Opposite each other

      Чимину казалось, что его жизнь — это маленький красный клубок нити, который постепенно уменьшался в размере, как и его жизнь в днях. Веселье давно прошло, а двадцать девять свечей на торте очень сильно пугали затуманенный усталостью разум. Ему, Чимину, исполняется целых двадцать девять, но в свои двадцать девять он почти не добился того, о чем так долго и старательно мечтал. Единственное, что он смог — это банально завести семью. Жена, ребёнок — все прекрасно, его жизнь прекрасна с этими двумя. Но так казалось ему до определённого момента, до момента, когда высокий статный мужчина со своим вспыльчивым характером не вызвал его к себе. — Да, Господин Чон, чем могу помочь? — голос Чимина слегка дрожал, а руки теребили край дешёвого пиджака, и хотя это все неприемлемо для полноценного мужчины, Чимин поделать с собой ничего не мог. — Вы знаете, что натворили? — голос, взгляд — буквально все было сухим и грубым, именно таким был их шеф, хозяин, босс — Чон Чонгук. — Д-а? — Чимин натворил много чего и много чего он скрыл ото всех: от коллег, от жены, от Чонгука и если бы мог, то скрыл бы от себя. Но не может. — Где отчёт по продажам? А накладная? Мне до сих пор неизвестна общая сумма за прошлый месяц, и последнее, где контракт с TYOP-GROUP? — Чимин стоит, опустив голову, сложно ответить на один вопрос, а тут целых три. Глаза его нервно бегают, а в горле давно пересохло, Паку кажется, что его кто-то душит, кто-то, кто знает все его недостатки, кто-то, кто знает его нетрудоспособность и нелепые косяки. Однако душит себя он сам, душит Чимина его же совесть. — Я… Отчет был потерян, но я составлю его снова, накладная… На неё был пролит кофе, и… — Чимин не успевает и продолжить, как его перебивает грубый голос Чонгука. — Не продолжай. Просто собирай свои вещи и уходи. Ты уволен. Голос не дрогнул, взгляд не изменился, словно не человек стоит перед Чимином, а стальная копия, которая такая же холодная и непробиваемая. Эти слова эхом отдаются в ушах, и Пак всем сердцем надеется, что это лишь его больной предрассудок. — Что? — подняв голову, переспросил парень. — Ты уволен. Выметайся! — чуть повысив голос, произнёс Чон. — Но… — Вон! — этот убивающий взгляд разъедал всю плоть Чимина, он абсолютно ничего не может сделать: ни сдвинуться, ни возразить — совершенно ничего.       Чимин просто молча выходит из кабинета — ему нечего сказать. Ведь уволили его по причине и весьма весомой. Что теперь делать? — не только этим вопросом задавался Чимин, его пугало другое: как он скажет такую новость жене.       Вероятность того, что человек проживет свою жизнь как богач равна не больше пятидесяти процентам, а то и меньше. И Чимин уверен, что его судьба состоит именно из нитей того несчастного клубка, где пряжа является самой дешёвой. И те оставшиеся проценты, которую проживают богачи, Чимин люто ненавидит. Ненавидит всем своим чертовым сердцем.       И сейчас этот разочарованный взгляд, этот томный вздох и скудное молчание — все это пугало до чертиков. Чимин мужчина и ему двадцать девять, но страх перед женой кажется ему невыносим. Он любит её. И её характер, но иногда, почти всегда, Чимин чувствует себя полнейшим неудачником рядом с ней. Кем и является по жизни. — Что теперь делать? — тихо задаёт вопрос она, медленно усаживаясь рядом. Что делать? Чимин не знает, что делать, ведь, по сути, никто не возьмёт Чимина работать, так как увольнение из компании Чона многого стоит. — Искать работу… — тихо выдыхает Пак. Всё довольно сложно и неописуемо, но даже если возможно что-то объяснить Чимин бы не смог, просто потому что не умеет.       Она тихо сидит. Просто молчит, от чего страх переполнял Пака с головы до ног. Такое молчание жены всегда пугает, вызывает дикий ужас в груди. Он поворачивает голову, смотрит на её обеспокоенный профиль и тихо вздыхает. Сонми вздыхает вместе с ним. Смотрит ему в глаза, берет за руку и тихо произносит: — Мы справимся…       В тот злополучный день эти слова были поддержкой и неким стимулом для Чимина. Он всеми силами искал работу, спрашивал у всех и ехал так далеко, что казалось, словно конца не существует. Но все без толку, его никто не брал, никто даже не удосужился просто выслушать запыхавшегося парня. От чего Чимину было больно вдвойне.       Проливной дождь бил по крышам домов и идеальному асфальту, превращая этот сероватый оттенок в более тёмный. Мокрый до ниточки, Чимин шагает по тротуару, попутно пуская слезы, которые под таким проливом не было видно. Его миллионная попытка была провалена снова, снова его, черт возьми, даже не выслушали.       Глаза щипало, а тело дрожало от жуткого холода, что сковывал все тело. Пак медленно передвигал ногами, стараясь делать шаги более уверенными. — Ты чего… Глухой? — Пак оборачивается на явно пьяный голос и крупно вздрагивает. Двое пьяных мужчин, шатаясь на своих двух, направлялись прямо к Чимину, один из которых держал в руке раскладной нож. — Вы что, ребят? — удивлённо и с ноткой страха, спрашивает Пак. — Смотри какой, он даже не слушал нас…       Пак всегда знал одну сущую истину: его судьба написана полузаконченными чернилами. А пустые пропуски, на место которых должны были стоять буквы, так и остаются вмятыми. Его жизнь за пару секунд может кардинально измениться, приобрести внушающее количество ярких красок, а может и исчезнуть. Как, например, сейчас. Всего шестьдесят секунд и Чимин отключается, больше не чувствует абсолютно ничего, лишь маленькую обиду на жизнь, что, видимо, скоро закончится.       Кровь текла по его бедру прямо на тот самый мокрый асфальт, что сейчас окрашивается в ярко-алый, боль пронизала его тело, он чувствует, как нож все ещё в нем, и как разум постепенно отключается.       Этот мир всегда был жесток, и Чимин это хорошо знал. Знал, что хриплый голос его никто не услышит, что дождь так и будет лить на его почти бездыханное тело. Знал, что все так и закончится. Почему-то каждый раз, его линия жизни обрывается именно на том моменте, когда он нуждается в помощи. Чимину начинает казаться, что Вселенной просто все равно на его скудную и никому ненужную жизнь.       Перед глазами затуманенный образ его ребёнка и жены, Чимин видит и улыбается, стона от боли. Последний миг, последняя секунда и Пак просто закрывает глаза, позволяя разуму упасть в пустоту.       Чимину двадцать девять, у него есть ребёнок и жена. Чимину целых двадцать девять и его жизнь может закончиться сейчас на холодном и мокром асфальте.