Бывших не бывает

Бывшие звонят, когда напьются и ищут, с кем попроще переспать, а не потому, что не могут забыть тебя и до сих пор любят, звонят именно тогда, когда все хорошо, чтобы сделать хуже, испортить жизнь, а после вновь раствориться в тумане, чтобы однажды опять позвонить… — Алло, — темноволосый мужчина, мгновение назад выскочивший из душа, поднял трубку забытого на тумбочке телефона своего парня. — Алло, я вас слушаю. — Привет, малыш, а взрослые дома? — раздалось хриплое ироничное из трубки, и Арсений нахмурился. — Вообще-то мне двадцать пять и я не малыш. Меня зовут Арсений. — Арр-сений, — донеслось из трубки рычащее. — Ну и как он тебе, трахается круто, скажи? — Я сейчас полицию вызову, что вам нужно вообще? — Арсений закусил губу, вслушиваясь в ироничные смешки невидимого хамоватого собеседника. — Зачем полиция, малыш, мы и без них справимся, Тоху позови. — Его нет, он срочно по работе отъехал, а трубу забыл, кто его спрашивает? — Эд меня зовут, а что Тоха про меня не рассказывал, мы с ним трахались, пока он меня не бросил, — собеседник уже в открытую смеялся, и Попов бросил трубку, поражаясь наглости звонившего. Очередной звонок раздался через пять минут, только звонили не по телефону, а в дверь, настойчиво звонили, не убирая палец со звонка, и именно поэтому Арсений, чертыхаясь, рывком распахнул дверь, даже не спросив кто там. — Привет, малыш, — на лестничной клетке стоял высокий парень в майке и джинсах, татуировки на его лице и теле пестрили разнообразием, и Арсений едва ли их все смог разглядеть: было не до этого. Гость бесцеремонно протиснулся в квартиру, насмешливо разглядывая темноволосого парня в одних только домашних штанах. — Это ты, значит, Арсений. — Ты кто такой, эй стой, — Арсений попытался остановить незваного гостя, першего напролом в чужую квартиру. — Я полицию вызову! — Нахер полицию, у меня наручники с собой, — бросил парень, насмешливо рассматривая Арсения с головы до ног. — Интересно, что он в тебе нашел. — Вон пошел! — голос Арсения приобрел стальные нотки, и парень напротив прищурился.  — Ух какой, Тохе нравятся опасные парни, ты тоже такой, да? Ответить Арсений не успел, сильные руки сгребли его в охапку, а в рот без спроса залез чужой язык. Рыча и извиваясь, Арсений пробовал отбиться, лягаться и кажется даже кусаться, и в себя пришел тогда, когда все тело прошила волна оргазма, дикого яркого оргазма: вокруг разбросанные вещи, перевернутый диван, а он весь трясётся от пережитых эмоций, и на дрожащих ногах сползает на пол, ощущая на своих руках липкую сперму. — А ты горячий, — насмешливый голос отдается эхом словно в тумане, и он поднимает взгляд, утопая в черных зрачках татуированного парня. — Что… — Арсений пытается подняться, и все те же сильные татуированные руки помогают ему это сделать. Обнаженное тело горячее, обжигающее, Арсений рвется словно мотылек попавший в паутину: — Пусти! — А еще минуту назад ты просил держать тебя крепче и трахать глубже, — Эд ухмыляется, подается вперед, накрывая губы парня своими, целует жадно, по-хозяйски лапает за задницу, а затем отстраняется, отпихивая в сторону, и как ни в чем не бывало натягивает боксеры вместе с джинсами, возвращает диван на место, оглядывается, удовлетворенно кивает, ухмыляется, глядя на раскрасневшегося растрепанного парня, затем вновь кивает: — Ну пока, жаль Тохи не было, ну ты передавай ему, что я заходил, да? Дверь захлопывается, оставляя Арсения в растерзанных мыслях и чувствах, в себя бы прийти, собрать себя по кусочкам, в комнате убрать следы вакханалии, а о том, чтобы сказать Антону, что в их квартире был Он - не может быть и речи. Ведь тогда придется рассказать и про… Арсений замер, по пути натягивая штаны. Нет, не признается, это дико и страшно, страшно как на это отреагирует Антон, ведь его, Арса, изнасиловали, а кажется что и нет, ведь ему понравилось, и от этого становится не по себе. Дверь подъезда хлопает, выпуская наружу дым сигарет, а после и татуированного парня. Он выскакивает так внезапно, что едва ли не сбивает с ног идущего навстречу. — Что ты здесь делаешь?.. — О, может хотя бы привет скажешь, давно все-таки не виделись, — Эд ухмыляется, глядя в зеленые глаза напротив. — А может дашь поцеловать, как в старые добрые. — Я дам тебе в морду, если ты еще раз появишься у моего дома, — Антон кусает губы, мимолетно бросая взгляд на свои окна. — У тебя новый любовник… хорош, — Эд ухмыляется, затягиваясь дымом, и его вот прямо сейчас хочется придушить, но Антон лишь сжимает кулаки. — Пошел вон отсюда! — А я думал, мы друзья. — Иди нахер, — зло бросает Шастун прежде чем зайти в подъезд своего дома. Внутри все клокочет: такие чувства вызывает Выграновский, что хочется убивать. Невыносимый ублюдок, умевший портить ему жизнь даже тогда, когда они расстались. Дверь открывает своим ключом, тихий щелчок, хотя Антону хочется ворваться в квартиру, потому что там его Арсений, а если Эд что-то с ним сделал: он ведь может, Шастун это знает как никто другой. — Арс, — его голос предательски дрожит, когда он зовет своего парня, и тот появляется мгновение спустя, испуганный, взъерошенный со странным блеском в глазах. — Привет. — Привет, — Антон выдыхает, подходит ближе, целует любимого в висок, улавливая запах чужих сигарет и парфюма. Отстраняется, замечая испуг в глазах напротив, и как Арсений спешно отводит взгляд. — Он был здесь. — Кто? — Арсений вздрагивает, кусает губы, но кажется по взгляду Антона все ясно. — Он звонил, ты телефон забыл, а после пришел, но я его не пустил, — в голосе Арсения словно струна рвется от того, насколько звонко и отчаянно он произносит последнюю фразу. Врет. Антон понимает что он врет, понимает кажется все, но виду не подает. — Он тебя напугал, не бойся, он, конечно, дерьмо еще то, надо было про него тебе раньше рассказать. — Пойдем лучше ужинать, — Арсений кривит губы в улыбке, тянется за поцелуем, обнимает парня за шею, пряча глаза. — Пойдем, — тихо произносит Антон, скользя руками по напряженной спине своего парня.

***

— Привет, малыш. — Пока, — Арсений сбрасывает вызов, останавливается посреди улицы, разглядывая свой телефон, словно тот ему чужой, ведь на его телефон не может звонить бывший парень его парня, не может, не должен, а звонит, звонит и даже шлет смски и видео-сообщения. От одного такого сообщения он вчера кончил, как такое случилось - Арсений не понял, да и тогда это, кажется, было неважным, рука на собственном члене двигалась все быстрее, лишая начисто всех вопросов, скопившихся в голове. Так не может быть, но так происходит. Арсений не может противостоять этому урагану по имени Эд Выграновский, сметающему все на своем пути. Он просто приходит, не спрашивая можно или нельзя, просто берет то, что ему хочется. — Эй, малыш, — знакомый окрик заставляет едва ли не шарахнуться в сторону от неожиданности, впрочем чему удивляться. Из красной иномарки, припаркованной у обочины, выходит Эд: высокомерный, наглый, опасный тип, который считает, что ему позволено все. Такие Арсению никогда не нравились, но почему-то к этому его тянет, как магнитом, шарахает, словно он под напряжением в двести двадцать. С Антоном у них не так, по-другому, и этот бешеный контраст ощущений сводит Попова с ума. — Не называй меня так! — А как тебя называть, а малыш?  — Иди нахер, чего тебе нужно? — Ты что, в прошлый раз обиделся что ли? Или тебе не понравилось? — Выграновский закуривает, выпуская дым ему в лицо, и Арсений отступает в сторону. — Не понравилось трахаться в машине. Лучшее, что он может сейчас сделать, это развернуться и уйти, чтобы не слышать этого голоса и не вспоминать как несколько дней назад Эд дождался его после работы, предложил подвезти, был сама любезность, а после Арсений помнил только то, что, задыхаясь от собственных стонов, выгибался в чужих руках и прижимался спиной к татуированной груди, насаживаясь глубже на горячий твердый ствол любовника, скулил, что-то шептал, просил ласки, но получил лишь несколько пощечин и злобный рык прямо в ухо, от которого по телу побежали мурашки. Домой возвращаться после такого было дико страшно, еще страшнее было смотреть в глаза Антону и говорить, что все чудесно и день прошел замечательно. Антон лишь кусал губы, делая вид, что верит, матерился сквозь зубы и крошил сигарету в пальцах, замечая из окна кухни припаркованную во дворе машину, которую он узнает из тысячи других. Они словно боялись говорить друг с другом о нем, человеке, который ворвался в их жизни и теперь все крушит и ломает. Арсений слышал, как Антон орал в телефонную трубку, что если Эд еще хоть раз, то он за себя не отвечает. А Эд плевать хотел, ведь он уже не раз и не два, он словно дьявол во плоти, змей искуситель, от которого у Арсения начисто срывает крышу. — Эй, малыш, садись прокачу, — выдернул его из воспоминаний грубый голос, и Попов ускорил свой шаг.  — Спасибо, накатался. — Ну хоть кофейком угостишь, Арсюх. — Иди к черту, — Арсений был уже у своего подъезда, дернул дверь, и створку тут же перехватила чужая рука. — Я ж по-хорошему хотел, а ты че как не родной-то?  — прошипел мужчина, грубо толкая Арсения в темноту подъезда. Щелчок ключа едва различимый, коврик у входа глушит шаги, впрочем Антон и не старается вести себя тихо в собственной квартире. — Арс, я дома. Шаг - и взгляд упирается в чужие кроссовки, еще шаг - на пути валяются джинсы, майка, поверх обувь Арсения: становится нечем дышать, в голову проникают звуки. Еще несколько шагов и рука сама толкает дверь, ведущую в гостиную. Арсений скулит, переходя в хриплый вой, задыхаясь в собственных стонах, выгибается, обхватывая чужую шею рукой, пытается удержаться на подлокотнике кресла. Чужие руки везде и всюду, Эд рычит, вбиваясь в податливое тело с такой скоростью, что, кажется, у Арсения вот-вот оторвется голова. То, что они уже не одни, первым замечает Эд, ухмыляясь, хватает Арсения за волосы, заставляя поднять голову, вместе с тем толкается глубже, и Арсений вскрикивает против воли, смотря в родные глаза. Шлепки тел друг о друга настолько звонкие, что закладывает уши, но, кажется, Антон застыл каменной статуей и не слышит, не шевелится, даже не дышит и взгляда отвести не может, сжимая кулаки до белых костяшек пальцев. — Ш…Шаст, — Арсений хватает ртом воздух, но ничего поделать не может: ему сейчас слишком хорошо, чтобы испытывать какие-либо чувства, будь то стыд или вина за происходящее. Он скулит, выгибается, кончая рваными толчками на обивку кресла. — Присоединишься, а, Тох? — шипит Эд, обхватывая чужую шею рукой, толкается резче, и Антон вздрагивает, словно от пощечины, делает шаг назад, а после скрывается в коридоре, гулко хлопая дверью. — Обиделся, что ли, пойду побазарю, — Эд смеется, хлопая парня по упругой заднице, притягивая к себе, целует, а затем отстраняется, и Арсений, тяжело дыша, сползает на пол, закрывая лицо руками. Свежий воздух приводит в чувство, Антон трет виски, понимая, что тупо сбежал из собственной квартиры, оставив там телефон, карточку, ключи от машины. Вернуться - да лучше сдохнуть! — Эй, Тох,  — знакомый голос за спиной - это последняя капля. Антон оборачивается, бьет наотмашь, почти не глядя, и парень позади него валится, словно срубленное дерево, прижимая ладонь к разбитой губе, а затем рычит, бросается высокому парню в ноги, сбивая его на асфальт. С высоты своего роста падать больно, и в первую секунду Антон со стоном держится за голову, пытаясь разогнать в глазах туман. — Сука, убью нахер! — Ага, попробуй, — сплевывая кровью, шипит Эд, поднимаясь на ноги. — Убивалка не выросла. — Тварь, — Антон кидается на татуированного парня, бьет наотмашь, и в этот раз Выграновский уворачивается, бьет под дых, заламывает длинные руки скрючившегося парня в захват, притягивает ближе, жадно впиваясь в приоткрытые в болезненном стоне губы. Антон шипит, пытается лягаться, толкаться, но Эд держит крепко, целует грубо, и парень под его натиском мычит, жадно пытаясь словить шероховатые губы со вкусом крови. — Шастун, сука, думал так просто сможешь меня забыть? — шепчет Эд, и Антон вздрагивает, вырывается, прижимая ладонь к горящим губам, лишь сейчас замечая, что Арсений стоит буквально в нескольких шагах от них, подрагивает, кутаясь в халат на голое тело. — Шаст, я… — в голосе Попова сквозит отчаяние в перемешку с растерянностью, и Эд ухмыляется, вытирая с губ кровь. — Иди в квартиру, мы сейчас, — бросает Антон и переводит взгляд на парня напротив. — Иди, тебе же сказали, — Выграновский повышает голос, и лишь тогда Арсений отмирает, стремительно исчезая в подъезде. — Поговорим, — Эд делает шаг вперед, хватая Антона за руку, — только спокойно. — Убери руки, о чем с тобой говорить, ты нихера не понимаешь, — Антон вырывается, роется по карманам, с тоской понимая, что забыл сигареты в квартире. — Ну, может, тон смени, и я пойму, все-таки не чужие. — Выграновский, ты сука! — Ну в этом мы с тобой похожи, малыш. — Тебе нравится трахать мне мозг? — вопрос, кажется, риторический, Антон не ждет на него ответа. — Мне нравится трахать его… что скажешь? — Эд кивает в сторону подъезда, и Антон замирает. — Ну ты и… Тишина квартиры оглушает, Арсений оглядывается по сторонам, словно видит все впервые, а на деле кажется - последний раз, и пора собирать вещи. После всего что было, оставаться здесь просто невозможно. Дверь хлопает, и Попов оборачивается, готовясь ко всему на свете. В дверном проеме показываются два парня, и воздух в помещении заметно накаляется, начинает искрить. — А пусть он сам выберет, кто ему нравится, — произносит Антон и делает шаг вперед, притягивая Арсения за ворот халата, а после жарко впивается в его губы. Арсений выдыхает, прижимается ближе и, кажется, ему самому все ясно, хотя через мгновение становится ясно, что нихрена не ясно, а совсем даже наоборот. Чужая рука дергает за волосы, заставляя отстраниться. — Иди сюда, малыш, — шипит Эд, одним движением сдирая с его плеч халат, впиваясь в его шею зубами, скользя руками по бедрам, сжимая ягодицы. Арсений со стоном выгибается в чужих руках ощущая как в зад ему упирается нечто внушительное, родное. — Шаст, — Арсений жмурится от всех ощущений разом: от рук, горячих тел, ласк, задыхается от жадных требовательных поцелуев; его буквально разрывают на части в самом прямом смысле этого слова. Не спрашивают, берут сами, но он похоже и не против. Он воет от боли и наслаждения, когда в нем два члена сразу, двигаются в одном ритме, когда жаркие тела зажимают его между собой, и он кончает ярко, эмоционально, ощущая, как кончают в него, наполняя до краев вязкой солоноватой спермой. Дыхание становится тише и сердце бьется ровнее, только воздух насквозь пропитан похотью и желанием, а еще сладковатым дымом косяка. Эд курит на разложенном диване, передавая косяк Антону, а тот вдыхает дым и передает Арсению. — Ты мне всегда изменял, тебе было срать на мои чувства, — Антон буквально выхватывает косяк из пальцев Выграновского, затягиваясь им сам. — Тебе нравилось ломать жизни и судьбы, а после сваливать в туман. — Можно подумать, ты прям ангел, гляньте на него, — Эд фыркает, отбирая у него сигарету. — Ты спал с моими парнями! — Они не твои, я твой парень. — Ты сука редкая! — А ты… — Эд рычит, запинается, наблюдая за тем, как чужая рука скользит по его члену сквозь ткань боксеров; кажется Антон тоже потерял дар речи, так как его член также ожил под ласкающей его рукой. Тот, про кого они забыли, выясняя между собой отношения, сейчас неспешно ласкает их двоих, а после отстраняется, забирая из татуированных пальцев дымящийся косяк, затягивается им сам, выдыхая в потолок дым, произносит:  — Не ссорьтесь, мальчики, вы мне оба нравитесь, — смеется Арс, выгибаясь, ощущая на своем теле две пары рук. — Ну что, мир? — Антон лишь на мгновение оборачивается, ловя на себе пристальный взгляд серых глаз, и Эд, притягивая его ближе, ухмыляясь, шепчет:  — Перемирие… Ведь бывшие любовники не могут быть друзьями. Они или остаются любовниками, или становятся врагами. Похоже, в их случае они все-таки выбрали первый вариант, ведь их бывших друг для друга быть просто не может.