За преступлением следует наказание

Руслан мог трижды клятвенно пообещать, что Даня Кашин со своей претензионной улыбкой и ехидным выражением лица не может не втянуть в какое-то дермище, пахнущее калёным железом, запёкшейся солёной кровью и алкоголем. Руслан обещал, но каждый раз соглашался, одобряюще скалясь. — Братан? — М? — отозвался занятый разглядыванием дороги рыжий десятиклассник. — Ты уже спрашивал про то, как скоро мы дойдём, я уже ответил. Хули, видишь, я занят? — Чем ты там занят? — Тушенцов сплюнул на асфальт, ускоряя шаг. — Здания, блять, разглядываю. Нам же нужно в заброшку попасть, так? — Так. — Руслан утомлённо кивнул. — Если сейчас я просеку нужный двор — сразу туда попиздячим. Ещё вопросы? — Время? — Блять! Погода крайне способствовала таким странным подростковым сборам. В тусклом воздухе чувствовалась густая духота сентября, и от прохладных порывов ветра приманчиво шелестели листья. Руслан то и дело поправлял свою кепку, спадающую на глаза, жмурясь от солнечного янтарного света, жемчужно-белыми зайчиками скачущего по стенам. — Пришли! — радостно вскрикнул Даня, заворачивая во двор, обрамлённый живописными многоколонными фасадами многоэтажных зданий. Внутри неуютно: темно, и из дверных щелей, разнесённых бессчётными трещинами, веет земной сыростью. Тут и там, стряхивая серебряную пыль, выглядывали из-под уличной плиты зелёненькие растения. Кашин направлялся в сторону невысокого здания, поросшего со всех углов цепким подмаренником и зеленью густого спорыша. Стены, изрисованные цветной матерной каллиграфией, внушали тихий ужас своим еле уловимым подвыванием. Прямоугольники бурых кирпичей обличали внутреннее содержимое огромных квадратных колонн. Остроугольные серо-чёрные камни, раскиданные по всей территории двора, скатывались друг с друга, дробясь в мелкие шершавые булыжники. — Ну чё, народ, погнали нахуй! — загорланил Кашин и скрылся в мраке пустоты дверного проёма. Руслан осторожно последовал за ним, с вниманием прислушиваясь к звукам, закидывая кверху голову. Здесь было на удивление тихо, только старинный карниз фронтона надламывался с глухим треском, сыпя на голову пыль и мусор. — Надо ещё подняться, пройти по коридору, и мы доберемся до этих чудиков, — проговорил, ухмыльнувшись, Данила. — Ага. — Тушенцов вовремя увернулся от падающего на голову обломка кирпича. — Бля, братан, ты меня точно сюда не убивать ведёшь? — Не ссы, всё будет заебок. — Кашин спрятал руки в карманы чёрных трико и ребячливо подмигнул. После продолжительного петляния по первому этажу обнаружение лестницы Даню сразило, наконец, определённым восторгом. — Бинго, ёптить! Иди сюда, Рус! Поднимаемся по лестнице и проходим по коридору, а потом идём… Бухать! Чё растопырился, братан? — Иду. Чувство восторженности, некоторой тревожности и необузданного воодушевления — всё переполняло Руслана изнутри, овладевало им до конца и вдохновляло. Парень побежал вверх по лестнице, когда голос Дани уже смешался с громкими битами из чьей-то колонки, крайне неосмотрительно сюда принесённой, кашлем, дёрганным подпевом и скрипучим смехом. Тушенцов почти трясся в иступленном желании поскорей влиться в эту кучу танцующих незнакомых лиц, почувствовать то, что он — часть чего-то внушительного, весёлого и постоянного. Первой в глаза бросилась серость поблёкших окрашенных стен, которую золотил и смягчал солнечный свет. Руслан поднял голову и вдохнул. Ноздри щекочет запах осыпавшейся штукатурки, алкоголя, счастья и беспечности, которая нередко граничит с чем-то очень пугающими и до мурашек серьёзным, но сама эта грань — сплошной адреналин. — Ты пришёл! — крикнула парню в лицо девчонка с аккуратно уложенными волосами. Её карие глаза лукаво блеснули. — Я не мог иначе. — Тушенцов не слишком дружелюбно отодвинул от себя Каплан, нечаянно плеснувшую на него пузырчатой пенкой шампанского. — Аккуратнее, — шикнул он и стряхнул капельки с расширенного рукава цветастой ветровки. — Видел нашу новую класснуху? — Девушка закупорила горлышко большим пальцем. — Баба отстой: нудила и вредина. — Замечательно, — небрежно уронил парень. — Дай пройду. — Пройди, — сказала в бутылку Даша, улыбнувшись, потом отпив кисло-горьковатое игристое вино. Она проводила его взглядом, а потом сбежала куда-то вниз по лестнице, но сейчас это мало кого заботит. Руслан хватает пластмассовый стаканчик, полный янтарного холодного пива, с жалобным хрустом и выпивает до дна. Вытирает рукавом рот и продолжает цепляться за бутылки, тары, стаканчики тонкими пальцами… Тушенцов чувствует лёгкое головокружение и загадочно улыбается куда-то в толпу, не найдя глазами Кашина. Парень падает на великодушно притащенный диван, никого не замечая, буравит совсем старый потолок и чувствует, чувствует, чувствует, как внутри пламенеет что-то, щекочет, лаская рёбра. — Руся, зайка, чё такой радостный? — спрашивает какая-то девчонка в фирменном чёрном свитшоте. — В бошку дало — уже неплохенько. — Тушенцов переводит взгляд на собеседницу и старается вспомнить её имя. Новенькая, кажется? — А ты… — Маша, ты чё тут мутишь, а? Погнали к пацанам, живо-живо! — Руслан посмотрел на его спасительницу и узнал в ней свою одноклассницу, по совместительству чуть ли не главную задиру-пацанку, Алину Мкртчян. Парень подчёркнуто хмыкнул и откинулся на спинку, пока Мария, недовольно бурча, наконец не оставила его в покое, пробравшись в самую глубину праздника юности. — Блять, Маша такая Маша, — шипит кто-то в сторонке. Тушенцов обращает внимание на малознакомое лицо и ухмыляется. — Руслан. — Он тянет парню руку. — Юлик. — С ответом пожимает и прокашливается. — Юлик, о. Ты, что ли, из параллели, типа? — Что ли, типа, да, — дразнится Онешко. Он смотрит Тушенцову в лицо и уличает его улыбающиеся глаза. Парни нечаянно вместе встряхивают волосами и смеются. — Чё пьешь? — Гараж. — Лимонный? — Руслан двигается ближе, чувствуя чужой, но приятный тонкий аромат гвоздики и мускатного ореха. — Гадость, разве нет? — Разве нет, — шикает Юлик и отпивает. — Мило. — Что? — Онешко прыскает со смеху, продолжая: — Ты про меня? — Про то, как ты пытаешься казаться вредным. Ты себя в зеркало видел вообще? Если бы ты мне встретился в метро, я бы за твою мордочку последние деньги вывалил, ну ты смотри-и… — Юлик хмурит брови, безнадёжно силясь спрятать улыбку. — Ай, прекрати, я по девочкам. — Я тоже. — Врёшь! — восклицает с ухмылкой Руслан и подпрыгивает на месте, ещё ближе придвинувшись. — Вру! — забывается Онешко. — Ой, блять, я оговорился, я не вру, то есть… Сука! Тушенцов хохочет и нечаянно сталкивается коленом с коленом Юлика. Он замолкает, будто чувствуя его близость, будто этот самый Юлик знаком ему с пелёнок, и они вместе пережили невозможно много. Руслан толкает парня в бок. — Я отойду. — Отойди, — улыбается Юлик. Наверное, он тоже что-то почувствовал. Хотелось бы верить. Руслан ни за что себе не признается в том, что общение с Кашиным крайне губительно влияет на его натуру. Так редко выражается мать, едва находившая время перекинуться парой слов с сыном между бесконечными разъездами, и парень уже забывает, кем она работает. Юрист, адвокат? Что-то такое. Тушенцов, конечно, считал себя несколько другим, непохожим на остальных, но в этом чувстве сквозила самовлюблённость, а парень её терпеть не мог. И потому, чтобы быть как все, чтобы дышать одним перегаром и тесниться в одной тусовке, Руслан вволю отдаётся навстречу Даниле, который вечно встряхивал его и окрылял, что ли. С рыжим было мало общих тем: «Божественная комедия», нечто высокое, музыка, преисполненная звучности, гениальности и сокровенности, не возбуждали в нём интерес, и Руслан бросил затею говорить с ним об этом, пока ещё не утомил парня с концами. Лучше уж примириться с его добродушным незнанием и призрачностью надежд, чем задираться и ставить себя в пример. Или, быть может, стать таким же? Тушенцова с недавних пор увлекали иные вещи, и парню уже было не до книжек особо, потому что тут, в бесконечном рое, в бесцельной суете и беспорядке, он никому не сдался со своими умозаключениями, около интеллектуальными беседами и точёностью ума в философии. Проще — лучше. Руслан стал слушать другую музыку, которая поначалу резала слух, но затем с ней было легко свыкнуться. Глупенькие, бестолковые слова, зато слэм под них получается нешуточный. — Да они пидоры на редкость, — плюётся Кашин, покладисто ухмыляясь. — Базара ноль. — Илья встряхивает пепел на потрёпанные временем вансы. Затягивается, насупившись. — А ты чё за типа привёл? — Это одноклассник наш так-то, братан, блять. — Парень усмехается и поправляет капюшон худи. — Лица его даже не помню. — Руслан Тушенцов. — Да-да, я. — Руслан появляется словно из ниоткуда и тянет руку курящему парню. — Меня уже представили. — Илья. Зови Кулич. — Курящий встряхивает тёплую смуглую ладонь. Обращает внимание на кисть и впивается в неё рукой. — О, ёбаный свет, эт чё, партачок? — Илья зажимает сигарету меж зубов, и она нелепо трясётся. — Ебать, нихуя се, «партачок»! — вмешивается Данила. — Илья, братан, ты чё внатуре слепо-ой? Он давно с этим «садом» шаландается. — Тут только одна роза, — говорит, одёргивая руку, Руслан. — Ну, было приятно познакомиться. — А почему «было»? — Улыбается, втаптывая в пол скуренную сигарету. — Значит, просто приятно познакомиться. — Ты давай, посмелей будь. Я не кусаюсь, Руслан. — Надеюсь, что нет. Лицо Дани, всё это время следящего за разговором, вдруг переменилось в выражении: брови нахмурились, и между ними дугой пролегла морщинка. Парень достал из кармана спортивок разбитый телефон и отошёл подальше, прочь от музыкальной ритмичности и лишних ушей. — Сергеич, наверное, звонит. — Сергеич? — недоумённо переспрашивает Руслан. — Забей хуй. Не твоё дельце, друг, не твоё. Хотелось бы мне, чтоб и не моё тоже… — Кулич, собираем манатки и, сука, галопом на площадку. Где Ильдар? Ай, бля, сам поищу. — Кашин, будто ужаленный, затряс головой и стал петлять меж толпы, скрываясь в её ряби. Руслан старался разглядеть его в краске цветов подростковой одежды, да и зацепиться взглядом за такую шпалу было легче лёгкого, но друга парень так и не разыскал. — Сига в груз будет? — Кулич устало вздыхает. — На, — говорит Тушенцов, выворачивая карманы джинсов и цепляясь за безымянную помятую сигарету, — держи. — Бонд, что ли? — В душе не ебу. — Ладно, от души, Руслан. — Илья саркастично стучит себя в грудь в знак благодарности. Оглядывает парня снизу вверх и, сглатывая, хитро щурит глаза. — Поебашили с нами? — Куда? — Тушенцов, обомлевший, пятится назад. — Сам увидишь, — произносит Илья, заправляя сигарету за ухо. Руслану в лицо дул ветер, и волосы трепались каштановой соломой, в груди рдел восторженный полукрик. Ноги сами несли его вперёд, навстречу чему-то новому, искушающему неправильностью и опасностью. Даня шёл ужасно быстро, спрятав руки в карманные прорези найковских штанов, и маячил обтянутой флисом толстовки макушкой спереди. Тут, совсем рядом, шёл Кулич, мало обращая внимание на дорогу, и был полностью посвящён в интернет дебаты в телефоне. Тушенцов повернул голову и оглядел свойски выглядящего парня, который мягко, приветливо улыбнулся и кивнул. — Ильдар Хабибуллин. — Руслан Тушенцов. — Мы одноклассники? — недоумённо поинтересовался парень. — Да. Удивительно, как мало я замечал за все эти 10 лет. — Ильдар усмехнулся и достал из поясной сумки, надетой через плечо, смартфон. Он включил какую-то качающую мелодию, задвигав головой в такт. — Что это? — Я не запоминаю названия. Руслан тоже усмехнулся: как удивительны они, все эти люди, живущие и привыкшие к подобному. Он потихоньку исчерпал потуги чувствовать себя лишним и уже сжился с ватагой. Ребята не вызывали упования, но и злобы, неприязни тоже. Такие компромиссные отношения Тушенцова вполне устраивали. Даня заворачивал во дворы, толкался плечами и не оглядывался почти ни разу. Руслан с энтузиазмом подумал, что вот оно, простое довольство тем, кто ты есть. У тебя компания, понимающая тебя, у вас — общие интересы, склонности и привычки. Каково это, интересно, — чувствовать себя неразделимой частью с кем-то? — Почти пришли, — оповестил парней Кашин, оглянувший их из-за плеча. — Сергеич будет? — вступил Ильдар. — Нет, тут делов-то хуйня, тьфу. — Даня, на ходу повернувшись, уморительно показал кукиш и вновь отвернулся. — Пацаны, сколько времени? — Четыре доходит, — бурчит Илья, не желающий отрывать глаз от экрана. — Опять тёрки с этими долбоёбами из 243 шараги? — Без этого никак. — Парни, парни, извиняюсь за тупые вопросы, наверное. А чё вы там делать будете? — Тушенцов останавливается, когда до места назначения остаётся всего ничего — дворовая арка, открывающая впечатляющий вид на пестрящую парнями в куртках детскую площадку. Хабибуллин сбавляет темп, хватает его за рукав и тянет, приговаривая: — Ой, Руслан, смотри не напорись. Будешь стоять молча, как свидетель, заебок? Потому что если до тебя доебутся такие чувачеллы, — Ильдар усмехнулся, хрюкнув. — Бля, короче, они корышные, конечно, но типы не из приятных. Молчи, а если чё докопаются — говори Кашину. — А зачем вам вообще сюда? — У нас с ними давние контры, — сообщает Илья, наконец разлучаясь со смартфоном. Он поправляет на себе джинсовую куртку и ласково смотрит на Тушенцова. — Добро пожаловать, блять, в низы общества. У Тушенцова от волнения клокочет в горле, и сердце стучит в бешеном ритме, выдавая Руслана с потрохами. Хмурые взгляды, неприветливые лица, громогласные тройные полосы на штанах — всё так, как он представлял. Тушенцова окидывает взглядом плюгавый бритоголовый мальчуган, которому наружно лет четырнадцать, не более. Адреналин кровью пульсирует в висках. — Салам пацанам, — хрипит спокойный Даня. Руки они ни с кем не жмут, и Тушенцов отходит чуть поодаль, не желая оставаться в «укрытии» трёх спин. — Чё за дела, Кувшин? — спрашивает, исподлобья глядя, ещё один рыжий. Он поправляет яркую олимпийку. — Мне тут одна птичка шепнула, что вы нашего пацанёнка шугнули за нихуя, а, Ванёк?! Руслан переводит взгляд на того самого мальчишку и усмехается нелепости: что за глупости, разве в таких кругах друг на друга лезут за малейшие проступки? — Пацанёнок раскудахтался, в чём проблема? Мы его просто прижали, и вообще, чё он тут делал, спрашивается? — Тебя ебёт? Скрипит железо облезлой качели. — Меня интересует, — прокашливается Даня. Тушенцов удивляется его невозмутимости: похоже, он один чует что-то неладное. — Интересуйся картинами в галерее, Кувшин, а тут мне отвечай. — Поперечный наклоняет голову вбок и покачивается на носках. — Ты мне кто такой, чтобы я перед тобой из-за пиздюка отчитывался? Хуйня вопрос, Даня. У меня к тебе тоже вопрос, хули этот пиздёныш мыкается тут кругом? Он чё, районы спутал? Один хер, мы его пиздить не будем. Если только косяк будет крупный. Доёб из-за хуйни, имхо, — Кашин усмехается, самовлюблённо глядя в глаза напротив. — Другой вопрос… Тушенцов уже не слышит, каков был вопрос, каков был ответ — тем более. Зато в памяти отчётливой картинкой остаётся то, как быстро слезают с лавочек парни с Адмиралтейского, как закатывает рукава Ильдар, и как они сталкиваются в неуёмной толкучке, позже сцепившись один на один. На Руслана тоже налетает какой-то паренёк, и они валят друг друга на асфальт. Тушенцов бьёт в лицо, Тушенцова — в живот. Наверное, мама тогда была права. Но, мама, понимаешь ли ты это чувство общности и дикого восторга?