A Taste Of Love

Когда Алессандро вошёл в «Север», то первое, что он увидел — заспанное лицо Луки, который чуть ли не спал за полчаса до открытия. Сам Махмуд чувствовал себя не лучше — энергии на рабочий день почти не было, руки сами собой опускались. Он поздоровался с менеджером и прошёл за своё рабочее место, когда к ним присоединились Микела и Дункан. Вчетвером они открыли кафе и работа снова пошла в гору. Большую часть времени Хэнни проводил в телефоне, явно активно с кем-то беседуя. Он бегло поздоровался с опоздавшим Серёжей, вбежавшим на минут пятнадцать позже обычного, не отводя взгляда от экрана. Мику это здорово выбесило, ведь теперь она одна отвечала и за рассадку гостей по столикам, и за принятые заказы. Ей приходилось таскать по два подноса за раз, без чьей либо помощи. Когда она одёрнула друга, то всё более-менее пошло своим чередом. Лазарев был обеспокоен тем, что на горизонте не было видно ни Билала, ни Чингиза, а Лука и вовсе ругался на француза за то, что он его не предупредил о возможном опоздании — Чингиз всё равно появлялся только во второй половине дня. И тут как гром среди ясного неба в кафе заявился тот человек, которого всем сегодня хотелось видеть меньше всего. Его белую рубашку было заметно издалека, как одинокий парус в открытом море. Каблуками своих начищенных чёрных туфель он строго вышагивал по деревянному полу, так, что каждый щелчок отдавался в сердце Хэнни неприятным лишним ударом. Алес сразу заметался от одного конца стойки к другому, нервничая и стараясь исправить самые мельчайшие недостатки на своём рабочем месте. Микела не отреагировала абсолютно никак — она была слишком занята гостями и булочками, которые они заказывали. — Привет, — парень приветливо поздоровался с менеджером, — Что вы можете мне рассказать? — Да ты же и так всё знаешь, чертила, — под нос себе пробормотал, стиснув зубы из последних сил Махмуд. — Ничего сильно нового, устроили новенького, которого вы с хозяином отправили нам, вон, бегает, — Лука кивнул в сторону зала и действительно: Дункан легко рассекал между столами, то ставя стаканы с кофе, то забирая пустые кружки и деля чаевые с Микелой, — Он вливается в коллектив. — Да, босс будет рад это слышать. — Для тебя босс, Мики, а для нас всех — хозяин. Пришедший улыбнулся. Весь его строгий образ резко контрастировал с его личностью, поведением. Никто из «Севера» не мог вспомнить ни раза, когда Мики Нуньес, правая рука их состоятельного хозяина, был груб или резок с кем-либо. Он излучал тепло и счастье, упирая руки в боки и небрежно засучивая глаженные белые рукава. Его совершенно невозможно было бояться, так что Хэнни скорее волновался тому, какие слова от хозяина Нуньес передаст. — Угостите кофе, может быть? Пока я не ушёл? — Да, проходи к Алессандро, у нас почти нет свободных сидячих мест. — Это хорошо, я передам боссу, — Мики на секунду потянулся к Луке и тот инстинктивно вздрогнул, — Надо будет потом поболтать о Du Nord. Ты им рассказал? — менеджер кивнул, — Ну тогда… В общем, как появится возможность собрать всех ваших вместе, позвони, у нас ситуация обостряется. Нуньес приветливо махнул, подойдя, Махмуду, на что в ответ не был удостоен даже взглядом. Хэнни, наконец, успокоился, и начал приветливо встречать гостей. Он не сильно волновался насчёт новостей и Du Nord. Алессандро же тоже перестал суетиться, не услышав ни о какой новой проверке, так что теперь он терпеливо протирал только что помытые чашки. Его руки с салфеткой плавно скользили по белым стенкам, иногда спускаясь ко дну и снова поднимаясь. — Можно мне латте? С двумя ложками сахара и ванильным сиропом, — Мики облокотился о стойку локтями и начал выжидающе смотреть на принявшегося готовить капучино бариста. — Девушка за столиком заказала раньше, сначала приготовлю её кофе, — невозмутимо ответил тот, не отрываясь от своего возлюбленного автомата. Тихий пшик брызнул горячим напитком в заботливо подставленную кружку, и Махмуд улыбнулся уголком губ. — Может, вам ещё одного бариста направить? А то ты тут еле справляешься, заучка, — Нуньес выделил последнее слово так, чтобы в нём отражалась насмешка, глупая и несерьёзная. Однако, даже такая нелепая шутка задела Алеса. Сразу подумалось, что его хотят не то, что заменить, а отодвинуть на задний план. Такая наглая ухмылка, карие глаза, которые словно всё это время, с самого первого дня смотрели на парня свысока. — Так ты хочешь по-быстрее? Всё-то тебе нужно раньше остальных, да? — бариста подставил под второй крантик кофейного автомата стакан, — Ну, тогда держи по-быстрее, — помощник хозяина хотел уже было улыбнуться и поблагодарить раздражительного коллегу, но тут прямо ему в грудь сквозь рубашку ударило чем-то до жути горячим. Казалось, что эта кипящая жидкость проела ткань и ошпарила кожу так, словно была расплавленным металлом. Мики чуть было не вскрикнул, сдержавшись, и прошипел, прижав ладонь к кофейному пятну на кофте. Краем глаза он заметил стоящего с пустым стаканом в руке Махмуда, нагло улыбающегося своей победе. Глубоко под рёбрами всё жгло. Было очень больно, но всё, что смог выдавить из себя Нуньес, было: — Так значит, тебе нравится держать меня горячим, детка? — Алессандро этот абсолютный пофигизм ко всему, что он делает, окончательно довёл до грани, которую не совсем правильно было бы пересекать, но… Вот чёрт, он уже это сделал. Бариста с силой замахнулся и ударил стоящего напротив прямо в лицо. Мики отшатнулся. На странные звуки сбежался весь персонал. За пару секунд Махмуд обогнул свою стойку и набросился на гостя с новой силой, не делая перерыва между ударами. Он словно отбивал ритм своими кулаками о чужие скулы и нос, замахиваясь, и снова ударял в живот. Нуньес сначала старался хоть как-то уклониться, избежать атак, предсказать следующее место, куда бариста нацелился, но всё это было бесполезно — тот придавил его собой к полу, удерживая от сопротивления. Мики пришлось нанести один оглушающий ответный удар, такой, что его соперника выбило из колеи. Теперь уже помощник хозяина накинулся на Алеса с новообретённой силой, стремясь разбить ему лицо до той же степени — у него была рассечена губа, из носа струилась кровь, над бровью тоже красовалась свеженарисованная алая рана. В обоих уже говорила жестокость, пугающая, животная. Хотелось причинить боль, отомстить, и это всё не прекращалось, кружилось и кружилось в одном бешеном темпе. Они оба вцепились в руки друг друга, желая всё же положить друг друга на лопатки без шанса встать на ноги. Махмуд был хладнокровен и безжалостен всё это время, когда как Нуньесу было трудно совладать с чужой силой и приходилось выкладываться на максимум. Никто не обратил внимания на хлопнувшую дверь — Лука безуспешно пытался разнять дерущихся с помощью Сергея и Микелы. Лоуренс тупо застыл в сторонке, не зная, что ему делать, кроме как успокаивать посетителей. Внезапно на поле дикого побоища выскочила хрупкая фигурка в белом, застыв прямо на самом центре, расставив руки в стороны. Не успели остальные и ахнуть, как Билала, постаравшегося удержать двух крупных парней по разные стороны, сшибли с ног и война угасла также быстро, как и разгорелась. Белый миротворческий силуэт осторожно, опираясь сначала на предплечья, потом на колени поднялся на ноги, отряхнув одежду от пыли. Алессандро удивлённо смотрел на него, а Мики и вовсе не мог ничего разобрать среди глядящих на него лиц. — Вы оба редкостные долбаёбы, — Ассани шумно выдохнул, подхватив бариста под локоть и вздёрнув его с пола наверх, — Но я не дам вам поубивать друг друга. Ты, — он строго посмотрел на стоящего теперь рядом друга, — идёшь со мной, а Мики остаётся здесь. Француз, пребывавший в самом своём серьёзном положении, скрылся за дверью рабочей душевой и ванной комнаты, оставив всех в полном недоумении. У Сергея в груди что-то неожиданно кольнуло, когда он увидел такого Билала — отчего-то внезапно сильного, холодного и недосягаемого. Всё это время он казался романтичным тихоней, неспособным сказать и слова поперёк, но сейчас… Что-то внутри Лазарева надломилось, когда он признал в этом инциденте и свою вину — не остановил, не распихал в разные стороны, хотя мог бы. А вот Ассани… В полтора раза меньше самого Серёжи, хрупкий паренёк просто взял и остановил драку двух крупных мужчин, нагло встав прямо между ними. И не было ни доли сомнения в действиях, не было никакого страха пострадать. Невольно официант стал мысленно восхищаться действиями своего друга. — Ай, щиплет! — поскуливал Алес от боли, пока Ассани, усевшийся на край каменной раковины чтобы быть выше, осторожно протирал все его кровоподтёки перекисью водорода. — А ты не дёргайся, — участливо заметил француз. Махмуд собрал в кулак последнее самообладание и замолчал. Ещё некоторое время в ванной стояла мёртвая тишина, прерываемая только брызгами лекарств на ватные диски, которые всегда были в косметичке следящего за собой официанта, но тут терпение раненого бойца кончилось: — Почему ты вчера так быстро убежал? — А ты что, расчитывал на поцелуй на ночь? — Алессандро тихо усмехнулся, — Я же всё объяснил: работы куча, дэдлайны горят. — Не верю ни единому слову, даже не обманывай, Билли, — официант пододвинулся с края раковины немного глубже, не отрываясь от высокого лба итальянца. — Ты лучше расскажи, доктор Лайтман, что у вас случилось? Я немного опоздал на тусовку, — обоим было очень комфортно так общаться друг с другом, изредка подшучивая. Пожалуй, за время совместной работы у них сложились очень хорошие взаимоотношения — почти как у братьев. Они болтали, давали друг другу пять при встрече каждое утро, а иногда Алессандро даже заступался за приятеля и его нестандартные образы, будучи в приподнятом настроении. — Да Мики опять начал смеяться надо мной, а потом и вовсе предложил нанять нового бариста. Я сорвался. Он меня так достал, уже комом в горле стоит, — парень приложил ладонь к шее, после чего с надрывом пробормотал: — il imbecille! — Ты же знаешь, что я понимаю твою итальянскую болтовню? — Поэтому тебе и выговариваюсь. Иначе совсем родной язык забуду. Они замолчали. Никакие слова больше в голову не приходили и Махмуду снова приходилось терпеть покалывания то на щеке, то под губой, то и вовсе на лбу. За дверью яро шумели, перебивая и споря без повода. Теперь, судя по еле различимым голосам в общем гаме, успокаивал всех уже Сергей. Лука с претензиями налетел на Нуньеса, а тот, в свою очередь, даже не оправдывался. Пальцы Билала всё это время мягко прижимали пластыри на самые крупные ссадины, закрывая их и не позволяя идти воспалению. Когда они оба вышли, то зал был уже полупустым — вместе с Мики ушли и гости. Француз с характерным звуком хлопнул себя по лбу и быстро обвязал вокруг талии передник, даже не переодевшись в обыкновенную форму. Хэнни старался не казаться слишком расстроенным данной ситуацией, но у него это плохо выходило. У Микелы угасли огоньки в глазах и пропало желание общаться с приходящими людьми, а у Серёжи и вовсе опустились руки. Так, радостный и солнечный день потух, став полным плохих событий и слов. Наверное, сейчас у всех работников мысли сходились лишь в одном — скорее бы наступило завтра. Вечером, когда половина посетителей явно решила переключиться с горячего на горячительное, а за окном пастель белых ночей покрывала небо, почти никого из коллектива не осталось. Микела уговорила Дункана идти домой, несмотря на всё его рвение к работе. Она понимала, что пока ему не стоит нагружать себя по полной, а втягиваться постепенно. И так с него на сегодня достаточно. Алессандро же покинул рабочее место сам, тихо, под шумок, с тяжёлым чёрным рюкзаком наперевес и телефоном с треснутым экраном, приложенным к уху. Ещё издалека Сергей уловил эти самые обеспокоенные нотки в голосе коллеги, когда он попытался доказать собеседнику по другую сторону экрана, что у него всё хорошо. Но ведь лгал, и так неприкрыто, что официант разочаровался во всём том, что его сейчас окружало, ещё больше. Билал умчался куда-то через дорогу, к сердцу Невского проспекта в художественный магазин, хлопнув дверью так, что у Луки зазвенело в ушах. Лазарев искренне удивился тому, зачем Ассани был нужен художественный магазин, когда тот даже и карандаша простого в руках не держал, кроме того, что использовался для рисования стрелок. Но на этом всё не закончилось. Даже Микела, всегда так рьяно относящаяся к своей работе и дарящая ей всю свою любовь и теплоту, просто махнула рукой. Начиная домывать последнюю тарелку из-под малинового торта, она неожиданно резко швырнула предмет посудного набора, чуть не разбив на мельчайшие осколки, и скрылась в служебке. Где-то десять минут вход туда был забаррикадирован, и как бы ни Лука, ни Сергей не пытались узнать, что случилось такого с лучшей подругой и главным оптимистом этого коллектива, девушка лишь кидала короткое «Всё хорошо!» и даже не отпирала дверь на многочисленные просьбы. Наконец, Мика вышла, с потёкшей тушью и поникшей головой, домыла тарелку и ушла, еле слышно хлопнув стеклянной дверью. Всем стало ясно: раз даже Микела ушла домой раньше обычного и в слезах, значит дела обстояли хуже некуда. Но не было сил уже и волноваться и нервничать. Отчего-то сразу захотелось спать. Резко так и очень сильно. Лазарев еле подавлял в себе этот сон, но приходилось делать одно и то же, одно и тоже, доведя до автоматизма простые действия. Внутри разгорелось подобно пламени костра желание кинуть поднос со всей этой стеклянной лабудой на пол, услышать режущий звук разбитых стаканов. Но Сергей всё так же продолжал свою деятельность, похожую на алгоритм робота: взять, поставить, отнести. Когда клиентов стало чуть поменьше, и единственный официант принимал счёт у молодой пары, зашедших попить глинтвейна, он заметил, как Чингиз подзывает его к себе. Рассчитавшись и проводив милых гостей, он прильнул к лакированной стойке из красного дерева, опустив поднос и опёршись на локоть. — Я тебя слушаю. — на это Чингиз не медля, но тяжело вздохнув и заполняя широкий бокал трёхзвёздочным коньяком «Арарат» спросил: — Ты свободен? — только Сергей хотел открыть рот для ещё одного вопроса, отводящего от самого сокровенного, он уточнил: — Могу я предложить тебе встречаться? После этого весь сон как будто выветрился вместе с запахом спиртного из открытого окна. Лазарев попятился, шатаясь, как на борту корабля в шторм и чуть не упал. Благо, бармен вовремя успел подхватить довольно нехрупкое тело коллеги в полёте и ещё раз взглянув ему в глаза. Сергей, однако, быстро выпутался из как бы нечаянных объятий и отвёл взгляд, с трудом выдавив только: — Можно я подумаю? Бармен вежливо кивнул. Пробормотав невнятное «спасибо», Сергей отправился убирать полные до недавнего времени стаканы, в то время как кафе совсем опустело. Как и душа официанта. Как из серого фильма, из него выжали все краски, всю радость. Хотелось выть волком. Всё вокруг словно опустело — вечер проглатывал город, дом за домом, ползая змеёй по улицам. Окошки неясно горели в ночном тумане. Чингиз почти сразу после разговора покинул своё рабочее место, попрощавшись с Лазаревым и Хэнни, до того момента судорожно кому-то строчащего сообщения. Когда дверь захлопнулась, а столики окончательно опустели, оба замолчали. Каждый из них хотел что-то спросить, но боялся. За дверью тихо стучал ветер, ломясь в дверь, но при этом не прерывая найдённый, наконец, покой маленького кафе. Однако, Сергей прервал молчание: — Как думаешь, нам сильно урежут зарплату за такое? — Нас скорее уволят всех поголовно, чем урежут зарплату, — усмехнулся Лука с неким стёбом в голосе, — Чёрт бы подрал Махмуда пролить латте на «правую руку хозяина». Они нам теперь вдвоём свернут всё, что только можно. — Кстати о Махмуде… — и тут официант замолчал, поняв, что ему сейчас лучше заткнуться и свои психи оставить при себе. Он сильно прикусил язык, устремив глаза куда-то в самый дальний угол комнаты. Как назло, дыхание спёрло. Хэнни вопросительно посмотрел на друга, смерив его своим обыкновенным добрым взглядом. — Да говори, не стесняйся. Я же свой. — Окей, — Сергей вдохнул полной грудью, якобы ещё сомневаясь в правильности своего вопроса и в своей собственнной трезвости. Ему внезапно начало казаться, что он выпил нехилые полбутылки красного терпкого вина ещё до разговора с Мустафаевым, что было совершенно не так, — Как думаешь, Махмуду нравится Билал? Или наоборот? — Не знаю, они постоянно вместе ошиваются, но я не обращал особого внимания, — Лука не сразу просёк фишку, которая так смущала Серёжу, — А что? — Да так, ничего особенного, просто я, боюсь, не тот, за кого себя считаю. Не тот, за кого вы меня считаете. — А вот теперь ты меня слушай. Пожалуйста, — администратор облокотился на барную стойку. Уловив кивок собеседника краем глаза, он продолжил: — У меня какая-то химия в голове последнее время происходит… Я походу в новичка нашего втюхался. Это такой бред, но мысли о возможности этого становятся всё навязчивее, как липкая жвачка. — С чего ты так решил? — Сергей вопросительно приподнял бровь, отодвинув стул и присев на него. — Да вот чёрт бы побрал Микелу с этой дурацкой «бутылочкой». До этого я испытывал к нему жу-уткую ненависть, а после поцелуя понял… что я не равнодушен к нему. Типа, просто вдумайся, на сколько на самом деле это странно. Господи, что это вообще такое? — Хэнни прижал ладонь ко лбу, осторожно убирая волосы назад. — Мда, братиш, нам с тобой за такое парные гробики поставят и напишут «Ждали хуй знает чего, вот и сдохли в самом рассвете сил», — усмехнулся он. Позже добавил, смотря куда-то вниз: — Ты думаешь, у кого-нибудь вообще с Билалом что-нибудь получится? Он просто такой… — Француз? Такой француз, ты хотел сказать? Такой одинокий, нелюдимый, осторожный, но от этого не менее общительный и добрый? — Лазарев, подумав, кивнул, мысленно подметив, что Ассани действительно «такой француз», — Ой не знаю, Серёга, ой не знаю. Влипли мы с тобой, конечно, мама не горюй, — Лука похлопал парня по плечу. Они вышли из кафе вместе, попрощались и разошлись в разные стороны. Менеджер не стал расспрашивать друга о том, действительно ли ему так интересен Билли, или ему просто для общего образования, а Серёжа в свою очередь тоже не надоедал, понимая, со скольким надо Хэнни ещё разобраться, чтобы ответить хоть на один. Сейчас их объединяло одно: вопросы, которые стыдно задавать даже самому себе, и пугающая неизвестность, таящая в себе полумрак сознания и кучи сомнений, забивающие гвоздь за гвоздём в тело надежды. Лазарев углублялся в чёрную пустоту ночного бархата, не думая ни о чём. Может, это всё не так, как он думает? Ветер тихо подвывал в стороне от шаркающего ногами по асфальту мужчины, старающегося не слишком сильно вникать во все свои миллионные мысли и рассуждения, с каждым разом всё больше прибавляя музыку в наушниках.