Часть 2
9 июня 2019 г. в 15:38
Детский смех раздавался в ушах, словно приятная мелодия, Чимин улыбается, чувствуя себя полностью в невесомости. Его глаза сомкнуты, губы успели потрескаться и побледнеть до беглого белого раскраса. В нос внезапно ударяет неприятный запах медикаментов, и Чимин распахивает в ужасе глаза. Белые стены давили на разум, первые секунды он не может понять, что происходит, а потом бок отдаётся болью, такой пронзающей и невыносимой. Пак опускает взгляд, видит кровавое пятно и вспоминает все. Все, что было тогда ночью.
Если Чимину сказать, что боль заключается в голове человека, он воспримет это высказывание с лёгкой ухмылкой на лице и дикими криками внутри, потому что боль заключается не как в голове человека, как в его потребностях. Например, в потребностях денег. Их отсутствие приносит боль, но даже их присутствие заключает человека в пелену зависимости, от которой возможно избавиться лишь оставшись с одной воной в кармане.
Его, Чимина, руки трясутся, когда он видит указанную сумму для лечения на белом листке, а глаза просто лезут на лоб. Такую сумму он не выплатит, по крайней мере, именно сегодня, именно сейчас, точно. В его кармане находится лишь две тысячи вон, которую он, даже не раздумываясь, потратит на семью. Видеть такую сумму равноправно тому, чтобы просто умереть. Однако лечение уже почти завершилось, а деньги так и не нашлись.
Это обеспокоенный взгляд Сонми, и испуганные глазки сына, Кихена, буквально разъедали последнюю частичку разума. Все — даже Кихен — понимают, им не выплатить эту сумму.
— Ты в порядке? — тихо задаёт вопрос Сонми, сжимая в своих костлявых руках квитанцию.
— Прости, — еле выдохнул Пак.
Им обоим не надо слов, чтобы понять — все хуже, чем ужасно. В голове Чимина происходит война, война самим с собой, где он, Чимин, пытается доказать, что все нормально, что все не так плохо, но эти шесть цифр говорили об обратном.
Чимин медленно встаёт с кровати и, пытаясь игнорировать жуткую боль буквально во всем теле, подошёл сначала к сыну, а потом направился к справочном столу. Ноги его дрожали, ходить было невыносимо трудно, а руки еле сжимали тоненький листик.
Перед Чимином прошелся весь его полугодовой кошмар, когда чёрные, словно орлиное крыло, глаза смотрели прямо на него. Этот силуэт, эту походку и этот чёртов взгляд — Чимин узнает из тысячи. Ведь в семь утра кофе, восемь отчёт за прошлый день, а уже днём новый приказ. Он смотрит на этого человека, дрожит буквально весь, ведь перед ним тот, кто сделал с ним это. Перед ним тот, кто может убить одним лишь взглядом, перед ним тот, кто выпотрошит из тебя всю душу, перед ним — Чон Чонгук.
Чимин смотрит удивлённо, буквально не отрывая взгляда, а Чонгук смотрит на него. На него в целом. На его ноги, на его сжимающие листок руки, и на бок, где рана начала кровоточить. Чимин отрывает взгляд, делает вид, что все хорошо, что он вовсе не знаком с этим человеком и проходит мимо него, направляясь прямо к справочному столу.
— Простите, — Чимин сжимает бок рукой, и жмурит глаза от боли, — Я… Не могу оплатить предоставленное лечение. Можно… Можно как-то по-другому?
Девушка обводит его взглядом и томно вздыхает, а Чимину становится невыносимо стыдно. Бестолковый, бедный и почти никому не нужный — именно такой Пак Чимин. Парень все ещё удивляется почему, почему его жена с ним, с жалким Чимином.
— Я оплачу, какая сумма? — внезапно рядом раздаётся знакомый хриплый баритон, и Чимин удивлённо поворачивается на него.
Они встречаются на мгновение взглядом, но оба же его отводят быстро. Чонгук кивает молодой девушке, протягивая зелёную карту, а Чимин смотрит лишь на это просто молча. Стыд перекрывал все чувства, которые бушевали в нем, его лицо горело огнем, а в глазах читалось простое: «Зачем?»
Чонгук молча кивает, когда ему возвращают карту, а потом кидает быстрый взгляд на Чимина, что опустил голову. Хрупкие плечи, растрепанные волосы, бледная, словно у мертвеца, кожа — Пак определенно выглядел болезненно. Чонгук не мог этого не заметить. Не мог и пройти мимо.
В голове Чонгука происходил вихрь из мыслей, который никак не мог успокоиться, скорее, напротив, усиливался с каждым разом сильнее. В нем проснулось то странное чувство, которое исчезло давно, примерно, как только он стал начальником. Чувство жалости. Почему-то стало жалко эти потухшие глаза, мёртвые губы и чуть грязные волосы, почему-то захотелось помочь этому согнутому от боли парню. Чонгук уволил Пак Чимина. Чонгук сделал это заслуженно.
Чон Чонгуку всего тридцать, а его жизнь превратилась в «принеси, подпиши, уходи», казалось парень отрешенный, казалось вообще не такой, но иногда пробиравшийся лунный свет в его окно будил в нем человечность, человечность, которую он почувствовал, смотря на Пака.
— Ничего не говори, — Чон обходит Пака и приостанавливается. — Будь здоров, на тебя ребёнок смотрит.
Сердце Пак Чимина сжимается. Душа Пак Чимина пытается успокоиться. Его глаза невольно выдают те нелегкие чувства, что находятся в нем уже такое долгое время. Он смотрит на своего сына, что внимательно смотрит на него. В его взгляде невозможно было что-то прочитать, кроме одного — непонимание.
Он медленно подходит к ребёнку с адской болью в боку и садится напротив него. Смотря на своего малыша, Чимин чувствует себя ещё более ущербно, чем есть на самом деле. Карие глаза, пухлые щеки, алые губки и чуть подрагивающие реснички — это чудо принадлежит ему, Чимину, который ничего не может сделать со своей жалкой жизнью. В руках этого маленького человека сжимается старый заяц с одним лишь ухом. Эту игрушку ему подарил Чимин, когда тому исполнилось пять, с того времени прошло два года, и заяц успел потрепаться, в точности как и жизнь Чимина. Он проводит пальцем по щеке мальчика, мягко улыбается, а потом обнимает. Потому что это его ребёнок, его маленькое чудо, которое он ни за что на свете не заставит страдать.
Пак чувствует на себе взгляд, взгляд, который трудно описать словами, который бы определённо затронул сердце каждого человека. Этот неописуемый взгляд принадлежал ей, Сонми, что стояла рядом и смотрела на все происходящее через пелену слез. Сердце больно сжималось, и, казалось, что ещё немного и оно лопнет на тысячу маленьких кусочков. Чимин вздрагивает, когда малыш обнимает его в ответ, когда маленькие ручки проводят по его спине в утешительном жесте, и когда детский голос произносит еле слышимое: «Папочка, не болей».
Когда ты слышишь первый голосок своего ребёнка, этот первый плач, твоё сердечко на мгновение останавливается, и вся твоя жизнь проходит перед глазами. У Чимина был так же. Первый плач ребёнка отдался у него импульсом в голову, из-за чего сдержать слезы было весьма трудно, тогда он не мог поверить, что этот маленький кокон его чудо, тогда Чимин ничего не мог понять, он просто был рад. И сейчас, когда это кокон стал больше, когда его маленькие ручки стали чуть длиннее и у него появилась возможность говорить, Чимин плачет, потому что эти слова, сказанные им, будут поддержкой.