Шкау

      С самого утра, только придя в школу, Антон, кажется, довёл гуляющую по школе медсестру до предобморочного состояния, просто шмыгнув носом. Намёка от жизни он не понял, поэтому ещё у главного входа не развернулся домой, а спокойно прошагал в кабинет физики.       И зачем-то покашлял, сев за парту.       Привычный шум одноклассников состоящий из разговоров, смеха и борьбы карандашами тут же стих. Абсолютно все ученики в классе ошарашено устремили взгляды на Антона.       — Ты что, — не веря в происходящее, поражённо спросила отошедшая через пару минут от шока Машка. — Заболел?!       — Ну, не, — просто пожал плечами Антон. — Подумаешь, кашлянул. Пару раз.       — Пару раз! — воскликнула Маша, прикрыв ладошками рот. — Боже мой, Антон! Антон! Я не готова тебя терять так рано! — запричитала она, начиная, кажется, плакать. — Ты ведь ещё совсем молод...       — Ты меня хоронить уже собралась? — вздёрнув бровь, удивился Антон.       Безутешная Мария не смогла ему ничего ответить, действительно расплакавшись. Вокруг них начали скапливаться одноклассники с траурным выражением на лицах. Кто-то сочувственно похлопывал Антона по плечу, а его глаз вновь начал дёргаться. Если он и был болен, то нервным тиком. Почему насчёт этого никто не переживал?       — Ребят, вы чё вообще?       — Ты наш дорогой друг... ты навсегда останешься в наших сердцах... — проронил грустно кто-то в толпе.       — В Питере чё, болеть нельзя? — поразился Антон. — С такой-то погодой?!       — Мы просто всегда готовы к худшему, — ответила ему Маринка, кажется, уже обрабатывающая его фото в чёрно-белом стиле.       — И переживаем за тебя, Тоха-а-а, — сквозь слёзы, прохныкала Машка. Она так искренне рыдала, что её даже жаль стало.       — Да нормально всё со мной! Покашляю немного, через неделю забудете уже! — Из-за всеобщего траура Шастун даже как-то разнервничался. Он собирался взять себя в руки и прекратить оправдываться, но из-за Машкиного несчастного завывания «никогда тебя не забу-уде-е-ем!» не смог не продолжить: — Про кашель мой забудете! Я в Воронеже простывал иногда вот так, ничего серьёзного никогда не было.       — То есть ты... уже болел раньше? — выглядя чрезвычайно удивлённым, спросил Андрей, раз пять поправив очки на носу, будто его глаза отвечали за слух. Или за мозг.       — Ну да. И жив остался. Как и все нормальные люди.       Одноклассники недоверчиво переглядывались друг с другом. Антон решил на всякий случай хотя бы перед родителями не кашлять. Да и сейчас хотелось сказать что-то вроде «да я вас разыграл», но нечто ему подсказывало, что в это поверят ещё меньше, чем в то, что он останется жив.       — Как же ты вообще умудрился? — справившись с эмоциями, задала интересующий многих вопрос Маша.       — Я просто думал, — нехотя ответил Антон, всё ещё испытывая дискомфорт от того, что его окружала такая толпа.       — О любви? — спросил кто-то.       — О жизни? — предположил другой.       — Мечтал о будущем? — сошёл с ума третий.       — Я похож на романтика или мечтателя? Эндгейм посмотрел просто.       Прозвенел звонок, спасающий от прочих расспросов. Антон искренне надеялся, что одноклассники, увидев, что он пережил даже физику, угомонятся. Машке же, чтобы случайно не стать в её мыслях заразившимся чумой путешественником во времени, он рассказал о том, что под мысли много курил. Дома нельзя, поэтому на улице, а там внезапно холоднее, чем ему казалось. Никаких страшных событий, после которых он бы скоропостижно скончался. Машка, кажется, поверила. Или лишь сделала вид.       Удобнее положив под голову руки, Антон, наконец, попытался расслабиться. Три месяца в новой школе – приличное время, и ему казалось, что успел ко всему привыкнуть. Но питербурчане всегда находили возможности его удивить. Возможно, Антон действительно заболеет, когда перестанет их так называть.       Возможно, он уже чем-то заболел, раз до сих пор самую малость переживал о том, что Арс всё ещё обижался. Но это скорее всего из-за оценок. Двойки двойками, но ЕГЭ по математике сдавать надо.       — Тох, — вдруг начала Машка, до этого усердно делающая вид, что слушала учителя. — А ты чего с Макаром сделал?       — А что я с ним сделал? — нахмурившись, не понял Антон.       — Его глаза цвета быстрого ветра, которыми он смотрит на тебя, так печальны. Между вами точно что-то произошло!       — Да пидорас он, вот и всё, — хмыкнул Антон. Глаза цвета быстрого ветра. Недурно, но Машка могла и лучше.       — И что? — не поняла девушка, странно посмотрев на Антона. Вздохнув, добавила: — В любом случае... он просил передать тебе кое-что.       — Что же?       — «Не связывайся с Арсением Сергеевичем. Он на самом деле опасен». Я тебе, между прочим, тоже самое говорила.       Сдерживая смех, Антон лишь кивнул. Опасен, как же. Опидорасить может только разве что. Но это Антону не грозит, пусть Наташа из Мстителей и разбила его сердце.

<'"'>

      Яростно скрывая свою абсолютно нормальную лёгкую простуду, Антон действительно начинал краснеть, встречаясь с кем-то взглядами. Не потому, что смущался, конечно же, а потому, что слишком сильно напрягался и задерживал дыхание, чтобы тут же не закашлять, поэтому был красным примерно всё время. Кажется, о его состоянии начали поговаривать странные вещи.       — Ты видела, что с Шастуном? Он так краснеет...       — Да, видела! Тут всё понятно: либо умирает, либо любит.       — И непонятно, что хуже ведь!       — Почему? Любил бы пусть!       — Ты что! Если он влюбится, то...       Что при этом случится Антон не дослушал, потому что не хотел знать.       У людей всегда только две крайности: смерть или любовь? Почему нельзя придумать что-то ещё? Атаку инопланетян или превращение в дракона на крайний случай.       — Антон? — позвал вдруг знакомый приятный сердцу голос. — Что с тобой?       Антон повернулся к Зое Захаровне и улыбнулся. А потом ещё сильнее покраснел, потому что кашлять хотелось невероятно сильно. Он верил в адекватность любимой учительницы, и только из-за этого было страшнее вдруг узнать, что он ошибался.       — Тебе плохо? — совершенно серьёзно спросила женщина и немного нахмурилась. Ответа не последовало, и она приложила ко лбу ученика ладонь. — С таким лицом твой лоб должен был бы поджечь мою руку. Выдыхай, парень.       — Х-х-х, — попытался действительно выдохнуть Антон, всё ещё борясь с кашлем, но в итоге не выдержал. Раскашлялся ещё сильнее из-за сдерживания, а потом, закончив, испуганно посмотрел на Зою Захаровну. — Ой. Я не умираю, если что.       — Раз твои лёгкие всё ещё не у нас под ногами, то да, ты не умираешь, — усмехнулась та, а потом, чуть посерьёзнев, добавила: — Шёл бы ты отсюда, петушок. Не смотри на меня так, у меня в деревне петухи – очень важные птицы. И ты школе важен, как каждый здесь учащийся. Иди домой, подлечись. Я тебе даже домашку по сегодняшней теме задавать не буду и других учителей попрошу так же сделать, как смотришь на такое?       — Ого, — с удивлением и радостью откликнулся Антон. — Я даже чай горячий выпью дома ради такого!       — И это ты называешь лечением? — тут учительница сделалась совсем хмурой. Антон успел заволноваться, что сейчас ему пропишут полоскания, горчичники или ещё что-то дикое. — Берёшь из холодильника батино пиво, греешь и пьёшь.       — Чё? — выпал парень. — То есть, что?       — В Германии тёплым пивом лечатся. Хорошее средство, скажу я тебе. Только не в микроволновке грей. И родителям, наверное, тоже рассказывать не стоит.       Любовь к этому человеку у Антона возросла, кажется, до небес. Улыбаясь и сжимая лямку рюкзака на плече, он уже собирался поблагодарить Зою Захаровну и быстренько сбежать домой, но так просто ему это сделать никто бы не дал.       Просто так бы дал, если на то пошло.       — Что рассказывать родителям не стоит? — с любопытством спросил подошедший Арсений Сергеевич. Явно игнорируя Антона, он смотрел на свою коллегу и ожидал ответа от неё.       — Про методы лечения.       — А ты что, заболел? — тут же меняясь в лице и обращаясь уже непосредственно к Антону, выпалил Арс. Его глаза стали широкими-широкими, и какой-нибудь питербурчанке наверняка понравилось бы их сейчас разглядывать и описывать всякими разностями.       — Эм, чуть-чуть. Я не умираю, — в который раз за день сказал Антон, попятившись. Свобода была так близка... — Зоя Захаровна меня домой отпустила.       — А дома родители есть? Лекарства?       — Нет, они на работе. Есть чай... — Антон хотел добавить «и пиво», но вовремя передумал.       — А когда будут?       — Вечером поздно.       — Тогда ты едешь ко мне!       — Чё?       Этот допрос с последующим странным решением Антона ввёл в недолгий ступор. Совсем недавно Арс обижался и игнорировал, а теперь волновался и хотел привезти к себе. Чё?       — У меня дома есть лекарства помимо чая, и ты будешь под присмотром. Это не обсуждается, Тош!       — Не поеду я никуда с вами! — возмутился Антон и вернулся в реальность. И перед этим ненормальным он ещё думал, как извиниться за что-то? — Ехать со странным мужиком к нему домой, чтобы он напоил меня какими-то таблетками? Я похож на дебила? А если и похож, то не на такого же!       — Антош, я просто помочь хочу, — опешив, попытался оправдаться математик, смотря на своего ученика так растерянно, будто они поменялись званиями.       — Тогда помогите тем, что дадите мне пройти, — зло бросил Антон и всё же направился на выход. Ему очень хотелось добавить что-то обидное, и он, не видя особых причин этого не делать, тихо сказал: — Придурок.       Вряд ли Арс это услышал. Да и какая разница? Вся школа сумасшедшая хоронила его раньше времени, а Арс просто предводитель этого безумия. Антон за этот день так устал от этого, что ему было не до приличий.       Но всё позади. Буквально – школа осталась за спиной, и Антон шёл домой, с каждым шагом успокаиваясь. Давно он так рано домой не приходил. Успеет на какую-нибудь дичь по Никилодиуну.

<'"'>

      Нельзя просто так взять и не обсудить всё с Димой, который сегодня тоже читер с тремя уроками – на физру не пошёл, а от биологии после неё освободили на один урок за хорошие оценки.       — С тобой будущий труп говорит, понимаешь?       — Все мы будущие трупы. Не удивил.       — Резонно. — Шастун задумался. — Тебе кинуть мои чэбэ фотки, которые в беседу каждый второй шлёт? Я кстати ни одной раньше не видел.       — Ты забыл, что я не твой фанат?       — Точняк. Зато мой главный фанат сегодня совсем берега попутал.       — Арс?       — Ага. Домой к себе забрать хотел, когда понял, что я простыл. Про лекарства затирал. Настойчиво ещё так!       Дима на это не ответил. Лишь нахмурился и перестал улыбаться.       — Ты чего? — удивился Антон. — Охеренел с того, какой он дикий, да? Я тоже так думаю.       — Ты пробовал смотреть на солнце? — Дима совершенно внезапно начал говорить загадками. — Оно ослепляет, верно? И ты отворачиваешься от него или прикрываешь его рукой. Вот только от этого оно не исчезает. Оно всё ещё там – светит для тебя.       — Это ты о чём вообще?       — А если бы Арс был девушкой? — продолжил задавать странные вопросы друг с серьёзным лицом.       — Э-э-э... а что было бы?       — Представь. Довольно симпатичная девушка, которая смотрит на тебя самыми влюблёнными глазами из всех, заботится о тебе даже тогда, когда ты тупо не заслуживаешь этого, даже во время обиды, волнуется, помогает с учёбой, общается с тобой романтичными записками, которые тебе нравятся, и вообще – реально любит. Как тебе такое? Как относился бы? Замутил?       — Когда ты так говоришь: симпатичная, заботливая, романтичная... звучит круто. Я бы с такой замутил, — мечтательно проговорил Антон, прикрывая глаза и явно что-то представляя, а потом спохватился: — Фу, блять, Дим, чё за херня? Мы же про математика говорим. Ужасно звучит!       — Это не Дима, это мир херня, в котором люди любят вагины и члены, а не души людей.       — Чё?..       — Да забей. Не понимаешь ты этого.       Дима сбросил вызов, а Антон, кажется, задумался. Но они ведь про Арса говорили! Про то, какой он нелепо-ужасный с этой своей беспричинной заботой, про то, что он слишком... влюблён в Антона?       Думать об этом совершенно не хотелось. Ведь, если так продолжать, то математик действительно ничего плохого не сделал, а будь он «ей», то и вовсе мог бы понравится Антону.       Херня какая-то... надо пиво разогреть и полечиться.