несколько раз останавливались и поднимали шпаги. По выкрикам она поняла, это значит, что кто-то получил укол. Но когда они двигались, она не видела ни капли крови на них. Анжелика так побледнела, что кто-то обратил на это внимание: «Мадам де Пейрак, вам плохо?». Она невидящим взглядом посмотрела на говорящего, но так его и не узнала. Анжелика услышала громкий общий вздох: «Ах!» и еще чей-то возглас: «Я выиграл! Выиграл! Он его задел!». Затем она услышала взволнованный и извиняющийся голос Андижоса: — Прости, Пейрак, я не успел до конца отвести руку. Я сильно задел? — Пустяк, Андижос, то, что ты меня смог задеть, говорит только о том, что во время поединка нельзя ни на что отвлекаться. А я это сделал. — Ты — самоуверенный наглец. — засмеялся Андижос. — Нет, я просто знал, что из той позиции ты бы меня ни за что не достал, если бы я не отвлекся. Но я доволен твоими выпадами, они более точны, чем раньше. И мне полезно лишний раз потренироваться. На сегодня все, друзья! — обратился граф де Пейрак к собравшимся. И толпа стала расходиться, переговариваясь и делясь впечатлением об увиденном. Маркиз заметил стоящую в одиночестве Анжелику, которая прижав руки к груди так и осталась на месте. Граф де Пейрак, проследив его взгляд, тоже увидел жену. Он обратил внимание на её бледность и быстрым шагом подошел к ней. — Мой ангел, что с вами? Вам плохо? Анжелика с ужасом смотрела на его бок, на рубахе проступали капельки крови. Жоффрей понял, что её испугало. Он взял её руку, которая была ледяной, и нежно поцеловал её: — Сердце мое, это всего-навсего царапина, ничего серьезного. — Почему… вы дрались? — с трудом почти шёпотом, произнесла она, подняв взгляд на мужа. — Мы не дрались. — возразил он. — Мы только отрабатывали некоторые удары. Вы могли это понять, потому как люди вокруг нас веселились. Разве они веселились бы, если бы мы дрались? Анжелика и поняла, для них это была просто забава. Забава — драться, забава — получать удары, забава — веселиться, смотря как другие убивают друг друга. Она с отвращением оглядела их обоих, развернулась и пошла вслед за остальными гостями. — Мадам! Анжелика! — услышала она за собой голоса Андижоса и графа. Она повернулась и посмотрела на них. Де Пейрак, похожий на паяца, с умоляющей интонацией в голосе произнес: — А кто перевяжет мои героические раны? Я могу истечь кровью, если вы не пожалеете меня. Маркиз весело рассмеялся. — Вы сами, мессир, сказали, что это всего лишь царапина. Не думаю, что вы умрете от нее. Но даже если бы вы на самом деле истекали кровью, я бы не стала вас перевязывать, я не выношу её вида, от крови мне становится плохо. Думаю, врача вы можете позвать сами или вам поможет маркиз. А может, маркизу тоже требуется помощь? — с презрением произнесла Анжелика. С этими словами она пошла от них прочь. В залу к гостям она возвращаться уже не стала, а поднялась сразу к себе. Только в комнате она почувствовала что её всю трясет. Она вспомнила это отвратительное зрелище, свидетельницей которого стала. Она знает, что для мужчин война — это игра. Дуэли — решение споров и восстановление справедливости или защита чести. Она могла понять, что они упражняются и оттачивают свое мастерство. Но вот так, ради увеселения других, получая при этом раны… Анжелика бросилась на постель, уткнулась в подушку и заплакала. Она видимо заснула, потому что с трудом поняла, чего от нее хотят, когда пришли служанки помочь графине переодеться ко сну. Марго увидела ее припухшие веки, бледное лицо и заволновалась: — Мадам плохо себя чувствует? — Пустое, Марго. Я отлично себя чувствую. Служанка недоверчиво окинула взглядом Анжелику. — Скажи Марго, моему мужу вызывали доктора, ему перевязали рану? — Рану, мадам? Разве мессир граф был ранен? — с удивлением спросила служанка. — Я ничего не знаю. Мне кажется, он прекрасно себя чувствовал, когда удалялся к себе, проводив всех гостей. — Хорошо, Марго, тогда вы свободны. — Спокойной ночи, мадам. — с недоумением сказала служанка. Анжелика сидела у зеркала, задумчиво расчесывая волосы: — Значит это действительно была только царапина. Они развлекались! А я должна была волноваться, видя как они наносят удары друг другу. Я подумала, что это действительно дуэль! А за что мой муж мог вызвать Андижоса? — пожала плечами графиня. — Они друзья и искренне уважают друг друга. Ах, мужчины всегда найдут причину! Даже когда её нет. Я испугалась… Еще больше я испугалась, увидев кровь на его рубашке… А он еще при этом и шутил! Но как он двигался! Легко и грациозно. Как будто он и не хромает вовсе. Ни один мужчина не мог бы двигаться с такой легкостью и непринужденностью, будь он хромым. Он делал это так… изящно… Он был намного быстрее и гибче маркиза! С таким напором… Казалось, его ничто не может остановить. Если бы я так не испугалась… Я бы восхищалась его действиями и движениями. Он был так… красив… в эти моменты. Анжелика сидела с каким-то мечтательным выражением на лице и не слышала, как тот, о ком она с таким воодушевлением думала, зашел в комнату. Она увидела его, как и днем, в отражении зеркала. — Как вы себя чувствуете, моя дорогая. Я зашел узнать, потому что вы были очень бледны сегодня. — сказал граф, улыбаясь и с удовольствием разглядывая свою жену. Он взял её руку и поцеловал. — Ваши пальчики уже не холодны, они согрелись. Вы зря волновались так, любовь моя. Разве вы не знаете, что ваш муж считается лучшей шпагой Лангедока и мало кто решился бы по своей воле драться с ним. — Вы, правда, не ранены, Жоффрей? — голос Анжелики слегка дрогнул. Это вызвало искорки веселья в его глазах. — Пустяки, милая, вы же видели, мы с Андижосом очень аккуратно двигались и вовремя отводили шпаги, чтобы не причинить вреда друг другу. Это тоже входило в задачу тренировки. — Но он вас все-таки задел! — Да. И это произошло по моей вине. Мне послышалось, как вас назвали по имени, и слегка отвлекся. В этот момент маркиз и смог до меня дотянуться. Вы же сами видели это. Так что, радость моя, можно сказать, что в моей ране повинны и вы. А вы не хотели омыть её своими драгоценными слезами. — подшучивал Жоффрей над женой. — Я ничего не видела. Я испугалась. — призналась она. — За меня или за маркиза? — с интересом спросил граф. Он увидел, как гневно вспыхнули глаза жены. — Простите, ангел мой, я просто хотел вас поддразнить. А вы, правда, не стали бы меня перевязывать, если бы я получил рану? — поднял бровь де Пейрак. — Вы этого не заслужили! — все еще гневаясь на него, воскликнула Анжелика. — Вот это прелестно. — рассмеялся граф. — Значит Куасси-Ба заслужил такой чести, а ваш муж нет! А я еще выслушивал от Андижоса упреки за вопрос, согласна ли она своими ручками смыть кровь с моих ран. Он был искренне возмущен и говорил, что женщина не должна видеть такой ужас, царапину на теле и проступающие из нее редкие капли крови. — Жоффрей весело засмеялся. Анжелика тоже рассмеялась. «Что бы сказал Андижос, увидев меня на коленях в лужах крови рядом с мавром.» — Ну вот, я и услышал смех, срывающийся с ваших очаровательных губок. — с улыбкой сказал Жоффрей де Пейрак. Он нежно взял ее за плечи и ей показалось, что он хочет наклониться и, как днем в галерее, поцеловать её. И Анжелика ждала этого… Ей хотелось почувствовать его губы на своей шее… Его дыхание… Запах фиалок… Но он почти сразу убрал руки с её плеч и сказал: — Спите спокойно, радость моя, не волнуйтесь. Вам вредно волноваться. Нашему малышу это может не понравиться. А я постараюсь больше не расстраивать вас. И посмотрев на Анжелику в зеркало взглядом, никак не соотносящимся с его спокойными нежными словами, ушел. Анжелика, все так же мечтательно улыбаясь, смотрела в зеркало. «Его глаза… Они так красивы… Особенно когда в них загорается этот огонь…» И вздохнув, пошла спать. Граф де Пейрак, возвращаясь к себе, тоже улыбался. Его улыбка была счастливой и безмятежной. — Она волновалась! Она боялась за меня! Я, действительно, не должен был устраивать это представление, мы вполне могли с Андижосом потренироваться в зале наедине, а не развлекать гостей. Анжелике вредны такие переживания. Но как она красива в гневе! Мне так хотелось снова прикоснуться губами к её нежной шейке, почувствовать шелк её кожи на своих губах… Он меня пьянит… Я почти теряю голову чувствуя его. Мне показалось или она действительно была не против, если бы я её поцеловал? Мадам де Пейрак, вы будете моей! — высокопарно подумал Жоффрей и тут же засмеялся от нелепости своего утверждения. — Вы снова будете моей! — поправился он. — Даю вам слово дворянина, что сожму вас в своих объятиях, и вы будете счастливы от этого. А я буду счастлив вдвойне: от обладания вами, моей законной супругой и самой восхитительной женщиной, и от того, что смог сделать счастливой вас. Жоффрей вздохнул:  — Как же вы меня мучаете, любовь моя! — И с дьявольской улыбкой добавил: — Однажды ночью я вам это припомню, моя дорогая! И не просите тогда у меня пощады! ------------------------------------------------- * Наяды — божества в греческой мифологии, дочери Зевса, были нимфами водных источников — рек, ручьёв и озёр. Наяды были покровительницами определённого водного объекта, его душой и воплощением. Наяды родственны другим водным нимфам — нереидам и океанидам. Наяды считались долговечными, но не бессмертными. Будучи связанными с реками, ручьями и озерами, они умирали если их водный объект пересыхал. Изображались наяды в виде прекрасных обнажённых или полуобнажённых девушек с распущенными волосами, с убором из венков и цветов, рядом со своими водными источниками. ** Нереиды — в древнегреческой мифологии морские божества, нимфы, дочери Нерея и океаниды Дориды, по внешнему виду напоминающие славянских русалок. Древнегреческие писатели утверждали, что их 50 или 100. Живут в гроте на дне моря. Судя по их именам, они — олицетворённые свойства и качества морской стихии, поскольку она не вредит человеку, но является к нему расположенной и чарует его своей прелестью. *** Нимфы — божества природы в древнегреческой мифологии в виде девушек, олицетворяющих различные живительные и плодоносные силы Земли, природные объекты и явления. Каждая нимфа — это покровительница определённого объекта или явления природы, его душа и воплощение. Мир нимф в древнегреческой мифологии один из самых обширных: одних только океанид — нимф водных потоков — три тысячи. **** Пурпуэн — В эпоху средневековья — стеганая на вате одежда, надеваемая под воинские доспехи, с 1340 г. становится верхней светской одеждой и покрой его видоизменяется, характерной особенностью остается отрезной лиф, облегающий фигуры, и баска — от широкой, заложенной кругом крупными складками до узкой, состоящей из отдельных трапециевидных деталей. Пурпуэн, плотно обтягивающий стан, выгибал грудь и расширял плечи своего владельца, делал талию его по-девичьи тонкой.