Pure silver

      Тюрьма Бомон: Джефферсон Каунти, штат Техас.       Места лишения свободы всегда имели особенный запах. Они одинаково пахли сырой землей, сгнившими матрасами, потом и грязью. Так пахло отчаяние. Как только делаешь шаг за забор, чувствуешь этот омерзительный запах и понимаешь — назад дороги нет. Слышишь, как за спиной захлопывается решетка и знаешь — отныне ты сам по себе, отрезанный от мира.       Даже сейчас, когда Джагхед переступил порог комнаты досмотра как посетитель, его охватило чувство тревоги. Он покорно ждал, пока конвоир прощупает его с ног до головы, и его не покидало ощущение, что ещё мгновение, и запястья снова сожмут тиски наручников. Ему чудилось, будто он не может пошевелиться. Он стоял, как вкопанный, и тяжело дышал. Тошнота подступала к горлу. Ему отчаянно хотелось сбежать. — Вам не хорошо? — спросил мужчина, заметив нездоровую бледность на лице Джонса. — Всё в порядке. Не люблю тюрьмы. — Это местечко похуже ада будет, — подметил мужчина. — Я здесь уже шесть лет, а до сих пор мурашки по коже. Сигареты попрошу оставить, они… — Заточка, — автоматически ответил Джагхед и, заметив смятение охранника, выдавил подобие улыбки.       Он сложил вещи в большой пластиковый контейнер и передал его женщине через крохотное окно. Она дала ему бумагу, он расписался, и встал у стены, дожидаясь, пока мужчина позволит ему выйти. Мужчина связался со старшим смены по рации и, получив утвердительный ответ, пригласил Джонса пройти в комнату для свиданий.       По пути сюда Джагхед успел узнать, что в этой тюрьме содержатся самые безумные и опасные психопаты. Заключенные полностью изолированы от внешнего мира и друг друга. У каждого своя камера с маленьким окном, через которое передают пищу и воду. Прогулки запрещены. Связь по телефону раз в неделю под строгим наблюдением. Риск побега минимальный. Несмотря на жёсткие порядки, это заведение славилось огромным количеством убийств. Настоящие дикие джунгли. — Вас будет разделять бронированное стекло, — сказал охранник, провожая Джагхеда по длинному коридору. — Вы в безопасности.       «Ты просто не знаешь человека за этим стеклом» — про себя усмехнулся Джонс. — У вас будет пятнадцать минут. — За пять управлюсь.       Когда он прошел в светлое помещение, его охватило сомнение. Он не знал, зачем приехал сюда. Не знал, что хочет понять, услышать или почувствовать. Внутри разрасталось волнение, и ощущение было такое, словно его затолкали в консервную банку. Без воздуха и возможности уйти.       Джагхед тяжело опустился на стул, впервые по другую сторону от стекла. Крошечная комнатка напротив была пуста. Ожидание изводило Джонса. В глубине души он надеялся, что свидание не состоится, и он покинет это жуткое место, так и не встретившись с главным виновником своих ночных кошмаров.       Он был уверен, что так и не смог стереть из памяти пугающий его образ. Закрывая глаза, он отчетливо мог представить человека, которого презирал и боялся до дрожи в конечностях. И этот страх, преследующий с сознательного детства, настиг его, как только тяжелая дверь отворилась, и в комнату завели мужчину, который лишь отчасти напоминал Джагхеду прошлое.       Великого и беспощадного короля Змей усадили в стул, как безвольную тряпичную куклу. Он покорно держал голову опущенной, пока охранник приковывал длинную цепь, связывающую его по рукам и ногам, к специальному кольцу. Он ждал, когда сопровождающий проделает все необходимые манипуляции, не подавая никак признаков жизни. — Пятнадцать минут, — сообщил голос из динамика.       Джагхед жадно всматривался в поросшее бородой лицо своего отца, забыв, как дышать. Он боролся с желанием трусливо сбежать, пока мужчина не поднял голову. Когда охранник отошел к дальней стене, а их глаза встретились, было уже слишком поздно.       Прямой, суровый, холодный взгляд ЭфПи Джонса острым лезвием проникал в самую суть Джагхеда. Он чувствовал себя провинившимся ребенком, не способным дать отпор. Он смотрел в темные бездны глаз напротив, и видел в них страшные картинки из далекого прошлого. В голове звучали крики, на теле пульсировали последствия давно заживших ударов.       Лицо Джонса старшего пестрило морщинами. От нижней губы до самого уха тонкой бледной линией тянулся омерзительный шрам, прикрытый неухоженной бородой. Его плечи были опущены, руки, сложенные на столе, подрагивали, и только взгляд оставался прежним. Жестким и властным. Он заметно состарился, из молодого мужчины превратившись в уставшего старика. Он выглядел намного старше своего возраста — пережитое оставило свой неизгладимый след, но ни бегство, ни тюрьма, ни кровавые разборки не сломили в нём стойкого, закалённого духа.       Джагхед снял трубку телефона, и человек за стеклом проделал тоже самое. Ткань оранжевой формы скользнула по руке, оголяя черные неразборчивые надписи на незнакомом языке. Пальцы, запястья, часть шеи — всё было украшено татуировками, набитыми неумелой рукой. — Привет, папа, — выдавил Джонс, не отводя пристального взгляда. Каждая мышца в его теле была в напряжении. Их разделяло толстое стекло, но Джагхед даже на языке ощущал горький привкус опасности. — Здравствуй, сын, — его голос был низким и хриплым. Таким, каким помнил его Джагхед. — Я надеялся, что однажды ты придешь.       Джагхед поморщился и стиснул зубы. Человек за стеклом улыбнулся, словно понял, что нащупал самый центр слабости. Он смотрел на него так, будто эта встреча не стала для него сюрпризом — он знал и терпеливо ждал, нисколько не сомневаясь, что рано или поздно боль старых ран приведёт сына сюда. — Как ты поживаешь? — С момента, как ты свалил? В пятнадцать минут не уложимся, — зло ответил Джонс. Он старался держаться холодно, но здесь и сейчас он был лишь жалким мальчишкой, теряющим всякую уверенность под взглядом отца. — Да уж я в курсе, в какое дерьмо ты вляпался. Твоя мать не мало крови у тебя попила, а? — Наводишь справки? — Земля слухами полнится. Если я что и могу достать, сидя здесь, так это информацию, — мужчина усмехнулся, однако глаза остались пустыми. — Ты вырос. Набрал форму. — Твоё счастье, что нас разделяет это стекло.       ЭфПи рассмеялся. Его низкий смех резал слух. — Жалеешь, что увидел меня живым? — Не сомневался, что такие, как ты, просто так не подыхают. Это место для тебя курорт. — Тогда могу тебя обрадовать. Мне осталось недолго.       Лишь на мгновение Джагхед почувствовал нечто похожее на горечь утраты. Но это исчезло так же быстро, как и появилось. Вместе с мимолётной жалостью растворился и страх. Он жил с ним так долго, что теперь это казалось немыслимым. Он словно потерял важную часть себя, но не было ничего прекраснее больше не чувствовать на себе липкий осадок прошлого. — У меня рак, — добавил Джонс старший. — В последней стадии. — Ждешь, что я тебя пожалею? — Нет, — ответил ЭфПи. — Я не заслужил твоего сочувствия. Но я бы хотел попросить тебя кое о чем.       Джагхед зло усмехнулся. — Когда меня не станет… Я бы хотел, чтобы твой сын узнал обо мне. — Этого не будет, — отрезал Джагхед, не удивившись, что отец знает о Дилане. — Никогда.       ЭфПи кивнул, и на секунду Джонсу показалось, что его глаза наполнились грустью. Лишь секунда, а затем он снова стал собой — человеком, которого нельзя было упрекнут в чувствительности. Идя сюда, Джагхед надеялся, что сможет вернуть отцу хотя бы крохотную частицу собственной боли, но сейчас понимал, что не нуждается в этом. — Ты всегда был добрым, — сказал мужчина. — Я был уверен, что эта доброта тебя погубит, но я рад, что ошибался. Ты можешь сделать то, чего не смогли мы с твоей мамой, — он запнулся, но затем продолжил, — Я не жду, что ты простишь меня, но ты должен знать… Я всегда любил тебя и твою сестру. — Избавь меня от этого дерьма, — огрызнулся Джонс. — Почему ты здесь? — спросил ЭфПи.       Джагхед не мог объяснить себе истинную причину приезда. До этого момента. Теперь всё встало на свои места. — Я хочу освободиться. Всю жизнь я жил в страхе, что однажды ты можешь вернуться. Я думал о том, что сказал бы тебе, будь у меня такая возможность. И теперь… — странная улыбка тронула его губы. — Я прощаю тебя. Тебя и маму. Я прощаю вас обоих за всё то, что мне пришлось пережить по вашей вине. Я никогда не стану таким, как ты. Мой сын никогда не узнает, что значит жить в бесконечном страхе. Это останется здесь, с тобой. До последнего твоего вздоха. Ты будешь умирать, зная, что ничего не исправить. Но я прощаю тебя, — сказав это, Джагхед повесил трубку на рычаг и поднялся со стула.       ЭфПи равнодушно смотрел на него. Его лицо осталось непроницаемым, но это не трогало сердца Джагхеда. Он кивнул отцу на прощание, развернулся и направился к выходу, ощущая, как последняя ниточка, что тащила его назад, оборвалась.       Выйдя из здания тюрьмы и вдохнув полной грудью горячий, сухой воздух, Джагхед подставил лицо яркому солнцу и улыбнулся. Ещё никогда он в полной мере не чувствовал такой свободы. Сколько бы он не бежал от прошлого, оно всегда настигало его. Истинное заточение всегда было у него внутри. Всю жизнь он скитался, бежал от себя, а теперь, смотря на пустую дорогу, исчезающую за горизонтом, он точно знал, где его место. Он ясно видел свой путь, такой же просторный долгий и далекий, как эта дорога в город.       Подкурив сигарету, Джагхед достал телефон и набрал номер, включив видеозвонок. На том конце ответили почти сразу, будто всё это время ждали его звонка. — Привет, чемпион, — поздоровался он.       Дилан тепло улыбнулся и взъерошил влажные волосы. — Привет, — ответил он. — Пап, ты не поверишь. Тренер сказал, что я могу победить. Если я буду следить за дыханием, то размажу этого говнюка, как Железный человек врагов в первой части. — Дилан! — послышался голос Элизабет. — Я что тебе говорила? — Ой, — стушевался мальчик и перешел на шепот. — Мама услышала.       Пребывая в радостном возбуждении, Дилан даже не заметил, что впервые назвал Джагхеда папой. Он сказал это так легко, словно в мире не существовало ничего более естественного. Глаза Джонса заслезились. То ли от палящего солнца, то ли от безграничного тепла, что окутало его сердце. — Я даже не сомневаюсь, что ты победишь. Дай мне маму на секунду. — Мам, тут папа звонит. Хочет с тобой поговорить.       В камере закрутился знакомый интерьер. Элизабет забрала у сына телефон, села на диван и поправила спутанные локоны, как и прежде чрезмерно волнуясь за свою привлекательность. Она сдержано улыбнулась и отвела взгляд, делая вид, что смотрит на сына. После проведенной вместе ночи, две недели назад, они практически не говорили. И теперь Купер усердно изображала равнодушие. Её выдал блеск глаз и волнение, с которым она трогала волосы, думая, что выглядит достаточно убедительно. — Что ты хотел? — Я вылетаю к вам. — Соревнования только через три дня. — Я бы хотел задержаться.       Бетти подозрительно прищурилась и подавила улыбку. — Ты едешь домой? — Дилан приблизился к камере и заулыбался. — Ты правда приедешь? Надолго? — На совсем, — ответил Джагхед. — Если мама не против. — Мама не против, — воскликнул мальчик. — Ты же не против? — Спать будешь на диване, — сказала Элизабет. — Внизу. — Как скажешь. — Тогда до встречи. — До встречи, — попрощался Джонс, но передумал. — И ещё кое-что…       Бетти не успела отключиться. Она повела бровью, дожидаясь, пока он скажет то, что хотел. — Я очень сильно тебя люблю. Вас обоих.