Любой ценой

      Первыми вернулись звуки. Ненавязчивая уличная мелодия: шелест молодой листвы, в которой игрался легкий ветер, щекотавший каждый отдельный листочек; воркование голубей, отдаленный резкий лай домашних собачек, что хозяева вывели на прогулку; шорох гравия под шинами, паркующимися неподалеку, голоса. Противный монотонный писк. Потом на лице почувствовалось прохладное веяние сквозняка, а правая ладонь ощутила тепло от упавшего солнечного пятна, разлившегося золотой лужицей по этой стороне довольно жесткой постели.       Потом в нос ударили запахи. В воздухе отчетливо витали испарения медицинского спирта, смешанного с ароматом полевых цветов. А нос щекотали нотки цитрусовых, как будто рядом почистили апельсин.       Во всем теле растеклась жидкая вялость, вместо мышц будто ваты напихали, даже глаза открыть было тяжело. Темнота под плотно закрытыми веками рассеивалась, сменясь алой завесой, в уголках собрались щипучие слезы, и с титаническим усилием глаза все же открылись. Яркий свет ослепил, слезы потекли по щекам, вытереть бы, да силы в руках не было. Хорошенько проморгаться тоже не получилось – веки будто свинцом налились, неподъемные. Изображение слилось в четкую неразмноженную картинку спустя несколько минут, показавшихся вечностью.       Больничная палата.       Светлая, стерильно-чистая. Небольшая. Кроме больничной койки только тумбочка и умывальник. На тумбочке в пол-литровой банке букетик цветов. Капельница.       Писк шел от аппарата, который обычно любят показывать в кино. А вот и пульс подскочил – на экране все видно, писк участился.       Что произошло?       Голову прострелило болью при попытке восстановить воспоминания.       Меня зовут Ким Сокджин.       Вспомнив себя, идентифицировав себя, стало чуть спокойнее. Он студент, ему двадцать два. Переехал в Сеул, когда поступил в университет. Есть родители. Оба живы. День рождения зимой. Школа была недалеко от дома. Школа большая. Университет намного больше.       Сокджин тяжело выдохнул, прикрыв глаза. Воспоминания обрывочными фактами, словно рой низко гудящих пчел, жужжали и неровно кружили в голове, больше раздражая, нежели помогая увидеть картину целиком. Он с трудом восстанавливал свое детство, стараясь не паниковать, что фрагменты памяти последних событий, особенно тех, которые уложили его в больничную койку, не торопились возвращаться. Всему свое время. Он ведь едва очнулся.       Писк от аппарата сильно раздражал и сбивал с мыслей, мешал сосредоточиться. Воспоминания то устраивали вихрь из пестрых картинок, словно калейдоскоп, то резко отступали и оставляли после себя глухую пустоту. Сдерживать панику с каждым мгновением становилось все сложнее. Сколько он тут уже пролежал? Как сюда попал? Где его родители? Что произошло? Писк ускорялся, цифры на мониторе зашкаливали, пульс скакал как ненормальный, голова кружилась, перед глазами потемнело. Помогите!       Спасение тихо прокралось в палату с накинутым белым халатом на плечи поверх футболки, с пакетом апельсинов и букетиком цветов. В следующее мгновение пакет выпал из ослабевших рук и яркие фрукты покатились по полу.       – Сокджинни, – хрипло выдавил из себя молодой человек, до невозможности округлив карие глаза от удивления. – Ты... ты...       У незнакомца слезы навернулись на глаза. Он жадно разглядывал подслеповато сощурившегося Сокджина, лицо раскраснелось и исказилось от надрывной улыбки. Джина сковал липкий ужас. Он никак не мог вспомнить человека перед собой. Сердце колотилось под горлом, аппарат пищал, ввинчиваясь в мозг, голова взрывалась от вспышек боли, когда он пытался сосредоточиться на чертах лица молодого человека. Кто он такой? Откуда знает самого Сокджина?       Тело парализовало от страха.       – Ты очнулся, Джинни! – глухо проблеял он, приближаясь к кровати на негнущихся ногах. – Поверить не могу, наконец-то, ты очнулся!       Сокджин инстинктивно дернулся, правда безуспешно, когда незнакомец сгреб его в удушающие объятия, уткнувшись носом в шею. Горячие слезы капали на плечо, крупное тело содрогалось от всхлипов. А Сокджин не знал, что и думать. Он не помнил этого человека! Он видел его в первый раз в жизни! Сокджин был разбит, потрясен. Он чувствовал себя потерявшимся мальчиком в огромном магазине. Слабым и беззащитным.       – Ну, привет, – мягко прошептал незнакомец в шею Сокджина, тут же покрывшуюся мурашками. Сердце пропустило удар. Тревогу тут же выдал пищащий аппарат. Парень отстранился и печально взглянул в огромные перепуганные глаза: – Не бойся, Джинни. Это же я.       Кажется, он понял, что Джин не узнавал его. Сжал губы в тонкую линию, от чего на щеках показались ямочки. Сокджин зацепился взглядом за родинку под губой в надежде вспомнить такую примечательную деталь. Но нет, он не помнил. Парень крепко сжал слабую ладонь в своей, большой и крепкой, немного вспотевшей от волнения.       – Джинни, ты помнишь меня? – голос звучал тихо, будто пытался успокоить. Большие пальцы мягко массировали ладонь и пальцы Сокджина, разгоняя кровь. Незнакомец с надеждой заглядывал в глаза Джина, пытался отыскать проблески узнавания. Но видел лишь страх и смятение. Сокджин хмурился, вглядывался в лицо, пытаясь оживить в памяти образ, но тщетно. – Я – Намджун, – надрывно выдавил парень.       Имя отозвалось странным теплом в теле. Что-то засвербило в голове, зазвенел противный звоночек. Мысли забегали, заметались, но ухватить хоть одну за хвост не удавалось.       – Намджуни? – тихо, едва ворочая языком, вымолвил Сокджин. Страх отступал. Намджуни почему-то казался хорошим и надежным. Едва уловимый образ проступал на сетчатке. Он не помнил, но был уверен, что Намджун защитит и поможет. Всегда так делал.       – Да, Джинни, – облегченно выдохнул Намджун, устало упав на краешек больничной кровати и прижав слабую ладонь к щеке. – Джинни, боже мой, Джинни.       Кто же он такой, этот Намджун? На каком-то интутивном уровне он ощущал спокойствие и надежность, что были связаны с этим именем, но на этом и все. Он не был ему родственником, но казался роднее всех тетушек и кузенов. Когда они познакомились? Почему в больнице дежурит именно он, а не его мама?       Намджун покрывал его ладонь осторожными поцелуями, бормотал слова благодарности в пустоту, и повторял, как заведенный «живой». Глядя на такой искренний всплеск эмоций, он почувствовал в ответ некую толику благодарности за то, что этот незнакомый Намджун был сейчас с ним, разгонял страх и пытался поддержать.       – Поверить не могу. Боже мой, я не могу поверить, – безостановочно лепетал парень, прижимая ладонь к своим губам. – Ты здесь, ты здесь, Джинни.       Джин хотел его утешить, ободрить как-то. Но сил едва хватало, чтобы моргать.       – Я должен позвать доктора! – вдруг встрепенулся Намджун. – Я туда и сразу назад. Не отключайся снова.       Намджун не солгал. Метнулся за дверь и обратно действительно очень быстро, Джин даже опомниться не успел. Вслед за ним в палату скорым шагом просеменил доктор и медсестра. Намджун, наконец, заметив, какой беспорядок он развел на полу, стал поспешно собирать апельсины с пола, а букетик сунул в вазочку на смену подвявшему.       Доктор не суетился. Наоборот деловито выуживал различные инструменты из карманов халата и проверял реакцию Сокджина на различные раздражители: то в глаз посветил, то в ладонь иголкой тыкал, то по коленкам молоточком стучал. И все под скрупулезную запись медсестры.       – Как вас зовут? – ослепляя фонариком, спросил доктор.       – Ким... Сокджин... – еле ворочая языком, выдавил Джин.       – Сколько я показываю пальцев, Ким Сокджин-ши? – спросил доктор, отойдя на приличное расстояние и продемонстрировав несколько пальцев, чуть потрясая кистью.       – Два.       – Хорошо. Повторите, что сейчас услышите от меня.       – Кимчи, – послушно дрожащим голосом повторил Джин за шепотом доктора.       – Вы знаете, как оказались здесь, Ким Сокджин-ши?       С огромным усилием Джин отрицательно чуть качнул головой из стороны в сторону.       – Вы два месяца пробыли в коме. Что последнее вы помните?       Сокджин устало закрыл глаза. Кома. Немыслимо. Так не бывает, не с ним. С кем угодно: с людьми из новостей, с героями фильмов и дорам, с маминых сплетен. Но не с ним. Что с ним произошло? Почему целых два месяца он боролся за жизнь? Он не ввязывался в плохие компании и всегда следил за своим здоровьем. В это и поверить-то было сложно. Два месяца! Казалось, только вчера он... он что? Что он делал всего-то вчера?       – Сколько вам лет, Ким Сокджин-ши? – поспешил задать следующий вопрос доктор, заметив, как задрожали у его пациента обескровленные сухие губы.       – Двадцать два, – горько всхлипнул Сокджин. Доктор нахмурился и обернулся в сторону Намджуна. Тот стоял у изножия больничной койки, встревоженный и совсем разбитый. Поймав поплывший взгляд Джина, он ободряюще ему улыбнулся.       – Что ж, это бывает, нет причин для волнений, – вздохнул доктор, обратившись к ним обоим. – Вы только вышли из комы, поэтому потеря памяти вполне ожидаемое явление. Вам нужно вернуть тонус мышц. Вас переведут в другую палату, она комфортабельнее и оснащена всем необходимым медицинским оборудованием. Вам обязателен массаж, физиотерапия, эрготерапия, ЛФК. Вам сейчас необходимо заново встать на ноги и научиться ходить. Говорить. Также у нас можно пройти курс восстановления памяти. Сестра потом соберет у вас анализы, вы пройдете МРТ и КТ. Это для выявления возможных поражений головного мозга. Для восстановления памяти вам необходимо психотерапевтическое воздействие, я назначу вам специалиста, а так же пропишу стимуляторы и витамины. Постарайтесь интересующие вас факты и события вспоминать самостоятельно, а не спрашивать о них. Иначе ваш мозг просто создаст новые воспоминания.       – Эм, доктор, – прервал монотонный голос Намджун, даже чуть подняв руку, как в школе. – У вас есть палаты, чтобы я тоже мог остаться?       – Да, есть и такие. Вы хотите на постоянное подселение или...       – Да, на все время реабилитации.       – Они будут дороже, медсестра даст вам буклет. Там все расписано. Как только вас переселят, я передам вам все назначения. По всем вопросам обращайтесь к дежурной медсестре. Или можете обратиться ко мне во время обхода.       Намджун принял из рук медсестры обещанный цветастый буклет и небольшой исписанный листок. Он вчитывался в назначения и медленно поинтересовался:       – А какие у нас прогнозы?       – Очень даже положительные при первичном осмотре, – бодро отозвался доктор уже у двери. – Зрение и слух не нарушены. Но точно мы сможем сказать только после получения всех результатов анализов. Не раскисайте. Да, по началу будет трудно и тяжело. Но у нас отличные специалисты.       Наблюдая, как за доктором и семенящей за ним следом медсестрой закрылась дверь, Сокджин выдохнул. Может он и был скуп на эмоции и не словоблудил, увещевая своего пациента красивыми витиеватыми обещаниями, он действительно вселил в Джина надежду, что все придет в норму. Обозначил фронт работ, не размениваясь на сантименты, и никогда не боявшийся усердной и кропотливой работы Сокджин уже почувствовал прилив сил.       – Ну, ты его слышал, – ласково проговорил Намджун, обратно усаживаясь на кровать. Сокджин вымученно улыбнулся, когда широкая ладонь прошлась по его щеке, а пальцы осторожно убрали отросшую челку с глаз. – Ты обязательно поправишься. И мы с тобой уедем. Куда захочешь, туда и поедем. Я тебя не оставлю. Я всегда буду с тобой, Сокджинни.       Успокоенный словами доктора и горячей поддержкой Намджуна, Джин действительно поверил в свое скорое выздоровление.       Но все же.       Кто же ты такой, Намджун?