Птичья клетка

      Всё разрушено. Ничего не осталось от прошлой Дресс Розы: от второго этажа дворца—печальные руины, окутанные вздымающимся в небо чёрным дымом, что охвачено прутьями птичьей клетки, медленно, но верно, сдвигающей свои огромные смертоносные когтистые лапы к королевскому плато. Всё в один миг будто исчезло и покинуло всех нас, оставив каждого наедине с соперником. Молодой Господин где-то в городе сражается с Мугиварой. Дрожь проходит по всему телу, контролировать которое становится с каждым новым движением всё тяжелее и тяжелее. В руках отторжающее и ненавистное всем сердцем оружие, со всей потаённой злобой смешанной с обидой направлено на моего собственного соперника. В моих глазах вновь всё на непозволительное мгновение потемнело, словно окатили меня чем-то по голове, но я изо всех сил упёрлась ногами в пол, смотря в зелёное поле по которому распространяется огонь, потушить который может только поражение от моих рук.       —Вика, ответь на мой вопрос! —тяжёлое лезвие проносится над головой, разрезая воздух, а вместе с ним и крик, полный злобы и обиды.       —Я тебе уже всё сказала, Брент! Здесь мой новый дом! —выдвигаю правую ногу вперёд, сильнее схватившись за толстую рукоять меча, нагретую и мокрую от моих вспотевших ладоней. Мой взгляд постоянно бегает от брата, до подножия громадного плато: до моих ушей доносятся звуки невероятных разрушений и от этого кол болезненно упирается в сердце, всё ещё не проткнув его.       —Брент, оставь свои тщетные попытки! —подобно ветру, совершаю выпад, абсолютно не смотря куда втыкается блестящий от языков пламени металл. С огромной скоростью, ловко подсчитав момент, мужчина уворачивается, оставляя передо мной на одну лишь секунду промелькнувший, словно крыло чайки, край формы.       —Я хочу вернуть тебя домой, дура! Если мы не поспешим, то умрём! —резкий крик, едва заглушённый посторонними звуками разрушений, и такая же резкая жгучая боль в плече: меч задел руку, разрывая чёрную ткань, успевшую по краям пропитаться тёмной, будто сок черешни, кровью. Рану будто подожгли горящей спичкой, и жжение поспешило слиться воедино с острой болью, пронзающей весь участок. Я сжала челюсти, позволяя лишь шипению на миг вырваться из самой души. Сильная дрожь с бурлящим гневом в котле, волной, сбивающей с ног, охватила меня, управляя будто марионеткой—я нанесла ответный удар, рассекая воздух холодным оружием: раздался звук моментально разрывающейся плотной ткани. Тяжёлый плащ, подобно клочку облака, слетел с широких мужских плеч, напряжённых как у хищника с сильной жаждой крови. В тот же миг, меня окатили ледяной водой из ведра, отрезвляющая прохлада вернула чёткое зрение и я увидела нетронутый когтистыми лапами копоти и дыма, девственный кусочек лазурного неба. Я перестала чувствовать под ногами твёрдую землю, а голубой свет надежды в ту же секунду сменился на удушающий сознание тьмой. Спина столкнулась с некогда ровным полом, прошибая все кости будто удар током: скованная тупой волной боли, парализующей тело, перебиваю дикий стук сердца протяжным стоном, как будто лёгкие вытолкнули его не в силах больше сдерживать. Поплывший взор встречает протянутое ко мне остриё чужого меча, прекрасно сверкающее как звезда на небе. Два по аристократичному утончённых малахита, скрывающих в себе тёмные линии угрозы, впились в мои частицы неба, по которым всегда плывут грустные дождевые тучи.       —В детстве, дорогой брат, —хрипло выдыхаю, проведя пылающей от множества ссадин ладонью по холодному полу, —ты бы извинился передо мной, а я, боясь отца, молча бы приняла твою помощь. Ещё никогда слова не смешивались в вихре тягостных эмоций, казалось бы, давно спящих на дне витающей души.       —Я бы защитил тебя от гнева отца...       —И оставил меня на берегу моря. Возникшая тишина, гнетущая как ожидание ужасных вестей, куполом упала на нас с братом, полностью изолируя от происходящего вокруг: хаоса, разрушения некогда прекрасной страны, душераздирающих криков и сражения между добром и злом. Только сейчас я замечаю сильное сердцебиение и медленно накатывающую на стальное тело усталость—ладонь давно уже ослабила хватку и грузный меч упал наземь.       —Прости, Вика. Я всегда был не прав, и сегодня я это понял. Младшая сестрёнка оказалась умнее старшего брата, —понурив голову, с заметной тоской произнёс Брент, отбросив своё оружие в сторону. Внизу живота всё сжалось, избегая длинных языков пламени, охватывающих всё, до чего их сильные руки добираются. Я не могу произнести ни слова, лишь сжимаю челюсти, отвлекая прояснившееся сознание от желания разрыдаться то ли от счастья, то ли от печали...

***

      Необъятная ладонь, облачённая в идеально-белые перчатки, помогла мне подняться на ноги. Ужас подкрался к горлу, не спеша начиная сдавливать его, ведь мой взгляд заметил как что-то стремительно падает вниз. Подобно подбитой из ружья охотника птицей, бездушное тело стремится к земле. Один миг и земля сотрясается.       —Дофламинго...повержен? —тяжело ворочая языком, хватаюсь за плащ Брента, совершенно не замечая его самого. Мои же слова, звучащие из тумана, крутятся в сознании, задевая острыми углами что-то, глубоко сидящее в душе. Нет. Не может быть. Когда это успело случиться? Ноги вдруг окоченели, а температура поднялась до невообразимых цифр. Сама того не понимая, я бросилась к центру города. Ведомая только своими чувствами и голосом Молодого Господина, бархатистыми шелками ласкающим когда-то мой слух, спотыкаюсь о выступы, но продолжаю бежать. Руины зданий и дорог теперь лишь преграда, которую я, непослушными ногами преодолеваю, постепенно приближаясь к той самой глубокой яме посреди улицы. Всепоглощающий огонь поедает горло, оставляя тошнотворный привкус железа. Огромные клубы пыли кружат возле скоплений разбитой дороги, разрезанных, как будто огромным мечом, жилых домов и грязи. Огромный котлован напоминает след, оставленный на снегу, только от этого вида тело бросает в дрожь, унять которую не получается—она наоборот, сильнее хватает меня за накалённые мышцы, растягивая их в ноющую боль, которая одолевает колыщееся, как лист на ветру, сердце.       —Молодой Господин. Молодой Господин, —безумно повторяю одно лишь словосочетание, неуклюже спускаясь в яму по крутому спуску. Гигантское тело, в грязной розовой шубе, как поверженный герой, распластав руки по сторонам, неподвижно лежит на холодной земле. Жуткий ком подобрался к горлу, а сердце, болью в голове стучащее как молот по наковальне, наконец-то успокаивается, истекая выступившей из новых ран кровью. Я обессиленно падаю на колени, поплывшим зрением водя по мужчине: всё его тело покрыто смесью грязи и крови, но широкая грудная клетка, с хрипом уставшего животного, прерывисто подымается и опускается.       —Молодой Господин! —дрожащие руки бегают по вытянутой руке, не способные полностью охватить её. Сухой ком засел в горле, острыми углами раздирая нежные стены в кровь—хриплый шёпот слышен только мне, пока панические мысли об ужасном затаскивают в тиски,—пронзённое непреодолимой смесью отвратных мыслей, —хрупкое тело.       Прокалывая глотку насквозь, проявляются новые иглы горечи и печали. Прикусив губу, из последних сил сдерживая набирающую силы волну и жалкий скулёж, я провожу тыльной стороной ладони по родному мужскому лицу, на котором не сияет, полная боли и вранья, широкая чеширская улыбка. Тоска, бороться с которой невозможно, охватила меня, давя на грудную клетку и с болью выталкивая по колючему горлу оставшийся воздух.       —В первый день, я поклялась вам бескорыстно выполнять свои обязанности, Молодой Господин. Я не заберу своих слов... Мрачная картина исказилась как воздух над костром; слёзы, высвобождая все чувства, нашедшие своё место в большом сердце, водопадом вылились наружу в солёных и сказочно-прозрачных капельках, разбивающихся при падении как посуда.