Просто Кит

      Кристофер Марло. Известный, талантливый, великий. Тот, чьи пьесы имеют оглушительный успех. Тот, кому завидуют и кому хотят отдаться. Тот, кто никогда не лезет за словом в карман. И тот, кто дождливыми лондонскими ночами скулит в бок Томасу. Они оба делают вид, что все нормально, что Кит уже давно не просыпается от ужасных кошмаров, и что в темноте его не подстерегают демоны. Разумеется, это ложь.       Вместе с забытьем, вязким и темным, как осенняя грязь в лондонских лужах, приходят сны. Накатывают, как лихорадка, запутывают в себе и не отпускают, как бы не пытался освободиться воспаленный разум. Кит видит себя в Аду. В этот раз он не горит, его не рвут на части, не пронзают железом. Сегодня все хуже. Вместо него подвешены на цепях те, кто когда-то был ему дорог. Мать. Барретт. Томми. Их кожа от невыносимого жара вздувается огромными желтыми пузырями, лопается, обнажая красные мышцы. И они кричат. Кричат так, как не может кричать живой человек, так, как не способны ни одни голосовые связки. Марло пытается закрыть уши руками, но у него не получается, будто тело вдруг перестает подчиняться. Звук заполняет всю голову, он зажмуривается… и просыпается. За окном затихает раскат грома, в окна мерно стучит нескончаемый дождь. Томми, прижавшись сбоку, рукой обнимает его тело, будто пытаясь защитить от дурных мыслей. Спит. Или делает вид, что спит.       В голове все еще догорает пламя, пульсируя в висках, и Кит, аккуратно высвободившись из-под теплой руки, опускает ноги на пол. Холодные доски немного отрезвляют, прогоняя жар, но этого недостаточно. В глазах то и дело возникают образы раздираемого на части Томми, а в ушах слышится полный боли крик Барретта.       Дрожащими пальцами Кит натягивает штаны и рубашку. Нет сил искать куртку, снятую с него в страстном порыве несколько часов назад. Да, кажется, они с Томми переспали. Хотя нет, не они. Томми и Кристофер Марло. Конечно, это был великолепный Кристофер Марло, а не его жалкое трясущееся подобие, боящееся собственной тени. Будто спасаясь от самого себя, Кит выбегает на улицу, подставляя лицо ледяным струям ливня. Гроза закончилась, и теперь небо старательно избавляется от накопившегося напряжения обильными потоками воды. Как нельзя кстати.       Улицы ожидаемо пустынны. Кит не знает, куда идет, и лишь надеется, что Томми не проснется рано. Не хочется его волновать. Кит видит, как Томми боится, что Марло снова слетит с катушек. Подбирает слова. Обращается, как c фарфоровой куклой, в которую кто-то ради шутки засыпал порох. Кит не знает, чем он заслужил такую любовь. Хотя знает. Не заслужил.       Ноги почему-то выносят его к смутно знакомому дому. Кит не понимает, как оказался здесь. Мокрая одежда слишком подчеркивает, обостряет границы тела, в котором сплелись в тугой комок усталость и отчаяние. Последний, кого хочется сейчас видеть – этот святой гений, за какие-то месяцы ставший главным светилом лондонского театра. И все же он стучит в дверь. Старое дерево отражает глухие удары внутрь комнаты. Кит не знает, что он сейчас скажет Шекспиру. Кит почти надеется, что того нет дома, что тот остался в театре, что, на худой конец, он слишком крепко спит.       Но дверь открывается. На пороге, взъерошенный и немного испуганный, возникает Уилл.       - Кит, что случилось? – спрашивает он, и в глазах читается тревога. Похоже, Шекспир готов бежать спасать кого-то прямо сейчас.        - Пожалуйста… - шепчет Кит, сам не осознавая, что хочет сказать. Зачем он пришел к этому мальчику? К талантливому, гениальному, но мальчику. Бессмысленно смелому, жертвенному, наивному, вызывающего своей правильностью зубовный скрежет. Уилл смотрит на него, и Кит видит в глазах Шекспира что-то, похожее на понимание. Чуть поколебавшись, он отступает, шире открывая дверь:       - Проходи.       Марло проходит внутрь и застывает в центре комнаты. Что он хотел? Ради чего пришел? Уилл задвигает засов и глядит своими огромными глазами-озерами. Ждет.       - Выпьешь со мной? – предлагает Марло, наверно, уже в тысячный раз. Он знает, что сейчас его наверняка опять ждет решительное «нет», потому что эта фраза уже стала скорее шуткой, чем реальной просьбой.       Но Уилл внезапно соглашается. Обреченно, будто кидаясь с головой омут, вздыхает, вытаскивает откуда-то кувшин и ставит на стол. Кит смутно припоминает, что раньше ни разу не видел, чтобы у Шекспира дома было вино. Уилл садится на кровать, движением руки указывая на стул. Кит усмехается. Шекспир всегда предпочитает находиться хотя бы на расстоянии метра от Марло.       Они пьют молча. За окном ливень сменяется дождем, но ночь еще не отступает, и в окно, будто не боясь зажженной свечи, заглядывает чернота. Кит знает, что в темноте живут демоны. Не те, которыми пугают проповедники, а реальные - порождения тайных страхов и сомнений каждого человека. У Марло их слишком много, их не отгонишь никакой свечой, никаким огнем. И обжигают они хуже любого пламени.       Похоже, Уиллу сегодня тоже не спалось. Вряд ли бы он стал зажигать все свечи, едва услышав стук в дверь. На столе разбросана бумага, но она пуста – значит, дело не в ночном вдохновении.       - Что случилось? – спрашивает Кит, и Уилл поднимает на него глаза. Привычный упрямый взгляд исподлобья, но сегодня в нем читается еще и отрешенность. Печаль.       - Ты врываешься ко мне посреди ночи, и еще спрашиваешь, как у меня дела? – по улицу Уилла скользит усталая усмешка, но он отвечает, – Элис уехала. С Саутвеллом.       Марло выражает свое мнение с помощью слов, за которые любая существующая церковь признала бы его заслуживающим наказания безбожником. Впрочем, Киту плевать. Ему осточертели все эти священники, пророки и колдуны, притворяющиеся кем-то значимым, необходимым для связи человека и нечеловека. Его личный Ад говорит с ним без посредников, и Кит уверен, что Бог, если бы хотел, тоже справился бы своими силами.       Шекспир немного судорожно делает глоток. Марло хочет пошутить, что теперь драгоценная совесть Уилла, с которой он так носился после смерти Бакстера, может спать спокойно, так как не придется больше обманывать жену, но не делает этого. Потому что Шекспир вдруг начинает плакать.       Уилл смотрит своими прозрачно-голубыми глазами, и слезы, стекающие по щекам подобно каплям дождя, падают вниз в холодный сумрак пола. Поддавшись внезапному порыву, Кит садится рядом и обнимает его, прижимая к себе. Шекспир как никогда похож на мальчика, который ищет утешения, Марло почти физически ощущает его чистое горе, и не знает, как ему помочь. Когда Киту плохо, он жаждет смерти или хочет убивать, он закрывается в своей боли, отталкивая любого, кто посмеет приблизиться. Шекспир же прижимается к Марло, будто они лучшие друзья, и тот чувствует, как горячие слезы пропитывают его и без того мокрую рубашку.       Внезапно Уилл чуть отстраняется от плеча Кита. В лице его, распухшем от слез, мелькает какая-то отчаянная решимость, и через секунду Марло чувствует, как к его губам прикасаются чужие. Робкие прикосновения становятся настойчивее, и Кит сдается. Их демонов становится слишком много для одной комнаты. Он запускает тонкие пальцы в спутанные кудрявые волосы, прижимает к себе и сливается в поцелуе. Кит знает, что пожалеет об этом, когда следующей ночью в его снах к висящим на цепях присоединится еще и Уилл. Но сейчас ему все равно. Сейчас этот упрямый мальчик, этот гений с голубыми глазами и кудрявыми волосами, который так часто вызывает у Марло раздражение, принадлежит Киту. Одежда летит на пол, и они сплетаются в едином порыве страсти и свободы. Они оба знают, что завтра Кристофер Марло будет торжествовать от того, что покорил еще одну неприступную крепость, а Уильям Шекспир постарается поскорее забыть, как целовал прекрасное точеное лицо, пока длинные изящные пальцы скользили по его коже. Но это будет завтра. А пока есть просто Кит и есть просто Уилл, а вокруг – лишь шелестящая вечным дождем пелена неизменной лондонской ночи.