<'"'>
Проблема в виде жутко расстроенного и подавленного учителя математики никуда не пропадала. Самое сложное в этой ситуации – проблема не была выдуманной. Антон почти начал ощущать себя виноватым, когда в десятый раз за три минуты после начала урока словил обиженный взгляд Арса. Кажется, Антон его слегка задел. Возможно, даже не слегка, если буквально. Весь урок парень чувствовал напряжение. Он никогда не был проницательным эмпатом, но в этот раз подобное почувствовал даже он. Как ни странно, от этого он ещё больше чувствовал себя виноватым. Признаваться в этом самому себе не хотелось совершенно, поэтому, чтобы избавиться от этих глупых ощущений, он решил пойти на компромисс с совестью. Перед самым звонком он успел для себя решить, что просто извиниться перед учителем – самый сносный вариант. Тот не будет дуться, а Антон перестанет испытывать вину. — Маша, могу я тебя попросить? — спросил после звонка Лисичкину Арсений Сергеевич. — Раздай, пожалуйста, тетради с самостоятельными работами с прошлого урока. Маша, улыбаясь так, будто выиграла мисс мира, принялась раздавать тетради. Антон уже вышел было из-за парты, собираясь направиться к учителю, как вдруг, выудив из середины стопки тетрадь с футболистами, одноклассница вручила её Антону. Первому. Выделила среди всех. Не могла же она упустить возможность, да? Вот только почему не упустил возможность отомстить математик, Антон решительно не понимал. — В смысле два?! — весьма громко поразился он обнаруженному в тетради. — Арсений Сергеевич! Хмурясь от несправедливости, напугав тем самым очередную пятиклашку, пришедшую посмотреть то ли на него, то ли на учителя, Антон стремительно направился на разборки. Где это видано: получать пару за хорошо списанную самостоятельную! — А здесь тебе не тут! — важно подбоченившись, отчитал Антона Арсений Сергеевич. Что это значило наверняка не смог бы объяснить даже он сам. Антон долго сверлил учителя негодующим взглядом, испытывая его нервы, прежде чем сказать: — Я, значит, извиниться хотел, а вы сразу два. Да ну вас. И, развернувшись, уже собрался выйти из класса, но его остановила внезапная рука на плече. — Подожди, — уже с совершенно другой интонацией, чем ранее, попросил Арс. — Ладно, давай... давай ты придёшь после уроков и перепишешь работу с другим вариантом? Я исправлю оценку. — Окей, — бросил Антон, не оборачиваясь, и вышел. Как же сложно с этим учителем.<'"'>
Очень сильно хотелось сбежать в библиотеку, но Антон не был уверен, что можно. Да и надо было выяснять у одноклассников с другими вариантами их ответы на самостоятельной. — Машка, а у тебя какой? — Второй, я же говорила уже. Несколько раз! — Погодь, я же второй писал. Мы не можем быть одного варианта. — Ты про вариант?.. — Ну да. А ты опять про сиськи? — Да... — А ещё говорят парни озабоченные, — вздохнул Антон, мотая головой. — Так вариант какой? — Третий. — И ты третий! У кого не спрошу – у всех второй или третий. А где первый? Или четвёртый, раз третий есть? Ответы на него я-то уже запомнил. — Сразу видно – новичок, — хихикнула Машка и закатила глазки. — У Арсения Сергеевича никто не пишет первый вариант. Потому что он сам первый среди всех. Классно придумано, да? — Ага. Черёд Антона закатывать глаза. Под мечтательные вздохи Машки он вдруг перевёл взгляд на доску. И улыбка начала расползаться по его лицу. На доске огромными буквами было написано прекрасное матерное слово. И жить сразу стало как-то проще, и Воронежем родным запахло, и настроение вмиг оказалось где-то на высоте самооценки Арса. Антон даже внимания не обратил, что опять подумал о нём – так счастлив он был. Он взял телефон и на радостях сфотографировал наскальную живопись. Было дерзкое ощущение вызова обществу, когда он вот так вот фотографировал женский половой орган на глазах у всех, но в этом и была своя особенная прелесть. Когда его одноклассник Андрюха, завидев надпись, чуть не расплакался, Антон спустился с воронежских небес на питерскую землю, вспомнив, где всё-таки находился. После уроков, как было предписано пророчеством, Антон отправился переписывать самостоятельную. Арс всё ещё выглядел обиженным и преданным, но честно даже помогал Антону с ней. Самым неожиданным было то, что Антон начал понимать. Оказывается, используя всего пару формул из учебника и нарисовав правильный рисунок, можно всё решить... Это открытие приятно удивило его. Он написал работу на почти честную четвёрку (совершенно неважно, что все ответы он заранее аккуратно переписал на запястье и совсем немного – на ладошку). — Ну как? Теперь доволен? — совсем слегка улыбаясь, спросил Арсений Сергеевич. — А то, — улыбаясь широко, ответил Антон. — И это... извините. — И ты тогда меня прости, — сказал Арс и отвёл взгляд. Антон вдруг осознал, что ему-то извиняться по сути не за что. — Вы мне всё равно не нравитесь, Арсений Сергеевич. — Я знаю.<'"'>
После переписывания самостоятельной работы Антон решил дождаться Машу с дополнительных занятий. Давно пора подышать свежим осенним воздухом в интересной компании. Дверь кабинета по истории открылась, выпуская Марию. Улыбаясь, к ней подошёл Антон. — Пойдём гулять после школы? — предложил он, не сомневаясь, что Машка такому предложению будет рада. — Ну... — засмущалась она, кокетливо накрутив на палец локон. — Мне ещё уроки же делать, это на пару часов ещё... Антон не выдержал. Одна бровь его драматично изогнулась, своим прогибом в силах заставить завидовать титулованных фигуристов, пока другая высоко приподнялась – там уже даже самооценка Арса не допрыгивала. Не стесняясь выражений, Антон возразил: — Маша, ты тупая! Маша! Какие уроки?! На секунду ему даже почудилось, что девушку это задело. — Тогда идём гулять. Показалось, наверное. У выхода из школы они встретили Макарова. Тот изъявил сильнейшее желание погулять вместе с ними. — А есть что-нибудь драматичное? — переигрывыя, ахнула Машка, когда Антон листал аудиозаписи в поисках годного музла. Хмыкнув, он попытался найти что-то подходящее. — Мне вот эта песня нравится, она достаточно драматичная? — говоря это, Антон включает «Ты была выдумана» Кевин Дейла. — О-о-о, а я под неё резался как-то, — внезапно заметил Илья и улыбнулся. — Чё? — не понял Шастун, хмурясь. — Я тогда выключаю, прости. — Нет, верни, я послушать хочу. Всё же, к странностям питербурчан – а Антон был уверен, что такие только они – парень всё никак не мог привыкнуть. Шальные они какие-то, дикие, абсолютно ненормальные и до истерически-смешного странные. Признается Диме в том, что оттого только интереснее, он ещё нескоро.