***
На дворе стоял конец декабря, юные страны носились по заснеженным тропинкам парка. Вообще, в Берлине, как и во всей стране, зимы были в основном теплые, и даже эта, более снежная и холодная, не шла ни в какое сравнение с суровыми русскими зимами. Бесспорно, не по всей той необъятной территории Родины Союза распространялось это «понятие», но именно он привык к холодным и беспощадным холодам. (Привет из моего Мухосранска, в котором уже с середины октября лежит приличный снег) Это сейчас позволяло ему гулять, беззаботно радуясь «теплу». Гулял он в одной лишь кофте, поскольку кафтан был на распашку и, будь на то воля парня, совершенно бы валялся на скамейке. В противовес же Союзу, вместе с ним шел довольно худощавый немец, который сейчас был завернут как капуста: во множество слоёв одежды. Это всё потому, что его «гардероб не рассчитан на такие экстремальные морозы!» Так возмущался европеец. Но всё же, сколько бы он притворно не ворчал, но от прогулки с другом всё равно не отказался. Из-за этого он тут же был награждён теплой меховой шапкой и шарфом из овечьего пуха, в качестве поощрения за проявленную «отвагу и героизм». Удивительное в той истории было то, что при всей этой «экипировке», Рейх умудрился заболеть. И не какой-то простудой, а целым воспалением лёгких. Совет об этом, конечно, знал. Он лично, в первый же день, когда его товарищ не явился на обыденную встречу, помчался выяснять, что стряслось. Хоть юный СССР на самом деле побаивался Германской Империи, друга при этом в беде бросить было нельзя. Их почти ежедневные встречи проходили благодаря тому, что Совок каждый раз забирался на балкон второго этажа, прямо в комнату немца. Конечно, не обходилось и без падений: карабкаться по заснеженному карнизу было то ещё удовольствие, но русский был слишком упрям и верен своей идее, несмотря на вполне логичные возмущения Рейха. И даже тогда «Чудеса» в исполнении немца не закончились. Ещё во время его болезни, СССР пропускал мимо ушей фантастические заявления товарища о том, что он сможет выздороветь буквально за недельку, и их каникулам это никак не помешает. И именно поэтому удивлению Союза не было предела в тот день, когда он в очередной раз шел по вызубренному маршруту, неся гостинцы больному, а ему на встречу бежал радостный немец, весело смеясь. В тот момент Совет с перепугу даже хотел тащить сумасшедшего друга обратно и, превозмогая над страхом, сдать лично в руки Германской Империи, но, выслушав обоснованные доводы и объяснения, ему стало менее тревожно. Вообще, с того дня как русский узнал о способности арийца к «чудесным исцелениям», он стал меньше переживать о его состоянии, но всё же непроизвольно старался уменьшить риск попадания друга в «опасные» ситуации.***
POV Рейх Только оказавшись с коммунистом в одном доме, меня обуяло сильное желание скорее остаться наедине со своими мыслями. Буквально в один момент всё начало бесить и нервировать. Поэтому, не теряя времени и самообладания, я быстрее поменялся с Союзом чемоданами и поспешил на второй этаж. Как бы это забавно не звучало, но только закрыв за собой дверь и удостоверившись, что Германия не пошел следом, я смог почувствовать себя спокойней и защищенней. Звучало это откровенно смешно и наивно, даже в моей голове, учитывая, что ждало меня впереди. Я прекрасно отдавал себе отчет в этом, но сейчас мне была нужна иллюзия безопасности, и я намеренно шел на этот самообман ради душевного успокоения. Я взял с пола рюкзак и сел вместе с ним на кровать, но не спешил что-либо делать. Сейчас впервые выдался момент, когда я мог не продумывать каждое своё слово и жест. Позволяя урагану мыслей заполонить собственную голову, я просто сидел бесцельно, рассматривая стену напротив. Да уж, такого расклада событий на самом деле стоило ожидать в числе первых, но почему-то я не принял этот вариант во внимание ещё с самого начала. Наверное, старею?.. Эта мысль заставила немного ухмыльнуться. И Германию, по сути, я винить не могу, даже если пытаясь сделать лучше, он только попортит мне последние месяцы. Что-что, а в этом плане русские правы: «Перед смертью не надышишься». Пусть это и не твоя смерть. Однако, в таком паршивом положении были и свои небольшие, но плюсы. За городом был прекрасно виден закат, рассвет и звездное небо. Радость была и вправду незначительной в общем масштабе. Но это лучше, чем ничего, верно? Тем более, тут неподалеку был небольшой лес, что обеспечивало мне приятные прогулки наедине с природой. «В чувства» меня привели звуки ходьбы за дверью. Мой «очень вынужденный сосед» изучал дом. В порыве желания себя чем-нибудь занять, я начал развешивать одежду и убирать её в шкаф. С переданными вещами я расправился довольно быстро. Но рюкзак я разбирал медленно, аккуратно, с наслаждением. Ноутбук, несколько зарядок, простые карандаши разной жесткости, и, наконец, мой, как сейчас это модно называть, скетчбук. Вообще, это был просто альбом формата А4 с твердой задней стороной и возможностью вынимать и докладывать листы. Помнится, я был очень горд собой в детстве, когда сделал его, пусть отец не оценил и был не доволен моим «бессмысленным» увлечением. Он вообще никогда не был мной доволен. Но эта, на первый взгляд, «сомнительная конструкция» служит мне до сих пор. Полистав немного собственные рисунки, и даже сделав один набросок комнаты, я решил, что неплохо было бы переодеться. Стянув с себя свитер, я оголил торс. Опять стоял перед зеркалом, но именно сейчас, зная, что меня точно никто не потревожит я заметил то количество шрамов, которыми был «исчерчен» СССР: спина, руки, шея в некоторых местах. Удивительно, как ему удалось сохранить в относительной невредимости кисти, помимо пары небольших рубцов. Они были «чистыми». Смешанных чувств добавляло и то, что многие из них оставил я лично. Знай, что так будет, и во что это через десятилетия выльется, наверное, меньше бы ножом орудовал. Или прирезал бы на месте. Должен признать, это доставляло некое удовольствие: играть с ним как кошка с мышкой. В первые годы войны, он был слаб и полон каких-то надежд… но нельзя было тогда доверять, и я не доверял, всё равно рано или поздно, он бы предал, поэтому я сделал это первым! Только вот… мышь стала сильней до того, как от неё успели избавится. Блуждая по всему этому великолепию или ужасу, мне не удалось решить, что будет вернее. Взглядом я в очередной раз наткнулся на свастику под сердцем. В голове тут же вспыхнули слишком яркие воспоминания. Поддавшись какому-то порыву, я содрал с лица повязку, и уже скоро она валялась на полу. Через пару секунд там сидел и я, захлёбываясь истеричным смехом и смотря на отражение.